Николай Стародымов
Личный тать Его Величества
Боярское слушание
По делам их узнаете их.
От Матфея (7,17)
Докладывал Борис Годунов.
Обычно выдержанный и осторожный, сегодня он говорил жёстко, с напором, так, чтобы ни у кого не нашлось бы возможности вмешаться в ход процесса и попытаться повернуть его иначе.
– Никогда такого не случалось, чтобы казной царства распоряжались брательники, пусть даже и двоюродные! – бросал он обвинения. – Сочли казну державную словно за ничейную коровёнку – и ну доить её!.. Таким только дай потачку – сам уйдёшь на карачках!..
По лавкам, на которых сидели бояре, пробежал шумок.
Оно и в самом деле!.. Исстари велось, что казной ведали два придворных, причём, по традиции назначали их так, чтобы они не состояли меж собой в родстве. А тут… Петька Головин, бывший в чести у покойного государя Иоанна Васильевича, каким-то образом сумел убедить монарха, что если в соказначеи к нему назначить двоюродного брата, Володьку Головина, они вдвоём казной распорядятся успешнее. Бояре, от которых государь потребовал утвердить его решение, противиться воле грозного царя не решились…
Поначалу, пока государь оставался ещё в силе, брательники особо и не озоровали, вели дело рачительно, с бережением. А как державу наследовал мягкий и беспомощный, в делах несведущий Фёдор, развернулись, показали себя. По сути, государственная казна превратилась в кормушку Мстиславского и Шуйских, а также их ближайших сторонников.
Когда летом 1584 года, спустя всего три месяца после кончины Иоанна Васильевича, по настоянию Бориса Годунова и Богдана Бельского назначили большую боярскую комиссию по проверке состояния казны, братья Головины и их покровители поначалу не оценили степени нависшей над ними опасности. Привыкли к безнаказанности – за долгие-то годы… Молчаливость большинства Думы они расценивали как потворство им же.
А оно – вон как вышло-то…
Во времена перемен всегда рушится, казалось бы, незыблемое! И погребает под своими обломками тех, кто вовремя не сориентировался, не учёл, насколько непрочны порядки вчерашнего дня. При царе Иоанне опасаться следовало только государева гнева, и кто ж мог представить, что опасица может исходить от таких же вельмож, что и сам!.. Вот и Головины не оценили, что времена изменились…
– Они и досторожили – на пару-то!.. – гневно продолжал меж тем Годунов, тыча опоясанным перстнем пальцем в ошеломлённых напором братьев. – Так друг дружку насторожили, что в казне уже дно видать – вычерпали, тати, подчистую!.. И на что средства потрачены?.. Ладно бы на державные нужды!.. Так ведь нет!.. Попросту разворованы невесть на что – на себя и дружков своих…
И сам поднаторевший в аппаратных игрищах, Головин всё реальнее чувствовал надвигавшуюся опасность. Исподволь нарастало осознание, что ему грозит не требование возместить недоимки, даже не пеня, в чём он был убеждён ещё накануне, а что-то посерьёзнее. По поговорке «Доставай мошну – вытряхивай казну!», судя по всему, уже не получится…
Он хорошо знал Годунова, и понимал, что тот что-то задумал, иначе не говорил настолько резко.
Пётр Иванович растерянно оглянулся на своих покровителей, сидевших в лавке среди остальных бояр. И с ещё большей тревогой увидел, что князь Мстиславский тоже выглядел растерянным.
Более решительный Иван Шуйский, заметив растерянность казначея, попытался вмешаться:
– Ты бы полегче, Борис Фёдорович!..
– А ты бы вообще помолчал бы, Ванька! – в тон ему отозвался Годунов. Отозвался настолько быстро, что стало ясно: первый боярин к вмешательству воеводы оказался готов, ожидал его, и реплику заготовил заблаговременно – реплику такую, чтобы разом нейтрализовать соперника. – Мы ещё с тебя спросим, как это ты неправедный приговор вынес по местничеству дружка своего Крюка Колычева!..
– Как неправедный! – оторопел Шуйский. – Там всё по праву назначено – Колычева правда!..
– Вот об этом и расскажешь, когда Дума тебя заслушивать станет! – снова с изначальной готовностью оборвал Годунов. – Сейчас мы о казнокрадстве Головиных говорим… Или и тут тоже всё по праву, может, скажешь?.. Ишь, ловко как у тебя выходит: как твой дружок, так и правда на его стороне!.. Что Колычев, что Головин – одна шайка-лейка, а ты у них коноводом!.. Вот и выходит: как ни крутись, ворона, а что с головы, что с хвоста – одна карга!
Это был ловкий удар! Его Годунов готовил загодя, и нанёс его своевременно, чтобы ошеломить противника!..
Насколько важно уметь нанести ловкий удар – пусть не такой уж сильный, но зато выверенный. Иной раз ведь и бить даже не приходится – довольно лишь подловить момент, да подтолкнуть легонечко, и человек сам упадёт.
Речь шла о местническом споре…
Ох уж это стародавнее местничество!.. Сколько зла от него проистекало на земле Русской!
Суть его проста. Начальником всегда назначается представитель более старшего рода, представитель младшего рода не может становиться руководителем над более дородным…
Суть-то проста, да исполнить правило не всегда просто. За многие века, прошедшие со времён Рюрика, его потомки до такой степени размножились, веточки родословного древа настолько переплелись между собой, что определить, кто младше, а кто старше, далеко не всегда возможно. Потому суды по местническим тяжбам проходили постоянно: с ябедами обращались все подряд.
Так случилось и в этот раз.
Государевым указом восстанавливать приграничную крепость Ладогу отправились сыны боярские Роман Алфёров и Фёдор Колычев. Первым в государевом указе стояло имя Алфёрова. Однако Колычев счёл это порухой чести, и подал в суд, считая своё происхождение выше.
Ромка Алфёров приходился роднёй Злобе Нащокину, а Колычев состоял в родстве с Никитой Захарьиным, иначе Романовым. И как тут определить, чей род выше?.. Как говорится, с кондачка и не разберёшься!
Как водится в подобных случаях, создали комиссию, во главе которой, по предложению всё того же дальновидного Годунова, поставили боярина Ивана Петровича Шуйского, прославившегося обороной Пскова от войска Стефана Батория. Комиссия и определила, что право первенства принадлежит Колычеву. Вполне закономерно, если учесть, что Романовы всегда противостояли Годунову.
Шуйский даже успел порадоваться, что своим решением сделал хоть и мелкую, но пакость выскочке Годунову.
А тут – на тебе! Сомнительное решение местнического суда в пользу своего сторонника, а теперь заступничество за лихоимца казначея!.. Каждый из этих фактов – вроде как сам по себе. А в совокупности – репутация принципиального воеводы уже и зашаталась!
Особенно если учесть, что в Думе большинство бояр считают себя обделёнными доходными местами. И зависть со стороны тех, кого дородная знать считает выскочками: многосильные, да не шибко родовитые Щелкаловы, например…
Опять же, Нащокины, Безнины и их друзья в Думе, считавшие решение Шуйского в пользу Колычева неправомочным… Теперь они, изначально настроенные против Ивана Петровича, автоматически становились сторонниками Годунова и в обличении братьев Головиных.
Так всего несколькими фразами Годунов здорово изменил расстановку сил в Думе в свою пользу.
Оценив нависшую опасность, Шуйский обеспокоенно умолк. Он отвлёкся от собственно суда, торопливо перебирая в памяти, что могут Годунов с дружками поставить в укор ему самому, и что он может противопоставить этим нападкам. В том же, что нападки грядут, теперь, после привселюдного выпада Годунова, Шуйский уже не сомневался.
А Годунов развил успех!
По большому счёту, на того же Алфёрова боярину было абсолютно наплевать. Он воспользовался случившимся исключительно с единственной целью: отстранить Шуйского от борьбы за судьбу Головина – и перешёл к другому, более насущному вопросу. Теперь Борис Фёдорович напирал в первую очередь на самый болезненный вопрос: на казнокрадство!
Ему требовалось непременно свалить Головина! Ему требовалось прибрать к рукам контроль над казной, а также лишить денежной подпитки группировки своих супротивников. Ибо окажись сколько угодно правым, а без звонкого серебра никогда доказать этого не сумеешь; ни одной войны, что с внешний врагом, что с внутренним, не выиграешь.
Борис Фёдорович прекрасно понимал: большинство собравшихся, появись у них возможность, запустило бы руку в казну не меньше. Подвернись такая возможность, любой даже из числа друзей Головина тоже не стал бы отказываться от ворованного… Однако удача улыбнулась не им – вот что главное!..
Что тут скажешь?.. Казнокрадов не любят все. Однако мало кто удержится от соблазна запустить в государственные закрома руку, окажись они незапертыми, да без должного надзора.
Почему кому-то можно, а мне – нельзя?.. Разве этот вопрос не играет роли топлива для очага гнева по отношению к тем, кто имеет возможность обогащаться неправедно?.. Так относился человек к казнокраду всегда!
И не только ведь в России так повелось! Таков человек – и не имеет значения, в какой стране он проживает!
…Так и получилось, что большинство бояр оказались настроенными против Головина, и, соответственно, прибились к стану Годунова.
– А потому я требую! – возвысил голос Борис Фёдорович. – Петьку Головина звания казначея лишить, взять его под стражу, имущество наворованное отобрать в казну… Его самого казнить в назидание всем лихоимцам!..
Он сделал паузу – достаточную, чтобы все осознали его предложение. Но слишком короткую, чтобы кто-то успел вмешаться.
– Ну а мы, господа бояре, – продолжил он, снизив голос, но очень со значением, – поглядим, кто станет заступаться за вора и лихоимца. Вина Петьки Головина доказана безусловно, а потому вступаться за него станут лишь те, кто кормился из его рук, кто и сам повинен в казнокрадстве! – он мигнул стоявшему у двери подручному, который, увидев это, тут же выскользнул наружу, а сам продолжал: – А мы ведь знаем: не так страшен сам вор, как его потатчик!..
Головин оторопело оглядывался по сторонам. Казнить?..
Ещё накануне если не всесильный, то уж во всяком случае, достаточно влиятельный человек, он никак не мог поверить в своё стремительное падение.
Двери открылись, в помещение быстро вошло несколько ратников в доспехах и при оружии.
Впереди, громко стуча подкованными сапогами, шёл Иван Воейков. Смотрел прямо в глаза Головину.
И только теперь разжалованный казначей вдруг понял, что всё происходящее – это не для того, чтобы его попугать! Что слово «казнить» прозвучало не с целью устрашения!..
– Погодите!.. Погодите!.. – попятился он.
– Молчи, тать!..
Воейков зашёл сбоку, грубо ударил его под колено… Оказавшиеся рядом стрельцы подхватили обвисшего арестованного под руки и поволокли из помещения. Тот безуспешно старался самостоятельно переставлять ноги. Не получалось. Выглядело это нелепо и жалко.
Всё свершилось быстро и ловко.
Мстиславский, Шуйский, Романов ошеломлённо переглянулись. Встревать казалось не с руки.
Ну а остальные участники совещания довольно загудели. Вора арестовали – это ли не радость!
Никто не обратил внимания на то, что, воспользовавшись размётом, из палаты незаметно выскользнул младший брат арестованного, Михаил. Позднее стало известно, что в тот же день он спешно покинул Москву и ускакал в Литву. На Родину он больше не вернулся никогда.
Ссылка
Для победителей нет трудностей, а для побеждённых – безопасности.
Гай Юлий Цезарь
Не решился Годунов казнить Головина. Да и вообще всю жизнь он старался не проливать крови, и уж тем более, крови сильных мира сего – бояр, или же тех, у кого имелись покровители в боярстве.
Даже когда несколькими годами позднее всходил на государев престол, торжественно обещал, что не станет казнить никого из дородных. И держал слово, как ни удивительно!
Впрочем, данное обещание не стало препятствием тому, что его личные недруги таинственным образом умирали – от внезапных хворей, от руки неведомых татей, от угарного дыма… Но то уж – попробуй докажи причастность Первого боярина, а затем и царя Бориса Годунова к нелепым смертям! Пошепчутся вокруг, да и умолкнут в опасении…
Так и теперь.
Вывели Петьку Головина на палаческий помост… Огласили приговор… Дали возможность помолиться… Поставили на колени, и голову уж на колоду уложили, шею обнажив – палач рядом стоял, легко поигрывая тяжеленным топором с широким лунообразно выгнутым лезвием…
Только тут и огласили помилование.
– И сослать татя Петьку Головина на проживание в Арзамасский острог!.. – прокричал в толпу глашатай.
Народ отреагировал на весть по-разному. Кто-то умильно крестился на ближайший храм Покрова – спасена жизнь православного! Кто-то с разочарованием вздохнул – поглядеть на мгновение, когда топор отсекает голову от тела, желающие находятся во всех народах. Кто-то вздохнул досадливо – о казнокрадстве преступника знали все, в былые времена карали за куда меньшие прегрешения, так с чего бы это милосердие такое?..
О подлинной причине годуновского милосердия мало кто догадывается. О ней известно лишь немногим.
А Головина уже свели с помоста, усаживали в заранее подготовленный возок, вокруг которого гарцевало несколько всадников, экипированных в дальнюю дорогу. Старшим среди них оказался Ванька Воейков.
Накануне Меньшой уже прошёл инструктаж, знал, что делать.
Служащие Разбойного приказа передали ссыльного стрельцам. Теперь за него отвечали отъезжавшие. Не снимая кандалов, Головина усадили в возок, укрыли добротной меховой полостью – зима.
– С богом! – перекрестился Воейков. Оглядев свою команду, махнул рукой и громко скомандовал: – Трогай!..
Долгий, в четыреста вёрст, путь начался.
Первым к воротам проездной башни тронулся конный бирюч. Он направил лошадь прямо на густую толпу.
– Дорогу! – кричал бирюч, ударяя колотушкой в гулкий барабан, прикреплённый у седла. – Государева преступника везут!..
Народ торопливо раздавался по сторонам – сбоку у глашатая висела дубинка, которую он имел право пустить в ход без какого колебания. Не случайно ж она поблёскивала на солнце, будто полированная, не раз, видать, уже прогулялась по рёбрам нерасторопных.
Городовому бирючу полагалось проводить санный поезд только до выезда из Москвы.
За ним следовал всадник с пикой, на которой трепетал флюгер, по которому каждый видит, что команда следует по указу московского государя, а потому каждый же обязан оказывать ей всестороннее содействие.
Затем, подбоченясь, ехал сам Меньшой Воейков, гордый званием государева поручика.
Сзади отчаянно скрипели по дощатой мостовой полозья саней. Ну да ничего, съедут колымаги на речной лёд, противный визг сменится приятным шуршанием – лошадиный цокот и тот станет казаться громче.
По пути к ним присоединяется ещё несколько санных возков: один с припасом на дорогу, да ещё два, чтобы сопровождавшие ратники могли в пути отдыхать – не всё ж в седле гарцевать!
Но это потом – а пока все до единого в сёдлах, смотрятся орлами… Дай лошади, словно чувствуют торжественность момента – мотают гривами, всхрапывают, косят глазом…
По Васильевскому спуску съехали к набережной. Затем спустились на лёд Москвы-реки…
Бирюч остановился, отъехал в сторону, пропуская поезд. Поймав взгляд Воейкова, поднял руку.
– Счастливый путь! – пожелал отъезжавшим.
– И тебе удачи!..
И вот уже под полозьями проскальзывают первые аршины долгого пути.
Справа остаются занесённые снегом болотистый Балчуг и государевы сады. Слева меж высоких берегов уходит Яуза, к которой примыкает Котельническая слобода – устье контролируют две башни…
Арзамас
Задача полководца – побеждать столько же умом, сколько мечом.
Гай Юлий Цезарь
Так уж повелось, что два народа, проживающие рядом, редко соседствую мирно. Нет-нет, имеются в истории такие случаи, имеются… И всё же чаще они дерутся… И даже если соседствуют мирно, время от времени непременно возникают меж ними конфликты.
Ну а уж если оба такие народа претендуют на гегемонию в регионе – тут война просто неизбежна.
И вот ведь в чём парадокс! Нередко народы эти относятся друг к другу с искренним уважением, и роднятся их представители меж собой охотно, и на службу друг к другу нанимаются… А только постоянно вскипают у них междоусобные войны, непременно нужно одной державе другую покорить. Не желает каждая, чтобы рядом кто-то такой же сильный проживал!
Всё сказанное относится к таким царствам, образовавшимся в Восточной Европе, как Казанское и Московское.
На протяжении веков русские княжества находились в зависимости от Казани. Затем ослабла сила татарская, в то время как государи московские набирали силу… И вот уже Иван III восстановил независимость своей державы. И теперь уже русские рати начали наступать на казанские земли.
Однако хоть и не та силушка уже стала у волжских батыров, а всё ж долгонько поделать с ними московские витязи ничего не могли.
И тогда царь Иван Васильевич повёл на татарские земли планомерное полномасштабное наступление. Не получалось у него покорить Казань простым походом, начал он действовать постепенно, поэтапно.
Выше по Волге к покорности привели черемисов – сначала луговых, а затем и горных. Через их земли, через кусото – черемисские священные рощи, русские полки вышли в верховья Камы и Вятки. Так на карте Приуралья появилось Пермское княжество, основанное князем Ермолаем Верейским и его сыновьями. Княжество нависло на казанцев с севера и северо-запада, начало теснить татар… Башкиры татар тоже не особо жаловали, охотно поддержали московитов с юга…
Таким образом, Казанское царство, ещё недавно контролировавшее весь край, оказалось обложенным со всех сторон.
Сам же московский государь Иоанн Васильевич также начал продвигаться на ханство с запада, принялся строить засечные остроги, которые всё сильнее вгрызались в земли, на которых раньше безраздельно хозяйничали татары. Самым значимым из них стал Свияжский городок. Крепость за невероятно короткое время собрали из готовых бревенчатых блоков, которые строили в Угличе, а затем спускали на дощаниках вниз по Волге-реке к устью реки Свияги. Казанский хан оглянуться не успел, как на острове, совсем близко от его столицы возник русский городок, да с мощным стрелецким гарнизоном.
Ну и по суше, со стороны чувашских и мордовских земель, на ханство густо наступали многочисленные остроги.
В их числе возник и Арзамас.
Прежде здесь стояло поселение народа эрзя. С их языка название местности можно перевести примерно как Милая земля, Желанный край… Тут по велению царя Иоанна и заложили острог.
Но любая война когда-нибудь, да заканчивается. Покорили русские рати Казань, замирили воинственных черемисов… И множество небольших острогов, построенных в округе, враз утратили своё военное значение.
Судьба у каждого сложилась по-разному… Какие-то из них попросту исчезли с лица земли, какие-то превратились в узилища… Но, по всей видимости, название Арзамас и в самом деле оказалось магическим! Потому что со временем не затерялся он в лесах, раскинувшихся по берегам речки Теши, а вырос пусть и не такой большой, но всё же городок.
Сюда-то и направился санный поезд, с которым следовал государев преступник, бывший казначей Пётр Головин.
Тракты Московского царства
Как мы блуждали, я не излагаю;
Мне сила свыше помогла, и вот
Тебя я вижу и тебе внимаю.
Данте Алигьери(«Божественная комедия»)
Преодолевать расстояния по рекам на Руси принято издревле. Самые удобные пути!
Летом – под парусом или на вёслах, а зимой – по льду.
Морозы на Руси зимой крепкие, реки в основном спокойные, лёд нарастает прочный… Езжай, куда пожелаешь!..
Оно понятно, что и тут иной раз можно в полынью провалиться, да только что ж поделаешь – то как Господь рассудит!
Куда больше путников напрягает другая забота – уж больно извилист путь по реке. Иной раз и задумаешься: срезать-то, пусть и по бездорожью, не проще ли?.. Конечно, раз на раз не приходится, и по извилинам водного пути можно путь затянуть, а можно и посуху застрять…
Вот и протянулись по Руси-матушке тракты – словно лучи отходят они от стольного города. Прокладка и содержание их казне обходятся в немалые средства. Места вокруг Москвы всё больше болотистые, рек да озёр немало, опять же, овраги… Да что поделаешь! Приходится болота гатить, мосты перекидывать, насыпи устраивать… Каждую весну всё обновлять, потому как почвы здесь такие, что не держат дорогу, расплываются при каждой распутице… А и без дорог никак нельзя! Только пути-дороги делают из россыпи городов единую державу!
По каждому тракту на расстоянии полусотни вёрст один от другого устроены ямские станции. На каждой предписано содержать как минимум трёх лошадей в готовности в короткое время отправить в путь. Главное предназначение их – обеспечить скорость продвижения государевых гонцов. Ну или не гонцов, но обязательно государево распоряжение выполнить.
Ямская гоньба устроена по российским просторам прекрасно! Основу её организовали ещё во времена владычества на русских землях ордынцев, руководствуясь при этом требованиями, определённые ещё Чингисханом. Государевы распоряжения доставляются в любой конец государства стремительно, да и обратная связь работает бесперебойно. Даже тати придорожные державных гонцов предпочитают не трогать – и прибытка с них особого не добудешь, зато станешь государственным преступником, и тогда тебе никто не поможет, даже легендарное воровское братство…
Державные тракты, ямские станции, исправные лошади всегда содержатся в готовности… Ямской приказ за этим следит строго!.. Не дай Бог жалоба какая – то-то ж головы полетят!..
Уж как облизывались купцы, в первую очередь иноземцы, на гоньбу, чтобы приспособить её к своей выгоде, использовать станции и лошадей в своекорыстных интересах!.. Однако тут позиция великих князей и царей оставалась неизменной: ямская служба создана и существует исключительно для обеспечения государственной надобности! А все остальные услуги – только за наличный расчёт купца, или, скажем, мещанина.
Соответственно, при каждой станции имелся постоялый двор, где путники могли переночевать, церковь или хотя бы часовенка… При крупных – складские клети для бережения товаров… А то и торговые ряды… Баня, конечно – это уж непременно, русский человек без этого не может…
Трактир, разумеется, имелся, в котором путник мог не только подхарчиться, но и решить самые разные вопросы. Тут собирались и купцы, и паломники по святым местам, и кабацкие ярыжки, и торговцы краденым, и соглядатаи (что разбойных шаек, что Разбойного приказа), и срамные девки, и грамотеи, готовые составить любую бумагу, хоть честную челобитную, хоть подлый оговор, и беглые крестьяне, и попы-расстриги, не боящиеся за небольшую мзду совершить любой обряд, и тати, по которым уже давно виселица соскучилась, и сектанты-проповедники, и гонимые волхвы, и казаки, и стрельцы… Понятно, что не каждый день в таком составе они тут кутили… Однако ж при желании через целовальника, как правило, нетрудно было отыскать любого из перечисленных.
Имелось и помещение, в котором можно было запереть кого, кто пустился в путь не своей волей…
Вёлся на каждой станции и специальный журнал, в котором отмечалось, кто здесь останавливался…
Это ж только кажется, что человек может легко затеряться на просторах царства! По бездорожью особо не набродишься. На трактах у рогаток стражники дежурят. На постоялых дворах городовые стрельцы или казаки поинтересуются, кто ты, да откель и куда…
В любом деле нужна система!
В ямском деле – особенно!
