Николай Прокудин
Последняя обойма
Андрей доложил о выполнении задания, об уничтожении пулеметной точки и развернулся в сторону базы…
* * *
Ближайшее совещание у командующего началось не как обычно – с доклада начальника разведки армии, а сразу с выступления начальника штаба. Случилось это потому, что вернувшийся на базу самолет-разведчик добыл очень ценные сведения.
– …А вот на этой увеличенной фотографии отчетливо видно, как два боевика транспортируют пусковые устройства «ПЗРК FIM-92 «Стингер». И как минимум четыре моджахеда несут контейнеры с ракетами для них, – увлеченно докладывал начальник штаба ВВС армии генерал-майор Афанасьев. – А вот здесь, – указал он на следующий снимок, – если дать максимальное увеличение, можно рассмотреть снятый со станка крупнокалиберный пулемет. Судя по характерному дульному тормозу, это «ДШК», скорее всего произведенный компанией Pakistan Ordnance Factories под индексом «Тип 54»…
Стоя у огромной карты, Афанасьев периодически поворачивался к висящим рядом свежим фотографиям и с жаром объяснял офицерам штаба авиации запечатленные на снимках детали. По всему выходило, что разведчик слетал в опасный приграничный район не зря. На каждом из отобранных фото виднелись длинные цепочки людей и мулов, идущих вдоль пологих горных склонов.
– …Таким образом, товарищ командующий, предоставленные разведчиком данные еще раз подтверждают интенсивное передвижение банд и разрозненных вооруженных групп от пакистанской границы в глубь афганской территории, – закончил доклад Афанасьев.
Дослушав подчиненного, командарм удовлетворенно кивнул, бросил на стол карандаш и поднялся. Тяжелой походкой он прошелся вдоль длинного стола, остановился у висящих рядом с картой фотографий и, поправив очки, еще раз внимательно просмотрел каждую. Присутствующие на совещании подчиненные молча ждали. Ждал и сидевший в числе других заместителей командующего ВВС генерал Воронов.
– Хорошая работа, – наконец оценил командарм. И перешел к делу, ради которого собрал расширенное совещание: – Что ж, кое-что проясняется. Думаю, пора приоткрыть завесу секретности и прояснить ситуацию, ради которой мы по крупинке собираем информацию о положении дел в ущелье.
После этих слов обстановка в кабинете переменилась: у тех, кто незаметно зевал, сонливость моментально исчезла, сидевшие в первых рядах оживленно закрутили головами.
– В Министерстве обороны принято решение провести штурм ущелья и уничтожить засевших там моджахедов, – продолжил командующий. – Может возникнуть вопрос: почему принято такое решение? Ведь между нами и Масудом заключено перемирие. Объясняю. Во-первых, отряды Ахмад Шах Масуда систематически это перемирие нарушают, нападая на транспортные колонны. Во-вторых, Масуд и его люди стали избегать контактов с нашей разведкой. Все это красноречиво говорит о том, что предыдущие договоренности соблюдаться ими более не будут. Из этого следует, что штабу армии надлежит в кратчайший срок разработать план наступательной операции в Панджшерском ущелье, куда стекаются разрозненные банды, столь удачно сфотографированные аппаратурой самолета-разведчика. Итак, приказываю: начальнику штаба и заместителям…
Названные должностные лица дружно поднялись.
– …приступить к разработке операции; о ходе планирования операции докладывать мне дважды в сутки. И последнее, – взгляд командующего остановился на Филатове. – Не могу не оценить отменную выучку и мастерство пилота, слетавшего на разведку в район города Хост. По докладу начальника штаба, он, к тому же завершив задание, умудрился уничтожить огневую точку. За такую работу не мешает представить к награде. Как, кстати, фамилия летчика?
Филатов замялся и сурово посмотрел на своего заместителя.
– Генерал Воронов – доложите…
Андрей проглотил вставший в горле ком и резко выпрямился, вытянувшись в струнку…
Что ответить? Летал самовольно – командующего ВВС в известность не поставил. Но для него это был обычный, ничем не выдающийся полет. Да и отправился он на разведку скорее от скуки, чтоб проветрить распухшую от совещаний и бумаг голову. А тут на тебе: отменная выучка, мастерство, награда…
– Я выясню его фамилию, товарищ командующий, – выдавил он.
Командарм вскинул седые кустистые брови:
– Вы не знаете, кто выполнил этот полет?!
Внезапно в разговор вмешался давний знакомый Андрея – член военного совета генерал-майор авиации Чесноков.
– Товарищ Воронов у нас скромный, – с плохо скрываемой издевкой произнес он. – Он сам и летал на разведку.
– Вы сами? – удивленно переспросил командующий.
Воронов вздохнул.
– Так точно.
– Мальчишество какое-то!
Под суровым взглядом командарма Воронов слегка побледнел.
Пару секунд подумав, командарм распорядился:
– Все свободны. А вас, Леонид Егорович, и вас, Андрей Николаевич, попрошу задержаться…
* * *
– …Ничего особенного, кроме одной детали, – сидя за столом, улыбался Лешка Максимов.
– Колись, что за деталь, – разлил по стаканам водку Андрей.
– Хорошая деталь. Нужная. Представляешь, я наконец-то разошелся с Любкой.
– Ты?! Разошелся с Любой?!
– Ну да. А что в этом удивительного? Ты же знаешь, как мы с ней жили…
Жили они действительно странно. Служба Алексея проходила на глазах Воронова за исключением нескольких лет, проведенных в военных академиях. Посему практически обо всех нюансах семейной жизни товарища Андрей имел представление. В частности, знал о том, насколько счастливыми и теплыми были отношения супругов в первые годы после свадьбы: стихи, цветы, объятия, прогулки под луной. Видел и то, как эти отношения постепенно охладевали, а семейная жизнь превращалась в ад.
Лет через семь-восемь – когда друзья-однокашники стали старшими офицерами – Лешка впервые серьезно задумался о разводе. Мрачный и молчаливый, с потемневшим лицом он нехотя возвращался с полетов домой. И чем ближе подходил к своей панельной пятиэтажке, тем медленнее и короче становились его шаги. И все потому, что дома находилась Любка. Сидела, развалившись на диване, и ничего не делала. Спала до десяти утра, потом красила ногти, часами просиживала у зеркала, смотрела телевизор или читала взятые у подруг книжки. При этом исправно тратила зарплату мужа, да еще ворчала и вечно была чем-то недовольна.
А что же Лешка? Тогда он был типичным слабовольным подкаблучником: ходил полуголодным в плохо отглаженном мундире, с заветной мечтой придушить свою бывшую возлюбленную.
– Как же ты решился уйти от Любки? – проглотив водку, спросил Воронов.
Товарищ последовал его примеру: выпил, стукнул о стол донышком стакана, закусил. И, поморщившись, принялся рассказывать:
– Не поверишь, Андрюха, – случай помог. Ей-богу!..
Воронов сидел напротив друга, слушал, подливал из бутылки в стаканы и незаметно вздыхал…
Утром после окончания совещания он по приказу командующего ВВС задержался в его кабинете. И получил форменный разнос. «Какого черта самовольничаешь?!» «Зачем рисковал жизнью?!» «Здесь и без тебя хватает классных летчиков!..» И это еще были самые ласковые выражения, слетавшие с уст седого командующего. Остальные Андрей предпочитал не вспоминать. Рандеву закончилось взысканием. «На первый раз объявляю вам выговор, товарищ Воронов, – чуть поостыл под конец Филатов. – И впредь запомните: каждый свой вылет вы должны лично согласовывать со мной. Понятно?»
…«Понятно», – снова вздохнул молодой генерал и поднял стакан.
…После разноса он позвонил своему однокашнику, командовавшему вертолетным полком, и напросился к нему в гости.
«Конечно, приезжай! – радостно прокричал тот в микрофон рации. – Сто лет нормально не сидели!»
Полк располагался неподалеку, и уже через тридцать минут Воронов тискал в дружеских объятиях полковника Максимова. Лешкин кабинет в штабе полка вообще напоминал кладовку с маленьким письменным столом, облезлым холодильником «Саратов-2», пятью скрипучими стульями, двумя книжными шкафами и скатанным в валик матрасом в углу. Вместо полноценного портрета генерального секретаря на стене висела засиженная мухами открытка. Но благодаря плотным шторам на окне и приятной прохладе, пилось и вспоминалось здесь отлично.
Алексей прервал рассказ о разрушенной семейной жизни. Друзья выпили, закусили, помолчали под мерное урчание кондиционера.
– Ты чего сегодня такой смурной? – заметил Лешка неладное в поведении товарища.
– Не обращай внимания. Рассказывай дальше.
– А что дальше?.. После того как Любка выставила меня за дверь, сижу на лестничной клетке и думаю, что делать. Состояние хреновое – хоть стреляйся. Вдруг гляжу, по лестнице инженер полка поднимается – майор Петровский. Помнишь такого?
– Конечно. Молчаливый такой, спокойный.
– Точно. Несмотря на то что мы были соседями, я его не особо знал – здоровался только при встрече. А тут он быстро смекнул, в чем дело, и к себе пригласил. Я и вякнуть не успел, как он стол накрыл и запотевшую бутылку посередке поставил. Выпили, познакомились, разговорились… Отличный мужик оказался, между прочим! Семья его на тот момент у тещи гостила, вот мы и оторвались по полной.
– Постой, Леха. Ты же говорил о каком-то счастливом случае.
– Верно, говорил. Случай свел меня с Петровским. А тот каким-то неведомым образом раскрыл мне глаза на жизнь мою непутевую. В общем, после долгого застолья я, шатаясь и опираясь о стены, отправился домой. Попинав дверь, услышал в коридоре возню. Открыла заспанная Любка – злая и готовая броситься в драку. Но я успел первым. Наотмашь. С правой. Утром просыпаюсь – башка трещит с похмелья, ничего не помню. Собрался, ушел на службу. А вечером не узнал ни квартиру, ни жену. Все чисто, бельишко сохнет постиранное, пахнет только что сваренным борщом. И счастливая Любка стыдливо прячет фингал под левым глазом.
– Так, стоп. Ничего не понимаю, – мотнул головой Воронов. – Это ж хеппи-энд. А почему вы разошлись-то?
– Как оказалось, положительный эффект от физического воздействия продолжается в течение месяца, а далее все возвратилось на круги своя. В общем, подумал я, погоревал и решил завязывать с Любкой. Не мог же я ее лупить каждые тридцать дней!
– Да, бить женщину – это не дело, – согласился Андрей. – Лучше поискать более подходящую пару.
Лешка хитро улыбнулся.
– Я именно так и поступил.
– Как?
– Сейчас увидишь.
– Что увижу?
Ответить командир полка не успел – в дверь кто-то тихо постучал.
– Открыто!
Дверь скрипнула; в кабинет заглянула симпатичная девушка лет двадцати пяти.
– Разрешите?
– Заходи-заходи, – поторопил Алексей. Придвинув к накрытому столу третий стул, представил гостью: – Знакомься: Жанна – машинистка из штаба моего полка.
Увидев генеральскую форму, девушка засмущалась.
– Андрей, – привстав, кивнул Воронов.
– А можно узнать отчество? – робко спросила она.
– Давайте обойдемся без отчеств. Просто Андрей.
– Ладно, попробуем…
* * *
Жанна оказалась вполне компанейской барышней с хорошим воспитанием и отменным чувством юмора. При этом она ни на миг не забывала о субординации, а также взяла на себя роль заботливой хозяйки – соорудила из нехитрых запасов бутерброды и даже побаловала мужчин легким салатом. Одним словом, через час троица общалась так, будто знала друг друга с детских лет.
Скорее всего, застолье и дальше бы проходило с исключительно положительными эмоциями, если бы в кабинет командира полка не пожаловал еще один гость.
– Да, – недовольно отреагировал на стук Максимов.
Дверь распахнулась, и в помещение ввалился тучный офицер, в котором Воронов узнал еще одного однокашника – Бориса Соболенко.
– О, товарищ генерал! – растянул он пухлые губы. – Вас теперь только так можно величать или разрешите по старой памяти – по имени?
Не ответив на едкую шуточку, Андрей пожал его руку…
В Сызрани Борька учился в параллельном классном отделении. Предметы знал плохо, экзамены и зачеты сдавал еле-еле, летал крайне слабо. Зато был пламенным активистом, дисциплину не нарушал и, регулярно заискивая перед начальственным и преподавательским составом, все-таки сумел окончить училище, получить диплом и лейтенантские погоны. Распределившись в один из вертолетных полков, вскоре понял, что летную карьеру ему не осилить, и поэтому пошел вверх по партийно-политической линии: тащил комсомольскую организацию подразделения, вступил в партию, стал замполитом эскадрильи. В полк к Максимову прибыл уже парторгом.
– Что за праздник? – Борька без приглашения уселся за стол.
Лешка поморщился, при этом багровость его щек приобрела несколько сероватый оттенок.
– А ты разве не рад встрече с Андреем? – спросил он, прищурившись. – Не рад, что он стал генералом?
– Почему же? Рад, конечно!
– Тогда не задавай глупых вопросов. – Лешка поставил на стол еще один стакан и плеснул в него водки. – Садись, пей.
Ответ резанул по больному самолюбию. Соболенко покосился на девушку, но промолчал – Воронов с Максимовым хоть и были ровесниками, но разница в положении была огромной. Один – полковник, командовал полком и являлся непосредственным начальником. Другой и вовсе взлетел до необозримых высот. Оба – летчики-снайперы, каждый имел за плечами под тысячи боевых вылетов; у обоих на кителях не хватало места для орденов и медалей. А что представляет собой Соболенко? Кое-как стал командиром экипажа, со скрипом получил второй класс, еле дорос до майора, но на политических и партийных должностях еще чуток подрос; из-за слабой летной подготовки во время боевых действий не выполнил ни одного самостоятельного боевого вылета.
– Ладно, – поднял он стакан и подцепил на вилку шпротину из банки. – За встречу, товарищи…
* * *
Через полчаса он покинул штаб полка и направился в свой кабинет, расположенный в одном сборно-щитовом здании с дивизионом связи. Кстати, это неординарное решение – поселить парторга подальше от офицеров штаба – тоже принадлежало Максимову. И тоже изрядно напрягало самолюбие Соболенко. В работе на отшибе успокаивали лишь две вещи.
Во-первых, практически никто не беспокоил. Не выспался ночью – ложись на сбитую из ящиков из-под бомб кушетку и спи хоть весь день напролет. Хочешь выпить или покушать – не проблема.
Во-вторых, радовало соседство со связистами. По просьбе парторга те наладили Соболенко закрытый канал связи с политотделом ВВС армии и членом Военного Совета.
Ввалившись в свой кабинет, Борис первым делом расстегнул пуговицы куртки и плюхнулся на стул под прохладу кондиционера.
С минуту он сидел неподвижно, взирая на противоположную стену. В преданности коммунистической партии Соболенко превзошел даже командующего ВВС 40-й армии – на стене во всю ее длину висели портреты двадцати пяти членов политбюро ЦК КПСС. Новенькие, цветные, под кристально чистым стеклом.
Очнувшись от тяжелых дум, парторг поднял трубку телефона специальной связи.
– Подполковник Соболенко, Отдельный вертолетный полк, – представился он оператору связи. – Соедините с членом Военного Совета генералом Чесноковым.
Покуда в трубке слышалось потрескивание, Борис дотянулся до пачки сигарет. Вытянув одну, щелкнул бензиновой зажигалкой и выпустил к потолку клуб сизого дыма.
Наконец, знакомый голос прогудел:
– Слушаю, генерал Чесноков.
– Здравия желаю, товарищ генерал! Подполковник Соболенко беспокоит, – выпалил парторг, позабыв о дымившейся сигарете.
– Слушаю.
– У меня не очень приятные новости.
– Докладывай.
– Сегодня ближе к вечеру в кабинете командира полка произошла форменная пьянка. Среди ее участников были замечены: генерал-майор Воронов, полковник Максимов и молодая девица.
– Вот как? – заинтересованно переспросил ЧВС. – А что за девица?
– Машинистка из штаба полка – младший сержант Жанна Прохорова.
– Вы в курсе, о чем они говорили?
– К сожалению, нет.
– Что ж, благодарю за сигнал. Будем разбираться, – проговорило начальство и положило трубку.
Глава третья
ДРА; Кабул – Панджшерское ущелье
После успешной Панджшерской операции восьмидесятого года, когда части 40-й армии разбили группировку Ахмад Шаха Масуда, между противоборствующими сторонами было заключено первое перемирие. Масуд дал слово не нападать на подразделения советских и правительственных войск ДРА, а командование нашей армии пообещало артиллерийскую и авиационную поддержку Масуду в тех случаях, если у него начнутся проблемы с отрядами Исламской партии Афганистана.
Некоторое время договоренности соблюдались. Однако хитрый Ахмад Шах время зря не терял и за короткий срок возвел по всему Панджшерскому ущелью сеть фортификационных укреплений и госпиталей, собрал значительные резервы вооружений с боеприпасами и организовал разведывательную агентурную сеть. К середине следующего года численность его вооруженной группировки составила более двух тысяч человек, что соответствовало численности советского мотострелкового полка.
После этого политбюро ЦК КПСС по настоятельным просьбам руководства ДРА дало «добро» на организацию еще нескольких крупных войсковых операций в ущелье. Каждый раз результатом был временный и лишь частичный контроль над Панджшерским ущельем. Моджахеды несли большие потери, теряли единое управление и боеспособность. Однако по истечении короткого времени Масуд вновь оправлялся от поражения, формировал отряды, налаживал управление и связь.
* * *
Согласно приказу командующего, в штабе авиации 40-й армии полным ходом шла подготовка к операции в Панджшерском ущелье. Исходные условия спускались из штаба армии, а командование авиации «дробило» их для своих частей и подразделений.
Операция задумывалась масштабная, решительная и беспощадная. Разведчики добывали информацию, оперативный отдел готовил свежие карты, заместители командующего рыскали по частям, проверяя их готовность и боевой дух.
На исходе первой недели подготовки всю северо-восточную часть Афганистана «оккупировала» непогода – несколько малоподвижных циклонов, плавно сменяя друг друга, наглухо закрыли небо плотным и толстым слоем облаков. До дождей дело не доходило, но температура в горах понизилась, нижняя граница облачности и видимость под ней оставляли желать лучшего.
Подготовка из-за непогоды начала пробуксовывать, так как самолеты-разведчики в воздух больше не поднимались, а посылаемые в ущелье разведгруппы могли обследовать лишь небольшие участки, занятые неприятелем.
На одном из совещаний начальник штаба армии забил тревогу:
– Товарищ командующий, мы теряем оперативное преимущество, – сказал он, закончив очередной доклад. – Если пять дней назад мы знали о перемещении вооруженных подразделений противника практически все, то к сегодняшнему дню более семидесяти процентов всех данных об отрядах Масуда безнадежно устарели.
Командующий армии вопросительно посмотрел на Филатова. В этой ситуации могла помочь только авиация.
Филатов был в курсе возникшей проблемы. Однако, слушая начштаба армии, он морщился и нервно постукивал карандашом по раскрытому блокноту. Причин его недовольства было две.
Во-первых, отменить операцию из-за плохой погоды или перенести ее начало на другую дату он не мог. Более того, не в силах был это сделать даже сам командующий 40-й армии, ибо ему задачу ставил сам министр обороны, а тому – члены политбюро.
Во-вторых, Филатов терпеть не мог, когда кто-то выступал с критикой чего-либо, не предлагая других вариантов. «Критиковать может каждый прохожий, – считал он. – А ваша критика должна быть конструктивной: заметил ошибку – укажи на нее и придумай способ, как в следующий раз не ошибаться».
Впрочем, начальник штаба армии был тертым калачом и отлично подготовился к докладу. Заканчивая пылкую речь, он не преминул вставить способ решения проблемы.
– …Исходя из сложившейся ситуации, – твердым голосом сказал он, аккуратно положив указку на стол, – предлагаю командующему ВВС подобрать два-три экипажа самолетов-разведчиков из числа наиболее подготовленных и выполнить четыре-шесть вылетов в район предстоящей операции.
Идея командующему армии понравилась.
Отдав соответствующие распоряжения и назначив сроки исполнения, он объявил об окончании совещания.
* * *
– Что скажете, Андрей Николаевич? – спросил в коридоре Филатов.
Следуя рядом с шефом, Воронов задумался…
В принципе, летать в такую погоду руководящие документы не запрещали. Другой вопрос: как летать? Если в районе аэродрома видимость позволяла, – взлетай, набирай по «коробочке» безопасный эшелон, отваливай в нужную сторону и чеши по запланированному маршруту, используя радионавигацию. Но при этом ты окажешься либо в облаках, либо выше их. А разведчику необходимо было пройти над ущельем в условиях визуальной видимости земной поверхности, иначе терялся смысл его работы. Только вот как пройти в ущелье, если нижний край облачности скрывал верхушки хребтов, а в воздухе едва ли не постоянно висела пыльная пелена, поднимавшаяся на высоту до полутора километров?
Все эти за и против Воронов прокрутил в голове за полторы секунды, пока несколько генералов-авиаторов шли по коридору в свои владения.
– Так как, по-вашему, Андрей Николаевич, найдем мы летчиков, готовых слетать к юго-западным «воротам» ущелья и подсмотреть дислокацию передовых отрядов Масуда? – облек свой вопрос в более конкретную форму Филатов.
– Уверен, мы справимся с поставленной задачей, товарищ командующий, – ответил Андрей. И добавил: – Но при одном непременном условии.
– При каком же?
– Полететь на разведку должен я.
На некоторое время в мрачной прохладе коридора стало тихо. Почти все заместители Филатова были в курсе недавнего разноса, который командарм устроил Воронову за так называемую «самодеятельность» с полетом в зону боевых действий. И вот молодой генерал снова за свое.
Однако на этот раз Филатов не вспылил и даже не возразил. Пожевав губами, он объявил:
– Все по рабочим местам – занимаемся подготовкой операции. А генерала Воронова прошу зайти в мой кабинет…
* * *
– Хотел бы услышать внятное объяснение, – проговорил Филатов, усаживаясь в свое кресло. Судя по тону, он был на взводе и мог в любую секунду сорваться. – Что это еще за странное условие с вашей стороны?
– На самом деле, это не условие, товарищ командующий, – спокойно сказал Воронов.
– А что же?
– Единственный способ для нас с вами оградить себя от неприятностей.
– Ну-ка присаживайся и расскажи потолковее. А то я что-то не понимаю этих… твоих намеков.
Воронов сел поближе к столу командующего и поставил на колени подарок супруги – тонкий кожаный портфель.
– Я всегда таскаю в нем, товарищ командующий, – кивнул он на портфель, – сборники основных руководящих документов, регламентирующих летную работу. Да, сейчас в Афганистане идет война, и порой на многие нарушения этих документов приходится закрывать глаза. На многие, но не на те, которые касаются безопасности полетов.
– Зачем ты мне это говоришь? Многие документы я помню наизусть. – Филатов достал из пачки «беломорину». – В нового Чкалова играешь? Но документы документами, а приказа из Москвы никто не отменит. Это ты понимаешь?
– Понимаю, товарищ командующий. Если обстоятельства вынуждают нас провести воздушную разведку в таких метеоусловиях, то выполнить ее должен кто-то из нас. Вы, к сожалению, в силу возраста и здоровья уже не летаете.
Филатов на этих словах громко крякнул и вполголоса матюкнулся. Однако Воронов и бровью не повел, продолжил:
– А я ваш первый заместитель, поэтому и предложил себя в качестве пилота самолета-разведчика. Сам я полететь смогу, а отправить на верную гибель кого-то другого – увольте.
Воронов говорил настолько уверенно и спокойно, что Филатов невольно смягчил первоначальный настрой.
– Что обещают метеорологи? – спросил он, чиркнув спичкой и подпалив папиросу.
– Сплошная облачность с рваным нижним краем. Видимость под облаками – пятьсот метров, местами и того хуже.
Выпустив клуб дыма, командующий почесал затылок.
– Да-а… давненько тут такого не было. Надо же, как некстати принесло эти циклоны… Ну, а сам-то сумеешь? Условия ведь и впрямь сложные.
– Постараюсь. Куда деваться? Вы же сами говорите, что приказ о начале операции никто не отменит.
– Вот именно, что никто. Ладно, принимаю твое предложение. Теперь слушай внимательно. Самый главный вопрос, который сейчас интересует штаб армии: знают ли моджахеды о готовящейся операции против них. Как это выяснить? Просто. Если в районе юго-западного входа в ущелье нет никакого движения и дежурят обычные отряды охранения, значит, Масуд пока не в курсе, и нам нужно бросить основные силы в глубь ущелья. Если охранение усилено дополнительными отрядами, то дело плохо. Уяснил?
– Так точно.
– Ну, если задача ясна – иди готовься к вылету.
– Понял, товарищ командующий, – повеселел Воронов и поднялся. – Благодарю за доверие.
* * *
Из самолетов Воронов успел неплохо освоить три типа: «МиГ-21», «Су-17» и «Су-25». Первые два имели слишком большую скорость – маневрировать на них в горных теснинах ущелий было практически невозможно. Дозвуковой штурмовик «Су-25» для этой цели подходил гораздо больше. А идеальным вариантом при плохой видимости под облаками, конечно же, являлся вертолет. С его маневренностью и небольшой скоростью шанс размазаться по склону ущелья стремился к нулю. Но при этом резко возрастала вероятность заполучить в двигатель ракету переносного зенитного комплекса.
В общем, подумать было над чем. И пока «уазик» с сопровождавшим его бэтээром резво бежал в сторону военного аэродрома, Воронов размышлял…
* * *
Помещение, где предстояло сменить полевую форму на летный комбинезон, напоминало барак или казарму в сборно-щитовом доме. С одной стороны все как положено: длинный ряд шкафчиков с номерами на дверцах, в метре – одинаковые скамейки. А напротив – у стены с квадратными окнами – несусветный бардак из нагромождения двухъярусных кроватей, столов, табуреток, тумбочек…
– Палаток не хватает, товарищ генерал, – заметив удивленный взгляд начальства, пролепетал заместитель командира полка. Он сопровождал Воронова по аэродрому, а заодно тащил укороченный автомат с «разгрузкой». – Когда прибывает молодое пополнение, приходится размещать здесь.
Похоже, помещение использовалось постоянно, так как на табуретах и спинках кроватей были развешены портянки с носками. Запах стоял еще тот. Конвенция о запрете боевых отравляющих веществ сюда явно не дошла.
– Вот свободный шкафчик, – суетливо открыл дверцу подполковник.
Воронов поставил на лавку небольшую сумку с комбинезоном и кивнул подполковнику:
– Благодарю. Вы свободны.
Тот повестил на крючок шкафчика «АКС-74У» с жилетом и исчез в полумраке коридора.
Андрей не спеша начал переодеваться…
* * *
Тщательно проанализировав ситуацию по дороге из штаба на аэродром, он остановил свой выбор на «Су-25». Двадцать первый «мигарь» и семнадцатая «сушка» создавались для применения на европейском ТВД, их результативность и эффективность в горной местности Афганистана оставляли желать лучшего. Штурмовик – совсем другое дело. Приемлемая скорость для ведения воздушной разведки и маневрирования в ограниченном пространстве ущелья, хорошая управляемость, бронирование, мощное вооружение, надежность, невероятная живучесть. Наличие всех этих факторов и разрешило трудный выбор в пользу «Су-25» – «конька-горбунка», как любовно называли его летчики.
Инженерно-технический состав довольно быстро подготовил машину к вылету: полностью заправил топливом, зарядил оружие, проверил фотооборудование. От подвесных баков «ПТБ800» командир экипажа категорически отказался. «Во-первых, – считал он, – топлива во внутренних баках и так с лихвой достаточно, чтобы выполнить задачу, забраться на безопасную высоту, дойти до любого из ближайших аэродромов и выполнить несколько заходов по приборам. Во-вторых, на тяжелом самолете будет труднее маневрировать. А маневренность сегодня мне ох, как пригодится».
Время Воронов зря не терял. Поменяв полевую форму на летную, он надел поверх нее разгрузочный жилет с четырьмя магазинами к автомату, четырьмя гранатами РГО, двумя сигнальными патронами и прочими полезными штучками. Вместо табельного «ПМ» он всегда брал на вылеты «АПС» с двумя запасными магазинами. В предыдущих командировках этот громоздкий, но мощный и надежный пистолет дважды спасал ему жизнь.
Завершив с облачением, генерал зашел в соседнее помещение, где летный состав получал информацию на предполетных указаниях.
– Товарищи офицеры, – поприветствовал он поднявшихся специалистов.
Усевшись за ближайший к доске стол, Воронов положил на него полетную карту района и небольшой наколенный планшет.
– Не будем терять время, приступим, – он засучил рукав куртки комбинезона.
К генералу тут же подсел начальник медицинской службы полка и принялся измерять давление.
Первым поднялся заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе.
– Самолет полностью заправлен, снаряжен и готов к полету, – доложил он.
Присутствовавший комполка кивнул следующему. К висевшей на школьной доске синоптической карте подошел метеоролог.
– К сожалению, товарищ генерал, фактическая погода в районе Панджшерского ущелья на пределе. Над юго-западным входом в ущелье ее определяет мощный малоподвижный циклон с центром восточнее Кандагара, – сказал он, ткнув указкой в карту. – Облачность десятибалльная. Нижний край рваный, по последним данным – от семидесяти до ста пятидесяти метров. Видимость под облаками не превышает километра. Ветерок северо-восточный, слабый – три-четыре метра в секунду. Давление – семьсот двадцать восемь миллиметров ртутного столба. Температура – плюс двадцать шесть. Влажность – сорок восемь процентов. Прогноз на ближайшие два часа такой же, за исключением…
Запоминая информацию, Воронов одновременно представлял погруженную в облака каменную «кишку» и мысленно прокручивал порядок выполнения задания.
«Это будет непросто. Совсем непросто», – незаметно вздохнул он, когда синоптик закончил доклад и застыл с указкой в руках в ожидании возможных вопросов.
– Благодарю. Вопросов нет, – сказал заместитель командующего.
Командир полка подтолкнул следующего докладчика.
Следующим к доске вышел начальник связи и принялся называть радиочастоты, а также номера основных и запасных каналов. Доктор тем временем закончил измерения давления и пульса, сделал отметку в своем журнале и исчез.
После связиста коротко выступил старший штурман, доложив обстановку в районе предстоящей работы самолета-разведчика, дал отсчет точного времени.
В заключение слово взял командир полка – подтянутый сорокалетний полковник, которого Воронов давно и неплохо знал.
– Андрей Николаевич, после выполнения задания можете набирать высоту и возвращаться на точку в облаках – радиотехническое оборудование проверено и будет в полной готовности к заходу по глиссаде при минимуме погоды.
– Понял. Всем спасибо, – поднялся Воронов. Глянув на часы, напомнил: – Вылет через двадцать минут.
