Николай Полевой
История русского народа
Все это могло возбуждать дикое своевольство руссов. Являлось множество причин к раздорам. Греки не соглашались продавать им самых драгоценных тканей, не желая варваров сравнять с собою великолепием одежды. Руссы оставались зимовать в Греции и требовали месячины, другие назывались послами и требовали подарков. Грекам казалась слишком великой и сама цена невольников, приводимых в Грецию. Наказание преступивших условия, по разности законов, затрудняло с обоих сторон: руссы казнили у себя греков и не давали удовлетворения. Сношения руссов с обитателями Тавриды открыли новые несогласия. Там обитали хазары, готы и греки. Может быть, сражаясь с другими, руссы нападали и на греков; кроме того, оставались они зимовать в устье Днепра и грабили херсонцев, отправлявшихся в эти места на рыбную ловлю. Статьи обо всем этом находим включенными в договор, какой принуждены были заключить руссы после войны с греками, и можем полагать, что ссоры, по-видимому, останавливавшие торговлю и сношения, были начаты руссами.
Игорь не мог идти по следам Аскольда и Олега; но люди, окружавшие Игоря, были еще те же, с которыми Олег ходил под Царьград; новая война льстила их непобедимой склонности: ходить в дань и приобретать золото железом. За всем тем поход Игоря совершен в последнее время его княжения. Не новые ли соседи останавливали до того времени руссов?
Эти соседи были орды печенегов. Они выдвинулись наконец к берегам Черного моря, заселили приморье, закочевали все земли от Дона до Дуная; вытеснили угров в нынешнюю Венгрию, воевали с булгарами и греками, нанимались в походы и, окружив днепровское устье, раздвинувшись до самых порогов Днепра, препятствовали плаванию руссов, которые должны были сражаться с ними, идя в Грецию и возвращаясь оттуда. Кочуя в своих кибитках, зная только скотоводство и грабеж, печенеги казались варварами руссам, но вместе с тем были и опасными врагами, ибо, с отвагой обитателей азийской степи переплывая на своих легких конях и кожах через реки, они побеждали неприятелей столько же боем, сколько и бегством. Летописи говорят, что еще в 914 году были печенеги под Киевом. Кажется, что с ними дело кончилось тогда миром, но с тех пор печенеги беспрерывно являются то врагами, то союзниками руссов и всегда опасными и гибельными, в войне и в мире.
В 941 году Игорь собрал наконец свои дружины и повел ладьи руссов в Царьград. Этот поход, событие совершенно достоверное, описан греческими, западными и даже восточными писателями. Мы имеем возможность поверить сказаниям наших летописцев.
Летописцы наши сознаются в Игоревой неудаче, но рассказывают поход его, изменяя события. Вот что можно почесть истиной: Игорь собрал варягов-пришлецов и киевскую дружину. Он принял в союзники и печенегов, так что все войско его составляло 10 000 человек. Приплыв в своих ладьях к Босфорскому проливу, воины его принялись за грабеж и разорение окрестностей Царьграда. Император Роман, предуведомленный булгарами, не знал, что делать и от страха не спал несколько ночей, ибо греческий флот находился тогда в походе и войск поблизости не было. Наконец успели вооружить несколько старых кораблей, и протовестиарий Феофан, устроив на них машины для мешания греческого огня, вышел против руссов. Руссы надеялись на победу и хотели взять греков живых; но совершенное безветрие дало Феофану средства распорядить метание огня. Огненные потоки полились на руссов; ладьи их горели, тонули; ужаснувшиеся руссы думали, что небесные молнии пожигают их, бросались в воду и погибали, спешили на берег и попадались в руки греков. Часть русских ладей бежала к азиатскому берегу; руссы вышли на Пафлагонское приморье и начали опустошать окрестные страны, мстя убийством и пожарами. Но греческие полководцы уже собрали войско; Феофан явился опять с текучим своим огнем, и – погибель руссов была на этот раз неизбежна. Немногие ладьи их спаслись и бежали в Киев. Множество пленных приведено было в Царьград; повелитель Царьграда хотел над ними показать свое мужество: их всех казнили по велению Романа.
Летописцы наши говорят, что с Игорем было под Царьградом 10 000 ладей и что, прибежав в Киев, Игорь не думал унывать от неудачи, но снова собрал бесчисленное множество кораблей, покрыл ими море, нанял печенегов и устроил сильное сухопутное воинство. Испуганный Роман прислал просить у него мира и соглашался дать ему дань больше Олеговой. Игорь собрал свою дружину, думал и просил совета. «Чего же нам боле? – отвечали ему. – Без битвы золото, серебро и паволоки? Кто знает, чья еще будет победа? И кто советен с морем? Мы не по земле ходим к Царьграду, но по бездне моря». Тогда Игорь согласился на мир, взял дань и пришел в Киев.
Вся эта сказка оказывается невероятною. На следующий год Игорь отправил своих послов в Царьград и заключил с греками новый договор. Этот любопытный памятник вполне сохранился в наших летописях.
Договор был заключен со стороны греков от имени императоров Романа, Стефана и Константина (Христофор уже скончался). Со стороны руссов, от имени самого Игоря, Святослава – сына Игорева, княгини Ольги, племянников Игоревых, Улеба и Якуна, Сфандры, жены Улебова, многих русских князей, поименно; кроме того названо 23 посла от купцов и бирюч русский.
Подтверждая условия Олега о житье руссов за стенами Царьграда, в селении Св. Маманта, и впуске в Царьград по 50 человек, в известные ворота, с приставом, руссы дают волю приставу решать все споры. Кроме подтверждения прежней статьи о плате за нанесенную рану, руссы во всем ограничили себя.
Определено: посылать гостей и послов с грамотами от русского князя. Пришедших без грамоты греки имеют право задержать, а при сопротивлении умертвить. Руссы обязываются не покупать тканей дороже 50 золотых монет и не зимовать ни в Греции, ни в устье Днепра; за украденную вещь положено платить только вдвое, а не втрое; за невольников, приведенных руссами, получать не по 20 златых, но по разбору: за юношу и девицу добрую 10, среднего человека 8, старика и дитя 5 золотых; напротив, руссы платят грекам без разбора за всякого 10 золотых, или цену, объявленную хозяином под присягой. Преступников греческих руссы не должны наказывать, но обязаны отсылать в Грецию для суда и казни. Кроме того, руссы обязались не воевать в Херсонской стороне, не мешать рыболовству херсонцев в Днепровском устье и не пускать дунайских булгаров воевать в Херсонской стране; наконец, по требованию греческого императора давать вспомогательное войско.
Князь Игорь и тяжкая кончина его
Так не договариваются люди, которые могли еще устрашать неприятеля. Договор утвержден был клятвами: варяги-христиане клялись местью Бога, судом и погибелью в этот век и в будущий; варяги-язычники: не иметь помощи от бога Перуна, не ущититься щитами своими, быть посеченными мечами своими, погибнуть от стрел и оружия своего и быть рабами в этот век и в будущий.
Греческие послы явились в Киев и требовали присяги. Игорь, князья, бояре и дружина вышли на холм, где стоял истукан Перун, положили на землю свои щиты, обнаженные мечи, кольца, золото и произнесли клятву, держа хартию договора: «Кто преступит написанное в этой хартии, да будет умерщвлен своим оружием и проклят от Перуна; обещаю хранить любовь правую, да не разрушится она, пока солнце сияет и мир стоит, в этот век и в будущий». Варяги-христиане присягали в церкви Св. Илии. Игорь одарил греческих послов мехами, невольниками и воском.
Итак, поход руссов принес им только стыд и поражение. Он решительно уничтожил морские набеги руссов, увидевших, что всегда встретят они непреодолимые препятствия в покушениях на Царьград. Дружина Игорева была нага и боса, по выражению летописцев. Она жаловалась и с негодованием указывала на дружину Свенельда, богатую и хорошо вооруженную; требовала, чтобы Игорь шел в дань. Престарелый князь отправился к древлянам, покорным, но, может быть, богатым более других. Дань обыкновенная была уже взята от них с излишком. Игорь требовал новой дани; дружина Игорева грабила, кроме того. Древляне платили, терпели. Но едва оставил Игорь землю древлян, как ему показалось все им собранное недостаточным. Он отпустил войско, решась походить еще по земле древлянской. Приведенные в отчаяние древляне выслали к нему послов, говоря: «Зачем опять идешь к нам? Ты взял уже дань». Игорь думал, что древлянская область не Царьград, и поздно увидел ошибку. Древляне напали на него, убили его спутников; несчастный Игорь привязан был к двум согнутым деревьям и разорван. Высокий холм около Коростеня, древлянского города, означил могилу его.
Известие о смерти Игоря не испугало Киева. Отчаяние древлян не могло иметь важных последствий; им готовилось мщение ужасное. Но прежде всего устроилось правление. Свенельд не хотел или не мог быть князем, ни даже опекуном Святослава, бывшего еще юношей, но имевшего неоспоримое право на Киевское княжество. Власть его мудрой матери была так велика, что Свенельд уступил ей, может быть, и потому, что Ольга умела предупредить всякое начинание злодейства и что при ее правлении не могли вступаться в дела другие варяжские князья. Варяг Асмунд назначен был дядькой Святослава; Свенельд повелевал воинскими дружинами; Ольга правила княжеством.
Она не хотела бесполезных завоеваний. Тридцать лет правления Игорева ослабили связь между русскими владениями. Вероятно, что тогда усилились удельные князья, смирявшие скандинавскую свою гордость и требования при Олеге, мужественном и отважном. Обстоятельства изменились. Уже восемьдесят с лишним лет прошло с того времени, как варяги поселились в Новгороде, и более шестидесяти со времени основания их в Киеве. Было уже поколение руссов, не пришельцев из-за моря, но туземцев, варягов и славян: оба народа уже смешались; образовывалось если не Отечество, то, по крайней мере, родина. Толпы варягов, приходивших из-за моря в Новгород и Киев, остававшихся тут или проходивших далее, в Царьград, уже казались чужеземцами руссам. Нравы смягчались с изменениями различия народов, и руссы киевские отвыкали постепенно от образа мыслей, нравов, обычаев, поверий варяжских. Приходы новых варягов становились беспрестанно менее, ибо и в самой родине их, Скандинавии, постепенно учреждались тогда государства, стремившиеся к самобытности и гражданскому порядку. Русь представляла уже не дикую страну, но области, защищенные оружием, и хотя грубыми, но твердыми общественными постановлениями. Такое состояние Русской земли, останавливая предприятия варягов, представляло этих странствователей в глазах руссов бродягами; неудачи покушений на Царьград и поселения печенегов на Днепре, отнявшие средства к морским набегам, ясно показывали руссам, что жизнь варяжская уже не годится для них. На западе от них образовались также гражданские общества, грозившие им не слабым сопротивлением диких небольших племен, но замыслами нападений сильных, требовавших теснейшей связи народной, большей крепости общественных сил. Ольга видела, понимала все это, и десять лет ее опекунства ознаменованы были подвигами, едва замеченными в летописях, не ознаменованными ни кровопролитием, ни нападениями на чужие земли, но важными и великими, ибо, когда Святослав вступил в управление руссами, он нашел совсем другое расположение общественных связей и дел против существовавшего при отце его.
Великая княгиня Ольга. Фреска Архангельского собора Московского Кремля
Предание, украсившее вымыслами поэзии брани и победы первобытных руссов, превратило в басню мщение Ольги древлянам. Из всего рассказа летописей можем извлечь только одно: древляне своим отчаянным сопротивлением заставили Ольгу мстить им ужасным образом. Олег и Игорь завоевали древлянскую землю, брали дань, но оставляли ей отдельную самобытность. Древляне имели своих князей. Ольга покорила древлян и сделала землю их Киевской областью, учредила свой суд и расправу (свои уставы и уроки). Древлянский князь погиб, и таким образом область древлян сделалась важным подкреплением силы Киевского княжества.
Сношения с Грецией ознакомили руссов с верой, законами и государственными постановлениями Греции. Здесь руссы хорошо узнали новый, неизвестный им дотоле образ правления, льстивший честолюбию владетеля и гражданам дававший более уверенности в благоденствии, нежели феодальная, военная система варягов. Власть, соединенная в особе одного государя, у коего все жители послушных ему областей подданные, а не участники в правлении, не разрушители его гражданского и военного могущества, возвышала славян, уничтожала аристократию варягов и уравнивала дружины княжеские с другими гражданами. Взаимная польза вела, следовательно, к одной цели и властителя, и народ. Здесь начало нового образа правления на Руси, и Ольга успешно предприняла и продолжала его. Ей хотелось укрепить Киев и северные области Руси союзом более прочным. Мы заметили уже отделение Новгорода при Олеге, и потом, в течение шестидесяти лет, не видели никакого близкого отношения Новгорода к Киеву, кроме условной дани. В эти шестьдесят лет Новгород положил начало республиканской форме своего правления и своему посадничеству, между тем как киевские князья покоряли окрестности Киева. Наконец, между Киевом и Новгородом было столь мало гражданских отношений, что новгородцы почти не считали себя подвластными Киеву. Ольга видела опасность такого положения дел, расторгавшего владения руссов, и, подкрепляемая сильной дружиной, могла предложить Новгороду покорность более значительную. По усмирении древлян Ольга мирно отправилась в Новгород. Летописи говорят, что она установила погосты, оброки и дани по рекам Мсте и Луге. Устав Ярослава, через пятьдесят лет после Ольги составленный, поясняет это сказание. Находим, что вся новгородская область разделена была на восемь областей, занимая пространство от Онеги до Чудского озера и от Ладоги до Волги. В числе этих областей поименованы: Лужская и Яжелбицкая. Следовательно, Ольга, не мешая уставам Новгорода, определила только яснее области, и права и обязанности новгородских граждан к Киеву, бывая сама в Изборской, или Псковской, и в Новгородской областях, таким образом соединяя теснее Киев, Древлянскую область и Новгород. Но она не увеличила дани новгородской. Полоцкое владение тогда отделялось совершенно от Киева; Чернигов и область суличей были крепки Киеву; Вышгород считался собственным поместьем Ольги. Ничего не знаем о Ростове и Муроме; но, кажется, и эти отдаленные городки принадлежали Киевскому княжеству. Новая система правления проникла, следственно, повсюду, скрепляя части в единое целое.
Предание не сохранило нам других уставов и учреждений Ольги, стремившихся к укреплению сил русского княжества и единодержавию. Нам неизвестны дела ее до 955 года. Святослав стал уже юношей мужественным и крепким, и Ольга, передавая сыну дружины, предводимые опытным Свенельдом, вероятно, уступала ему постепенно и всю княжескую власть, сама приближаясь к летам преклонным и желая успокоения в старости.
Тогда решилась она исполнить намерение, издавна таившееся в душе ее: принять торжественно христианский закон. Хотела ли Ольга путешествием своим в Царьград придать более важности своему обращению и действовать чрез то на умы подданных, полагая, что тогда впечатление сильнее проникнет в сердца язычников, или греки хотели придать более значения своему влиянию на Русь, хотели видеть мать русского князя в чертогах императора и в самом обращении ее сыскать новое средство для своей политики? Не знаем, но, вероятно, то и другое было причиной путешествия Ольги; последнее, впрочем, более правдоподобно. Ольга могла знать характер Святослава: гордый, непреклонный, суровый, и тщетно было ей надеяться укротить нрав сына великолепием, величием обряда. Напротив, в летописях германских находим известие о посольстве Ольги к императору Отгону с требованием священника и можем видеть, что политические виды папы и Царьградского патриарха устремлялись тогда внимательно на Русь и деятельно сражались между собой. Оттон отправил духовную особу в Киев, но поздно: Ольга была уже тогда в Царьграде, где ласковый прием двора показывает нам, что греки искали дружеского расположения Ольги.
Цареградский патриарх благословляет кн. Ольгу на возвратный путь в Киев
Константин Порфирородный царствовал уже с сыном своим; он сам описал нам прием Ольги в Царьграде. Роскошный Феофилакт, сын Романа, гордый, сластолюбивый вельможа (который имел в конюшнях своих 2000 лошадей и кормил их миндалем и шафраном), был тогда патриархом и совершал обряд крещения. Император был крестным отцом. С благоговением принимая Святое крещение, Ольга получила имя Елены, может быть, надеясь быть тем же для руссов, чем была царица Елена для Византии: благовестницей святой веры. Надежды ее не сбылись.
Кажется, что по прибытии Ольги в Царьград вышли некоторые недоразумения и споры в обрядах, и она принуждена была несколько времени оставаться в царьградской гавани, оскорбляясь поступками греков. Варяжская кровь еще не застывала в ее жилах. Обряды царьградского двора огорчали Ольгу, но они казались важнее всех политических отношений грекам, как, обыкновенно, кажутся они важны, когда истинная сила и величие престола падают. Впрочем, император принял Ольгу дружески и чествовал ее как княгиню Руси. Сопровождаемая русскими послами, русскими купцами и вельможами греческими, она торжественно посетила императора, беседовала с ним, была проведена от него к императрице, обедала с императорским семейством, но сидела за столом с придворными; свита ее и все руссы должны были кланяться до земли, и сама Ольга поклонилась императору. Подарки, поднесенные ей и руссам, были ничтожны. На другой день состоялся обед у императрицы, и Ольга сидела с нею и невесткою императора, супругой Романа, соправителя престола, за одним столом. Можем думать, что она требовала этой почести, оскорбленная тем, что прежде заставили ее сидеть в ряду с подданными греческого императора. Летописи наши прибавляют рассказы к путешествию Ольги в Царьград, говорят, что император влюбился в нее, хотел на ней жениться и что Ольга умела перехитрить (переклюкать) его. «Владыко! – говорила Ольга, благословляемая патриархом при возвращении в Киев. – Сын мой и люди мои – поклонники идолов: моли, да соблюдет меня Бог от всякого зла!» Она возвратилась в Киев и отвечала на требование греков, напоминавших ей обещание прислать подарки и войско в помощь грекам: «Пусть царь ваш постоит у меня столько же на Почайне (речка в Киеве), сколько я стояла в Царьградской гавани; тогда пришлю обещанное».
Глава 3. Руссы-завоеватели. Борьба с Грецией. Соединение русских княжеств при Владимире
С тех пор старость и благочестивые занятия отвлекали Ольгу от управления русским княжеством. Святослав, надежда руссов, возмужал и был любим дружиною, сравнивавшей его с легким леопардом. Он не препятствовал престарелой матери своей принять закон христианский, не препятствовал никому следовать ее примеру, но сам не внимал ее советам и увещаниям. «Предать ли мне себя на посмешище дружине моей?» – говорил он с досадою, когда мать вещала ему об истинах христианской веры. Напрасно Ольга, зная народ, говорила, что все последуют его примеру. Ей надо было умолкнуть, поручить воле Бога спасение сына и только молиться за него и Русь, еще дикую и не православную. Приученный к оружию Свенельдом и руководимый этим вождем воинских дружин, Святослав хотел действовать и не мог терпеть праздного мира. Он был воин уже русского рода: не знал моря и первый начал воевать на земле. Дед его покорил только Новгород, отец – окрестные места около Киева; Святослав хотел большего. Воспитанный сурово, он не возил с собой съестных припасов, котлов и шатров: спал на войлоке, подложа седло под голову, пек на углях конину или мясо убитого им зверя и ел в кругу своих воинов, следовавших примеру князя. «Иду на вас!» – посылал он сказать в ту страну, куда шел с войском, не боясь приготовлений неприятеля. Греки, узнавшие его на Дунае, говорят, что он был среднего роста; голубые глаза, плоский нос показывали в нем потомка варягов, а толстая шея, широкие плечи и стройный стан – крепость его и силу. Голова была у него обрита, и только впереди оставлен был один локон волос; борода также была обрита; густые, длинные, висячие усы покрывали верхнюю губу; вид его был мрачен и дик; таковы были и жизнь и дела его.
На берегах Оки, в лесах, и ныне еще мрачных и дремучих, обитало поколение славян, производившее себя от праотца Вятка, будто бы передавшего имя свое потомкам, называвшимся вятичами. Радимичи почитались их родичами, но легко согласились платить Олегу дань, которую прежде давали хазарам. Вятичи признавали себя данниками хазаров, но не покорялись руссам, как радимичи. Святослав внес оружие на землю вятичей. Они поддались силе его оружия, но еще не признали власти Киева. Тогда Святослав начал гораздо важнейший поход: он вступил и землю самих хазаров. Олег уже не страшился этой падающей державы и объявлял себя врагом хазаров. Он покорял уже славянские народы, платившие дань хазарам. Теперь, когда печенеги заняли хазарские области на юге, греки теснили хазаров в Тавриде, а половцы на Волге, Святослав напал на их донские волости. Сам хазарский хакан выступил против него; но битва жестокая и упорная была выиграна руссами; город хазарский Саркел, или Белая вежа, был взят, разорен и разрушен навсегда. Тень хазарского государства оставалась некоторое время на Волге и в Тавриде. Вскоре увидим совершенное падение таврических хазаров; волжские исчезли, не замеченные историей. Святослав шел далее к Кавказу, разбил орды яссов и касогов и завоевал Тмутаракань, полуостров, где в древности была греческая Таматарха, а впоследствии удельное княжение внука Святославова и, в течение 150 лет, русское владение. Место это могло казаться важным, доставляя руссам средства брать дань с окружных народов без перехода через земли печенегов, занимавших северные берега Азовского и Черного морей, и в то же время ставя Тавриду в опасность от нападения руссов с двух сторон. Святославов обратный поход ознаменован был совершенным покорением вятичей.
Мирно и крепко было между тем киевское владение: данники раболепно покорялись киевлянам, и Святослав мог отважиться на другие предприятия. Вероятно, что и сам поход его на хазаров был следствием сношения с греками. Печенеги служили грекам всегдашним орудием против других народов, подкупаемые греческим золотом. Греки видели и в Святославе такое же орудие.
Константин Порфирородный уже скончался. Воцарился сын его, Роман, ускоривший, как все полагали, смерть отца своего отравою. Прекрасный собой, он был государем ничтожным, и яд, данный ему супругою его Феофанией, женщиной низкого рода, возведенною на престол только за ее красоту, прекратил дни Романа. Два малолетних сына, Василий и Константин, и две дочери, Анна и Феофания, были плодом неблагословенного брака его с Феофанией. Оба сына Романа облечены были в багряницу императорскую; Феофания объявлена их опекуншей. Но она видела невозможность поддержать бремя правления и отдала руку и престол счастливому завоевателю Крита, полководцу Никифору Фоке. Скупой, суровый, нелюбимый двором, народом и скоро опостылевший развратной Феофании, Никифор царствовал шесть лет и, видя слабость, падение Халифатства Сарацинского, устремлял все свое внимание на обратное завоевание греческих владений в Азии. Булгаров уговаривал он защищать Грецию с севера и препятствовать вторжению венгров в греческие владения. Симеона, царя булгарского, уже не было; сын его, Петр, царствовал в Булгарии. Слабый и нерешительный, он колебался, и Никифор, разгневанный несогласием, решился наказать его. В Киев отправился патриций Калокир предложить Святославу поход на Булгарию, вручив ему много золота и обещая еще более при успехе. Святослав решился немедленно начать предполагаемый набег, собрал свои дружины и явился на Дунай. Булгары не могли противиться и бежали от руссов, которые с диким криком, закрываясь щитами, поражали их длинными копьями. Разбитое воинство булгаров заперлось в Доростоле, булгарской столице; опустошение разлилось по Булгарии; царь Петр умер в горести и отчаянии. Легкое завоевание Булгарии, казалось, упрочивало эту землю Святославу. Тайные козни терзали между тем византийский двор. Против императора Никифора таились заговоры. Калокир, посланник его, уже друг Святослава, обещал отдать всю Булгарию руссам, если Святослав пособит ему овладеть греческим престолом. Победителю хазар и булгар казалось возможным такое предприятие. Он основался в дунайском Переяславце (древнем Марцианополе) и не слушал послов Никифора, требовавшего, чтобы руссы выступили из Булгарии. Печенеги помогали Святославу; он собирался уже идти на Царьград и вдруг получил известие из Киева, что толпы печенегов едва не овладели этим городом. Вероятно, что нападением печенегов греки хотели отвлечь Святослава, не имея еще средств начать с ним войну. Тогда Антиохия была взята сарацинами, и дела греков в Азии приняли оборот неблагоприятный. Никифор спешил помириться с новым булгарским царем Борисом, укрепил дружбу брачными союзами греческих царевичей с булгарскими царевнами и готовился помогать булгарам, послав греческое войско.
Князь Святослав ведет дружину в Адрианополь в 970 г. Гравюра XIX в.
Известие из Киева заставило Святослава покинуть на время Булгарию. Дружины его остались в Переяславце и Доростоле. Сам Святослав спешил в Киев.
Нападение печенегов было уже отражено хитростью воеводы Претича. Сказав, что малый отряд, им предводительствуемый, составляет передовое войско Святослава, идущего с Дуная, Претич устрашил печенегов грозою имени своего князя, поменялся оружием с печенежским начальником, в знак дружбы, и заключил мир. Святослав прискакал в Киев, обнял престарелую мать и детей своих и слышал справедливые упреки Ольги и киевлян. «Ты ищешь чужой земли, отказавшись от своей (чужые земли ищеши, своей ся охабив): едва не взяли печенеги и мать и детей твоих. Без твоей обороны печенеги придут опять: или не жаль тебе старости матери и юности детей?» Так говорила ему Ольга. Святослав обратил оружие на печенегов, разбил их и помирился с ними: мир на мече казался ему надежным, ибо тогда сила боялась только силы.
Но Киев не люб был Святославу: житье в роскошной, цветущей Булгарии, надежда владеть Дунайской землею, мысль – быть победителем Царьграда, и еще более: возвести оружием своим нового царя на колеблющийся цареградский престол, обольщали его. Не внимая советам матери и дружин, он хотел поселиться в Дунайском Переяславце. «Там хочу жить я, – говорил Святослав, – там среда земли моей, ибо там вся благая сходятся: от греков везут паволоки, злато, вина и овощи; от чехов и венгров серебро и коней; из Руси шлют меха, воск, медь и невольников». Ольга, уже дряхлая и больная, молила сына не оставлять ее при последнем издыхании. «Похорони меня и тогда иди куда хочешь», – говорила она и через три дня скончалась, исповедуя закон христианский. Она заказала не творить над могилою ее тризны и была похоронена христианским священником. Жена мудрая, утренняя звезда пред солнцем и заря пред светом, как говорит летописец. Российская церковь причла ее к лику святых, но потомство не оценило ее гражданских подвигов и не умело подражать ей.
Варяжской аристократии и уделов не было уже в Руси нигде, кроме Полоцка. Было только княжество Святослава в Киеве, заключавшее в себе Чернигов, Переяславль, Смоленск и другие города окрест Киева, в бывших землях полян, северян, радимичей, кривичей, суличей и древлян. Новгород, прежние местопребывания братьев Рюриковых: Изборск и Белоозеро, и другие города на Севере составляли Новгородскую область, которую Ольга, может быть, не могла, а Святослав не думал покорить совершенному владычеству Киева. Имея двух юных сынов и решаясь навсегда оставить днепровские берега, быть тем же для Киева, чем был для Новгорода Олег, Святослав решился разделить русское княжество. Старший сын Святослава, Ярополк, получил Киевскую область; младший, Олег, Древлянскую область. От кого из них зависели земли суличей, радимичей, северян и вятичей или Святослав оставил детей правителями только двух небольших областей, назначив в другие простых наместников, не знаем, но Святослав считал Русь своим владением, это мы знаем из слов его. У Святослава был еще сын Владимир от Малуши, ключницы Ольгиной, дочери любечанина Малха. Добрыня, брат Малуши, советовал новгородцам просить Владимира к себе на княжение. Добрыня был посадником Новгорода впоследствии, и мы понимаем причину, побудившую новгородцев просить себе князя. Принимая сына Святослава, Новгород мог тем более утвердить свои права и, платя условленную дань, считаясь владением киевского князя, имея наместником сына его, быть безопасным от произвольной дани и посещений своенравного киевского властителя и его дружин, тяжких благосостоянию жителей.
Права новгородцев были одинаковы так, что когда послы новгородские явились в Киев, Святослав отвечал им: «Едва ли кто пойдет к вам». В самом деле, Ярополк и Олег отреклись. «Если вы нейдете, то мы сыщем себе другого князя», – сказали новгородцы и просили дать им Владимира. «Вот по вас князь!» – отвечал Святослав, и юный Владимир, с Добрыней, отправился в Новгород. Как дитя, рожденное от рабыни, Владимир без стыда мог быть ограничен в своей власти: гордость Ярополка и Олега не терпела его.
Тогда Святослав спешил исполнить свое намерение: кончить завоевание Булгарии и идти к Царьграду, чего друг его, честолюбивый Калокир, ожидал нетерпеливо. Греки, может быть, думали, что Святослав уже не воротится на Дунай, и ободренные этой надеждой булгары осмелились напасть на оставшихся там руссов; кажется, что они завладели снова даже Переяславцем. Возвращение Святослава в Булгарию изменило обстоятельства и сделало положение дел опасным для греков. Печенеги и венгры не шли в союз с ними и усилили своими ордами войско Святослава. Стремительным нападением рассеял он слабое сопротивление булгаров; снова Переяславец и сам юный царь булгарский Борис были в его руках. Мечты Калокира могли осуществиться, ибо греческая империя находилась в великом замешательстве. Развратная Феофания сама ввела убийц в императорские чертоги; Никифор пал под мечами убийц-рабов и товарища своего Иоанна Цимисхия. Аравитяне грозили Греции с Востока; голод свирепствовал в Царьграде; духовенство восстало на Иоанна, требуя возвращения прав, отнятых у церкви Никифором. Сами небесные знамения приводили греков в робость, и мы не удивляемся, что присутствие грозного Святослава и толпы разноплеменных варваров на Дунае ужаснули греков. Митрополит Иоанн, изъявляя горесть о смерти Никифора, в эпитафии ему говорил: «Восстань, государь! На нас стремится русская рать». Другие сравнивали Святослава с Ахиллесом, выводя из Арриана, что Ахиллес был также скиф, из окрестностей Меотийского моря, изгнанный впоследствии в Фессалию. «У него также были голубые глаза и русые волосы; он носил такой же плащ, также был безумно отважен, горд и вспыльчив; и Святославу, так же как Ахиллесу, можно приписать стих Омира: «Тебе всегда приятны споры, раздоры и битвы». Смешивая мифы древних эллинов со Св. Писанием, греки находили в имени руссов ужасающее предзнаменование, говорили о храбрости, силе и безумной отваге руссов, читая в книге пророка Иезекииля ужасное предвещание: «Се аз навожу на тя Гога и Магога, Князя Росс».
