Николай Ободников
Бюро «Канун», или Ужасы Ивота

Булат усмехнулся, включил фонарик и первым ступил на железнодорожное полотно.

Черное небо над их головами было беззвездным и пустым, словно отлитым в дьявольском копыте; однако его света вполне хватало, чтобы не сломать где-нибудь ногу. Верхушки темных деревьев со скрипом покачивались, хотя ветра не было. Где-то не то ухала, не то охала сова. Так и хотелось самому постучать по рельсам…

– Так, про мутное образование нашего бюро – знаю, – бодро сказал Булат, пуская при помощи фонарика пугающие тени. – А что по поводу твоей книженции? Что за язык, на котором ты свою вуду-кашу бормочешь?

– Ну-у… – неопределенно протянул Лунослав.

– И-и?

– Да не знаю я! В смысле – не знаю язык, который Черномикон показывает.

– Ну а смысл-то его понимаешь?

– Эм… Примерно, – смутился Лунослав.

– Примерно? – удивился Булат. – А вдруг ты нас всех матом на потустороннем кроешь!

– Не крою. Но горло от этого чтения дерет так, будто стакан стеклянных заноз с завода выпиваешь!

– Да?

– Да.

– Тогда ладно.

Лунослав и Булат в задумчивом молчании прошли еще несколько метров, как вдруг позади них раздалось отчетливое и тихое – тук-тук! Сова тотчас умолкла, а деревья заскрипели еще громче и зловещей. Сотрудники бюро замерли. Черномикон ощутимо дернулся.

– Не оборачивайся! – в страхе прошептал Лунослав, хватая Булата за рукав.

– Ядрен батон, дрищ! Ты чего?! Это же наша работа! – возмутился тот, вырываясь из хватки напарника.

– Хорошо-хорошо! Просто дай мне… чуток подышать! Вот та-ак! Фу-ух! Фу-ух!

Тук-тук! – снова постучал кто-то позади них по металлу.

– Не томи – не яблоко в заднице! – И Булат, схватив Лунослава, обернулся вместе с ним.

Луч фонарика выхватил из темноты ползшую по рельсам ужасную мертвую женщину, разрубленную пополам. Длинные черные волосы покойницы обрамляли ее бледное лицо с пустым взглядом; в руках у нее была жуткая коса, сделанная из острых полос разорванных рельсов. Вторая половина покойницы, едва сучившая ногами, болталась в остатках порванного савана.

– Мать моя, твою мать! – обмер в ужасе Лунослав. – А п-почему на ней саван?! Она же не в нём грибы собирала?!

– Лунтик! Книгу! – скомандовал Булат и молодцевато расправил плечи.

– Сам ты «лунтик»! – оскорбился тот, выхватывая затрепетавший Черномикон.

Фолиант сам раскрылся, подсветив лицо молодого человека кроваво-красным. Появившееся заклинание было большим, и Лунослав приготовился к болезненной трансформации горла.

– Будь готов! – предупредил Булат, выступая вперед. – Если верить Копченому, мертвячка свою сельхозподелку метнет в нас!

Покойница злобно открыла рот, показав черные зубы, и действительно швырнула в них свою жуткую косу. Однако Булат невозмутимо поймал ее. Рукоятка косы была чертовски ледяной, словно холодная нога трупа.

Тем не менее Булат гордо поднял свою добычу над головой:

– Ха, красотуля!

Неожиданно коса в его руках коварно сделала оборот, и сотрудники бюро отпрыгнули в разные стороны, избегая удара зазубренного лезвия. Рядом с Булатом упал Черномикон. Покойница тотчас поползла к косе – мертвенно, неторопливо, делая синим ногтем по рельсе вот так – тук-тук!

– Булат! Читай! – проорал Лунослав, пытаясь выпутаться из кустов.

Тук-тук!

– Что читать?! Тут же ни хрена нет! – отозвался Булат и яростно заморгал, силясь разглядеть в Черномиконе хоть букву.

Однако страницы фолианта просто сочились красноватым светом, словно стоп-сигналы в пробке, ничего больше не делая и не являя.

– Не может быть! – не поверил Лунослав.

– На! – И Булат показал ему раскрытый Черномикон.

Лунослав ахнул: для него древние письмена фолианта были на месте.

– Ты не видишь их! – крикнул он.

– Чего? – не понял Булат.

Тук-тук!

– Символы – ты не видишь их! – проорал Лунослав.

– Зато я всегда могу сделать вот так! – И Булат, выпрыгнув перед покойницей, ударил ее Черномиконом.

Однако ничего примечательного не произошло: взвывшая покойница никуда не делась. У Булата же – отвисла челюсть.

– Что?.. – изумился Лунослав, почти на карачках возвращаясь на рельсы.

– Уши на что! – передразнил его Булат и бросил ему Черномикон. – Читай, дрищ-колдун, что там у тебя было! И свети! Свети мне, солнышко!

После этого он напрыгнул на покойницу, заломил ей руку и постарался вжать головой в шпалу. Вторая половина трупа забеспокоилась, и Булат для острастки пнул ее ногой.

– На мне – пляски, на тебе – пение! – бодро проорал он Лунославу.

Тот с готовностью распахнул Черномикон: кроваво-красные буквы были на месте.

– Капризный! – укорил Лунослав фолиант и откашлялся.

Неожиданно жуткая коса взмыла в ночное небо и размашисто подлетела к хозяйке. Покойница наугад махнула ею, и на щеке Булата остался широкий порез. Молодой человек фыркнул и попытался вырвать косу – вместе с руками ее владелицы.

– «Истлевают кости, иссыхает время – так и плоть эта мертвая будет подана на блюде древнем! О Бессодержательный! Разомкни бездну межзвездную и поглоти дар сей богохульный! Истлевают кости, иссыхает время – так и плоть эта мертвая будет подана на блюде древнем! О Бессодержательный! Разомкни бездну межзвездную и поглоти дар сей богохульный!» – каркающе прокричал Лунослав.

– Ты… ты зачем эту хрень два раза повторил?.. – поинтересовался Булат, пытаясь проткнуть покойницу ее же косой.

– Н-не знаю… Тут моргает – как лампочка!.. Похоже, надо повторять до достижения эффекта!.. Я так думаю… – просипел Лунослав. – Так что не мешай! – И он продолжил воспроизводить про́клятый призыв.

Тем временем нижняя половина покойницы выскользнула из остатков савана, нагой уселась на Булата и с чудовищной силой стиснула его ребра своими синими ногами. Темный, вяленый срез на ней определенно остался после «росчерка» колеса поезда. Булат заорал и задергался.

– Лунослав, ядрен батон, где, твою мать, колдунство?! – крикнул он, безуспешно брыкаясь.

Вдруг воздух сгустился и покраснел, будто бы напитавшись горячей кровью. Затем пространство бытия вскрылось, и возникли две вертикальные перевернутые пентаграммы, украшенные запрещенными оккультными символами и богохульствами. Пентаграммы пламенели в ночном воздухе. Прочертившие их кроваво-красные линии напоминали возникающие в Черномиконе знаки.

Несмотря на появление пентаграмм, Лунослав продолжил надрывно читать, постепенно погружаясь в транс.

– Работайте уже, звездочки! – процедил Булат, чувствуя, что еще немного – и он опозорится по полной.

Линии пентаграмм раскрылись, словно раны на теле, и из них выглянуло множество тонких и вертлявых щупалец. Они обвили половинки покойницы и притянули к себе, после чего пентаграммы стали «процеживать» их сквозь себя. Во все стороны брызнула черная сукровица – и покойница, завопив нечеловеческим голосом, исчезла. Через миг исчезли и пентаграммы. Разрезы в пространстве бесследно срослись.

– Хрена себе!.. – округлил глаза Булат.

Лунослав, которого слегка шатало, с чувством откашлялся и помог товарищу подняться. В руках у того была жуткая коса.

– Кажется, мы что-то подкормили… – пробормотал Лунослав, бережно пряча фолиант.

– А ты вообще уверен, что этим твоим Черномиконом можно пользоваться? – поинтересовался Булат, любуясь косой в свете фонарика. – Вдруг он не только чудовищ изводит, но и сам тот еще злодей, а?

– Н-не знаю.

– Ну и ладно. Зато, кажись, и овцы целы, и волки сыты.

Лунослав показал на косу:

– Это, вообще-то, орудие убийства. Если ее найдут, смерть Ковриги повесят на нас!

– Ничего, отпечаточки сотру и в шкаф поставлю. – Булат бережно погладил косу. – Первый трофей нашего бюро! Красота!

– Нет-нет-нет! Только не вздумай ее целовать!

Но было уже поздно: Булат крепко поцеловал свою добычу.

Что тут еще сказать? После этого ноги наших героев сами понесли их обратно в Ивот. И иногда, когда Булат забывался, он постукивал косой по рельсам. Получался крайне знакомый звук, на который ни в коем случае нельзя оборачиваться… И вам бы тоже не стоило этого сейчас делать. Тук-тук!

Глава 3

Обычная ночь. Типичная гроза. Но давайте вглядимся сквозь дождливую темень. Перед нашим взором черным силуэтом предстанет двухэтажный семейный дом, кажущийся таким нелюдимым и зловещим. Возможно, это из-за его почтительного отдаления от всех улиц Старого Ивота. А возможно, и из-за упавшей на гараж сосны – печального последствия грозовых событий двухнедельной давности. Если быть откровенным, тогда много сосен в этом районе повалило. А если уж говорить совсем начистоту, то и в самом доме не всё ладно. Заглянем…

Афанасий Комаров, обычный работяга со стекольного завода, лежал в кровати и кусал от безысходности подушку. Ему не спалось: что-то назойливо мешало – то ли ветки, недобро царапающие окно, то ли нечто, скрывающееся в темноте спальни. Снаружи полыхнула молния, и он увидел покоившийся на комоде колун – дровосечный топор.

– Какого лешего он тут делает? – растерялся Афанасий, абсолютно убежденный в том, что днем оставлял колун во дворе. – Надо бы его вынести – от беды подальше.

Он встал, взял колун и ощутил его пугающую тяжесть. Гоня прочь дурные предчувствия, Афанасий направился к задней двери. Однако вместо этого он неожиданно для себя поднялся на второй этаж – в комнату своего восьмилетнего сына, Глеба. Афанасий подошел к его кровати и высоко поднял колун над головой. Одеяло на кровати мерно вздымалось – мальчик крепко спал.

– Я не хочу! Нет! Не надо!.. – вдруг разрыдался Афанасий. – Беги, Глебка! Ну же!

В ту же секунду мужчина, охваченный суеверным ужасом, стал наносить по кровати и тому, кто в ней был, страшные удары колуном.

– Не-ет! Прошу-у! Я не могу! Сын, почему ты заставляешь меня это делать?! – окончательно разревелся Афанасий, чувствуя, что руки ему не подчиняются. – Я н-не… Глеб! Глеб, прости-и-и! Я… А-а-а…

Вдруг откуда-то снизу раздались плач Глеба и странное песнопение. Растерянный Афанасий взглянул на кровать сына: тот, кто в ней находился, был мертв – чудовищно изрублен колуном. Где-то внизу снова заплакал Глеб.

– Я иду! Я иду, сын! – И Афанасий стремительными прыжками спустился на первый этаж. – Где ты, Глеб?!

Плач раздавался из-за белой двери в подвал. На ней были нарисованы черное солнце и ряд каббалистических символов. Афанасий внезапно понял, что всем сердцем ненавидит эту чертову дверь. Он сморгнул слезы и попытался выбить ее плечом. Плач сына и песнопение стали громче.

– Не трогайте его, лиходеи! Не смейте! – заорал Афанасий и осатанело принялся рубить клятую дверь колуном.

К его ужасу, из разрубов потекла кровь. Дверь кровоточила. Афанасий тяжело задышал, взревел и мощным ударом пробил ее. Из распахнувшейся двери вырвался необъятный поток холодной крови – и поглотил его. А затем Афанасий проснулся…

– Что? Что?! – Он потерянно вскочил с кровати и непонимающе огляделся. – Глебка! Гле-еб! Ты в порядке?! Я иду! Глеб!

Афанасий схватил липкими руками колун, всё так же по непонятной причине лежавший на комоде, и стремительно поднялся в комнату сына. Глеб заспанно включил ночник и вопросительно взглянул на отца, разъяренно рыскавшего по его комнате.

– Опять кошмар приснился? – с сочувствием поинтересовался Глеб.

– Да. Да. Прости, что снова напугал. – И Афанасий, осторожно опустив колун на пол, тихо присел на кровать к сыну.

– Всё тот же сон?

– Да… Извини. – Афанасий крепко обнял мальчика.

– Но ты же меня любишь? – умиротворенно спросил Глеб, начиная засыпа́ть в руках отца.

Афанасий поцеловал его в макушку:

– Да, да! Конечно!

– Тогда ничего страшного не произойдет, пап. Это просто сны.

– Боюсь, что-то очень плохое уже происходит, сынок… Я… я что-нибудь придумаю… Можно я тут, с тобой?

– Конечно, пап.

Афанасий сделал себе на полу лежанку из одеял и лег. Пожелав Глебу спокойной ночи, он пристроил колун рядом с собой и уставился в темноту. Эта ночь для него снова пройдет без сна. Но сейчас он ему и не нужен…

Лунослав критически оглядел лежавшую на столе вывеску. Она была похожа на адское надгробие – пепельно-серая, с красными буквами «Бюро "Канун"» и указанием графика работы – круглосуточно и без выходных. Этому «надгробию» предстояло висеть возле входной двери Ивотского дома культуры, где для бюро был арендован старомодный двухкомнатный кабинет.

– Как бы не сдохнуть от такого режима, – пробормотал Лунослав и честно оценил вывеску: – Страшная. – Затем он крикнул: – Эй, Булат! Ну где там шуруповерт?

– Айн момент! – отозвался тот из соседней комнаты. – Уже несу! Руки-то им себе не вырвешь?

– Язык бы тебе вырвать, – буркнул Лунослав, любуясь вывеской на расстоянии.

– Еще успеешь, брат шаман! – Булат вошел в комнату. – Черномикон спрятал?

– А ты – косу?

Булат многозначительно дрынькнул шуруповертом, на что Лунослав так же многозначительно звякнул ключами. Одним словом, жуткая коса обрела подвешенное состояние в неприметном шкафу, а Черномикон – стальную тюрьму в сейфе.

В дверь бюро постучали, и вошел Афанасий Комаров с газетой в руках. Вид у него был уставший, как у лежалой картофелины. Черномикон в сейфе тут же заскребся. Лунослав и Булат встревоженно переглянулись: жуткий фолиант чувствовал зло.

– Мыши? – понимающе спросил Афанасий, оглядываясь.

– Ага. Одна. Большая. Черная, – мрачно сказал Булат. – Мне, наверное, стоит на секундочку отлучиться – чтобы найти чем покосить.

– А вы – кто? – осторожно спросил Лунослав.

– Афанасий Комаров, – представился мужчина и поочередно пожал руки сотрудникам бюро.

Рука у Афанасия, к обоюдному удивлению Лунослава и Булата, оказалась теплой и грубоватой – живой.

– Вы – два мастера по борьбе со сверхъестественным? – с надеждой поинтересовался Афанасий. – Я по объявлению.

– По какому еще объявлению? – окончательно растерялся Лунослав.

Афанасий с готовностью протянул газету.

Булат взял ее, хмыкнул и с выражением прочитал:

– «Два мастера по борьбе с нечистью решат ваши потусторонние и неземные проблемы! Звоните и приходите! Стопроцентная гарантия! Бесплатно!»

– Та-ак, ясно, – протянул Лунослав. – Значит, объявление взялось оттуда же, откуда и вывеска с самим бюро.

– Откуда? – не понял Афанасий.

– А ниоткуда, – пожал плечами Булат. – Ладно, мужик, садись. Выкладывай, что там у тебя за напасть приключилась.

Афанасий, почесав вспотевший лоб, послушно присел на диванчик:

– Понимаете, я… я вот уже вторую неделю во сне вижу, как убиваю собственного сына – Глебку! Из-за этого я почти совсем не сплю! Я… я боюсь сорваться и действительно натворить что-нибудь! И почти всегда одно и то же: колун, кровать сына и дверь в подвал, за которой – плач Глеба и какой-то жуткий хор!

– Будьте добры, расскажите поподробнее, – попросил Лунослав и достал блокнотик.

Афанасий еще раз почесал лоб и в подробностях поведал о мучивших его ночных кошмарах.

– Мы разберемся, – бесстрастно сказал Лунослав.

– Слава богу! – перекрестился Афанасий и протянул клочок бумажки. – Вот адрес. Дома сын будет, если что. А то, знаете, просто мочи уже нет! По ночам – не сплю, днем – прийти в себя пытаюсь! Еще и мужиков с трактором пригнать надо – чтобы клятую сосну из гаража вынуть! Зараза такая! Деревьев-то давеча повалило – куча! А эту – прям на нас! Хорошо хоть, не по нам шарахнула! Ну, я на работу. – И он встал, чтобы уйти.

– А малец-то в курсе, что мы придем? – полюбопытствовал Булат, не сводя подозрительного взгляда с мужчины. – А то ведь может содействия не оказать. А оно, ядрен батон, ох как будет нужно.

– Окажет-окажет! – заверил Афанасий и показал фотографию сына. – Вот он – любимый Глебка.

Булат нахмурился, пытаясь сообразить, где именно он видел мальчика с фотографии раньше.

– Ну, бывайте, мужики! – И Афанасий вышел.

– Брат шаман, а тебе паренек не показался… знакомым?

– Что-то такое было, да, – обеспокоенно согласился Лунослав. – А что?

– Да не знаю. – Булат размял кулаки. – Предчувствие, что ли, какое… Хе. А может, и в животе что бродит! Ладно, давай-ка сперва закончим с гробовым лицом нашего бюро.

Через час, когда вывеску водрузили на положенное ей место и для приличия сбрызнули пивом, Лунослав и Булат вооружились Черномиконом и отправились к дому Афанасия.

Прибыв на улицу Миронова, Лунослав и Булат быстро нашли нужный дом, который, как оказалось, был совершенно не тем. В пользу этого говорило не только отсутствие упавшей сосны, но и отсутствие самого́ гаража. К слову, леса поблизости также не было.

– Ядрен батон! Ну и что это за хрень? – огляделся Булат. – Мужик, похоже, так напрягался, что даже адрес не смог нормально написать!

– Но мы-то точно по нему приехали, – заметил Лунослав и постучал в ворота.

– По голове себе постучи, милок! – вредно посоветовал кто-то. – Зенки протри! Дома-то никого нет, окаянный!

К заборчику соседнего дома подошла баба Маня – терроризирующая незнакомцев и соседей бабуля с хитрым бородавчатым лицом.

Булат отвесил смутившемуся Лунославу щелбан и подмигнул бабе Мане:

– Бабуль, не это ли дом Афанасия Комарова?

– Ты никак, милок, чайный гриб с наливкой перепутал, ась? – уточнила та. – Халупка эта – Комаровых, да. А вот «фанасиев» тут отродясь не бывало. Хотя, может, к Людке какие «фанасии» по ночам и шастают – похлебать чего.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Лунослав. – Дом – Комаровых, но ни Афанасия, ни Глеба здесь нет?

– Сорванца-то того? – задумалась баба Маня. – Да, сорванец был – да сплыл. Две недели уж как пропавшим числится! Сбежал, поди, от мамки-то такой! Стирает – черт-те как! Огород полет – что кура! А…

– Бабуль, не тарахти! – оборвал ее Булат. – Что с мальчиком-то?!

Баба Маня сплюнула, ушла в дом и вернулась с каким-то цветастым листком.

– Эх вы! Весь Ивот ищет! А вы всё, поди, в энтом «нанете» мохнаток покрасившее выискиваете! – И она протянула Лунославу листик.

Это было объявление о розыске пропавшего несовершеннолетнего – Глеба Комарова. К изумлению Лунослава и Булата, на фотографии объявления и на той, что показывал им в бюро Афанасий, был один и тот же ребенок.

– Так его отец, что ли, похитил? – не понял Булат. – Вот же анус двуликий!

– Какой такой-сякой отец? – вклинилась баба Маня. – Так ведь Борька, батька сорванца, давно уж как помер, чтоб его черти на холодец и щи пустили!

– А если это был не его отец? – задумался Лунослав.

– В смысле? – одновременно спросили Булат и баба Маня.

Лунослав похлопал по Черномикону в сумке и торопливо сказал бдительной и ушлой бабуле:

– Срочно позвоните в полицию! Скажите, что мальчик может находиться в доме с упавшей сосной где-то на окраинах Старого Ивота возле леса!

Баба Маня залихватски отдала честь и торопливо пошаркала к себе.

– Что-то мне подсказывает, что это не простое похищение, – заключил Лунослав. – Но зачем было приходить к нам и давать адрес Глеба? Не понимаю.

– Слушай, брат шаман, – вдруг улыбнулся Булат. – А я, кажется, слышал про один лесной отшиб, где две недели назад гроза кучу деревьев повалила! Ну-ка, погнали!

Увлеченные и озабоченные поиском ребенка, они не заметили, что за ними следят…

Место, где две недели назад напроказничала гроза, обнаружилось за улицей Красная Заря – в километре от скопления дач. И действительно, деревья в начале лесополосы, словно огромные спички, были повалены и поломаны. Там же нашелся и заброшенный двухэтажный дом с гаражом, чью крышу пробила одна из сосен. В пустых окнах дома зловеще свистел ветер.

– Как они тут жили? – невольно вырвалось у Лунослава. – Что-то это всё не стыкуется.

– А зачем понимать злодея? – прищурился Булат. – Соврал, и всё тут. Главное, мальчик где-то там.

Однако на последних метрах дорогу им заступил плутоватый мужичок с татуировкой синего глаза на подбородке. Это был пятидесятилетний Ермолай Болиничев, бывший начальник одного из цехов стекольного завода, увлекавшийся в свое время водочкой и задуванием под юбки подчиненным.

– Привет, уважаемые! А вы куда? – полюбопытствовал Ермолай, поглаживая в кармане бежевой ветровки пистолет.

– Жопой резать провода! – огрызнулся Булат, заподозрив неладное. – Тебе не по хрену? Ты вообще кто?

– Я? Я сторож этой частной собственности. – Ермолай подленько улыбнулся. – А потому настоятельно не советую вам посещать ее. К тому же там всё в аварийном состоянии! Так что не рекомендую-с!

Лунослав достал телефон:

– Тогда, полагаю, владельцам «частной собственности» будет что рассказать полиции по поводу пропажи ребенка.

Ермолай притих, огляделся и, заметив вдалеке дачников, вынул руку из кармана с пистолетом. Он не должен был никого подпускать к дому, но и стрелять на людях ему тоже было запрещено.

– Слышал, что тебе сказали, фанат подбородочной живописи? С дороги! – Булат бесцеремонно оттолкнул мужичка. – Пошли, шаман-брат!

Тут Ермолай выхватил телефон из рук оторопевшего Лунослава и бросился с ним наутек, ожидая, что за ним погонятся.

– Верни телефон, псих! – крикнул Лунослав.

Булат подобрал с земли камень, взвесил его в руке и метнул в спотыкавшегося на ухабах Ермолая. «Снаряд» угодил тому прямо в лопатку, заставив ойкнуть. Дачники, со своей стороны, попытались перехватить беглеца, но тот проворно скрылся в чаще.

– Черт возьми! Он спер мой сотовый! – возмутился Лунослав.

– А мы в отместку сопрем жертву похищения, – глубокомысленно сказал Булат и направился к дому. – Не раскисай, Луня! Не творожок в магазине!

Они осторожно вошли в заброшенное строение. Внутри дом был еще хуже, чем снаружи. Всюду валялись кирпичи и битое стекло.

– Я бы сюда даже по чудовищной нужде не зашел, – цинично заметил Булат. – Хотя нет, по чудовищной зашел бы. Ха.

– Погоди! Ты это слышал? – остановил его Лунослав. – Слушай-слушай! Кто-то… кто-то поет!

– А… Ядрен батон, точно, бубнит кто-то!

Через миг они оказались перед белой дверью, на которой было нарисовано черное солнце в окружении тошнотворных символов. Гипнотическое песнопение звучало из-за нее.

– Хористы за дверкой, – шепнул Булат. – Что Черномикон?

– Та-ак. Хм. Молчит зараза, – ответил Лунослав.

Булат скривился и приготовился высадить дверь. Однако Лунослав дернул за ручку – и дверь отворилась. Песнопение стало громче. Булат заглянул в дверной проем и увидел кривую лестницу, ведущую в темноту зловещего подвала.

– Надеюсь, у тебя не хрустят коленки, – бросил он Лунославу и покрался вниз по ступеням.

– Не хрустят – не чипсы! – тихо огрызнулся тот.

Преодолев лестницу, они вышли на подвальный этаж, где шла богомерзкая черная месса. Коптили чумазые, жирные свечи. На исписанном богохульствами полу располагался жертвенник, возле которого стервятниками кружили пять пугающих фигур в балахонах. В центре жертвенника лежал истощенный Глеб. Рядом с ним стояли капельницы. Мальчик был в состоянии искусственной комы.

– Йа! Шуб-Ниггурат! Черный Козел Лесов! Приди! Приди! Приди! – заунывно пели фигуры, повторяя это снова и снова.

– Я им сейчас так спою! – прошипел Булат. – Только палку потолще найду.

– Палок нужно по количеству негодяев, – загадочно сказал Лунослав.

– Что? Почему?

– Чтобы каждому хватило в задницу вставить.

– Углубленно мыслишь, брат.

– Р-рук-ки вверх! – вдруг раздалось позади сотрудников бюро.

В подвал спустился довольный Ермолай. В руках у него трепетал пистолет.

– А вот это еще плюс пять лет строгого режима! – предупредил его Лунослав.

– И строги там будут не только к тебе, но и к твоей заднице, мужик! – добавил Булат, поднимая руки.

– Вперед-вперед, любопытные вы наши! – И Ермолай вытолкал их к остальным культистам.

Одна из фигур сняла капюшон и оказалась Пелагеем Пепельковым – бывшим директором стекольного завода; слегка косоглазым мужчиной, напоминавшим лицом и поведением эрегированный член. На подбородке у него также был вытатуирован глаз.

– Эй, а я тебя знаю! Это же тебя по статье из завода выперли – сразу перед тем, как «ЗОЛА» его купила! – обличающе заявил Лунослав. – Ты – Пелагей Пепельков!

– Вы почто мальчика мучаете, зверье контуженное?! – процедил Булат.

Пелагей подал знак остальным, и они откинули капюшоны. Другими культистами оказались бывшие начальники стекольного завода, также уволенные оттуда в момент прихода в Ивот корпорации «ЗОЛА». У каждого из них была татуировка глаза под нижней губой.

– Мы – культ Черного Солнца! – одержимо прохрипел Пелагей. – И с помощью этого ритуала мы превратим «ЗОЛУ» в… в… в золу! Этих проныр к стене – и в расход! Кровь их – в бокалы и в термосы, а заодно и мальчика ею омоем!

Ермолай пинками отогнал Лунослава и Булата в сторонку и затянул детскую считалочку, выбирая, кого первого застрелить. Остальные между тем вернулись к богомерзкому ритуалу. Вновь зазвучал зловещий призыв.

– Ядрен батон, ну вы и балбесы! Культ-то у вас – какого-то там солнца, а татушки себе сделали – глаз! – рассмеялся Булат. – Как вы с ними по улице ходите, а? Люди вас, поди, за дурачков держат, да?

– А накладная борода на что? – ехидно оскалился Ермолай и решил, что первым пристрелит болтуна, метнувшего камень.

– А, ну да.

Лунослав с дрожью сказал:

– Как-то мы недолго поработали в бюро, Булат.

– Выше нос, дрищ-колдун! И на старуху бывает свекруха!

В этот момент в подвал спустился Афанасий с колуном. Убедившись, что его никто не видит, он подкрался к Ермолаю и рубанул его колуном по голове. Брызнула кровь. Череп Ермолая мясисто раскрылся. Культисты испуганно обернулись. Черномикон задергался.

– Убить их! – визгливо проорал Пелагей.

Культисты вынули кривые ножики и бросились в атаку.

Афанасий с ревом крутанул колун вокруг себя:

– Не дам Глебку в обиду, лиходеи!

Завязалась драка. Кровожадно зачавкал дровосечный топор. Булат тут же сбил с ног одного из нападавших. Лунослав потерянно заозирался. Он был далек от рукоприкладства и прочих бытовых конфликтов.

– А мне что делать? – крикнул Лунослав. – Я же не драчун!

– Вот и не дрочи! А то волосы на руках вырастут! – хохотнул в ответ Булат.

Несмотря на красивые зловещие ножики, бывший руководящий состав стекольного завода совершенно не умел ими пользоваться: открытие консервов было не в счет. Так что итог схватки оказался предрешен. Осознав это, Пелагей бросился вверх по лестнице.

– Культ Черного Солнца еще пожрет ваши души! – крикнул он напоследок.

За ним успели сбежать еще двое. Остальные культисты, включая Ермолая, были мертвы.

Афанасий отшвырнул окровавленный колун, бросился к Глебу и принялся выдергивать из него трубки капельниц.

– Глеб! Глеб! Глебушка! Очнись, родной! – взмолился Афанасий, гладя ребенка.

Мальчик растерянно открыл глаза.

– Привет, – тихонько сказал он. – И спасибо.

Афанасий ласково улыбнулся ему. А затем он внезапно преобразился, став уродливым и облезлым гуманоидом – жуткой тварью, скользившей по тонкой грани между явью и снами. Через миг он медленно растаял в воздухе. Черномикон тотчас успокоился.

– Черт возьми!.. – ошарашенно пробормотал Лунослав.

– Черт возьми, – невозмутимо согласился Булат и, бережно взяв Глеба на руки, понес его наружу. – Ты помнишь, что с тобой было, парень?

– Меня похитили, да? – спросил мальчик. – Помню, как мне что-то дали, чтобы я не мог проснуться. Помню, как звали что-то очень плохое. А еще мне снился очень долгий сон о том, как я живу с папой – вымышленным папой. Он заботился обо мне, и за это ему снились свои страшные сны. И он не знал, как от них избавиться, чтобы помочь мне…

– Так этот Афанасий – он… – И Лунослав сделал паузу, переваривая услышанное.

– Да, он – мой кошмар…

Булат присвистнул, а Лунослав быстро сделал несколько пометок в блокноте. Когда они вынесли ребенка, к дому уже ехали полицейские машины, вызванные бдительной бабой Маней. На свежем воздухе Глеб снова уснул.

– А странно. Почему этот Афанасий-кошмар сразу не сказал, где они находятся? – задумался Булат, осторожно садясь с мальчиком на ступеньки. – И почему сам не помог мальцу, если он такой… ну, такой материальный?

– Хм… Может, он верил, что действительно живет с ним в его настоящем доме? – предположил Лунослав. – А еще, судя по его рассказу о снах, он не мог пройти через ту дверь. Кошмар для кошмара, одним словом…

– Верно, брат шаман. Верно…

Итак, подведем небольшой итог. Что мы знаем о культах? Что мы знаем об управляемых сновидениях – или, что еще страшнее, об управляемых кошмарах? Какие цели преследуют первые и каким целям отвечают вторые? Да и стоит ли знать это? Возможно, прямо сейчас, читая это, вы становитесь частью чьего-то ужасного сна. Или, быть может, именно в это мгновение ваш друг или родственник начинает жарить мясо с крайне зловещим лицом. Присмотритесь к тому, что вас окружает, и, если вы что-то заметите, не подавайте вида. Не исключено, что для противодействия этому ужасу вам придется создать собственную секту или даже… проснуться…