Николай Никифоров
Штурмовые бригады Красной армии. Фронтовой спецназ Сталина
Таким образом, войны конца XVIII и начала XIX в. затронули важнейшие составные части военно-инженерного искусства и внесли существенный вклад в их развитие. Появилась необходимость теоретического обобщения приобретенного опыта. В России создается ряд высших военно-учебных заведений, и в их числе военно-инженерная академия (с 1816 г. – главное училище инженеров, с декабря 1819 г. – главное инженерное училище, с 1855 г. – инженерная академия).
Однако теоретических трудов по военно-инженерному искусству в то время было крайне мало. Причем в большинстве своем эти труды посвящались фортификации и предлагали почти без изменений рекомендации и чертежи, которые были известны в конце XVIII века. Во взглядах на применение военно-инженерного искусства в основном господствовал геометризм, шаблон, оторванность от требований войск. В частности, деление фортификации на долговременную и полевую делалось по чисто техническим признакам, главным образом по применяемому материалу для возведения сооружений.
Против этих положений, делавших военно-инженерное искусство застывшим произведением геометрических построений и архитектурного крепостного классицизма, выступил видный русский военный инженер А.З. Теляковский. В написанном им и переведенном на многие европейские языки труде «Фортификация» обосновывается деление фортификации по назначению и характеру: использование укреплений в войне – полевая фортификация, по мнению А.З. Теляковского, имела тактическое значение, а долговременное инженерное оборудование ТВД – стратегическое. «Дело фортификации, – писал он, – приспособить местность посредством укреплений к выгоднейшему действию войск; место расположения укреплений указывается тактикой».
Российская академия наук в своем постановлении о присуждении А.З. Теляковскому Демидовской премии отмечала, что в его трудах «раскрыта связь фортификации с тактикой и стратегией». С появлением его трудов заметно расширилась теоретическая область военно-инженерного искусства. Его идеи нашли практическое решение и дальнейшее развитие в Крымской войне 1853–1856 гг. при обороне Севастополя. Последователями идей Теляковского были видные русские военные инженеры К.А. Шильдер и Э.И. Тотлебен.
В ходе обороны Севастополя в 1854–1855 гг. зародилась новая система укреплений – полевые позиции как противодействие атаке рассыпным строем. Вместо узкой линии бастионов и связывающих их крепостных стен впервые была применена укрепленная полоса глубиной 1000–1500 м, состоявшая из нескольких линий траншей, создавались защищенные позиции для артиллерии, устраивались блиндажи для укрытия личного состава, широко велась подземно-минная борьба, впервые был использован электрический способ взрыва, появились взрывные фугасы и морские мины. Стрелковые окопы и траншеи, зародившиеся в Севастопольской обороне как новая форма полевых укреплений, широко применялись североамериканцами в гражданской войне.
Русско-турецкая война 1877–1878 гг. подтвердила правильность опыта Севастопольской обороны; возведение полевых укрепленных позиций в этой войне стало входить в систему. Причем оказалось, что стрелковые окопы и траншеи необходимо применять не только в обороне, но и в ходе наступления. Впервые в практике войск нашло применение самоокапывание. Это первыми сделали русские саперы, их примеру последовала пехота.
Наиболее полно события этой войны исследованы в книге академика В.А. Золотарева «Противоборство империй»[6]. Ценность монографии прежде всего заключается в доказательном показе генезиса Восточного кризиса, нашедшего свое логическое продолжение в войне как его апофеозе. Война как сложнейшее историческое явление представлена законченным полотном, в полной мере и органично насыщенном многоцветьем событий. На всесторонне раскрытом сложном политическом фоне мы видим причудливые очертания Балканского узла и Кавказа, причем с мельчайшим и подробным, просто филигранным, отображением деталей происходящего. Полные драматизма, проплывают перед нами Шипка, Плевна, Карс, Баязет. Военное искусство русской армии наполнено конкретными действиями исторических персонажей, величием и непобедимостью русского духа и оружия.
От сложного и большого к простому и конкретному – ярко и убедительно автор показывает происхождение и события войны, ее результаты и историческое место, воспроизводит все сложности борьбы в исторической ретроспективе, определяет комплекс социально-политических и идеологических мотивов особого интереса России. Серьезное научное отношение автора к эпистолярному наследию войны, ее отображению в народном и профессиональном поэтическом творчестве придает работе особый колорит, наполняя ее живой теплотой человеческого дыхания, сложностью и неоднозначностью бытия ее героев. Труд В.А. Золотарева в то же время отличает строгий научный подход к исследованию проблем войны 1877–1878 годов. Уникальные документальные приложения, обширная библиография и красочные иллюстрации XIX века ставят работу в разряд эксклюзивных.
Неудавшийся штурм Плевны, бои на Шипке, взятие Карса окончательно доказали правильность сочетания элементов крепостных форм обороны с полевыми укреплениями. Но выявили и другое – эффективных способов борьбы против такого сочетания пока еще не имелось. Лобовой штурм в таких случаях приводил, как правило, к большим потерям и искомого результата не давал. Так, при штурме Плевны, безусловно, важном пункте, но не главной стратегической цели войны, к исходу третьего дня штурма погибло 43 тыс. русских и 3 тыс. румын при потерях противника в 3 тыс. человек[7].
Вместе с тем в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. взгляды на использование саперов расходились с их количеством в армии. Вследствие их относительно небольшой численности использование саперных частей при наступлении было незначительным и часто не по специальности. Например, отряд силою в 25 батальонов, назначенный для штурма позиций у Ловчи 22 августа 1877 г., имел в своем составе всего два саперных взвода. Конечно, такое количество саперов вряд ли в полной мере могло обеспечить действия и положение атакующей пехоты. В лучшем случае их деятельность сводилась к руководству работами по устройству батарей и ложементов на захваченных рубежах.
Становилось ясным, что поиск новых форм борьбы против подготовленной обороны в полной мере зависит от развития оружия, вооружения, особенно артиллерии, появления новой техники.
Начало XX в. было характерно бурным развитием инженерно-технических средств борьбы. Русско-японская война 1904–1905 гг. дала много примеров для организации обороны. Обобщение ее опыта, в особенности обороны Порт-Артура, явилось значительным вкладом в развитие военно-инженерного искусства. В ходе войны окончательно утвердилась и приобрела безусловное право на существование полевая фортификация и ее важнейшая современная форма – сплошные траншеи большой протяженности. Вначале полевые укрепления имели небольшую глубину, затем в ходе войны их стали строить в две-три линии на глубину 2–4 км. Впервые было предпринято заблаговременное возведение тыловых оборонительных позиций. Появляются убежища, выявляется непригодность редутов и других насыпных сооружений. Создается сплошная укрепленная позиция – в нее был превращен фортовой пояс крепости Порт-Артур, где полевые и долговременные укрепления взаимно дополняли друг друга. Штурм крепостных укреплений стоил японской армии 100 тыс. человек убитыми и ранеными, что в четыре раза превышало численность гарнизона крепости.
В ходе этой войны родилась новая отрасль военно-инженерного искусства – маскировка, хотя ее отдельные элементы нашли применение еще под Севастополем. Широкое использование нашли минно-взрывные, электризуемые и другие заграждения. Впервые в большом количестве как средство заграждения применялась колючая проволока.
Тактика инженерных войск получила свое развитие не только при возведении оборонительных позиций, устройстве заграждений и при проведении маскировочных мероприятий, но и созданием впервые в русской армии при наступлении групп инженерной разведки и разграждения. Так, главнокомандующий русскими войсками указывал: «При каждой части войск, назначенной для атаки укрепленного пункта, должны быть саперы и охотничьи команды с материалом для разрушения препятствий».
Таким образом, саперы при атаке являлись не только руководителями работ по устройству полевых укреплений, создаваемых в основном самими войсками, снабженными достаточным количеством шанцевого инструмента, но и следовали в голове штурмующих колонн. При этом они производили специальную разведку и прокладывали путь пехоте через искусственные препятствия противника и через труднодоступные для движения участки местности. Это было зарождением комплексного инженерного обеспечения боя.
Русско-японская война показала, что даже существенного увеличения инженерных частей перед войной было недостаточно. Для решения новых инженерных задач их требовалось значительно больше. Поэтому принимались меры по созданию дополнительных контингентов инженерных войск. Перед Первой мировой войной их количество было доведено в русской армии до 39 саперных и 9 понтонных батальонов, 25 парков, 38 авиационных отрядов, 7 воздухоплавательных и 7 искровых рот, имелись также несколько запасных частей, что в общем превышало количество инженерных частей в германской армии.
Примечательным является тот факт, что ряд новых технических средств борьбы впервые осваивался инженерными войсками, а затем, по мере развития этих средств и разработки способов их применения, уже создавались специализированные подразделения и части, предназначенные для их использования. Первоначально эти подразделения находились в составе инженерных войск, а затем становились самостоятельными войсками.
Первыми из инженерных войск русской армии выделились в 1904 г. железнодорожные войска, затем постепенно стали выделяться в самостоятельные войска – авиация (1910–1918 гг.), автомобильные и бронетанковые (1914–1918 гг.), прожекторные (1904–1916 гг.), химические (1914–1918 гг.), а также части связи. Следовательно, первоначальная разработка способов использования подразделений этих войск осуществлялась в рамках военно-инженерного искусства. Таким образом, военно-инженерное искусство и инженерные войска как его проводники оказались родоначальниками нескольких новых родов войск и специальных войск, сделав первые шаги в развитии искусства их боевого применения.
Выделение из состава инженерных войск ряда специальностей в самостоятельные отрасли военного дела не снизило роли и значения военно-инженерного искусства, но придало ему определенную направленность, повысило специализацию инженерных войск, а также открывало путь для сосредоточения усилий в области теоретической разработки и практического решения вопросов инженерного обеспечения боя и операции. Целесообразность развития военно-инженерного искусства в этом направлении подтвердилась дальнейшим ходом военной истории.
Первая мировая война показала, что ни одна из европейских стран не подготовила должным образом свою территорию к ведению военных действий, что в полной мере относилось и к России.
Инженерные мероприятия при обеспечении наступательных действий в 1914 г. в основном заключались в прокладке и ремонте путей, преодолении разрушений, устройстве переправ, ведении инженерной разведки, организации и обеспечении связи. Гораздо реже привлекались инженерные части к подготовке штурма крепостей.
В ходе Первой мировой войны в русской армии была разработана и внедрена в практику система полевых укрепленных позиций из сплошных траншей, связанных ходами сообщения и прикрытых проволочными заграждениями. Немцы создавали в оборонительных полосах ротные опорные пункты.
При оборудовании позиций широко применялись блиндажи, убежища, различные укрытия, вошел в употребление железобетон, начали использовать броню и волнистую сталь. Впервые нашли применение закрытые огневые сооружения для пулеметов и передвижные бронезакрытия для пушек.
Большое развитие получили заграждения, в особенности проволочные. Их устраивали в виде спиралей, ежей, рогаток и т. п. Однако подобные заграждения не могли удовлетворить возросшие требования к укреплению позиций. Они довольно легко разрушались. Война настоятельно потребовала также дальнейшего совершенствования взрывных заграждений.
Таким образом, стали вырисовываться контуры новых, более гибких форм организации обороны. Вместе с тем следует заметить, что неудачи первых месяцев войны заставили воюющие страны предпринять заблаговременную подготовку тыловых позиций. Но, к сожалению, главенствующей роли в обороне они не сыграли. Выдающийся военный инженер Д.М. Карбышев в своей работе по истории фортификации оценивал их значение следующим образом: «После первого же удара, под влиянием растерянности, мы из одной крайности впадали в другую, повторяем ошибку Русско-японской войны и загромождаем свой тыл на сотни верст в глубину бесконечным количеством тыловых позиций, отдавая им все свои силы и средства, оторванные от боевых позиций, на коих и зиждилась вся сила обороны». И далее он продолжает: «В тылу, и притом глубоком, была создана в буквальном смысле фортификационная лапша из бесчисленного количества полос и полосок, построенных без всякой системы, фронтом на запад, и поглотивших колоссальное количество всех средств, отнятых у фронта… при отходе использовать их не пришлось»[8]. Затем Д.М. Карбышев приводит убедительные примеры полнейшей бесполезности ряда заблаговременных подготовленных позиций и указывает, что войскам в ходе боевых действий приходилось на местности, изрезанной этими позициями, поспешно возводить своими силами новые укрепленные полосы в условиях уже непосредственного соприкосновения с противником.
В определенной степени подобная картина наблюдалась и в ходе Великой Отечественной войны. Заблаговременно построенные Вяземская и Можайская линии обороны, а также укрепленные рубежи на ближайших подступах к Москве и Сталинграду не были надлежащим образом использованы обороняющимися войсками и не стали костяком оперативной обороны.
По существу, новая организация обороны, появившаяся в позиционный период Первой мировой войны, ее гибкий характер потребовали изменений в подготовке и проведении наступательных операций. Так, для прорыва неприятельских позиций потребовалось проводить тщательную инженерную подготовку исходных плацдармов. При этом учитывалось, что основной ударной силой при прорыве будет пехотная дивизия. Перед прорывом она обычно строилась в несколько линий цепей. Для каждой цепи готовилась отдельная траншея. Между траншеями устраивались глубокие и широкие (магистральные) ходы сообщения. На пассивных участках фронта создавались прочные опорные пункты, а на активных траншеи выносились вперед, как можно ближе к противнику. То есть при помощи инженерных средств в исходных районах создавались благоприятные условия для скрытого развертывания войск и свободы их маневра, обеспечения одновременности атаки переднего края обороны противника, а также дальнейшего продвижения наступающих войск в глубину обороны противника.
Один из таких плацдармов, или исходных районов для наступления, был создан войсками Юго-Западного фронта под руководством начальника инженеров фронта генерал-лейтенанта К.И. Величко перед прорывом обороны противника под Луцком, получившим название Брусиловского прорыва. Всего на плацдарме было отрыто 10 линий траншей. На отдельных участках траншеи приблизились к австрийским позициям на 150–300 м. Для маскировки траншеи отрывались не только на участке прорыва, но и в других местах, что ввело в заблуждение противника относительно направления наступления русских войск и, безусловно, способствовало успеху прорыва.
Так, к примеру, частями 24-го армейского корпуса 7-й русской армии за месяц подготовки плацдарма было отрыто 70 км траншей и ходов сообщения, установлены перед ними проволочные заграждения, сооружены блиндажи, наблюдательные пункты и убежища. В то же время саперами корпуса были отремонтированы и проложены вновь дороги, построены мосты и выполнены другие инженерные мероприятия.
Вместе с этим частями корпуса готовились средства и приспособления для обеспечения преодоления препятствий и заграждений во время атаки: штурмовые мостики, удлиненные заряды взрывчатых веществ для разрушения проволочных заграждений и прочее. Например, в полосе наступления 24-й пехотной дивизии шириной в 1,5 км были подготовлены для форсирования реки Стоход 107 штурмовых мостиков.
В целом это была трудоемкая, но неизбежная и необходимая в тех условиях форма инженерной подготовки атаки, способствовавшая успеху как Брусиловского, так и других прорывов.
С другой стороны, определенное изменение тактического рисунка боя при прорыве оборонительной полосы противника связано с тем, что во второй половине Первой мировой войны русские войска встретились с железобетонными сооружениями и мощными заграждениями. Это привело к новым формам штурмовых действий. Так, по примеру действий 32-го армейского корпуса 8-й армии в Брусиловском прорыве в 1916 г. боевой порядок включал штурмовые части – команды саперов и охотников. В боевом порядке команды или штурмовые группы располагались впереди главной роты в две волны. Прежде всего они проделывали проходы в проволочных противопехотных и электризованных проволочных заграждениях. Если проходы были произведены артиллерией, то команды расширяли их, увеличивая тем самым пропускную возможность. Причем необходимо было обеспечить одновременность атаки переднего края обороны противника и дальнейшее продвижение наступающих войск в глубину обороны. Это достигалось путем устройства проходов в заграждениях удлиненными зарядами, передвигаемых вперед на тележках или салазках. В глубине обороны противника устройство проходов в заграждениях осуществлялось пехотой и подразделениями саперов с помощью ножниц, «кошек» и гранат. Кроме этого саперы и охотники осуществляли блокирование блиндажей, деревянных и бетонированных убежищ в передовых траншеях обороны противника.
В свою очередь, немцы при наступлении в 1916 г. на Верден создали штурмовые группы в составе одного – трех отделений пехоты, усиленных саперами, огнеметами, пулеметами и легкими минометами. Их задача состояла в уничтожении оборонительных сооружений, что способствовало продвижению наступающих боевых порядков.
В сражении при Камбре в 1917 г. англичане для борьбы с оборонительными сооружениями типа блокгаузов применяли блокирующие группы, в состав которых включались танки.
Таким образом, в ходе Первой мировой войны не только повысились роль и значение инженерных войск, но зародилась и получила практическое применение новая отрасль военно-инженерного искусства – инженерное обеспечение наступательного боя и операции.
Гражданская война, по сути, подтвердила правильность и необходимость инженерного обеспечения не только боя и операции в целом, но в том числе и штурмовых действий войск. Начался период военно-инженерного искусства советского времени. Его наиболее крупными проблемами прежде всего явились создание новых форм заблаговременной фортификационной подготовки территории страны – системы укрепленных районов, а также инженерное обеспечение высокоманевренных боевых действий войск, в первую очередь по обеспечению наступательных операций, проводимых при возросшем количестве заграждений и препятствий у вероятного противника. Особое значение придавалось решению задач инженерной подготовки оперативных плацдармов на крупных реках и обеспечению их успешного форсирования с ходу в условиях недостаточного технического оснащения инженерных войск переправочными средствами.
Межвоенный период характерен прежде всего тем, что к концу 30-х годов укрепленные районы уже безоговорочно были приняты в качестве основной формы инженерной подготовки приграничных районов СССР к войне. Вместе с тем остро вставал вопрос организации преодоления подготовленной обороны противника на его территории. Следовательно, поиск и создание оптимальных форм организации обороны и способы ее преодоления находились и находятся по сей день во взаимном развитии, взаимодействии и во многом зависят от технического состояния и возможностей государства в военной области. И если практическая организация обороны осуществляется чаще всего в мирное время при больших затратах государства и на прочность проверяется войной, то преодолению обороны вероятного противника в годы мира уделяется недостаточное внимание, применяются, как правило, способы прошлой войны на быстро устаревающих полигонах.
Согласно политическим и стратегическим установкам в конце 30-х годов, Красная Армия не собиралась воевать на своей территории. Однако возможности советских войск, как показал многотрудный опыт советско-финляндской и первого периода Великой Отечественной войн, по штурму и преодолению сильно укрепленных позиций реального противника оказались невелики.
Поэтому создание и широкое применение штурмовых инженерно-саперных бригад во втором и третьем периодах войны во многом способствовали решению этой важнейшей проблемы в наступательных операциях, что позволило бригадам по праву называться гвардией инженерных войск, золотым фондом резерва Главного командования[9].