Николай Мокроусов
На пути Войны. Книга третья
Все умерщвленные твоей дланью будут говорить тебе: «Теперь и ты повержен, как и до тебя были повержены мы. И сделался ты бессильным, как и мы! И стал ты подобен нам! Отныне тут место гордыне твоей и злобе, что народы пожирала. «Низвергатель стал низвергнутым!» – воскликнут они, увидев, как несущийся свет, разобьется о землю пропитанную кровью.
И узришь ты мысли скорбные в разуме и сердце своем, когда вспомнишь слова произнесенные тобой однажды: «Взойду на трон я высший, и выше звезд я вознесусь, как вознесу и престол мой на горе остальным народам. Взойду на высоты облачные, и спущусь во тьму бездонную, и буду подобен творцу своему я. Отныне нету и не будет равных мне», – воскликнул он, утвердив силу и власть свою.
И осознаешь ты, что низвержен в глубины преисподней. И взирающие тысячи прискорбных глаз рассудят о тебе: «Тот ли это серафим, что колебал твердь земную, свергая царства на пути своем? Тот ли это серафим вещал, сотрясая саму вселенную громогласным голосом своим, делавший разоренной пустынею обители врагов своих, уничтожая города врагов евонных, и пленников не бравший, не щадивший ни женщин, ни детей?».
Все правители, сгинувшие от рук твоих, покоятся с миром, преданные забвению в усыпальницах своих, а тебя оставят лежать на поле брани как презренное создание, как и ты, оставлял сраженных орудием твоим. И лишь разверзнется земля, сжалившись над тобой, и поглотит она свет, что стал тьмой и на этом все закончится и забудется. Ибо ты разорял и убивал народы, созданные не твоей рукой, но ею умерщвленные».
Номеномус Шедохана.
Пророчество Эревы. Стих 119.
Глава 1. Воспалённый разум
Хаос в моей голове безразмерен! Я был не способен в полной мере осознать, что вообще происходит. Тугие ремни сдавливали мне тело, лишая любой возможности высвободиться. Все вокруг казалось черно-белым, словно жизнь давным-давно покинула это место. Я старался разглядеть хоть что-то в этом полумраке, но тут же десятки разноцветных огней от медицинских приборов, что мигали так ярко, сбивали меня с толку. Громкое и, словно пронзающее насквозь, пищание неумолимо давило на меня, заставляя поддаваться панике все сильнее. Ну и, конечно же, этот запах: тяжелый, влажный, пропитанный тысячами оттенков разных лекарств, с тонкой, но такой заметной ноткой хлорки. Все это вместе очень странным образом угнетало меня.
Я держусь изо всех сил, чтобы сохранить холодный рассудок, но когда самоконтроль дал мимолетную слабину, этого оказалось достаточно. Я не выдержал и закричал: «Кто-нибудь слышит меня?!» – возопил я, что хватило духа, но мой крик разбился о стены так и не став услышанным никем.
– Как я очутился тут? Где все? Ида! Что с ней? Нет, нет, нееет!!! – закричал я, словно безумец, пытаясь освободить руки, но ремни лишь больно впивались в мою кожу, оставаясь непоколебимыми.
– Бог мой! Тише, тише голубчик, Вы так и до еще одного припадка дойдете. Немедля успокойтесь, не то укол сделаю, и опять уснешь, слюнки пуская, – неожиданно прозвучал тихий голос пожилого человека, словно из ниоткуда.
Я услышал его слова, но прислушиваться к ним не собирался – я должен освободиться от чертовых ремней. Затем тот, кто только что призывал меня к спокойствию, медленно начал продвигаться ко мне, и его едва заметное очертание с каждым шагом приобретало четкий контур. Он шел медленно и не спеша, появившись, словно из небытия. И каково было мое удивление, когда я увидел, кому принадлежал тот тихий голос. Это оказался тот самый врач, что осматривал меня, когда я … после той драки.
Валерий? Отчество я не мог вспомнить, как бы не старался, хоть оно и вертелось у меня на языке.
– Узнаешь меня? Понимаешь где ты? – спросил он, подходя ко мне все ближе и ближе.
– Гррр… ты… тот доктор, – окончательно обессилев от неустанных попыток вырваться, ответил ему я, тяжело дыша.
– Валерий Степанович, если быть точнее. Ну, успокоился или как? – спросил он, покачав головой и встав напротив меня. Выждав немного времени, он спросил: – Осознаешь где ты, милейший?
– Я там, где быть просто не могу, – еле слышно ответил я, пытаясь понять что происходит.
– Где ты? Я не расслышал твоего ответа.
– Я в хреновой больнице! Но… но как? – задался я тихо вопросом, после того как довольно громко и грубо ответил старику.
– Тссс, ну и грубиян, не сквернословь, не сквернословь, бесстыдник! – грозно сведя брови, пригрозил мне пальцем Валерий Степанович, отчего мне стало немного не по себе, если не стыдно. – Но в целом, верно, Вы в больнице. Рассудок более-менее трезвый – это хороший признак. Ну что, на выписку? – спросил он, внимательно посмотрев на меня, а после рассмеялся и, увидев, что мне ни капли не смешно, сказал: – Шутка не удалась, чувство юмора у Вас, я смотрю, ухудшилось с нашей прошлой встречи.
Вся эта необъяснимая и нелепая обстановка не укладывалась в моей голове, собственно как и его слова. Вряд ли хоть кто-то смог бы представить, в каком я находился смятении тогда.
– Что происходит? – спросил я довольно враждебно Валерия Степановича, указывая взглядом на ремни, что были на моих руках.
– Вынужденная мера голубчик, вынужденная мера, – тяжело вздохнув, ответил мне Валерий Степанович. – Три месяца назад ты попал к нам в больницу после драки, с ножевыми ранениями и черепно-мозговой травмой. Пару дней назад ты вышел из вегетативного состояния. Мы с тобой побеседовали и сошлись на том, что тебя надо выписать. Ну как сошлись, ты рьяно жаждал покинуть сие заведение как можно скорее. А кто я такой, чтобы удерживать тебя тут против твоей воли? Я после откланялся готовить документы к твоей вольной, а тем временем у тебя случился припадок в душевой, ты кричал что-то про ангелов и демонов, про неких всадников, вел себя довольно агрессивно, люди пострадали – пришлось скрутить тебя. Казалось бы, только очнулся после того как три месяца лежнем пролежал, сил бы набираться, а ты такую трепку нам задал. Мы держали Вас в медикаментозной коме три дня, и как только Ваши показатели стабилизировались, мы пробудили Вас, ну а за ремешки… думаю, пояснять не надо, сами уж должны понимать.
Я слушал его очень внимательно и когда он закончил я тут же ответил ему:
– Бред! Все это гребаный бред! Кто ты? Хотя это вовсе не важно, ты уже мертвец, вы все покойники, как и ты, Люцифер! – закричал я, вновь пытаясь освободиться от ремней, но, как и в прошлые разы, безуспешно. – Если вы хоть пальцем её тронули я… я… ЛЮЦИФЕР! Выродок, покажись! – вновь закричал я.
– А ну-ка быстро успокоился, а не то опять отправишься в Морфеево царство! Больше предупреждать не стану! – вынув из кармана шприц, пригрозил мне Валерий Степанович, а после, тяжело выдохнув, продолжил: – Неужто, все намного хуже, чем я мог предположить? – с печалью сказал он, посмотрев мне в глаза. – Что? Что же с тобой, Дарий? Что терзает твой разум, что ты видишь или думаешь, что видишь?
– Что я вижу? То, чего просто никак не может быть… все это не реально, все это иллюзия. Где они?
– Кто, Дарий? Кого, по-твоему, здесь не достаёт, Эриды? – спросил он, взирая на меня с любопытством. – В бреду ты часто твердил ее имя, пока тебя не погрузили в кому. Пойми, все, что ты видел или думаешь, что видел после нашей последней встречи, это все не что иное, как больной плод твоего воображения, это выдумка твоего воспалённого сознания.
– Нет! Ты… ты лжешь, я помню, я… – и в этот момент сомнение взялось в моей голове, словно из ниоткуда.
– Вот молодец, держи здравую мысль и не отпускай, думай, думай. Я хочу помочь тебе и обязательно сделаю это, если ты позволишь мне. Помоги понять, что с тобой.
– Ты лжец, все это нереально! – ответил я отчётливо, разбив все сомнения в себе.
– Хааах, а тебя нелегко провести, Война, – сказал Валерий Степанович жутким голосом, изменившись внезапно в лице. – Но это и не важно, в конце концов, ты все равно будешь молить меня о пощаде. Запомни мои слова, я хочу, чтобы ты вспомнил о них, когда всякий свет надежды померкнет, ведь совсем скоро я отведу тебя в свое царство, и там ты будешь молить меня лишь о смерти. Твоим страданиям не будет ни конца, ни края. Тебя не ждет ничего, кроме боли. Отныне ты не жилец, ведь ты ко мне попался, – продолжил он, мерзко улыбаясь при этом, а затем даже не знаю что произошло, все потемнело и я… я пробудился?!
Легкая, еле заметная пелена сонливости исчезала с каждым мгновением. Стоило чуть приоткрыть глаза, как яркий солнечный свет нещадно ослеплял меня, а гул, стоящий в ушах, быстро сменился на приятный шум морских волн. Соленый морской воздух блаженно сменил то, что было раньше. Я прикрыл глаза рукой, и как только солнце перестало лишать меня зрения, я увидел бескрайнее синее небо, на котором были пышные белые облака. Горячий ветер нежно «провел своим легким прикосновением» по моим волосам. Раздался милый игривый смех, а затем и голос Кайи:
– Эй, соня, ты так и будешь там спать или всё-таки уделишь мне немного внимания?
Я слегка приподнялся и увидел ее, стоящую по пояс в морской воде. Меня окутало приятное ощущение от того, что это был всего лишь кошмар. Но кошмар ли…
– Иди уже ко мне и захвати с собой имбирную амброзию, – вновь позвала меня Кайя, эротично прикусив нижнюю губку.
Забыв обо всем и расплывшись в улыбке, я подскочил на ноги, словно ужаленный и побежал к ней. Оказавшись рядом, я заключил ее в свои объятья, все сильнее и сильнее сжимая её. Кайя явно не понимала что со мной, и потому обняв меня в ответ, тихо спросила:
– Ты чего? Все хорошо?
Зачем-то я закивал головой не в силах ответить ей нормально из-за кома, что подступил к горлу. Но тут же, чтобы Кайя не увидела, что мои глаза были полны слез, я склонил голову вниз и начал отрицательно мотать головой, все также стараясь не смотреть на нее, ведь я совершенно точно был не в порядке.
– Кайя, любимая, послушай меня, пожалуйста, и не перебивай, – сказал я, взяв ее руку и прижав ее к своей щеке как можно крепче, – Возможно то, что я скажу тебе, прозвучит как бред сумасшедшего, возможно это так и есть, я… я уже ничего не знаю наверняка, но все же: твой брат и сестра хотят убить тебя и Войну.
Почему я сказал ей именно это? Сам не знаю. Мысль о том, что все это иллюзия, меня не посещала, или же посещала, но по какой-то причине я не стал воспринимать ее всерьез, я решил проигнорировать ее, как, в общем-то, и все остальное. Может я сам не хотел этого, а может я так сильно жаждал все исправить, что был готов отказаться от правды?
– Хотят убить нас? Ты с чего это взял вообще? Похоже, кто-то слишком долго пробыл на солнце, кому-то тут явно головушку напекло, – сказала она, чуть отодвинувшись от меня.
– Ничего мне не напекло!
– А я говорю – напекло! – сказала Кайя, протянув руку к моему лбу.
И как только ее ладонь коснулась моей кожи, я поспешил убрать ее.
– Я в порядке, Кайя, просто послушай меня…
– Так, давай мы присядем. У тебя голова не кружится?
– Что? Нет! Я…
– Давай присядем!
– Я БОЛЕН И УМИРАЮ, КАЙЯ! – и стоило мне это произнести, как вокруг воцарилась тишина. Кайя взирала на меня широко распахнутыми глазами, а мне отчего-то стало очень легко, словно я сбросил непомерный груз со своего сердца. Я совсем не собирался говорить ей этого, но отчего-то все же сказал и, осознав это, я продолжил, вернувшись к тому, с чего все начал: – Завоеватель предложил мне сделку, он хочет, чтобы я добыл для него клинок, и я… я не знаю, что это, мираж или нет, но я хочу все исправить, Кайя, прошу поверь мне.
– Болен? Умираешь? Будь это так, ты бы мне сказал об этом. Ты же был у врача! Ты сказал мне, что с тобой все в порядке! Ты сказал мне, что переживать не о чем! А теперь ты говоришь мне все это?! Зачем ты говоришь эти абсурдные вещи? Да что с тобой не так?! Я понимаю, что Голод и Завоеватель не подарок и показали себя не с лучшей стороны во время вашего знакомства, но это не повод наговаривать на них такой… такой бред! – раздраженно говорила мне Кайя, смотря на меня как на негодяя.
Внезапно резкий запах крови ударил мне в нос, и я тут же принялся искать его источник, но осмотревшись, ничего такого я не обнаружил, пока вновь не посмотрел на Кайю. Она со странным выражением лица молча стояла и смотрела куда-то вниз.
– Кайя, в чем дело? Ты чего? – спросил ее я, но ответа так и не услышал. Она все также завороженно продолжала смотреть вниз. И тут запах крови, словно усилился, стал более металлическим. Посмотрев на свои руки, я увидел, что они были все в крови, а в одной из них было человеческое сердце, скользкое и такое горячее. Я поднял голову, чтобы посмотреть на Кайю, но её уже не было рядом со мной, да и я собственно был уже не на пляже, я стоял посреди комнаты, принадлежащей Мордрему и Агате.
«Что я тут делаю? Как очутился здесь?» – эти вопросы исчезли сразу же, как только я услышал странный шум позади себя. Я обернулся и увидел Немора, лежащего в луже крови с разорванной грудной клеткой. Страх и ужас застыли на его лице, а глаза взирали на меня. Я бросил сердце, что держал все это время, на пол и попятился назад в страхе от того, что сделал с Немором. Дрожь, бывшая сначала лишь в руках, плавно переходила на всего меня. Мое тело словно взбунтовалось и по какой-то причине отказывалось подчиняться мне.
Скрип медленно открывающейся двери приковал мое внимание к ней. Леденящий ужас захватил меня целиком и полностью, и с каждой секундой, что та дверь открывалась, мне хотелось кричать, но это было невозможно, оттого что страх парализовал меня, и я был готов лишь безмолвно наблюдать, а не действовать. Раздался пронзительный вопль, крик Эриды, он разорвал зловещую тишину, что царила в доме, и я переборов страх, выбежал из комнаты сломя голову на ее поиски. И как только я ступил за порог, то сразу увидел обезглавленное тело Мордрема, мирно свисающее с оленьих рогов, что висели на стене первого этажа. Очень медленно я подошел к перилам, так медленно, как только мог, потому что очень боялся увидеть, что там внизу. Мое тело, казалось, мне не принадлежит, я словно пассажир в нем. Все это происходит не со мной, нет, я лишь… зритель, который смотрит это чудовищно-жуткое кино. И я не ошибся: весь первый этаж был залит кровью, она была повсюду: на полу и стенах, окнах и мебели, ее было так много, так много…
Мертвые тела Калисты, Августа, Томаса и Агаты лежали недвижимо на полу, все как один в крови друг друга и собственной, и все как один смотрели на меня с ужасом. Снова раздался крик Иды, он донесся из нашей с ней спальни. Не раздумывая, я побежал к ней, но каждый мой шаг давался мне с большим трудом, словно я бежал в воде. Я бежал и бежал, но слишком медленно, а она все кричала и кричала, звала меня на помощь. Наконец добравшись до проклятой двери, я дрожащей рукой повернул ручку и открыл ее. Она стояла в конце комнаты в белом платье, залитом кровью в области живота, где рукой она зажимала свою рану, а из-под ее ладони, пульсируя, сочилась темно-алая кровь.
– Помоги мне, Дарий, – сказала она, падая вперед.
Мерцание. Я появился рядом с ней и поймал ее до того как она упала. Аккуратно и очень бережно я опустил ее вниз и уложил на пол, и тут же принялся зажимать ее кровоточащую рану на животе, твердя ей:
– Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, моя девочка, вот увидишь я… я помогу тебе, помогу…
– Я не хочу умирать, Дарий, не хочу, прошу, помоги мне, – плача, сказала она, смотря на меня с надеждой.
– Этого не произойдет, я не допущу, не позволю, только не ты, слышишь?! Только не ты!
Она не ответила мне, и я посмотрел на нее. На ее прекрасном лице застыло спокойствие, а в глазах надежда, надежда на то, что я помогу ей, как и обещал, спасу ее. В глазах помутилось от слез, которые тут же хлынули по моим щекам. Я задышал часто, очень часто, чтобы окликнуть ее:
– И… И…да, Ида… – я смотрел на нее и не мог признаться себе… не хотел, не мог, что она… – Ну же, Ида, ответь мне прошу, прошу, прошу ответь мне, не надо так, прошу, ну не надо… – умолял я ее, обняв и раскачиваясь с ней из стороны в сторону, все думая как мне помочь ей.
Я просидел с ней так, пока внутри меня не осталось ничего, кроме безразличной пустоты, и я просто существовал, и ничего больше не было: ни мыслей, ни эмоций, ни желаний, не было ничего во мне, потому что не было больше и меня самого. Я был словно отречен от всего этого… мракобесия, и ужаса.
– Тебе самому не противно от самого себя? Сколько еще ты должен загубить жизней тех, кто доверился тебе, тех, кто любил тебя? Я, мой брат, все эти люди, она! Всех, всех нас уничтожил ты! Все это ты и только ты! Это всегда был ты! – раздался внезапно голос Кайи, а затем и ее игривый смех, пропитанный безумием и злобой.
– Я не хотел, я…
– Все эти бессмысленные смерти, весь этот ужас, что ты несешь за собой. Все мы пали из-за того, что ты слишком горд и упрям, потому что ты не способен понять простую истину, – сказала Кайя, подойдя ко мне из тьмы.
– Я устал Кайя, я правда очень устал от слова «истина», я устал от всего…я устал страдать.
– Ну как ты не поймешь, мой милый Дарий, что некоторые люди рождены для страданий, – сказала она, склонившись ко мне, и нежно погладив меня по щеке.
Я посмотрел на Кайю, и поначалу ее лицо было, как и раньше, лишено каких-либо эмоций, но затем ее губы расплылись в неестественной и жуткой улыбке, и тогда она схватила меня за горло и подняла над собой. В глазах все темнело, но я не сопротивлялся ей, напротив, я был рад тому, что вот-вот умру, потому что очень хотел этого…акта милосердия от рук Кайи, но затем ее хватка внезапно ослабла, и я, упав на пол, открыл глаза и посмотрел на нее. Она стояла и молча глядела на меня. Я узнал этот взгляд, я видел его уже прежде, ровно также на меня смотрел однажды ее брат. Этот взгляд, в котором отчетливо читалось «За что?». Она отжала свою руку от груди и посмотрела на кровь, что была на ее ладони и замертво рухнула.
– Кайя, нет! – закричал я, вытянув к ней свою руку, в которой оказался Алчущий силы клинок весь покрытый ее кровью, как и мои руки.
В панике я швырнул его прочь от себя, а после почувствовал, как чья-то ледяная рука схватила меня за ногу, это оказалась рука Эриды, с жуткой гримасой она ползла ко мне, говоря:
– Посмотри, что ты наделал! – ее голос был искажен до неузнаваемости, а после и Кайя резко вскочила и точно таким же жутким голосом, что и Ида, начала повторять тоже самое, пока их голоса не слились в один холодный, потусторонний голос, которой выворачивал мою душу наизнанку. От такого я в ужасе пополз назад крича, а в последствии и вовсе умоляя их замолчать.
– Хватит! Прошу, перестаньте… ХВАААТИТ… – закричал я, обхватив свою голову руками, не в силах больше вынести этого голоса.
И вдруг все стихло, и наступила тьма, блаженная тьма, и лишь едва слышное, словно далекое эхо «Дыши, дыши Дарий, дыши мой хороший, сейчас станет легче, потерпи мой хороший, потерпи немного», – вновь услышал я голос Валерия Степановича. И это было последнее, что я услышал перед абсолютной тишиной.
***
– Ну же, давай, очнись, Дарий, прошу! – рыдала я, опасаясь худшего. Хотя куда уж было хуже? В подобной ситуации наверно каждый так думает, но жестокая правда заключается в том, что всегда есть куда хуже, всегда. В моем конкретном случае я очень боялась, что потеряю и его, ведь сегодня я потеряла слишком много из тех, кто был мне дорог, тех, кого любила.
– Он жив? – спросил отец после того как осмотрел дом и убедился, что мы в нем одни, и не дождавшись моего ответа, помчался к матери.
– Он жив, но никак не придет в себя, – ответила я ему, протирая рукой глаза от слез.
– Жив – это главное, все остальное приложится. Не переживай, дочка, очнется, вот увидишь, он сильный…
– Почему на полу так много крови?
И стоило маме задать этот вопрос, как в комнате вновь повисла мертвая тишина. Она была без сознания, и как бы цинично это не прозвучало, ей не пришлось ни видеть, ни слышать весь ужас, который происходил здесь. Мы молча переглянулись с отцом, не имея ни малейшего понятия о том, как сказать ей, что ее друзья, ее сын мертвы. Не получив от нас ни единого слова, она дрожащим голосом спросила:
– Почему я слышу только ваши голоса? Остальные, как и Дарий, тоже без сознания? Что происходит? ОТВЕТЬТЕ МНЕ УЖЕ КТО-НИБУДЬ, НАКОНЕЦ! – закричала мама.
– Они мертвы, Агата, – раздался спокойный и холодный голос отца.
– Кто мертвы? О чем ты? Калиста? Август? Немор? Кто? Кто мертв, черт бы вас побрал!? – хлюпая носом, сквозь зубы проговорила она.
– Они забрали Немора и Антигону, – сказал отец, а потом снова замолчал.
– Калиста и Август?
– Мертвы!
Услышав это, мама задышала так часто, что казалось, что она попросту задыхается. Но затем она в какой-то момент и вовсе перестала дышать, и раздался вопрос, которого я, да и отец так боялись:
– Томас? Где… Что с Томасом он… с ним все в порядке? Он… он… что с ним?
– Наш сын мертв, Агата…
– НЕТ! НЕТ! Неееет! Мой мальчик, нет, нет! Он не мог. Где? Где мой мальчик?! – аккуратно, словно боясь найти его тело, рыская по залитому кровью полу руками, тихо говорила она. – Где ты, мой сын…
– Люцифер уходя, приказал своим прихвостням забрать и его тело…
– Как ты мог допустить это, Мордрем?!
– МАМА!
– Все в порядке, дочка. Найди, чем можно перевязать маме глаза, а я пока отнесу Дария в нашу спальню, а потом спущусь, уберу тела, – последнее он сказал с явной тяжестью и болью в своем голосе.
– Вас только он сейчас интересует?! Да что с тобой, Мордрем?! Я понимаю она, влюбилась в него по уши и не видит ничего дальше своего Дария, но ты?! Август и Калиста мертвы, твой сын мертв, а тебе все равно, тебя заботит ОН?! Вам всем плевать?! Будь вы прокляты! – закричала мама. – Тела? Тела! Так вот кто они такие для тебя, всего лишь тела! Отнесешь его наверх, да? Я буду молиться всем, кому только можно, чтобы он сдох, не приходя в себя, будь он проклят…
– Закрой свой рот, Агата, и не смей говорить мне подобного, женщина, не смей, слышишь меня?! – со слезами на глазах ответил ей отец. – Они все мертвы и им уже все равно. У них больше нет никаких потребностей, и я не вижу никакой логики в том, чтобы сидеть тут и попросту упиваться горем над их телами, по крайней мере, пока мы в опасности. У нас нет на это ни возможности, ни времени, у нас нет НИЧЕГО! – После этого он посмотрел на свои ладони и сжал их в кулаки, затем взглянул на меня и разжал их. Я видела, что ему тяжело, видела, что ему больно, и он разбит, и казалось, что он держится из последних сил.
Он отвернулся от матери и подошел к Дарию, поднял его и, не сказав ни слова, унес его на второй этаж, а я направилась к маме как он мне и велел. Я была зла на нее за то, что она так вела себя по отношению к отцу, но не помочь ей я просто не могла, как бы сильно я не была бы зла на нее, по-другому я просто не умею. Подойдя к ней, я наклонилась и оторвала лоскут от своего платья и собралась аккуратно навязать ей его на лицо.
– Зачем ты так с ним…
– Не смей читать мне нотации! – сказала мама, вырвав повязку из руки, а после, оттолкнув меня, продолжила: – Мне не нужна твоя помощь, можешь идти к своему ненаглядному, тебе ведь явно этого хочется! – сказала она с таким пренебрежением, которого я от нее еще никогда не слышала прежде.
Я не стала отвечать ей ничего, я просто поднялась и ушла наверх к отцу и Дарию. Зайдя в родительскую спальню, я увидела папу сидящего на кровати рядом с Дарием, он сидел, закрыв ладонями свое лицо.
– Пап, ты как? Держишься? – задала я глупый вопрос, плача от того, что мне было очень больно и обидно видеть его таким, от того, что мама наговорила ему.
– Держусь дочка, держусь, по крайней мере, пока мы не будем в безопасности, – ответил он мне, не поднимая головы.
И тут я заметила как позади папы, из темного угла, куда не падал свет, словно из ниоткуда появился худой и длинный человек с пепельными волосами. Он смотрел на меня так, что мое сердце готово было замереть от страха, и я закричала, папа тут же вскочил, и завязалась драка. Отец вновь и вновь наносил удар за ударом, но тот жуткий человек совершенно никак не реагировал на это, все продолжая смотреть на меня, и тогда отец схватил его и швырнул, проломив им стену, и тут же начал свою трансформацию, и как только он обратился, сразу же ринулся в соседнюю комнату через дыру в стене.
Был страшный грохот, и дом шатался, но затем все на секунду стало тихо, и отец влетел обратно в комнату, сделав брешь в стене еще шире. Поднявшись с большим трудом, он посмотрел на меня, и в его взгляде я прочитала безысходность, осознание того, что он не победит чужака, но во что бы то ни стало, он не отступит назад. Потом он, часто задышав, зарычал, и как только человек с пепельными волосами показался, вновь бросился на него, но из-за того, что отцу довольно сильно досталось, он двигался не достаточно быстро для того, чтобы атаковать и тут же уворачиваться от встречных ударов. Жуткий человек ударил его по морде, и когда отец пошатнулся, он схватил его за шкуру и, развернувшись вместе с ним, впечатал отца в стену. А я просто стояла в ступоре, не зная, что мне делать, как помочь отцу, но одно я знала точно: я не сбегу, я не брошу его здесь одного. В какой-то момент я посмотрела на Дария в надежде, что он сейчас очнется и все будет хорошо, но услышала лишь жуткий смех:
– Зачем ты смотришь на него, Эрида? Он не очнется, я не позволю ему очнуться, – отсмеявшись, сказал тот жуткий человек мне, не оборачиваясь.
– Кто ты? Ты демон как Барбас? – спросила я его, но ответ мне уже был известен.
– Барбас! Рад, что ты вспомнила его, но я не демон, я куда более могущественный и куда более древний, чем любой из демонов. Я совершенно нечто иное, – ответил он мне.
– Кто же ты?
– Я Де`Сад! Это все, что тебе надо знать, по крайней мере, пока что.
А потом внезапно раздался громкий свист, я обернулась и увидела человека в коротком темном плаще, стоящего в дверном проеме. Он довольно странно смотрел на меня так, если бы знал. Затем его взгляд переключился на того жуткого человека и он разбежавшись, просто снес его, вылетев вместе с ним на улицу, сметая все на своем пути. Я быстро пришла в себя и тут же подбежала к отцу.
– Папа, ты как? – спросила я его, на что он попытался подняться, но тут же, пошатнувшись, рухнул. Обратившись обратно в человека, он начал сильно кашлять и сплюнув кровь, сказал мне:
– Бери мать, и уходите отсюда как можно дальше, отведи маму в пещеры и ждите меня там.
– Нет! Я не брошу тебя здесь одного ни за что, уводи маму, а потом возвращайся за нами, хорошо? – сказала я отцу после того, как помогла ему подняться. Он был вымотан, и я попросту не хотела, чтобы он оставался здесь.
Дом содрогнулся в очередной раз и, казалось, что сейчас просто рухнет. Я помогла дойти отцу до лестницы, а затем побежала обратно в их спальню к бреши в стене, чтобы понять, что вообще там снаружи происходит.
Незнакомец вовсю выбивал жизнь из того жуткого человека, что назвал себя Де`Садом, не давая последнему ни шанса, но все же Де`Саду в один момент удалось отбросить от себя незнакомца, и он быстро поднялся с земли и вбежал в тень, растворившись в ней целиком. Поднявшись, незнакомец неторопливо отряхнул от пыли свой плащ, осмотрелся по сторонам, а после, громко рассмеявшись, сказал:
– Ты думаешь укрыться от меня во тьме? Не хочу огорчать тебя, но тени служат лишь мне и больше никому!
А после незнакомец резко обернулся, выбросил руку вперед и схватил, казалось лишь пустоту, но затем, когда он подтянул руку, в ней оказалась копна пепельных волос и из тьмы показался и сам Де`Сад. Тогда незнакомец ударил его другой рукой по лицу несколько раз, а затем, схватив Де`Сада за грудки, повалил с ног на землю и, сев на него сверху, нанес ему еще пару тяжёлых ударов.
Внутри меня все клокотало, видя как незнакомец вовсю избивал этого Де`Сада. Хоть я и не знала, кто этот незнакомец, не знала его мотивы, но из-за того, что он вступился за нас, это давало мне некую призрачную надежду.
– Ну и каково биться с тем, кто может дать тебе отпор, с тем, кто куда сильней тебя? – спросил незнакомец, занося свой кулак для очередного удара.
Я не слышала, что Де`Сад ответил тому незнакомцу, но зато я прекрасно видела, как позади них появилась еще одна фигура, но в отличие от остальных, я сразу узнала его, хоть ни разу и не видела до этого. Он был высок и строен, гордо держал голову с белоснежными и аккуратно уложенными назад волосами, и роскошная диадема украшала его голову.
– Завоеватель….
***
Очнувшись вновь в больничной койке пристегнутый смирительными ремнями, я вздохнул с великим облегчением. «Лучше здесь, чем снова туда», – признался я тихо сам себе, с ужасом вспомнив, что было со мной. Теперь перспектива того, что я сошел с ума, не казалась мне такой уж мрачной. Наоборот я даже хотел, чтобы все так и было, я хотел, чтобы все они и то, что с ними стало, было лишь плодом моего больного воображения.
– Ну что, так и будешь молчать? Аль подождем очередного припадка? Дарий, помоги ты уже мне, чтобы и я смог помочь тебе, расскажи, что терзает тебя, что ты видел? – спросил Валерий Степанович, посмотрев на меня с надеждой.
И я рассказал, рассказал ему все, все без каких-либо сокращений и утаек, слушая себя и сам. Валерий Степанович слушал меня очень внимательно и не перебивал, лишь иногда то и дело поглядывал на меня, прищурив свои глаза.
– Ну что могу сказать, неплохо, неплохо для начала, а теперь давай вместе попробуем разобрать всю эту путаницу. На секундочку предположим, что ты и впрямь славный Всадник Война. Ты должен обладать не дюжей силой, а от ремешков освободиться не можешь. И ответь мне честно, постарайся быть объективным, если бы кто-то рассказал тебе нечто подобное, что бы ты подумал о том человеке?
– Что бы я подумал? Не знаю, не знаю… я уже ничего не знаю.
– Будь объективен, что бы ты подумал? – серьезно посмотрев на меня, спросил Валерий Степанович.
– Что тот человек бредит.… Ну, с чего бы мне все это привиделось? Я человек не верующий, мягко говоря, я никогда не интересовался подобным! – взорвался я вновь сомнениями после своего ответа ему.
– Ну, мозг штука такая, где-то что-то услышали или увидели, может фильм посмотрели, будучи ребенком и забыли, а мозг все помнит, даже если Вам кажется обратное!
– Нет это… это все не нормально, нет, это все нереально, я не сумасшедший, я не сумасшедший, – сказал я, а затем подумал «что наверно все шизоиды так и думают о себе».
– А нереально ли? Что есть реальность Дарий… Ну хорошо, давайте по-другому. Как мне помнится, Вы человек науки и логики, а не веры, так?
