Николай Карамзин
Прекрасная царевна и счастливый карла
Царь добрый человек стоял в изумлении и не знал, что думать о словах мудрецовых: верить ли им или не верить, как вдруг явилась Царевна, поздравила отца своего с добрым утром и спросила, спокойно ли спал он в прошедшую ночь? «Очень беспокойно, любезная дочь моя! – отвечал Царь добрый человек. – Душу мою тревожили разные неприятные сны, из которых один остался в моей памяти. Мне казалось, что я вместе со многими людьми пришел к дикой пещере, в которой смертные узнавали будущее. Всякий из нас желал о чем-нибудь спросить судьбу; всякий по очереди входил в сумрачный грот, освещенный одною лампадою, и писал на стене вопрос, через минуту на том же месте огненными буквами изображался ответ. Я хотел знать, скоро ли будут у меня милые внучата? и к ужасу моему увидел сии слова: может быть, никогда. Рука моя дрожала, но я написал еще другие вопросы: Разве у дочери моей каменное сердце? разве она никогда любить не будет? Последовал другой ответ: Она уже любит, но не хочет открыть любви своей и крушится втайне. Тут слезы покатились из глаз моих; тронутое мое сердце излилось в нежных жалобах на тебя, прекрасная Царевна! Чем я заслужил такую неискренность, такую недоверенность? Будет ли отец врагом любезной своей дочери? Могу ли противиться сердечному твоему выбору, милая Царевна? Не всегда ли желания твои были мне законом? Не бросался ли я на старости лет моих за тою бабочкою, которую ты хвалила? Не собственною ли рукою поливал я те цветочки, которые тебе нравились?» Тут Царевна заплакала, схватила руку отца своего, поцеловала ее с жаром, сказала: «Батюшка! батюшка!» – взглянула ему в глаза и ушла в свой терем.
«Итак, мудрец сказал мне правду, – размышлял Царь добрый человек, – она не могла скрыть своего внутреннего движения. Жестокая! думал ли я… И для чего таить? Для чего было не сказать, который из царевичей пленил ее сердце? Может быть, он не так богат, не так знатен, как другие; но разве мне надобны богатства и знатность? Разве мало у меня серебра и золота? Разве он не будет славен по жене своей? Надобно все узнать». Он в ту же минуту решился идти к прекрасной Царевне, подошел к дверям ее терема и услышал голос мужчины, который говорил: «Нет, прекрасная Царевна! никогда отец твой не согласится признать меня зятем своим!» Сердце родителя сильно затрепетало. Он растворил дверь… Но какое перо опишет теперь его чувства? Что представилось глазам его? Безобразный придворный карла, с горбом напереди, с горбом назади, обнимал Царевну, которая, проливая слезы, осыпала его страстными поцелуями! Царь окаменел. Прекрасная Царевна бросилась перед ним на колени и сказала ему твердым голосом: «Родитель мой! умертви меня или отдай за любезного, милого, бесценного карлу! Никогда не буду супругою другого. Душа моя живет его душою, сердце мое его сердцем. В жизни и в смерти мы неразлучны». Между тем карла стоял покойно и смотрел на царя с почтением, но без робости. Царь долго был неподвижен и безгласен. Наконец, воскликнув: «Что я вижу? что слышу?», упал на кресла. Царевна обнимала его колени. Он взглянул на нее так, что прекрасная не могла снести сего взора и потупила глаза в землю. «Ты, ты…» – голос его перервался. Он посмотрел на карлу, вскочил, хлопнул дверью и ушел.
«Как, как могла прекрасная Царевна полюбить горбатого карлу?» – спросит, или не спросит, читатель. Великий Шекспир говорит, что причина любви бывает без причины: хорошо сказано для поэта! но психолог тем не удовольствуется и захочет, чтобы мы показали ему, каким образом родилась сия склонность, по-видимому невероятная. Древние летописи, в изъяснение такого нравственного феномена, говорят следующее.
Придворный карла был человек отменно умный. Видя, что своенравная натура произвела его на свет маленьким уродцем, решился он заменить телесные недостатки душевными красотами, стал учиться с величайшею прилежностию, читал древних и новых авторов и, подобно афинскому ритору Демосфену, ходил на берег моря говорить волнам пышные речи, им сочиняемые. Таким образом скоро приобрел он сие великое, сие драгоценное искусство, которое покоряет сердца людей и самого нечувствительного человека заставляет плакать и смеяться, то дарование и то искусство, которым фракийский Орфей пленял и зверей, и птиц, и леса, и камни, и реки, и ветры – красноречие! Сверх того он имел приятный голос, играл хорошо на арфе и гитаре, пел трогательные песни своего сочинения и мог прекрасным образом оживлять полотно и бумагу, изображая на них или героев древности, или совершенство красоты женской, или кристальные ручейки, осеняемые высокими ивами и призывающие к сладкой дремоте утомленного пастуха с пастушкою. Скоро слух о достоинствах и талантах чудного карлы разнесся по всему городу и всему государству. Все искали его знакомства: и старые, и молодые, и мужчины, и женщины – одним словом, умный карла вошел в превеликую моду. Важная услуга, оказанная им отечеству… Но о сем будет говорено в другом месте.
