Николай Мальцев
Исповедь флотского офицера. Сокровенное о превратностях судьбы и катаклизмах времени
Предисловие
Книги бывают разные. Для меня книги подразделяются на очень интересные и увлекательные, и на познавательные, которые я читаю не так восторженно, но с большим вниманием и любовью. Детективы читаются запоем, но это «антилитература» и информационная пустышка, вроде карточной игры или рулетки. Прочитаешь пять-десять увлекательных детективов и уже через неделю не можешь вспомнить, о чем там шла речь и чем они отличаются друг от друга? Настоящая литература с художественным вымыслом мастера слова, читается запоем и запоминается навсегда. Но по каким-то неизвестным причинам гении словесности выродились в пошляков или любителей клубнички, которые рассказывают не о нормальных людях, а о духовных уродах. Так отразилась на писательском гении полная свобода слова и отмена запретных тем художественного вымысла. Художественный вымысел современных гениев прозы перемешивает объективные события прошлых эпох с авторским лицемерием и авторской виртуальной субъективностью. Опять получается все тот же детектив, в котором действуют наши лукавые и жестокие современники, перенесенные в другую историческую эпоху.
Художественная литература больше не отражает прошлую и настоящую реальность, а отражает виртуальную иллюзию авторского вымысла. Конечно, современный мир болен лицемерием и безнравственностью. Это факт. Художественная литература, как слепок общества, тоже больна этими же болезнями. Она ещё и способствует этим болезням распространяться по душам человеческим. На мой взгляд, гении словесности должны не распространять инфекции духовных болезней, а давать образцы нравственности и быть целителями душ человеческих. Иначе все мы превратимся в безнравственных лицемеров и уничтожим друг друга. Пока ещё большинство людей в нашей стране являются нормальными людьми. Даже несмотря на пропаганду духовного уродства, нормальных людей становится ещё больше. Это меня радует и питает оптимизмом, что Россия станет очагом, откуда начнется духовное выздоровление, если не всего мира, то хотя бы западного человеческого сообщества.
Вот только жаль, что жизнь нормального человека остается вне поля зрения современных мастеров слова, которые считают себя писателями. Классика хороша, но нужно очень напрягаться, чтобы совместить классические сюжеты с нашей современностью. Не всем это по силам. Сам себя я не считаю мастером художественного слова и даже не считаю себя писателем. Нет сарказма, юмора и творческой фантазии. А без этих качеств стать писателем невозможно. Скорее я подхожу к категории философов-аналитиков. Я пишу только малоинтересные по сюжету, но познавательные книги. Моя философия заключается в том, чтобы показать и доказать божественное происхождение материальной Вселенной, вселенской жизни и земного человечества. В этой же книге нет никакой философии. Здесь лишь статистика некоторых эпизодов моей личной биографии.
Эту книгу я написал, чтобы на примере собственной судьбы бывшего деревенского паренька, волей странных обстоятельств ставшего офицером атомного ракетоносца, а затем и жителем Москвы, рассказать правду о нашем недавнем прошлом. Я использую элементы личной биографии и непридуманные сюжеты, и даже называю фамилии действующих лиц, там, где это возможно. И делаю это, не ради собственного прославления, а ради того, чтобы правдиво показать трагическую эпоху перемен, которую пережило старшее поколение. Одновременно мне хотелось помянуть теплым благодарственным словом всех тех людей, которые, так или иначе, повлияли на мою судьбу. Понимаю, что не всем это будет интересно. Здесь нет никаких остросюжетных линий и чувственных страстей интимного плана. В книге изложены не эпизоды любовных отношений, а эпизоды моей общественной жизни, которые я старался изложить максимально правдиво. Нормальная жизнь нормального «совка», без всяких художественных или сюжетных домыслов. Голая правда. Тем не менее, пример моей жизни показывает, что не столько человек кует свою судьбу, сколько некие случайные обстоятельства, странным образом формируют судьбу человека и погружают его в те или иные бытийные обстоятельства.
Конечно, прежде всего, человек должен уметь адаптироваться к окружающей обстановке и находить творческое начало в любой работе и служебной деятельности. Без этого любая жизнь покажется серой и неинтересной. И второе – сохраняйте тот уровень духовной нравственности, простоты и открытости, которые вам привиты семейным воспитанием. Нравственность есть бесценное достояние человеческой жизни. Никогда не поступайтесь нравственными внутренними принципами ради карьеры или личного обогащения. Особое испытание на излом нравственности я прошел при строительстве огромной крытой автостоянки на 1545 машиномест в районе 33-го км МКАД. После расширения МКАД, почему-то эта территория стала обозначаться как 34-й км МКАД. Пусть будет так. Не имеет значения. Строительство я начал в 1988 году, а завершил только через пять лет, в 1993 году.
Это была эпоха ельцинского бандитизма. До сих пор не понимаю, как я, будучи штатным офицером Центрального аппарата ВМФ, в звании капитан 2-го ранга, втянулся в эту авантюру. Еще больше не понимаю, как мне удалось сохранить жизнь, не пасть от рук бандитов, да ещё и оформить законный землеотвод почти пяти гектаров московской земли под такую колоссальную стоянку. Кому интересно наше недалекое «совковое» прошлое и коллизии эпохи Ельцина, тот найдет много познавательного в этой книге. Другие же могут отложить её, не читая. Здесь изложена правда с подлинными именами и фамилиями, а это всегда важно для понимания и познания прошлого и настоящего. Впрочем, все по порядку.
Введение в тему
В феврале 2014 года в районе 33—34-го километра МКАД руководство города Москвы и «Метрополитена» торжественно открыли новую промежуточную станцию «Лесопарковая» на линии метро, соединившей станции метро «Новоясеневская» и «Битцевский парк» прямой линией с огромным жилым комплексом «Бутово Южное». Те читатели, которые выходили по каким-либо причинам на этой станции, могли заметить, что вблизи выхода нет ни одного жилого массива. Ближайший жилой массив «Бутово Северное» находится на другой стороне МКАД, и чтобы жителям ближайшей улицы этого массива добраться до станции «Лесопарковая», нужно пройти около километра пешком, да ещё и преодолеть подземный переход под МКАД. В чем же тогда заключается смысл строительства этой промежуточной и изолированной от жилых массивов станции метро? Смысл вполне реальный и определенный. По замыслу градостроителей и в реальности, территория вокруг станции должна стать мощной перехватывающей парковкой, где приезжие с южных областей России и Московской области должны оставлять свой автотранспорт и следовать далее на метро, в любое нужное место города Москвы. Я думаю, что у этой идеи есть большое будущее. Ведь пробки в центральных районах города Москвы не исчезнут сами по себе. Для этого необходимо создавать транспортную инфраструктуру и мягко, но неодолимо ломать психологию современных автовладельцев, которые для деловых поездок часами стоят в пробках вместо того, чтобы за 30–40 минут добраться в любую точку Москвы на метро и наземном общественном транспорте.
Вот элементом этой новой транспортной инфраструктуры и должна стать территория вокруг станции метро «Лесопарковая». Но моя история не о современных транспортных проблемах. Моя история о том, как в 1986—87 годах мной целиком овладела идея построить на месте, где сейчас возведена станция метро «Лесопарковая», гаражную автостоянку для автолюбителей города Москвы. И самое удивительное, как раз и заключается в том, что мне удалось в нелегкие времена развала СССР, и последовавшей затем «демократической» диктатуры Бориса Ельцина, в период 1988–1992 годов, на месте современной станции метро «Лесопарковая» построить колоссальную по тем временам одноэтажную гаражную автостоянку на 1545 машиномест. Мало того, в 1993 году неимоверными личными усилиями удалось распоряжением префекта Южного административного округа Шанцева Валерия Павлиновича официально оформить землеотвод и аренду участка под крытую и уже построенную автостоянку, что стало гарантом от её самозахвата и поглощения новоявленными коммерческими структурами и финансовыми акулами бизнеса под строительство торговых комплексов или полулегальных рынков.
И добивался я официального оформления отвода и аренды земельного участка под автостоянку не напрасно. После того, как стоянка 20 лет успешно выполняла свои функции по хранению полторы тысячи автотранспортных средств москвичей, территория понадобилась для нужд города и аренду земельного участка прекратили. Однако наличие оформленного распоряжением префекта ЮАО землеотвода, наличие нотариально заверенной копии отводной кальки, а также паспорта БТИ на все 1545 гаражей, не позволило городским властям просто спихнуть с этой территории гаражи автовладельцев, как самовольные беззаконные постройки. Городу пришлось создать оценочную комиссию, и по её заключению каждому владельцу гаража была выплачена в 2012 году компенсация, примерно от 330 до 450 тысяч рублей, в зависимости от площади гаража и материала, из которого он был построен. Всего город раскошелился на громадную сумму более чем 0,6 миллиарда рублей. Такова оказалась реальная цена моих неимоверных усилий по оформлению землеотвода. Первые 500 металлических гаражей были построены по договорной цене 1200 рублей за один бокс. За эти деньги можно было купить хороший цветной телевизор, но невозможно было купить даже убитый «крылатый» «Запорожец». Я это точно знаю, потому что сам в 1984 году купил на московском авторынке такой убитый «Запорожец» не первой свежести, чтобы ездить к родителям в тамбовскую деревню и заплатил за него 1600 рублей. Более дешевых автомобилей, которые могли самостоятельно передвигаться, на московском рынке не было.
А вот в 2012 году люди за такие гаражи получили компенсацию в размере 330 тысяч рублей. Крутую иномарку за эти деньги не купишь, а вот новый отечественный автомобиль тольяттинского автозавода, за эти деньги можно приобрести даже в наше время. Так что гаражи оказались не только крайне нужным приобретением, как место хранения автомобиля, запчастей и излишнего домашнего скарба, но и как выгодное финансовое вложение личных средств. По этой причине, меня никто не проклинал при сносе автостоянки. Хотя я уже где-то в 2004 году освободил себя от должности председателя и занялся, опять же совершенно неожиданно для себя, наукой и философией, даже и в мыслях не планируя такой крутой поворот судьбы за весь прошлый период своей жизни. Но продолжал интересоваться делами автостоянки. Многие доверенные лица, в том числе и мой соратник по строительству второй очереди стоянки и неизменный член правления, а затем и комендант Гусаров Николай Владимирович, с удовольствием сообщали мне, что даже те люди, которые по зависти и личной духовной подлости огульно за глаза называли меня подлецом и вором, построившим стоянку ради корыстной цели личного обогащения, когда узнали о такой солидной компенсации, прикусили свои злые языки и заочно высказывали мне похвалу и благодарность.
Если бы я тогда, в далеких 1991–1993 годах сломался и пустил дело на самотек, то никакой компенсации не могло быть. Да вряд ли автостоянка и дожила бы до строительства станции метро «Лесопарковая». Уж очень много было за 20 лет существования автостоянки коммерческих структур, посягавших на то, чтобы завладеть лакомым куском территории в пять гектаров площади с внутренней стороны МКАД, да ещё и имеющий самостоятельный выезд на МКАД и самостоятельное электроснабжение с собственной трансформаторной подстанцией. В мою бытность председателем мне неоднократно предлагали большие взятки за то, чтобы я уничтожил подлинники отводных документов, а потом изобразил дело так, что они украдены. Но я не мог пойти на предательство людей, которые в своем большинстве верили в мою порядочность. Да я и никогда не считал деньги высшей ценностью этой жизни. Как раз доверие людей и желание любой ценой оправдать свои словесные обещания, несмотря на непреодолимую стену советского, а затем и ельцинского бюрократизма, были главной движущей силой моего неуемного энтузиазма на этапе строительства и на этапе оформления законного землеотвода.
Данная книга не является автобиографией. Просто на некоторых отдельных примерах я пытаюсь восстановить морально-нравственную атмосферу переходной эпохи от советского социализма к беспощадному капитализму, стяжательству, коррупции, повальному взяточничеству, государственному и бытовому бандитизму и «крышеванию» эпохи Ельцина. Заодно я хочу добрым словом вспомнить и поименно назвать всех тех людей, которые помогали мне в жизни и вольно или невольно, положительным образом повлияли на мою судьбу. Все-таки хороших и добрых людей я встречал больше, чем мошенников, проходимцев или моих ненавистников. А хорошие и добрые люди и есть – главная ценность прошлой и современной России. В то же время этой книгой я хочу показать, насколько судьба человека непредсказуема и невероятна. Мы ли выбираем свою судьбу или нам помогает Бог, чтобы направить человека к его вершине творчества и определить ему место жительства? Однозначного ответа у меня нет.
То, что со мной случилось за период с 1980 по 1990 год, как раз и сломало мои представления, что все зависит от целеустремленности и желания самого человека. На каком-то этапе перелома судьбы происходят не зависящие от тебя невероятные внешние события, и каким-то чудом ты оказываешься в центре этих событий, хотя ни сном, ни духом не собирался стать их участником. Другой вопрос, полезны или вредны эти невероятные события для твоей судьбы? Анализируя задним числом свою жизнь, я констатирую для себя, что даже трагедии и временные жизненные неудачи, оказались полезными для моей судьбы и творческого развития. Невероятным стечением случайных обстоятельств, судьба позволила мне ещё в советский 1982 год, стать законным владельцем московской кооперативной квартиры и дала возможность занять достойное место в жизни. Как это все происходило, вкратце и изложено в этой книге.
Глава I
Фрагменты биографии личной жизни
1. Неудача поиска береговой службы и тревога за будущее
Хотя я прожил на белом свете уже 71 год, но моя судьба по своей полной непредсказуемости остается для меня тайной и неразгаданной загадкой. Не будучи москвичом, я даже не планировал им стать и в будущем. Сразу же после окончания Военно-морского училища, по моему настойчивому желанию, меня назначили на Северный флот офицером электронно-вычислительной группы ещё не построенного атомного ракетного подводного крейсера «К-423». Через год службы на первичной должности меня назначили начальником радиотехнической службы атомного ракетоносца. Мне подчинялись четыре офицера, 3–4 мичмана и человек 7–9 матросов срочной службы. Отвечал я за исправность, правильную эксплуатацию и боевое использование всего огромного хозяйства радиотехнического вооружения атомохода, а также за обеспечение командного пункта и командира корабля данными о подводной и надводной обстановке. На торпедных и ракетных стрельбах, как и на всех коротких выходах в море или длительных боевых службах, с переходом из Баренцового моря, через Атлантический океан, к месту несения боевого патрулирования в районе «Бермудского треугольника», никогда не было стандартных ситуаций. Всегда приходилось напрягать все свои творческие способности и постоянно совершенствоваться. Время не замечалось. А жизненной энергии было так много, что никакие тяготы боевых походов и ежегодные изнуряющие подготовки к выполнению ракетных и торпедных стрельб, не могли сломать чувства гордости за свою службу.
Конечно, имели значение молодость, невиданные по советским временам денежные оклады и двух-трехмесячные отпуска с санаторным лечением. Но было и другое. Без всякого пафоса могу заявить, что жизнь была наполнена высоким смыслом нужности и необходимости для страны нашей общей службы. Наши лодки и мы сами были щитом Родины и обеспечивали мирное течение жизни в нашей стране и сдерживали агрессию Запада по отношению не только к нашей стране, но и ко всем независимым народам и государствам по всему миру. Творческая работа начальника РТС мне очень нравилась, и я не хотел никакого карьерного роста по линии командования, и многие годы не стремился поменять место службы. С подводным атомным ракетоносцем «К-423» и была связана вся моя флотская служба. Мне неоднократно предлагали перейти на должность помощника командира, а затем закончить в Ленинграде, при Военно-морской Академии командирские «классы», чтобы обеспечить карьерный рост до командира такого же атомохода, на котором началась моя служба.
Почему-то быть командиром атомохода мне не хотелось. Уж очень ответственная и непредсказуемая должность. Да и в помощники командира уходили офицеры после двух-трех лет службы, осознанно избрав путь карьерного роста до командира атомохода. Я же пропустил этот срок и одиннадцать лет «оттрубил» на атомном подводном ракетоносце стратегического назначения «К-423», в должности начальника радиотехнической службы. Лишь в 1979 году, осознав пугающую неопределенность своего будущего и будущего своей семьи, я попытался самостоятельно изменить свою судьбу и найти место для дальнейшей службы, где-нибудь в Подмосковье. Во время отпуска 1979 года, выяснив, что в подмосковной Купавне есть военно-морская лаборатория, я по разовому пропуску посетил Радиотехническое управление (РТУ) ВМФ на Большом Комсомольском переулке и побеседовал с начальником отдела кадров. Кадровик РТУ ВМФ, старый, лет 60–65, капитан 1-го ранга Кудрявцев Николай Иванович, показался мне на первый взгляд человеком вполне добропорядочным. Он внимательно выслушал мой рассказ о том, какой я замечательный и грамотный начальник РТС, и что я готов служить в Подмосковье, в Купавне или в военных приемках на заводах центральных областей России, на любых самых низших офицерских должностях, лишь бы получить постоянное жилье для своей семьи и не оказаться после выхода на пенсию бесквартирным офицером.
Однако в ответ на мои просьбы кадровик заявил, что «Военно-морской флот – это не биржа труда». Никаких вакансий нет и не предвидится. Он и предложил мне подать рапорт по месту службы командованию Флотилии, чтобы меня включили в кандидаты на замещение вакантных должностей береговых частей и служб Военно-морского флота. Эту фразу «о бирже труда» кадровик повторил многократно. И я понял, что без родственных связей, и без наличия жилья, никаких шансов на перевод в Подмосковье у меня нет. После этой безуспешной попытки самостоятельно устроить свою судьбу я стал ощущать себя не боевым и грамотным офицером, а полным неудачником. Так оно и было на самом деле в плане полной неопределенности моего будущего и будущего моей семьи. С атомных подводных лодок разрешалось, после пяти лет службы, по желанию офицера переводиться в береговые службы. Это указание практически никогда не исполнялось, если сам офицер не подыскивал себе место дальнейшей службы и не получал запрос о переводе. Таких офицеров, которые не рвались к карьере командира на атомных лодках, а желали перейти на берег, было достаточно много.
Но с переводом на берег везло не всем. В основном везло тем потомственным офицерам, у которых отцы занимали место где-нибудь в высокопоставленных штабах или в секретных военных институтах. Родители и планировали их судьбу. Когда таким офицерским сынкам надоедала служба на атомной субмарине, на них приходил запрос, и они спокойно переводились в тихие заводи ленинградских и московских военных институтов или в другие теплые места, заранее заготовленные для них родителями. Для бывшего деревенского парня, каким я и был, теплых мест никто заранее не заготавливал. Можно было надеяться только на везение или на стечение необычайных обстоятельств. В любом случае надо написать рапорт. Уже ни на что не надеясь, сразу же по приезде из отпуска я подал рапорт командиру корабля с просьбой перевести меня, в связи с двойной выслугой лет в плавсоставе, на берег, желательно в военную приемку на заводы центральных областей России. Но надежд было мало. В разуме постоянно прокручивалась фраза, что «ВМФ – не биржа труда».
В 1979 году мне исполнилось 36 лет. Многие молодые командиры подводных лодок были моими сверстниками, а среди начальников РТС я выглядел «динозавром», который вовремя не успел «вымереть». Поздно было поступать и в Военно-Морскую Академию. Мне было жаль самого себя и свою семью. Чувствовал я себя «выжатым лимоном». Жизненная энергия куда-то сразу улетучилась. Временами накатывала настоящая хандра и депрессия. Привязанность к флоту и любовь к своей специальности офицера-подводника обернулась тем, что молодые годы безвозвратно канули в реку времени, наступил зрелый возраст, а я вместе с женой и двумя дочерьми, не добился ничего, не имел фундамента жизни, не имел жилья, и в принципе, оказался у «разбитого корыта». Страстно хотелось получить хоть какое-нибудь жилье в средней полосе России, поближе к родителям и спокойную офицерскую должность, чтобы дотянуть до выхода на пенсию.
Я не верил в то, что в моей душе и теле сохранился резерв жизненной энергии, для того чтобы сделать творческий рывок, превышающий тот, что я сделал на флоте. Мне казалось, что я полностью выложил свой творческий и жизненный потенциал за время службы на атомном подводном ракетоносце, и теперь способен лишь к тихой должности офицерского клерка. Понимая, что без академического образования, никаких перспектив карьерного роста не имеется, я был согласен на любую должность. Получив в 1979 году «от ворот поворот» жестокими словами кадровика РТУ ВМФ, я вернулся из отпуска морально раздавленным и опустошенным. Ничего не оставалось делать, как последовать совету кадровика и наобум, не рассчитывая на какой-либо успех, подать рапорт по команде. С грустными мыслями неудачника я долго сочинял рапорт о переводе меня в среднюю полосу России, рассчитывая стать военпредом на одном из многочисленных заводов по производству радиотехнических станций и комплексов для нужд Военно-морского флота. На большее я и не мог претендовать по причине отсутствия академического образования.
Да и где ещё в центральной России можно было найти другое место службы для морского офицера, кроме военпреда на каком-нибудь заводе? К тому же училище я закончил как инженер «по автоматике, телемеханике и вычислительной технике», и потому легко бы справился с обязанностями представителя заказчика на любом заводе по производству радиотехнических средств любой сложности. Где ещё, кроме производства военной техники я мог реализовать свои инженерные знания? Я знал, что, например, город Ленинград напичкан военными институтами по моей специальности и там бы мой опыт службы и инженерная специальность нашли себе применение. Я даже мог там стать завлабом или защититься и стать кандидатом наук и даже получить очередное звание капитан 2-го ранга. Но без наличия ленинградского жилья и без наличия родственных связей вход в такие военные институты для меня был навсегда закрыт.
В такие институты на первичные должности или на должности среднего звена офицеры назначались не по талантам, а по наличию ленинградского жилья или по блату. Такая же обстановка была и в военных институтах и лабораториях Москвы и Московской области. Ситуация безвыходная и тупиковая. Целый год прошел в тревожном ожидании. Кадровики молчали, а самостоятельных поисков я не вел, потому что не имел высокопоставленных связей. И вдруг, в марте 1980 года меня вызвали в отдел кадров Флотилии подводных лодок и сообщили, что если я согласен, то буду назначен военным инженером на секретный подмосковный объект, который называется Аналитическим центром ВМФ. Местоположение этого объекта кадровики не сообщали, но я уже мысленно прыгал от восторга, потому что объект находился под Москвой, а значит, и недалеко от дома моих престарелых родителей. Лучше и невозможно было придумать. Я тут же дал согласие и стал дожидаться приказа Главкома ВМФ о своем переводе. Мысль, что я буду жить недалеко от Москвы, а главное, недалеко, в пределах 400–500 километров от моей малой родины и дома родителей в Тамбовской области, была для меня живительным бальзамом.
Я и не мечтал после службы на Северном флоте о такой жизненной удаче. Естественно, что я готов был разбиться в лепешку и служить хотя по 24 часа в сутки, чтобы моя мечта поскорее осуществилась. Главным же в этой мечте была не должность, а возможность получить квартиру и осесть в Подмосковье, вблизи от родительского деревенского дома. Мне нравилась служба на лодке и нравилась жизнь на Крайнем Севере, в трижды закрытом военном городке Гаджиево. К концу службы, примерно за два года до перевода, я даже получил приличную трехкомнатную служебную квартиру. Но навечно связывать свою жизнь с городком Гаджиево я не собирался. Здесь даже не было своего кладбища. Умерших жителей хоронили на кладбище города Полярного, расположенного за 25 километров от Гаджиева. Была и другая проблема, довлеющая надо мной, словно дамоклов меч. В предпенсионном возрасте, т. е. через 4–5 лет, мне могли и отказать в переводе.
Кто же возьмет на службу предпенсионного офицера, не имеющего собственного жилья и прописки? В ещё более ужасное положение я мог попасть в случае внезапной тяжелой болезни и полной демобилизации. Мы с женой были родом из одной деревни под городом Тамбовом, и в нашей большой стране СССР не имели своего собственного угла. Нигде и никакого! Реальной программы обеспечения жильем демобилизованных по болезни или по выслуге лет офицеров в масштабе всей страны не было. Конечно, если бы, демобилизовавшись по болезни, я прибыл вместе с семьей в город Тамбов, поближе к родителям, то меня там поставили на очередь на получение жилья. Вот только дождаться получения квартиры даже через 5—10 лет ожидания не было никакой возможности. Всю оставшуюся жизнь я так и таскал бы свою семью по съемным углам и чужим квартирам. Ещё более неприемлемым вариантом был возврат в родительский деревенский дом. Да, я очень любил тогда и люблю сейчас свою малую родину. Но вернуться больному офицеру с женой и двумя детьми в деревенский дом престарелых родителей, лишенный всяких удобств, кроме печного отопления, было бы для меня непереносимым позором.
Позор ещё можно пережить, но там я не мог найти никакой работы по своей инженерной специальности. Оставалось только запить горькую и умереть от пьянства, разделив свою офицерскую судьбу заслуженного подводника Северного флота с судьбой многих моих деревенских сверстников, которые бросили школу, а затем «вклюнулись» в алкоголь, а теперь отдыхают и спят вечным сном на деревенском кладбище. Вот по этим причинам жилье стало главной целью моего перевода с атомной подводной лодки и в какой-то момент, главным смыслом моей жизни. В тревоге за свое будущее и в желании как можно скорее получить жилье для своей семьи, я сдал дела начальника РТС РПК СН «К-423» и получил командировочное предписание на убытие к новому месту службы.
