Николай Лещуков
Игрик. Земля Маргиналов
Он поймал такси посадил окровавленного Салавата. Едва успели отъехать от дома, как тут же понаехали милицейские машины, из которых вышли большие чины, началось расследование…
––
"Как прекрасен этот мир"…
Андрей приехал в "Немецкую слободу". В полупустом зале за одним из столов сидел Игрик и парень в кожанной куртке с длинными волосами. На вид ему было под пятьдесят, на лице признак разочаравния и глубокого похмелья, видно не из братвы. Из колонок звучала музыка, советская группа "Цветы", что-то пела про летний вечер. Андрей подошел к столу. Игрик увидев его обрадовался:
– Здорово Андрюха, присаживайся.
Он сел напротив. На столе соцветие морепродуктов, пиво и водочка, все как полагается. Игрик разливая по рюмкам:
– А вот скажи Андрэ, кто сейчас поет?
Андрей улыбаясь:
– Группа Стаса Намина "Цветы".
– Молодец, знаешь советскую эстраду, видно рос на правильных песнях. Познакомься, солист этой группы Саша Лосев.
Андрей его вспомнил, протянул руку. Было видно Саша не в настроении, депрессия. Игрик продолжил:
– Вот скажи Андрэ, кто тебе нравился из советских групп?
– Тогда групп не было…
– Да, да тогда были вокально-инструментальные ансамбли. Это только Намин называл свой ансамбль – группа. Они сейчас будут возрождаться.
Саша выпив рюмку, махнул рукой:
– Ладно, возрождаться. Просто Намин хочет сделать тур по городам и весям, где нас еще помнят. Поедем со старым репертуаром, но я не хочу…
Игрик перебил:
– Хорош Саня, ты должен поехать. Потому что как ты, никто не споет. Я в детстве, на саксе играл ваши вещи.
– Пойми, мне это уже не интересно. Хочется, что-нибудь новое.
– Саня тебя должны вспомнить. Но хотя бы денег заработаешь.
– Да какие там деньги. Нет конечно поеду…
И замолчал, уткнувшись в угол стола. Игрик предложил:
– Андрэ ты пьешь?
– Я за рулем.
– Я тоже…
– Но тебе можно.
– А тебе кто заперещает? Да Андрюх, сегодня я не могу тебя взять. У меня вечером стрелка с подольскими, а там базар серьезный…
Он берег Андрея. Была договоренность; Игрик берет его туда где можно и не объясняет, когда нельзя.
По всему залу очень проникновенно пели "Цветы" :"Как прекрасен этот мир, посмотри"…
-–
2014. Подмосковье, лес.
Игрик, Андрей и Серега так же сидели за общим столом, каждый занимался своим делом. Камин распостранял свое тепло очень скупо, но все же холодно не было. Посреди этой большой комнаты стоял мощный телескоп направленный в окно на крыше. Игрик закончив чистить очередной ствол налил в рюмки, встал и подошел к телескопу:
– Вот смотри Андрэ, сейчас я посмотрю в эту трубу и она откроет вселенную. Что у тебя в школе было по астрономии?
– Пятерка, но я абсолютно не знаю галактики.
Он стал развивать любимую тему, в астрономии был знаток:
– Да Андрэ и в этом ты тоже дебил.
Прильнул к телескопу.
– Вот иди сюда, посмотри на это небо и скажи где находится Сириус?
Андрей нехотя встал, он не знал где находится Сириус, подошел. Сергей безучастно смотрел на этих странных персонажей, которые нарушали столь серьезный процесс, разменивая себя на непонятные передвижения с философскими разговорами о жизни.
Игрик уступил место. Андрей приник к этому маленькому глазку и увидел вселенную с мерцающими звездами, такими красивыми и такими недосягаемыми.
Он вопросительно смотрел на Андрея, который оторвавшись от этой лупы тупо уставился на него не зная, что сказать. Игрик опередил:
– Ну и что ты там увидел?
– Звезды.
– Ты дебил это не звезды, это планеты, они отражают свой свет. Ты хоть большую Мелведицу от малой отличить сможешь?
Андрей опять уставился в телескоп, парировал:
– Вижу и большую и маленькую. По школе помню этот ковш.
– Ты знаешь, что у каждого человека есть своя звезда?
– А ты знаешь свою?
– Никто не знает, но все ищут. Я тоже ищу.
– А как же ее найти?
– Никак. Стоит ее найти и все, тебя не будет. Как только на небе погаснет твоя звезда, тогда все узнают, что ты был.
– Как это?
– Образовалась пустота. Она более значима, чем твоя никчемная жизнь. Вот скажи если бы тебе сказали, завтра ты увидишь свою звезду, а потом все пустота. Что бы ты сделал?
– Не знаю.
– А тебе и не надо ничего знать. Тебе надо задать себе один вопрос.
– Какой?
– А нафига жил? Один вопрос и один ответ.
– Но на этот вопрос никто не знает ответа.
– Вот, а здесь начинается главное. Вы все пытаетесь скрыть свою никчемность. Да родился, благодаря маме с папой, а может господь бог помог. И все сразу становится на рельсы – детский сад, школа, институт, семья, дети и дальше по накатанной до крайней остановки. И когда прозвенел звоночек, вот здесь возникает вопрос; а зачем жил? Вы начинаете рассуждать; я посадил дерево, построил дом, родил сына, все как полагается, я делал все, как все. А зачем как все?
– Но так все живут…
– Вот именно все. Как вы привыкли жить чужим опытом, цитировать как попугаи чужие мысли. А где свое, где твое я? Вам социум диктует свои законы, это нельзя, туда не ходи и вы как послушное стадо следуете за пастухом, а кто против тут же взмах кнута вправляет мозги непослушным.
Они стояли у телескопа, сквозь окно было видно звездное небо по зимнему чистое, а потому так ярко блестели звезды серебрянным светом. Сергей сидел не шелохнувшись внимательно глядя на Игрика. Андрей пытался возразить:
– Но ведь в социуме нельзя жить хаотично. Должны быть законы, правила, религия наконец…
Он перебил:
– Во, во именно религия вас пытается сплотить. По каким правилам? Ответьте мне на вопрос. Начнем сначала. Вы поклоняетесь еврейской книге. Вы же русичи. У вас всегда были свои боги Сварог, Ярило. Почитай "Веды" там все написано, откуда мы и кто наши боги. Вы поклонялись им помня своих предков, а тут вам, причем насильно навязывают другую религию. Мол ваши боги фигня, есть только еврейский бог Иисус. И народ обалдел от такой навязчивой наглости. Всех построили, а тех кто против просто не признавали. А с чего я должен идти под их знамена? Да они больше половины и библии не читали, но нет все равно лягу за Христа. Там в их священном писании столько не стыковок и провокаций, но они трактуют это по своему.
– А каких провокаций?
– Да вот навскидку, когда Магдалину хотели забросать камнями. Брось кто не грешен. Это же подстава. То есть если я безгрешен, я должен доказать это. Доказываю, вот мол я без греха бросаю камень в эту падшую женщину и тут же совершаю грех бросив этот камень. И таких несуразностей у них пруд пруди, но у них на все есть ответ и оправдание своей неистовой оголтелости. А чуть что сразу вопят, вы оскорбляете чувства верующих. Скажи, а как можно оскорбить веру? Если ты оскорбился, значит в тебе есть сомнения. А вера она непоколебима. Это довольно стойкое понятие. И никто не может причинить твоей вере вреда. А они еще и статью придумали, за которую могут посдить. То есть кто-то высказал свое мнение, а оно идет вразрез вашим канонам и все, пассажира могут закрыть. Как этих "ссыкух", что танцевали в храме. За это статья административного кодекса, но нет подвели под "уголовку".
– А зачем же тогда люди ходят в храм?
– Дяденька. У каждого свой бизнес. Церковь использует религию в качестве бренда, а за это надо платить и причем немалые деньги. Ты пойми все эти навязывания типа за добро, за мораль вы не должны оплачивать. Ну почему я должен платить за свою веру?
– А ты не плати.
– А я и не плачу. Платите вы. Знаешь кого я больше всего ненавижу в этой жизни? Нет ни убийц, ни воров. Больше всего я ненавижу в жизни – лохов. Лохов идущих в стаде. Как только вас Владимир загнал в речку на крещение, после этого и начались на Руси полнейшие непонятки.
– Но люди хотят верить…
– Хотят и платят за это. Это у них называется обретение свободы. Как же им трудно понять, что в стаде нет свободы. У них на все свой ответ, а когда не знают его, сразу на тебя наезд – смири гордыню. Перед кем? Я уж не говорю про обряды. Это же какой – то фетиш. Эти лобызания, поклонения мощам. Иисус за вас страдал, а потому и вы страдайте. Надо мол через страдания. Какие? Вы мне навязываете искусственные страдания, когда их реальных по жизни полно. А еще хоть свечечку да купи, бабуля не поскупится возьмет подороже.
Андрей успел вставить:
– Но ведь без этого нельзя?
– Нельзя лапшу вешать на голову своему народу и талдычить, все по воле божьей и так господь распорядился. Дальше к батюшке полабызать ручку. А батюшка почитав пастве молитву, выходит из храма садится в свой джип и домой к поподье. И кто знает не бегает ли святой отец по ночам к соседке и нет ли у него тайных помыслов, когда на исповедь к нему приходят прихожанки…
Он замолчал, Андрей подкинул дров в топку:
– Игрик, но мы же не знаем, что там внутри?
– Был я у них там, внутри. Семь месяцев провел в монастыре – в келье, сначала с иноком. У них там должна быть келья для меня, но они затянули ремонт. Я приехал, привез стройматериалы, думаю сам все сделаю. Жить негде, только келья с иноком. Я поселился. Днем делаю ремонт, вечером без ног – в келью. А там этот инок, сидит и молится. Я молча раздеваюсь и в койку, а он мне говорит:" молитву надо почитать, перед сном". Думаю, ну не трогаю я тебя, зачем же ты навязываешь свою тему. Блин, я за три дня сам сделал ремонт и быстро переселился, мозг от инока начал плавиться. Вообщем я договорился с местным владыкой, что буду жить и работать, но чтобы иноки меня не доставали. Ну как Толстой в Оптиной пустыне сказал: "готов трудиться, но чтобы не было этих – ряженных". Он меня благословил…
Дверь заскрипела и на пороге возникла девушка с внешностью героини – простушки, она работала у него на кухне, вкусно готовила борщ со сметаной и чесноком. Холодный воздух ворвался в комнату и остудил пыл философа. Игрик очень учтиво:
– Дашенька, на стол все поставь пожалуйста. Посиди чуток с нами.
Даша расставила закуски, села на уголок. Игрик с Андреем дружно присели, разлили. И Даше он налил тоже, она попыталась отказаться, но ничего выпила рюмочку, закусила грибочком из местного леса и ей девочке из-под Курска стало хорошо. Серега сидел напротив и молча жевал оливье. Андрей хотел услышать окончание истории:
– И долго ты прожил один – в келье?
– Сначала почти все лето, потом наездами. Сколько жил так и не мог понять их духовное братство. Как они любят говорить – мы братья. А на самом деле никакие это не братья. И все делают с оглядкой, как помолился, как причастился, как оттрапезничал, какое-то в этом лицемерие. А еще они любят говорить – мы свободны. Вы же рабы божьи, а как раб может быть свободным. Я пытался говорить с ними о библии, но они ее не знают. Знают какие-то молитвы и тупо читают по несколько раз в день. Они конкретно стоят на рельсах и переубедить их невозможно. Я хотел найти собеседника, чтобы понять их веру изнутри, но у них с утра до вечера, смири гордыню. С духовником начал говорить о Кришнамурти, так меня обвинили чуть ли не в ереси, сообщили владыке. Ну думаю с вами мне точно не по пути.
– Но может они знают истину? Вера помогает.
– Истину не знает никто. Ты мне скажешь, что бог есть, я говорю нет и никто из нас не может доказать обратного. Сейчас как попугай скажу слова этого, Кришнамурти; "истина это страна без дорог, к ней нельзя прийти за счет каких-то организаций, политичесхих, общественных или религиозных, к ней каждый идет в одиночестве". Человек в стаде становится зомби. Толпа давит, он становится управлемым, куда скажут туда и пойду. Социум это тоже стадо. Собрались, построили небоскребы и все давайте будем жить по законам. А я не хочу жить по вашим навязанным законам. А социум мне предлагает вступить в еще одно сообщество, со своим уставом. Причем этот устав социум диктует законодательно, а тут религия – твоя духовность, как за это не заплатить. По больному бьют, по душе. И человек естественно ломается. Ведь так просто жить по душе, с богом. Боженька заменяет все, а самое страшное он заменяет твой разум. Он давит твое эго и все, пассажир поплыл, себе уже не принадлежит, он принадлежит богу. А разговоры об аскезе, с самого верху. Ты посмотри на чем они ездят ваши, как вы их зовете – батюшки. О какой вере можно говорить если вы прощать не умеете. Сначала мол покайся, а потом мы тебя простим. Так ведь Иисус простил убийц своих: "не ведают, что творят". В этом есть какая-то подоплека. Ты поклонись мне, поцелуй ручку, признайся что ты тля, никто, раб божий, а только потом я тебя прощу. Тот же Толстой так и не покаялся, отлучили мудреца от церкви и чего добились? Он высказал свою точку зрения, а его за это даже отпевать не стали. Ведь у них все по уставу.
Мне владыко говорит: "на тебе грех большой, смири гордыню – покайся". Я ему ; "я и приехал сюда покаяться, но думаю не мое это место". Он мне; "это облегчит душу, станешь свободным". Ну думаю, очень тонко плетут паутину. Вот здесь я задвинул ему про этого философа. Так он мне: "у тебя винигрет в голове, надо читать Библию". Я ему; "читал и не раз". Он что-то про заблудшую пробормотал и мы разошлись по кельям. И я вспомнил одну притчу…
Андрей пытался что-то сказать. Он перебил:
– Послушай Василий и не перебивай. Идет пилигрим по земле, идет долго, наблюдает, никого не трогает. И вдруг видит на болоте, в топком месте, к дереву привязан раб. Остановился, взглянул на него. Лицо и тело несчастного облеплено комарами, да слепнями пьющими кровь. Решил облегчить его участь Взял веточку, смахнул тварей и пошел далее. И услышал:
– За что же ты меня так ненавидишь?
Оглянулся странник и с укором ему:
– Почему же ты брат говоришь такие слова. Ведь я облегчил твои страдания, отогнав всяку гнусь от тела твоего. А ты вместо благодарности еще и обвинил меня.
На что раб ему ответил:
– Ты отогнал сытых, а сейчас налетят голодные.
Так и у вас только отгони всех от кормушки, так и налетит голодное быдло, которое будет дербанить не только страну, но и души ваши.
Андрей возмутился:
– Так это зависит от каждого, насколько кто силен.
– А в чем сила ваша? В словоблудие? Мол мы за душу боремся. Да, это показательно. Особенно когда ваши черти борятся против чертей.
– Как это?
– Ты в натуре дебил или прикидываешься. Из вашего цеха, не помню как его звать, надел на себя рясу, возомнил себя батюшкой, бегал с крестом по тусовкам и заявил – мол снизошла на меня благодать, а благодать не имеет обратной силы. Соглашусь, не имеет. Но тогда какого хрена ты эту благодать сам от себя и отринул. Скинул с себя рясу, крест в сторону. Мол у меня куча детей их поднимать надо, поэтому прости меня господи пойду зарабатывать деньги, чтобы потомство поднять, дать им воспитание, а потом вернусь в лоно вашей церкви. И заметь, ни на завод пошел, ни каналы рыть. Пошел служить бесам, в шоу-бизнес, в кино, против чего они всегда боролись. А ведь есть попы у которых и детей поболее и денег нема, но нет они честно служат и не изменяют ни вере, ни благодати, которая однажды снизошла. Такое даже коммунисты, которых они так ненавидят, не могли себе позволить – мол вот возьмите мой партбилет, я пойду где-то порысачу, заработаю бабла, а потом вернусь в партию. Вот вам и благодать о которой они трындят на каждом углу. А великий ваш Достоевский, тоже деятель заявил – если бы мне предложили выбор между истиной или Христом, я бы остался с Христом, нежели с истиной. Но есть философы другого порядка. Взять ту же Блаватскую, которая сказала – есть религии всякие, но нет религии выше истины. Вот и почитайте своих идолов, которых вы сами возвели в ранг божества.
– А во что тогда верить?
– В небо, в землю, в природу. В звезды, у каждого своя. В себя надо верить. Потому что только боги знают, что они творят и некоторые из них живут среди людей.
– А люди об этом знают?
– Не все. Но ты один из немногих знаешь его и даже иногда общаешься с ним. Боги не умирают.
Он загадочно посмотрел на Андрея и улыбнулся и Андрей улыбнулся не усомнившись.
– Да, Игрик чуть не забыл, здесь опять был фильм расследование по поводу Талькова…
– Они уже задолбали или других тем нет. Одно и то же. Кто убил, кто убил? Я убил.
– Но у них другая версия…
– Какая, другая? Ничего не знают, только балаболят.
– Но ведь Шляфман в Израиле…
Он в упор посмотрел:
– При чем здесь Шляфман? Хочешь я расскажу тебе как все было?
Андрей не мог отказать в этом, тем более сам предложил.
– Я ничего не знаю. Вернее знаю, со слов СМИ.
– Вот именно СМИ. Они столько разной фуйни написали. Писаки. Я в тот день вообще не хотел никаких скандалов, у меня была запланирована встреча. Оделся в костюм, галстук. А тут раз Ася не успевает к выходу, она выступает перед Тальковым. Я пошел и хотел в попросить в вежливой форме поменяться местами, но тут как черт из табакерки возникает Шляфман.
Андрей успел вставить:
– А ты знал Шляфмана?
– Да никого я не знал, ни Шляфмана, ни Талькова. Нет про Талькова знал, что он не дружит с головой и после двух стаканов портвейна у него напрочь слетает крыша. Я не расположен был к конфликту, а тем более к драке. У меня туфли скользкие на том полу, как лыжные ботинки взлетели выше головы, когда они начали меня валить.
Он замолчал. Андрей не унимался:
– Скажи Игрик, а была возможность этого избежать?
– В том-то и дело, что не было. Это я понял, когда Тальков сразу в зал..пу полез. Ну думаю попутал певец сечку с гречкой, а что еще хуже хрен с зарей. Я ему говорю:
– Послушай Вась.
Он мне:
– Я с тобой коров не пас, чтобы меня васьком звать.
– Я родного брата Васей кличу и он ничего не кукожится ( он тогда всех называл Васями). Дай я с пацанами поговорю, у него там в гримерке были какие-то парни, то ли телохранители, то ли друзья, все под шафе.
Он мне:
– Какие это тебе пацаны?
Я ему:
– А кто это телки? Ты кто? Балалаешник! Так иди тренькай в инструмент, а я с пацанами "перетру".
Слово за слово, вываливаемся в коридор. Там скользко. Мои ноги выше головы, падаем. Я терплю, все терплю. Встаем. Достаю револьвер думаю пальну разок, чтобы образумились. А Тальков выбегает из гримерки с газовой пуколкой и давай мне в лицо палить, я раз увернулся, два. Опять падаем. Я успел два раза пальнуть, все мимо. А Тальков садится и начинает со всей силы бить меня по голове рукояткой своей пуколки. Пробил голову, я весь в крови. А он еще и приговор себе вывел, размахивается в очередной раз со словами " ах ты пид..рас". Ну думаю, вот за это надо ответить.
Он вдруг задумался, словно в картинках вспоминая прошедшее. Андрей все нарушил:
– Игрик, ты же не мог стрелять, твою руку держали.
– Правильно держали одну, вцепились мертвой хваткой, но я стал ее разжимать. Они подумали сейчас ствол отдам, разжали свои щупальца. Я перекидываю его в свободную руку и тут же звучит третий выстрел. Я только увидел, как Тальков остановился и все врассыпную. Встал весь в крови…
– А как ты успел свалить?
– Как? Первое, что я вспомнил про пистолет, его у меня уже не было. Кругом суматоха. Ася мне его принесла, я вышел сел в машину и уехал к друзьям.
– А ствол?
– Ствол был классный, револьвер 903го года. По пути разобрал и выкинул в Мойку, в разных местах. Потом водолазы искали, не нашли…
Он тяжело замолчал. Было видно, тему закончил…
-–
1994 год. Москва.
Андрей дома пил утренний чай. Звонок телефона, взял трубку дожевывая бутерброд. Услышал знакомый голос:
– Андрей Николаич, приветствую.
– Привет Игрик.
– Ты что делаешь в пятницу вечером?
– У меня днем монтаж, вечером свободен.
– Хорошо. Я тебя приглашаю на день рождения.
– У тебя юбилей?
– Да. Приходи с женой.
– Она в командировке.
– Тогда один. Насчет подарка не заморачивайся, купи мне сирень.
Он любил этот запах, такой весенний и такой завораживающий. Андрей объездил несколько рынков, нигде не было сирени. Весна была холодная и даже в мае она еще не зацвела. Заехал на станцию, там всегда стояли бабули продавали цветы. Ему повезло, одна старушка держала едва распустившийся букет, где сквозь зелень пестрели маленькие звездочки напоминавшие картину известного французского импрессиониста. Купил весь и поехал в гостиницу "Украина".
На парковке, пред входом в ресторан стояли авто совсем не отечественного производства и Андрей подъехав на семерке "Жигули", сразу оценил значимость события.
В фойе ресторана народ. Солидные мужчины с подругами и женами одетыми в стиле – светский раут. Все с цветами и подарками. Андрей в нерешительности топтался с букетом сирени. Входная дверь открылась и на пороге появился Игрик, в костюме и галстуке ( ему нравился строгий стиль), в сопровождении охраны. Рядом известный певец Женя Белоусов от которого млели все девочки страны, одетым в джинсовый костюм. Все выстроились в очередь к имениннику. Поздравляли, вручали подарки.
Он подошел к Андрею, обнялись.
– Андрэ, ты единственный кто пришел с сиренью. Она же еще не появилась. Где нашел?
– Да, специально для тебя куст выращивал в тепличных условиях.
Игрик заулыбался:
– Все, пойдемте.
И все двинулись вслед за ним в большой зал ресторана. Администратор встретил елейно. Открыл двери и сразу зазвучала музыка Нино Рота из "Крестного отца". Музыканты улыбаясь приветствовали его появление исполнением известного хита. Официанты суетились вокруг большого стола поставленного буквой П. Он обратился к распорядителю:
– Короче, слева будут сидеть пацаны, справа артисты.
Андрей подошел:
– Я никого не знаю. Где мне сесть?
– Я буду в центре, а ты напротив, чтобы я тебя всегда видел.
Все стали рассаживаться. Андрей сел один, внутри буквы П. Напротив Женя Белоусов, рядом продюсер Юра Айзеншпис со своим новым проектом Владом Сташевским, а вот и певица Алена со своим мужем, а там еще знакомые лица. Яркие представители шоу-бизнеса рассаживались по местам, а сзади другая публика, такая харизматичная и такая брутальная.
Кого-то из пацанов Андрей знал, тепло здоровались, а кого-то видел впервые. И эти, кого он не знал, казались ему людьми очень серьезными. Они выделялись из общей массы своим глубинным молчанием, они были не просто пацаны, они были "вершители". Это чувствовалось в их поведении, где не было ни молодой бравады, ни мнимого позерства, в их взгляде чувствовалась сила вожака, сила хищника. Они подходили к Игрику обнимали его, что-то негромко говорили, дарили подарки. Он долго не мог сесть за стол. А все ждали, чтобы налить, поздравить и осушить чарку за здравие такого уважаемого парня. Дождались. Все дружно вздрогнули:
– За Игрика!
И понеслось. Гул, сигаретный дым, разговоры. И вдруг все внимание к дверям, пришел Ольгерд, какой-то загорелый и поджарый, с ним симпатичная брюнетка. Подошел к брату, поздравил, а потом поднялся на сцену и в микрофон поведал публике:
– Дорогие мои, я только вернулся из Израиля и сразу на день рождения брата. Так вот что хочу сказать, там хорошо, там тепло, я даже загорел. Но там нет вас пацаны, нет моего брата и я понял это не мое, это не мой дом. Я хочу выпить за Игрика и пожелать ему любить свою родину и быть счастливым.
Он улыбаясь подошел к брату, они обнялись и чокнулись. Весь зал тоже чокнулся с возгласом: "За Игрика!" И выпили с удовольствием. Игрик подошел к микрофону:
– Я рад, что вы все откликнулись на мое приглашение и приехали на мой праздник. Но у меня сегодня двойной праздник. Я приехал из Питера, где наконец-то закончился суд по делу Талькова, я проходил как подозреваемый. И все. Поставили точку. Меня оправдали.
Пацаны заулюлюкали, это была их тема, кто-то крикнул:
– За справедливый и гуманный суд!
Все опять с азартом выпили. Официанты летали по залу обслуживая уважаемых гостей.
Слово взял Юра Айзеншпис, встал. На нем модный костюм, на голове чересчур выкрашенные черные волосы.
Айзеншпис был умелый продюсер. Жизнь его была черезмерно насыщена. Он отсидел в тюрьме почти восемнадцать лет. Два срока по девять, за махинации с валютой, тогда за это строго наказывали, потому как в стране существовала одна валюта – советский рубль. Иностранные ассигнации вне закона. Выйдя после второй отсидки Юра не узнал свою страну. Перестройка, свобода. Занимайся чем хочешь, а самое неожиданное теперь валюту продавали на каждом углу, а ведь он за это так сурово пострадал. Он не растерялся в новом веянии времени и стал заниматься тем, чем ему больше всего хотелось. Он стал музыкальным продюсером. Раскрутил группы "Кино" и "Технология" и многих других исполнителей, песни которых звучали на всех радиостанциях. У него было правильное понимание чего народ хочет и как ему это преподнести – у него было чутье. И вот новый проект – Влад Сташевский, клипы которого крутили на всех каналах. В эти времена ничего нельзя было сделать без связей, особенно связей криминальных. А Игрик относился к той когорте людей, с которым надо дружить, он мог решать вопросы. А по сему был повод завизировать свое почтение, своим присутствием в столь уважаемом собрании. Он поднял рюмку:
– Игрик, я хочу выпить за тебя. Сегодня вижу здесь переаншлаг, столько народа пришло тебя поздравить.
Представители шоу бизнеса дружно аплодировали.
– И еще я хочу выпить за твое понимание и человечность.
Игрик подошел:
– Спасибо Юра, особенно за человечность.
Они обнялись. Кто-то крикнул: "за Игрика, за человечность". И зазвучал звон хрустальных бокалов и рюмок. Андрей не знал стоит ли ему сказать тост в честь юбиляра, все это было так необычно. Народ все прибывал. Вот появился Слава бауманский, как всегда стильно одет с длинными, темными волосами. Игрик вышел встречать уважаемого гостя, а вот еще Ленчик с Альбертом. Пацаны из различных группировок приехали выразить свое почтение – уважаемому человеку. Во всем чувствовалась сила и подчеркнутое достоинство, потому что именно так ведут себя хозяева – хозяева жизни. Это был их праздник, ибо Игрик равный среди равных, он это доказал, он это заслужил. О, как они были самонадеянны и уверены в себе. Они не были Робин Гудами, слишком низменны их идеи, а бесстрашие не оправданно и чревато большими потерями и отринув жизненное клише в виде навязчивого социума они сами себя загнали в жесткие рамки своих понятий не оставляя никаких шансов ни себе, ни тем кто шли следом…
Андрей встал с рюмкой в руке, повернулся к Игрику. Все замолчали глядя на него и даже пацаны перестали жевать, пристально смотрели на этого парня, которого так обособленно посадил Игрик в центр стола. Полная тишина. Андрей смутившись от такого пристального внимания произнес:
– Игрик, тебе сегодня так много всего желали, не буду повторяться. Скажу так: "Есть в жизни моменты, которые надо забыть как бег киноленты, корыстную дружбу, измену. Иначе нельзя, невозможно, немыслимо жить, но все же себе надо знать настоящую цену".
Каждый определяет свою цену. Я хочу выпить за твою цену. Не знаю может каждый из нас бесценен.
Игрик улыбался, ему явно понравилось поздравление Андрея, протянул рюмку:
– Спасибо Андрэ. Давайте за цену!
По залу неслось: " за цену, за цену". Андрей сел на свое место и сразу несколько рюмок предложили свои услуги. Со всех сторон представители богемы тянули свои руки к его рюмке этим выражая признание сказанного. Напротив появился редактор популярного глянцевого журнала, чокнувшись с Андреем спросил:
– А это ваши стихи?
– Нет. Это Борис Кронгауз.
Редактор проявил любопытство:
– А это кто?
– Это советский поэт. У меня его сборник был в детстве.
– Хорошие стихи. Вы разрешите их использовать как эпиграф к одной статье?
– О чем статья?
– Мы печатаем материал об Игрике.
Теперь Андрей удивленно взглянул на редактора, который разливая водочку продолжил:
– Да, это будет обширный материал с фотографиями.
– А Игрик там кто?
– Он успешный спортсмен, бизнесмен. Как человек из провинции который сделал себя сам, покорив столицу.
– Конечно возьмите эти строки, если подойдут. Стихи же не мои.
– Вы мне оставьте телефон, я позвоню вы продиктуете, а то сегодня ничего не запомню. А если захотите, то можно в редакцию приехать. А вы чем занимаетесь?
– Я режиссер. На телевидении работаю. Андрей.
Редактор оживился, свой человек из творческого цеха, протянул руку и произнес свое имя – Сева. Теперь Андрей проявил любопытство:
– А почему вы Игрика выбрали?
– Так это же очевидно. Он герой нашего времени. А про кого писать? Про Чубайса или про тех кто пилит страну?
– Вы это серьезно?
– Вполне. Поймите в любом промежутке времени появляются свои персонажи, которые определяют героический стиль. В советское время герои были на виду, по ним равнялась эпоха. Это было веяние времени, люди стремились к хорошему, пример для подражания – Павлик Морозов. Но в любое время существовала прослойка, те кто был не доволен существующим положением, назовем их условно – маргиналы. Они не признавали законы, они презирали социум.
– Они предпочитали насилие?
– Нет, насилие уже как следствие. Когда социум вдруг засомневался в своей идеологии, которую навязывали десятилетиями, вот здесь и заявляют о себе маргиналы. Они видят свой край, они по нему ходят, потому что считают земля это общее пребывание всех живущих на ней, но социум созданный людьми разрушил понятия о праве на это пребывание, поставив всех в неравные условия.
В зале звучала музыка и веселые голоса тонули в табачном дыму. Андрей заинтересованно смотрел на Севу:
– Но люди сами выбрали это?
– Сами. Но ведь это несправедливо. И вот здесь возобладал закон силы, такой природный и такой зверинный. Они не Робин Гуды, но они просят свое, такой если хотите бизнес. Ты зарабатывешь деньги на нашей общей земле не по праву, а потому должен делиться, пришло их время. Пришли новые герои которые верят в силу, которая хочет получить свою долю в праве на эту землю.
– По вашему получается, какая-то земля маргиналов.
– Да, если хотите, но все это временно и их время пройдет, а пока Игрик яркий представитель этого времени и об этом надо писать.
Женя Белоусов общавшийся с Айзеншписом, поднял рюмку и улыбаясь предложил:
– Давайте, за Игрика.
Никто не заставил себя ждать, дружно вздрогнули. Андрей решил откланяться:
– Было приятно, надо идти.
Редактор достал из кармана визитку, протянул:
– Вы позвоните как сможете, я запишу эти стихи…
У колонны, рядом с окном стоял Игрик с Альбертом и Славой бауманским, о чем-то оживленно говорили. Андрей решил выждать паузу, встал неподалеко. Игрик увидев его подошел:
– Ты чего Андрэ, никак собрался?
– Да, завтра рано утром монтаж.
– Знаю я ваш шараж-монтаж. Пойдем провожу
Перед входом в ресторан стояли два крепких охранника в темных костюмах, все это напоминало, что-то гангстерское в стиле американского большого кризиса тридцатых годов. На крыльце стоял Ольгерд с Пашей и Майклом, негромко спорили. Игрик обнялся с Андреем:
– Все Андрюха звони, заезжай. Вот кстати Ольгерд решит твою проблему. Я пошел встречать гостей.