Николай Леонов
Московский инквизитор (сборник)
© Леонова О. М., 2014
© Макеев А., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Московский инквизитор
Пятница
Бабье лето в этом году отменили. Вместо высокого, пронзительно-голубого, прозрачного неба и ласкового, нежаркого солнца над головой нависали темно-серые, унылые и навевавшие тоску облака, постоянно плачущие то мелким нудным дождичком, то затяжными буйными ливнями. Да и под ногами было не лучше: вместо яркого, весело шуршащего осеннего разноцветья ходить приходилось по грязной липкой каше из опавших листьев и мусора. Одним словом – слякотная осень.
А вот собравшимся в этот вечер в особняке министра правительства Московской области Николая Владимировича Егорова по случаю дня рождения его супруги гостям все немилости погоды были до самой высокой лампады: в столовой ярко горели люстры, раздавался звон бокалов и беззаботный смех новых хозяев жизни и лиц, к ним приближенным. Тот факт, что хозяин дома находился под следствием и подпиской о невыезде из-за возбужденного против него уголовного дела о финансовых махинациях, никого не волновал, и самого Николая Владимировича в первую очередь – не он первый, не он последний. Среди тех, кто сидел сейчас с ним за одним столом, многие побывали на его месте, и ведь обошлось – для того и существуют адвокаты, чтобы вытаскивать клиентов, только скупиться на них не надо. Да и полицейские тоже кушать хотят. Правда вот, аппетиты у всех разные в зависимости от занимаемого положения, но это тоже дело совсем обычное. Как говорится, не подмажешь – не поедешь. Точнее, если не подмажешь, то поехать можно как раз очень далеко и надолго. Но Егоров был уверен, что это не его случай – он уже занес в некоторые высокие кабинеты пухлые конверты и получил твердые заверения в том, что лично ему ничто не грозит и дело спустят на тормозах. Так что в этот праздничный вечер его настроение ничто не омрачало.
Веселье было в самом разгаре, когда к нему подошел один из охранников и прошептал на ухо:
– Николай Владимирович, к вам пришел человек на костылях. А вы предупреждали…
– Все правильно, – тихо сказал Егоров, мгновенно став серьезным. – Проведи его в мой кабинет.
Охранник ушел, а Егоров поднялся из-за стола, мило улыбнулся гостям и сказал, что оставит их на несколько минут, чтобы решить кое-какие домашние проблемы.
Когда он вошел в кабинет, там его уже ждал очень просто одетый худощавый мужчина неопределенного возраста, его костыли были прислонены к столу.
– Что-то случилось? – спросил Егоров, на что мужчина только глянул в его сторону и отвернулся. – Прости, глупость сказал. Должно было случиться нечто из ряда вон, чтобы ты пришел. Ты же сам говорил, что нас никто и никогда не должен видеть вместе. Так, что именно произошло?
– То, что в твоем деле непонятно как и непонятно откуда вдруг появился след, который, если его не оборвать, приведет к некоторым неприятным случайностям с летальным исходом, произошедшим с некоторыми людьми. А ведь я тебя предупреждал, что не стоит так увлекаться, достаточно было просто напугать, – ровным голосом напомнил гость и недоуменно спросил: – Ну, откуда в тебе эта кровожадность?
– Этого не может быть! – растерянно пробормотал Николай Владимирович. – Тут даже под лупой никто ничего не найдет!
– Этот найдет! – уверенно заявил гость. – Мне недавно позвонил человек, которому ты дал для связи мой номер телефона, и сказал, что принято решение подключить к расследованию твоего дела группу полковника Гурова. Причем кандидатура эта предложена сверху, и предложена так, что отказаться было невозможно.
– Черт! Значит, придется опять платить! Когда уже они нажрутся? – помотал головой Егоров.
– Не придется, – усмехнулся гость. – Он не берет.
– Все берут! – уверенно заявил Николай Владимирович.
– Этот – исключение, – не менее уверенно сказал гость. – И надавить на него тоже невозможно. Ты знаешь, что я периодически общаюсь с некоторыми людьми?
Егоров кивнул и удивленно пожал плечами:
– И охота тебе со всякими уголовниками якшаться?
– Во-первых, они бесценный кладезь нужной информации, а во-вторых, нужно же представлять себе, как живут люди по ту сторону закона, вдруг и самим придется там оказаться, – заметил гость.
– Типун тебе на язык! – буркнул Егоров и поплевал через левое плечо.
– От тюрьмы и сумы… Ну, и далее по тексту, – усмехнулся гость. – Но я это к тому, что они очень хорошо знают Гурова и много мне о нем рассказали. Так вот, полковник этот из-за своей честности в большом авторитете по обе стороны закона. Характер у него тяжелый, а хватка мертвая. Если уж он во что-то вцепится, то не отступит, пока до конца все не выяснит.
– И уголовники его за это уважают? – рассмеялся Николай Владимирович.
– Его уважают за то, что слово он свое всегда держит и еще никогда в жизни ни на кого, даже самого отъявленного негодяя, лишнего не навесил, – объяснил гость.
– Тогда, может быть, его проще убрать? – предложил Егоров.
– Опять ты за свое! – вздохнул гость. – Ну, просчитывай ты ситуацию хоть на несколько ходов вперед! – И стал втолковывать Николаю Владимировичу, как учитель двоечнику-второгоднику: – Во-первых, сделать это некому, причем по твоей же вине! Я что предлагал? Оставить человека на достойном пособии, объяснив ему, что работы больше нет, а ты решил вопрос кардинально! Зачем? – Егоров отвернулся и ничего не ответил. – Да, он стал строить из себя невесть что, напускал туману и загадочности, но никогда не сказал бы ничего лишнего, потому что получить пожизненный срок никому не хочется. Ладно! Что сделано, то сделано и обратно не вернуть. А ни времени, ни возможности найти надежного исполнителя для этого дела у тебя нет. К тому же убить Гурова очень сложно – некоторые неразумные люди не раз пытались это сделать, только часть из них уже на том свете, а остальные кушают не то, что хотят, а то, что им дают, и делать это будут еще очень долго. Для нас сейчас важно то, что Гуров пока ни о чем не знает, ему обо всем сообщат только в понедельник, так что у нас в распоряжении есть два дня. Если же Гурова убьют после того, как он уже подключится к твоему делу, – это прямая дорога к тебе. Тебе это надо?
Николай Владимирович продолжал сидеть за столом, отвернувшись, чтобы гость не видел, как зло скривились его губы – эта нотация выводила его из себя, но он ничего не мог возразить, и это бесило его еще больше. А гость тем временем продолжал:
– Скажу тебе больше, коллеги очень не любят Гурова за его независимость, ум, выдающиеся аналитические способности, потому что никто не любит тех, кто умнее, а Гуров из-за своего характера даже не скрывает своего отношения к тем, кого считает глупее себя. У него есть всего несколько друзей и только! Но! Если его, живую легенду МУРа, убьют, то на поиски его убийцы бросятся все! И не успокоятся до тех пор, пока не найдут! Так что твое предложение считаю нерациональным!
– Ну, тогда предложи что-то рациональное! – огрызнулся Егоров.
– А я уже все продумал, – небрежно заявил гость, и Егоров, вздрогнув, быстро повернулся к нему.
– Ну так что ж ты мне душу мотаешь? – с сердцем сказал он. – Сколько?
– Ты сначала выслушай, а потом будем решать, – задумчиво сказал гость и, помолчав, начал рассуждать: – Для нас главное, чтобы Гурова НЕ подключили к твоему делу. Если его кандидатура отпадет, то с остальным все будет просто – каналы у тебя налажены. Поэтому самый надежный вариант – скомпрометировать Гурова, причем так, чтобы им занялась служба собственной безопасности. Тут уж он надолго завязнет.
– Ты говори, что делать надо! – нетерпеливо потребовал Егоров.
– Я тут навел о нем справки и выяснил, что служба собственной безопасности уже вплотную интересовалась Гуровым, но тогда он выскользнул. И им это очень сильно не понравилось.
– Ты же говорил, что он не берет, – воскликнул Николай Владимирович.
– Гуров не берет, но! Как достоверно известно, по окончании следствия некоторые люди его благодарили, но преподносили подарки не ему лично, а его жене, актрисе Марии Строевой. Джип «Лексус» последней модели, шубки, бриллианты… Может быть, что-то еще, но я об этом просто не знаю.
– То есть по факту, – уточнил Егоров.
– Да! – кивнул гость. – Совсем недавно Гуров закончил дело некоего Александрова, которого обвиняли во всех смертных грехах, и ему могло светить даже пожизненное. Но Гуров доказал его непричастность к тяжким преступлениям, и Александров получил только за свое. Таким образом, если тайком подсунуть его жене якобы от Александрова какой-то ценный подарок и сообщить об этом в службу собственной безопасности, то в отношении Гурова начнется служебное расследование. На это время он будет отстранен от службы и, таким образом, твоим делом заниматься не сможет. Вот тебе очень элегантный, а главное, бескровный метод решения вопроса. Самое главное, чтобы эта вещь никак не была связана с тобой, чтобы при самом тщательном расследовании к тебе даже тонюсенькая ниточка не привела.
– Так что же ей подсунуть и как? – Поняв, что его проблему гость, как всегда, решил, Егоров вздохнул с облегчением.
– Как – я уже решил, – отмахнулся гость и объяснил: – У нее завтра премьера, цветов ей подарят море. Нужно будет просто положить эту вещь в корзину с какими-нибудь дорогими цветами, где ее потом и найдут, причем с запиской от Александрова. Вот пусть потом Гуров и объясняется со службой собственной безопасности. Давай думать, что это будет конкретно. Вещь должна быть небольшая, но очень дорогая и необычная.
– Можно что-то из драгоценностей жены, – предложил Егоров, и гость, возведя глаза к потолку, застонал. – Понял, не подумал, – пошел на попятную Егоров и, помолчав, воскликнул: – А если просто деньги?
– Кого сейчас этим удивишь? – хмыкнул гость. – Нет, это должно быть нечто особенное! Чтобы народ ахнул и сказал: «А Гуров-то, оказывается, еще как берет! Только по мелочам не работает! Уж хапает так хапает!» Оптимальный вариант, чтобы вещь была… – он задумался. – Ну, с душком! Только вот искать ее времени нет.
Егоров поднялся и начал расхаживать по кабинету, а гость сидел, откинувшись на спинку стула, и равнодушно рассматривал картину на стене – он свое дело сделал, пусть теперь Егоров себе голову ломает. Наконец Николай Владимирович, остановившись перед гостем, сказал:
– Есть у меня такая вещь. И дорогая, и с душком. – Гость внимательно смотрел на него, ожидая подробностей, и тот, помолчав, продолжил: – Ты же знаешь, чем занимался мой отец?
– С законом не дружил, – заметил тот.
– Короче, перед переездом в Москву я продал дом с участком, и покупатели потребовали, чтобы я все оттуда сам вывез. Они собирались делать капитальный ремонт, так что им одни только голые стены и требовались. Ну, и заодно сарай освободил – они там на время ремонта жить собирались. Вот там-то я в ящике с инструментами одну вещь и нашел. Отец гвозди, шурупы, гайки и все прочее по жестяным коробкам из-под халвы, леденцов и чая держал. Сам не пойму, зачем я их открывать стал, – пожал плечами Егоров. – Ну, в общем, в одной из коробок она и лежала, в газету завернутая. В нашей семье этой вещи никогда не было и быть не могло, так что папаша ее у кого-то увел, но вот у кого, теперь уже у него не спросишь – мне четырнадцать было, когда он погиб. Я ее никогда в жизни никому не показывал – понимал же, что ворованная.
– То, что ворованная, это прекрасно, но действительно ли она дорогая? – уточнил гость.
– Камешки в ней точно настоящие, потому что я проверял – стекло режут, как нож масло.
– То, что надо, – удовлетворенно заметил гость. – Дорогая, ворованная и к тебе никакого отношения не имеет. – И, наконец, поинтересовался: – А что это?
– Сейчас покажу, – пообещал Николай Владимирович.
Он достал из сейфа жестяную коробочку из-под карамели, открыл, и там, по-прежнему завернутый в старую газету, лежал некий предмет. Он вытряхнул его на стол, развернул пожелтевшую газету, и в кабинете вдруг словно стало светлее – это вспыхнули камни в небрежной кучкой лежавшем украшении. Гость расправил его, и оказалось, что это колье из крупных изумрудов в обрамлении бриллиантов.
– Пойдет, – просто сказал гость и поинтересовался: – Не жалко?
– Знаешь, – подумав, сказал Егоров, – папаша у меня дураком не был и городских барыг не понаслышке знал, но раз он не решился эту штучку сбагрить, значит, опасался чего-то. Может быть, за ней и убийство стоит. Она у меня уже давно без толку лежит, и если ты гарантируешь, что твоя идея сработает и этот Гуров до меня не доберется, то пусть хорошему делу послужит.
– А ты не забыл, как сам мне говорил, что мы в одной связке? – криво усмехнулся гость. – А что собой представляет Гуров, можешь поинтересоваться у кое-каких своих знакомых, но только после понедельника, – предупредил он. – Меня здесь никто никогда раньше не видел, а как объяснить мой сегодняшний визит, придумай сам.
Гость начал осторожно складывать колье, чтобы оно снова поместилось в коробку, и тут вдруг резко распахнулась дверь, и в кабинет влетела жена Егорова. Судя по виду, она уже крепко выпила и была взбешена настолько, что с ходу начала скандалить:
– Коля! У тебя совесть есть? Бросить гостей и меня в такой день! Какого черта ты здесь отсиживаешься? Тебя там уже все заждались! Если хотел испортить мне день рождения, то мог бы его просто не устраивать!
Егоров не успел и слова сказать, как женщина, увидев гостя, переключилась на него:
– Опять этот попрошайка! Опять пришел деньги с моего мужа тянуть! Сколько можно? Хромай отсюда, пока цел, а то я сейчас прикажу охранникам тебя, как мусор, выкинуть! Калека чертов!
Пока она орала, гость успел убрать колье в коробку и сунуть ее в карман, а потом взял костыли и стал подниматься со стула. Разъяренный Егоров подскочил к жене и влепил ей такую пощечину, что она мигом заткнулась, а потом почти проорал ей в лицо:
– Заткнись, шалава! Таких тварей, как ты, в Москве больше, чем грязи! Ты у меня третья и явно не последняя, потому что дура набитая! А он – один-единственный и других не будет! Поняла, сука!
Мигом протрезвевшая женщина только хлопала глазами и, как рыба, беззвучно открывала рот, а Николай Владимирович резко развернул ее к двери и вытолкнул из кабинета.
– Запоздалый урок, – покачав головой, заметил гость. – Раньше надо было учить, чтобы без стука в кабинет не вламывалась. И сказал ты сейчас много лишнего. Ты отправь-ка ее завтра прямо утром куда-нибудь отдыхать, да подальше, да на подольше.
– Обойдется! – отмахнулся Егоров.
– Ты не понял, – укоризненно сказал гость. – То, что она меня видела – полбеды, но она видела вот это, – он похлопал себя по карману, где лежала коробочка, и объяснил: – Я его в тот момент еще не успел убрать. Сейчас она еще не поняла, что именно увидела, но вот потом может и вспомнить, и понять. Так вот, чтобы у нее мысли были другим заняты, а новые впечатления вытеснили старые, ты ее и спровадь. Только, пожалуйста, не злобствуй, а то с тебя станется.
– Да ну тебя! – поморщился Николай Владимирович. – Как обратно доберешься?
– Моя проблема, – ответил гость. – И провожать меня не надо, сам выход найду. А ты иди праздновать дальше, а то и так подозрительно долго беседовал с, – он усмехнулся, – попрошайкой.
Гость вышел, а Егоров, сев к столу, уставился на закрывшуюся за ним дверь. Он никогда не интересовался, где живет этот человек, чем еще занимается, почему одевается, как нищий, тратит ли свои деньги или копит их на что-то. Главным было то, что он всегда, как это случилось и сегодня, решал его проблемы, а большего Егорову не надо было. И если бы не этот человек, то так и сидел бы он в служебном кабинете, вымогал взятки, конверты с деньгами складывал в ящик, пока не накрыли бы. Никогда в жизни он сам не додумался бы до такой простой, но очень эффективной схемы, приносившей при минимальном нарушении закона баснословную прибыль, которую, однако, приходилось делить с гостем ровно пополам. А вот о том, что Егоров распространил эту схему еще кое на какие сферы деятельности, но уже без участия гостя, и совсем с другими людьми, которым с его барского стола доставались объедки, но они и этому были рады, тот не знал! Это было маленькой тайной местью Егорова ему, потому что, как правильно заметил гость, никто не любит тех, кто умнее тебя. И довольный тем, что ему больше ничто не угрожает, Николай Владимирович пошел праздновать дальше.
Суббота
Премьера удалась! Шестнадцать выходов на поклон – это ли не триумф? Мария чуть не валилась с ног от усталости, но была счастлива бесконечно. Подаренные ей благодарными зрителями на сцене букеты уже не помещались у нее в руках, и их просто складывали на сцену. Но вот занавес опустился окончательно, и артисты стали расходиться по своим гримуборным. Лежавшие на сцене цветы Мария забирать не стала, да и не смогла бы – рук бы не хватило, и ушла, зная, что их тут же разберут ее коллеги. Не в первый раз такая история происходила, и все выглядело вполне достойно – это не она им с барского плеча букеты раздает, а они сами берут. К тому же она знала, что самые давние и верные почитатели ее таланта обязательно придут к ней в гримерку, чтобы лично выразить свое восхищение и преподнести цветы, несравненно более красивые и дорогие.
В своей гримерке, где царила единовластно – ей, как приме, соседей не полагалось, – она даже не стала переодеваться, зная, что скоро потянутся визитеры. Так и случилось: не успела она свалить букеты на диван, как в дверь постучали, и она, «нацепив» дежурную улыбку, отозвалась. Люди входили, вручали корзины цветов, целовали руку, рассыпались в самых восторженных комплиментах и уступали место следующим. Многих из поклонников она знала лично, но были и новые люди. Один из таких, очень дорого и со вкусом одетый мужчина преподнес ей корзину роскошных желтых роз, выразил восхищение ее игрой, поцеловал руку и ушел. Мария благосклонно все приняла, улыбалась ему, как и остальным, но вот когда наконец осталась одна, стала задумчиво рассматривать эту корзину и, судя по виду, мысли в этот момент у нее в голове были самые нерадостные, а от ее прекрасного настроения и следа не осталось.
Полковник-важняк Лев Иванович Гуров и его троюродный племянник Александр Васильевич Вилков, по совместительству старший лейтенант полиции, работавший теперь в группе Гурова, ждали Марию после премьеры дома. Завзятыми театралами ни тот, ни другой не были, так что Мария уже давно смирилась с тем, что ее очередной триумф они разделят с ней дома. Стол был накрыт, шампанское мерзло в холодильнике, а вот виновница торжества задерживалась. Лев уже совсем было собрался позвонить ей и узнать, не случилось ли что-нибудь, как раздался звонок в дверь.
– Ну наконец-то Маша соизволила вспомнить о том, что у нее есть семья, – усмехнулся Гуров. – Странно, что ногой в дверь не стучит, обычно у нее руки так цветами заняты, что не то что ключи достать, а даже на звонок нажать не может.
Он открыл дверь и с удивлением увидел за ней своего давнего приятеля телевизионщика Александра Турина, а рядом с ним – оператора с камерой в руках.
– Турин! Ты в своем уме? – удивленно спросил он. – Мария сейчас уставшая приедет, ей только до интервью и съемок! Разворачивайся!
– Лева! Она тебя не предупредила? – не менее удивленно спросил тот. – Она же мне сама недавно позвонила и сказала, что хочет дать интервью сразу же после премьеры, так сказать, по свежим следам, чтобы поделиться впечатлениями и так далее, причем у себя дома. Ты характер Машин не хуже меня знаешь. Если бы я сюда самовольно явился, то летел бы потом кубарем по лестнице, ступени пересчитывая. И это несмотря на то, что когда-то именно благодаря мне вы и поженились.
– Не передергивай! Ты нас всего лишь познакомил, – поправил приятеля Лев, судорожно пытаясь понять, что именно и зачем Мария затеяла, а потом смирился: – Ладно! Заходите!
Переодевшись, Мария вынесла из своей гримерки несколько букетов и корзин с цветами, в том числе и с желтыми розами, и положила их на пол возле стены. Ничего необычного в этом опять-таки не было, она уже неоднократно так делала – это тоже предназначалось для других артистов и прочих работников театра. Те же цветы, которые Мария решила взять домой, она упаковала в большие черные полиэтиленовые пакеты, которые обычно используются для мусора, поместила их на заднее сиденье своей машины и поехала домой. Едва она тронулась с места, как сидевший в припаркованной неподалеку машине мужчина позвонил кому-то по сотовому и сказал: «Она выехала, встречайте».
Оставив машину на стоянке возле дома, Мария забрала цветы и спокойно направилась домой. Она нажала на звонок, когда услышала, как открывается соседняя дверь, и повернулась, чтобы поздороваться. Но кроме соседей, пожилой супружеской четы, там оказались двое незнакомых мужчин, которые мгновенно предъявили открывшему дверь Гурову свои служебные удостоверения, заявив:
– Управление собственной безопасности.
– Чем обязан? – неприязненно спросил Лев – эту службу он не любил, и оснований для этого у него было предостаточно.
– Ознакомьтесь, – сказал один из мужчин, протягивая ему лист бумаги.
– Обыск? – удивился Гуров. – На каком основании?
– Нами получена агентурная информация о том, что вам передана взятка в особо крупном размере. Предлагаем выдать ее добровольно. Понятые, как вы видите, присутствуют. Сопротивление оказывать будете? – насмешливо спросил мужчина – видимо, он был в этой паре за старшего.
– Ни в коем случае, – ответил Гуров, который уже сложил в уме два и два и понял, откуда вдруг взялось желание Марии дать интервью сразу же после премьеры, причем именно у себя дома, и, открыв дверь пошире, пригласил: – Проходите, – и тут же позвал: – Турин! Твой выход!
– Всегда готов! – отозвался тот. – Я все слышал и горю желанием рассказать широкой общественности об очередном проявлении беспредела, творимого российской полицией.
Увидев нацеленный на них объектив камеры, полицейские на несколько мгновений растерялись, но быстро опомнились, и один из них бросился к оператору, чтобы отобрать камеру.
– В присутствии свидетелей? – весело воскликнул Турин. – Ребята! Спасибо за горячий материал! Он так прозвучит!
– Прекратите снимать! – едва сдерживаясь, приказал старший из полицейских.
– Свобода прессы, свобода слова, – развел руками Турин. – Имеем право! Кстати, представьтесь, пожалуйста, а то, как я слышал, своих имен вы так и не назвали, а страна должна знать своих героев.
– Полковник Гуров видел наши удостоверения, – отрезал один из мужчин.
– Вы их так быстро убрали, что я не только не успел запомнить имена, но даже удостовериться в их подлинности. А они вполне могут оказаться поддельными, и тогда это обыкновенный «разгон», самочинный обыск, производимый лицами, не имеющими на это никакого права, в целях собственного обогащения либо с иными преступными целями, – хладнокровно парировал Лев. – Будьте добры предъявить их еще раз, как старший по званию, я имею на это право.
– Пока старший, – буркнул один из полицейских.
– Время покажет, – усмехнулся Лев. – Итак, я жду!
Полицейским ничего не оставалось делать, как снова предъявить удостоверения, но из рук они их не выпускали, что не помешало Гурову вслух прочесть их имена:
– Капитан Задорожный и майор Лесков. Ну вот и познакомились. А теперь давайте к делу, – предложил Лев и спросил: – Что вы собирались здесь найти?
– Старинное и очень дорогое колье, которое было передано вам через жену от рецидивиста Александрова в качестве благодарности за то, что вы развалили его дело. Оно было спрятано в корзине с желтыми розами. Предлагаю выдать его добровольно, – с ненавистью глядя на Гурова, сказал Лесков.
– Как оно выглядит? – поинтересовался Лев.
– Неизвестно, – сухо ответил Задорожный.
– Черная кошка в темной комнате, при том, что ее там еще и нет, – хмыкнул Гуров.
– Все цветы, что я привезла из театра, здесь, ищите сами, – спокойно сказала Мария.
Тщательно упакованные букеты были безжалостно разобраны, а корзины только что наизнанку не вывернуты, но ни колье, ни желтых роз не нашли. Лесков вышел на лестничную площадку, явно чтобы позвонить начальству, и, вернувшись, потребовал:
– Предъявите для осмотра ваши вещи!
Мария без возражений взяла свою сумочку и вывалила ее содержимое на столик в прихожей – обычная женская мелочь, среди которой колье не оказалось.
– Выверните все свои карманы, – продолжал он.
Мария и это сделала, и с тем же успехом.
– Надеюсь, вы не собираетесь проводить личный обыск моей жены, – ледяным тоном спросил Лев.
– А почему нет? – язвительно поинтересовался Задорожный.
– Тогда нужно было взять с собой женщину-полицейского, – заметил Лев и спросил: – Судя по вашим словам, эту корзину с желтыми розами вручили моей жене сегодня?
– Да, после спектакля, непосредственно в гримерке, – ответил Задорожный.
– Вы задержали человека, который это сделал? – продолжал интересоваться он.
– Тайна следствия, – отрезал Лесков.
– Значит, нет, – сделал вывод Лев. – Гримерка моей жены обыскана? Там эта корзина нашлась?
– Это уже не ваше дело, – взбесился Лесков. – Что вы мне здесь допрос устраиваете? Скоро сами будете на вопросы отвечать! И не у себя дома!
– Значит, там ее тоже не оказалось, – кивнул Гуров. – Маша, куда ты ее дела?
– Ну ты же знаешь, что я терпеть не могу желтые розы, – удивилась она. – Я ее выставила в коридор вместе с другими цветами. Я же не грузчик, чтобы таскать такие тяжести, а моя машина – не грузовик.
– Полагаю инцидент исчерпанным, – сказал Гуров. – Ни я, ни старший лейтенант Вилков сегодня в театре не были и, таким образом, ничего взять у Марии не могли, а у нее самой колье нет. Всего доброго.
– Но вы не учитываете того, что она могла достать его оттуда и куда-то спрятать, чтобы забрать позднее, – язвительно сказал Лесков.
– Делать мне было больше нечего! – фыркнула Мария. – Мне подарили столько цветов, что, вздумай я разбирать все букеты, провозилась бы до утра.
– Но вы могли знать, где именно искать, – ехидно заметил Задорожный. – Вдруг муж вам указал точное место? Вы достали, спрятали в укромном месте, потом выставили корзину в коридор и явились домой с самым невинным видом. Гражданка Строева! Вы задержаны! Имеем право на 48 часов без предъявления обвинения. Господин полковник! Мы закон не нарушили?
Возразить на это Гурову было нечего.
– Собирайтесь, гражданка Строева! – велел ей Лесков.
Если Мария и растерялась, то виду не подала, а просто спросила у мужа:
– Лева! Подскажи, что мне лучше надеть и взять с собой.
– Спортивный костюм и туалетные принадлежности, а покушать тебе сейчас Сашка соберет – ты же после спектакля не то что не поужинала, а даже глотка воды не выпила, – только и мог ответить Гуров.
Мария ушла переодеваться и вернулась уже в спортивном костюме и с полиэтиленовым пакетом в руках.
– А вот теперь мы будем проводить полноценный обыск, – торжествующе заявил Лесков.
– Основание? – потребовал Лев.
– Колье могло быть спрятано на теле вашей жены и, переодеваясь в спальне без свидетелей, она могла его куда-то перепрятать, – невинно пояснил Лесков.
– Ночной обыск? Ну-ну! – покачал головой Лев, а потом кивнул, словно разрешая: – Ищите! Турин! – он повернулся к нему. – Бди! А то еще подсунут что-нибудь!
– Глаз не спущу! – заверил тот.
Предвкушая, какой сенсационный материал он выпустит в эфир, если повезет, уже в ночных новостях, Турин вел себя, как взявшая след гончая, а уж утром он развернется вовсю – спать не будет, есть не будет, но бомба получится такая, что рванет на всю страну. А вот изо всех сил старавшийся сохранить внешне спокойный вид Гуров мысленно поклялся страшно отомстить всем инициаторам этой затеи – в том, что Александров здесь ни при чем, он был уверен на тысячу процентов, потому что тот дураком не был никогда.
– Маша, иди и поешь, – попросил он жену. – Это надолго.
Мария скрылась в кухне, а Гуров остался наблюдать за тем, как их уютная квартира превращается черт знает во что – на городской свалке порядка больше. Турин и оператор не отставали от полицейских ни на шаг, фиксируя каждое их движение, а вот понятые, которым и следовало за всем этим наблюдать, мирно устроившись на диване, дремали – время-то ночное, а у них возраст. Как и ожидалось, обыск ничего не дал. Когда был составлен протокол и понятых решили разбудить, чтобы они его подписали, Гуров резко запротестовал:
– Эти люди спали и ничего не видели, а вот телевизионщики были свидетелями всего, пусть они и подписывают.
– С большим удовольствием, – охотно согласился Турин, да и оператор не отказался.
Марию, слава богу, что еще наручники недодумались надеть, повели к машине, Гуров с Вилковым решили ехать за ними следом, а вот Турин отправился в Останкино, шепнув Гурову на прощанье:
– Смотри новости, Лева! Я их размажу таким тонким слоем, что уже никто и никогда в жизни обратно не соберет.
«Господи! – подумал Лев. – Да если бы можно было, то он даже из своих собственных похорон сенсацию бы сделал!»
В ИВС дежурный, увидев Гурова, глазам своим не поверил, но тот отвел его в сторону и шепнул:
– Это моя жена. Произошло чудовищное недоразумение, так что она тут ненадолго. Постарайся, чтобы с ней ничего не случилось, – и, протягивая визитку, сказал: – В случае чего, звони мне немедленно на сотовый. Взяток и сам не беру и другим не даю, но друг я надежный.
– Лев Иванович! Зачем обижаете? – возмутился тот. – Будем обращаться, как с хрустальной вазой. Я ее в хорошую камеру помещу, к мошенницам. Они тихие.
Когда формальности были закончены, Мария повернулась к мужу:
– Не волнуйся, Лева! Любой жизненный опыт полезен – вдруг когда-нибудь доведется преступницу играть.
– Маша, это ненадолго, – твердо заверил ее Лев.
Он и Вилков вышли из ИВС, и Лев тут же позвонил генерал-майору Петру Николаевичу Орлову, своему непосредственному начальнику, но в первую очередь давнему другу, и, конечно же, разбудил его.
– Лева! Что случилось? – сонным голосом спросил тот.
– Машу задержали, она в ИВС, – кратко ответил Гуров.
– Что?! – проревел тот, окончательно просыпаясь.
– То, что слышал. Мы с Сашкой едем к тебе, а ты пока Стаса вызови, – попросил Лев.
Несмотря на то что улицы Москвы в этот час были довольно пустынными, Лев ехал, соблюдая все правила дорожного движения – еще не хватало сейчас напороться на гаишников, и так проблем выше крыши. К их приезду на столе в кухне было накрыто что-то вроде раннего завтрака – супруга Петра Николаевича за годы их совместной жизни привыкла ко всем сложностям полицейской службы и научилась правильно на них реагировать. Гуров и Вилков приехали первыми, но и Станислав Васильевич Крячко, тоже полковник-важняк и третий член этой дружной команды, не заставил себя ждать. Услышав о том, что произошло, Орлов с Крячко, уж на что битые жизнью мужики, просто онемели.
