bannerbannerbanner
Катафалк дальнего следования

Николай Леонов
Катафалк дальнего следования

– Нет, – покачав головой, уверенно сказал Гуров. – Никаких таблеток, уколов, порошков за последние полгода.

– Завидую по-хорошему вашему крепкому здоровью. Тогда только вы сами можете догадаться, как большая доза снотворного попала в ваш организм. – Доктор криво улыбнулся. – Я вас прилично задержал, простите. Одичал в глуши, вот и вцепился в вас, принялся жаловаться. Не буду задерживать, у вас своей работы хватает. Желаю найти преступника как можно быстрее и покинуть наш туманный поселок.

– Спасибо, вы очень помогли. Мне хотелось понять, как устроена здесь жизнь. Да и результаты анализов – очень важная для меня информация. – Гурову было искренне жаль этого пожилого, разочарованного в жизни человека, который так хотел помочь людям вокруг, но, к сожалению, не удалось, поскольку столкнулся с невежеством и алчностью. – Еще один вопрос. За последние сутки к вам не обращались местные жители? За любой помощью.

Врач задумался:

– Никого из поселка не было, только пассажиры с поезда. – Он вспыхнул, что-то вспомнив. – Забегала Соня, торговка беляшами. Но это ее дежурный визит, она обычно в обмен на свою продукцию берет у медсестер бинты, перекись, заживляющую мазь. Кстати, беляши отменного качества, рекомендую.

– Спасибо, я теперь не могу отделаться от мысли, что все в поселке приготовлено на человеческой крови, – пожаловался на мрачные мысли Лев Иванович.

Но врач рассмеялся:

– Насчет продукции бабы Сони можете быть спокойны, она лишнюю копейку не потратит на такую глупость, как святая вода. Очень прагматичная женщина. И молодец. Своим бизнесом помогла вырваться дочери с внуком из нищеты, уехать из Туманного. До сих пор помогает. Внук сейчас тяжело болен, Соня приходила ко мне консультироваться. Поэтому работает много, не позволяет себе даже один день расслабиться, собирает деньги на проведение операции за границей. Так что поверьте, она одна из немногих, кто сохранил ясный разум и веру в медицину. Ешьте смело.

– Больше ничего странного, непривычного не происходило?

– Да фактически ничего, единственное, чему удивился, – Соня отказалась от перевязки. Чаще всего у нее ожоги на предплечьях, самому нанести мазь и перевязать очень неудобно. И она доверяет всегда эту процедуру мне, считает, что у меня рука легкая – все заживает быстрее. А сегодня отказалась, сказала, что опаздывает. Но поезда ходят по расписанию, а Соня его знает наизусть, всегда заранее выходит из дому. Вот это удивило немного, даже не знаю, нужны ли вам такие глупые мелочи.

– Иногда я и сам не знаю, что важно в начале расследования, – вздохнул Гуров. Он накинул куртку и перед тем, как закрыть после себя дверь, пообещал: – По поводу работы завода и этих фальшивых чудес я попытаюсь поговорить с начальством, может быть, получится изменить ситуацию.

Врач кивнул напоследок, даже улыбнулся краешками губ, но улыбка его была полна горечи и разочарования.

Глава 4

Гуров почти дошел до вокзала, как вдруг мимо него промчалась с проблесковым маячком и завывающей сиреной полицейская патрульная машина.

– Стой! – Лев махнул рукой, но машина не остановилась, помчалась на высокой скорости дальше, выбрасывая из-под колес куски грязного снега с дороги.

Издалека ему было видно, что на перроне станции царит непривычное оживление. Кассир в форме, полицейские, зеваки высыпали на серую ленту невысокой платформы и что-то оживленно обсуждали, тыкая пальцами в сторону полосы деревьев. Лев Иванович, не прибавляя шаг, прошел между людей, вслушиваясь в их перешептывания. При появлении чужака разговоры совсем смолкли, но он успел уловить обрывки фраз:

– Голая совсем?

– Поселковые девку снасильничали да придушили!

– Еще выкапывают, вон пригнали хлопцев, начальство-то руки марать не хочет.

– Вон с тех пор как москвич приехал, так каждый день беда в Туманном.

Гуров спустился вниз к рельсам и зашагал вдоль путей, выискивая глазами разлом, который он обследовал вчера. Но до памятного места он не дошел. Среди деревьев, буквально в паре десятков метров от путей, зачернели форменные куртки полицейских. Он пробрался по вытоптанной тропинке поближе к месту страшной находки. Два парня, рядовых из дежурного патруля, с нескрываемым отвращением откидывали лопатами снег с почерневшего обнаженного трупа. Один из парней не выдержал и, отбросив лопату, стремительно кинулся к кустам, где его настиг приступ отчаянной рвоты.

– Ты аккуратнее, улики не затаптывай, – проворчал эксперт, который ползал вокруг тела, надиктовывая следователю данные для протокола.

Присутствующие старались отвести глаза от обнаженного женского тела в огромных черных пятнах. Застывшие конечности, искаженное лицо, черно-фиолетовые разводы, потемнение тканей всего кожного покрова – мало кто может выдержать такое зрелище. Даже Егоркин торопливо писал, пристроив бланк на портфеле, не поднимая лишний раз глаз на труп. Заметив шагающего Гурова, следователь с огорченным видом кивнул:

– Вот вместо Дымова что нашли. Подснежник. Я попросил кинолога, чтобы отправил собаку по следу, где вы отпечатки обуви взрывника видели. Думал, может быть, след возьмет, место незатоптанное, где он пробирался. А она завыла и в сторону потащила.

– Угу. – Гуров кивнул, внимательно осматривая место, где лежал труп.

Второй полицейский, поглядывая на выбывшего из строя товарища, все медленнее и медленнее махал лопатой, откидывая в сторону комья снега. Хотя копать ему почти и не надо было, тело было даже не закопано, а скорее утоплено в большом сугробе с небрежно накиданным сверху снегом. Лев всматривался в лицо, выискивая знакомые черты молоденькой проводницы. Но все лицо до груди было залито кровью из раны на голове. Потеки крови успели почернеть и застыть, на лице виднелись еще ссадины и гематомы, поэтому под этой жуткой посмертной маской трудно было узнать милое девичье личико.

– Отпечатки ног, следы борьбы нашли? – уточнил он у Егоркина.

Но на вопрос отозвался эксперт:

– Да следов полно, полвокзала сюда сбежалось. Еле разогнали. Теперь только гадать, где кто натоптал. Следов волочения и борьбы нет. Не сопротивлялась, драки не было. И ее ниоткуда не притащили мертвую или раненую, своими ногами пришла.

– Но почему она голая? Она что, голая пришла? – Егоркин от волнения потерял свою сдержанность. Сейчас он был похож на маленького мальчика, растерянного и бледного. Немудрено, вместо скорейшего возвращения домой ему предстоит разгадывать новую страшную загадку, которую ему подкинул поселок Туманный.

Эксперт пожал плечами:

– Ну это уж ваша работа, я так подробно не скажу. Точно не с остывшего трупа одежду снимали, кусочков примерзшей ткани на теле нет.

– Может быть, сама разделась перед смертью? – с надеждой спросил Егоркин. – Знаете, замерзающие перед смертью снимают одежду, им тепло становится, галлюцинации начинаются, будто сейчас лето и жара.

– И сама себе лицо разбила тоже в забытьи? – иронично спросил эксперт. – Столько крови, лужа под ней натекла. Не удивлюсь, если смерть наступила в результате потери крови, а не от холода.

Гуров краем уха слушал слова эксперта, ему очень хотелось рассказать Егоркину о своем подозрении о том, что в снежной могиле лежит девушка из поезда, но останавливало то, что по документам этой проводницы не существовало. Гуров решил: «Надо найти свидетелей и поговорить с ними, чтобы дали письменные показания, что вместо Светланы в вагоне находилась другая женщина. Проводницу видели несколько человек. Лена, но она пока без сознания в реанимации, Дымов, который исчез, и я. В поселке есть еще рядовой из дежурного наряда поезда Сергей Горшков, хотя он сам признался, что принял девушку за новичка и даже имени ее не знал. Начальник поезда! Он приходил несколько раз в вагон, он видел Дымова и разговаривал с проводницей. Он должен знать, кто она такая, ее данные! Тогда можно будет сделать сравнительную экспертизу и опознать труп. И еще обнаженная женщина на соседней станции, я так и не сделал относительно нее запрос! Какое-то безумное совпадение, но та была пожилой, с грузной фигурой. А этой погибшей, судя по фигуре, не больше тридцати лет, даже скорее всего меньше».

– Из местных кто-нибудь опознал труп?

После его вопроса установилась тишина. Егоркин уклончиво ответил:

– Нет, еще буду опрашивать, пока это сложно.

Гуров подошел к нему ближе:

– Андрей, нашли, куда Дымов скрылся, собака взяла след?

– Нет.

По мрачному лицу молодого следователя Лев Иванович и сам видел, что главный подозреваемый по-прежнему не найден.

– Ты в районный центр запросы по Дымову сделал?

– Сделал, – буркнул парень. – Не успел еще обработать ответ, я за одно схвачусь, уже другое сыплется. Файлы на электронной почте, в ноутбуке.

– Ладно, я вечером посмотрю. Я на пару часов отлучусь, – предупредил следователя Гуров.

По недовольному взгляду он понял, что парень уж не в восторге от их сотрудничества. Местный следователь ожидал, что опытный опер в два счета найдет преступника, а вместо этого как какой-то отпускник бродит по поселку, беседуя с местными старухами. Но Лев Иванович все медлил сообщать всю имеющуюся у него информацию Егоркину, потому что никак не мог сложить цельную схему из разрозненных фактов. К ним теперь добавилась и мертвая девушка. Гуров вспомнил последние минуты перед взрывом: «А ведь она была жива, когда поезд остановился на станции. Я разговаривал с ней, и она убеждала меня, что Дымов сошел с поезда. Потом мы выбежали с Горшковым на перрон, потом произошел взрыв. Она не погибла от взрыва. Но почему покинула поезд, разделась? Кто ее сильно избил и закидал снегом, возможно, еще живую? Слишком много вопросов, и пока ни на один из них нет ответов. Начнем в хронологическом порядке. Для начала надо выяснить, зачем сын местного попа следил за мной. Вечером постараюсь найти следы Дымова, данные начальника поезда и допрошу официально Горшкова. С протоколом легче доказывать, что я не был пьян и не сошел с ума. Я видел другую проводницу в вагоне».

 

Задумавшись, он чуть не врезался в женщину, которая в окружении крепких парней торопливо шла по перрону. Она была высокой, лет пятидесяти. Женщина разительно отличалась от местной публики – ухоженная, пышная прическа, блестящая шуба до самых пят. Каблучки сапог отбивали торопливую дробь, лишь на секунду она остановилась, бросив на Гурова пронзительный колючий взгляд серых, густо накрашенных глаз и тут же развернулась к одному из сопровождающих и что-то негромко приказала. Высоченный охранник отделился от группы сопровождения и зашагал за оперативником. Но как только Лев Иванович замедлил шаг, чтобы дождаться преследователя, тот также остановился и замер от него в десятке метров.

Гуров снова двинулся в сторону многоэтажек, и его наблюдатель пошел следом. Не отставая ни на шаг, он сопроводил оперативника до самой церкви, нимало не смущаясь того, что откровенно следит за ним.

«Только этого не хватало. – От злости у Льва внутри все закипело. – Приставили соглядатая. Что за местная королева на меня положила взгляд? Да так, что приставила соглядатая. Что за дурацкий поселок. Туман сплошной, не зря его так назвали».

Зазвенел телефон, и Гуров ответил, стараясь говорить тихо, чтобы наблюдатель не смог его подслушать:

– Петр Николаевич, доброе утро!

– Рад слышать, Лева. Тебе тоже доброе утро. У тебя есть хорошие новости?

– Отнюдь, но рад, что вы позвонили. Мне нужна ваша помощь.

– Ты чего так тихо говоришь, Лев? Случилось что-то?

– Уши лишние за мной ходят, зачем-то приставили наблюдателя. Сначала один, теперь вот второй…

– Так, пока ничего не понятно, кроме того, что ты попал в переплет. Говори, чем тебе помочь.

– Можете узнать, в ночь перед взрывом на станции перед Туманным не было сообщения о найденной женщине, мертвой или живой? По территории станции, названия ее точного не помню, состав проходил около двенадцати ночи.

– Хорошо, через пару часов добуду тебе информацию. Еще есть просьбы?

– Ускорить экспертизу по трупу в поезде. Сейчас долго рассказывать, но там произошла какая-то путаница с персоналом. Мне нужно точно знать, кто погиб при взрыве.

– Лева, ты только скажи, и я тебя из этого расследования и этого поселка вытащу. Отдохнешь на больничном, в себя придешь. Есть хорошие ребята, кого можно туда послать.

– Петр Иванович, спасибо. У меня все хорошо. Вы же знаете, в провинции все процессы медленнее идут, чем в столице, надо просто немного поднажать. Жду звонка, как что-то станет известно о потеряшках на соседней станции.

После звонка начальника и друга у него на душе стало легче, будто воздуха свежего вдохнул. Очень на него давила эта атмосфера, тяжелая и гнетущая, где все замалчивали свои тайны и давали уклончивые ответы. Лишь доктор оказался откровенен, но и от того так и исходило уныние.

Гуров решил наведаться в церковь, не только для того, чтобы застигнуть своего ночного преследователя врасплох. Он хотел собственными глазами взглянуть на внутренности церкви и ее главного служителя, который взял такую власть над поселком и его жителями.

Золотистые купола сияли даже в пасмурном свете зимнего неба. Зеленый высокий забор отгораживал само здание от шоссе и пешеходного перехода. Широкая калитка была гостеприимно распахнута, и Гуров смело шагнул в нее. С крыльца уже спешила женщина с блеклым лицом, по самые брови закутанная в темный платок, широкое платье скрывало фигуру.

– Водички хотели купить святой?

От этого предложения у Льва внутри поднялась тошнота. Он с трудом покрутил головой, стараясь не поддаваться слабости:

– Чуть позже. Сейчас я бы хотел увидеть отца Тихона.

– Он не принимает пока, обеденный перерыв, – сурово отказала женщина.

– Я подожду, осмотрюсь пока.

– Некрещеным нельзя под церковную крышу. – Смотрительница насупленно наблюдала за оперативником, ожидая, когда он сдастся и уйдет.

Его соглядатай застыл у забора, равнодушно наблюдая за их перепалкой.

Но опер демонстративно шагнул на ступеньки.

– Если бог будет против моего присутствия, то остановит меня. Прошу, отойдите в сторону, я войду внутрь и подожду священника.

– Нет! – почти взвизгнула женщина. – Стойте здесь, я спрошу, чтобы отец Тихон принял вас сейчас.

Она исчезла за массивной дверью, а Гуров двинулся вдоль высокого забора, который отгораживал церковный дворик от еще одной территории.

Внезапным прыжком он оказался на церковном крыльце, нырнул за массивную дверь, закрутился на месте, обводя взглядом просторную церковь, и скользнул за золотистую створку, усыпанную иконами. В щель ему было видно, как следом в полутемное помещение забежал следивший за ним мужчина, заметался из стороны в сторону и бросился в приоткрытую дверь, которая уводила в длинный коридор. Стоило широкоплечему мужчине исчезнуть в темноте, как Лев Иванович бесшумно устремился наружу на высокое крыльцо церкви.

Спустившись по ступеням, он дернул калитку на вторую половину церковной территории, но она была плотно закрыта, за забором была видна лишь зеленая кровельная крыша строения. Ни секунды не раздумывая, опер ухватился руками за край деревянного ограждения и перемахнул внутрь. Да, нарушение закона, проникновение на частную территорию, но всегда можно сказать о том, что калитка была открыта. Когда работаешь с преступниками, невольно приходится идти на небольшие хитрости. Чтобы ложь невозможно было опровергнуть, он аккуратным движением сдвинул щеколду на массивной двери с внутренней стороны, а потом осторожными шагами двинулся в глубину двора. Где-то размеренно тюкал о поленья топор, проникновение Гурова осталось незамеченным. Посередине земельного участка стоял небольшой аккуратный дом в пару окон, именно его зеленая крыша виднелась над забором. Рядом вытянулись пара подсобных строений – черная, присыпанная углем тропинка вела в сарай, где, видимо, хранилось топливо для печи, а рядом возвышалась поленница. Дальше к дому примыкала крепким боком баня, в темном оконце которой Лев заметил кое-что интересное. Он прижался лицом к стеклу, но в помещении с полками не горела лампочка, человек внутри двигался на ощупь. Льву удалось лишь рассмотреть, как невысокий мужчина в рясе, с окладистой длинной бородой, неуверенно отсыпает из обычного целлофанового пакетика в лохань порошок красного цвета.

Понять Лев Иванович ничего не успел, тело само отреагировало на движение еще до того, как в голове окончательно оформилась мысль – не слышно ударов топора!

Справа просвистело лезвие топора, больно обожгло ухо и высекло в бревенчатой стене щепки, застряв заточенным углом. Опер развернулся навстречу нападающему со стороны спины и во время поворота рукой ловко обхватил тонкую шею. Под пальцами скользнули те же мягкие короткие волосы, что и вчера ночью. Это был ночной преследователь, шапка которого лежит у Гурова в кармане. Подросток лет четырнадцати-пятнадцати, худой, с непокрытой головой, в большой не по размеру куртке извивался в захвате тяжелой руки опера, пытаясь вырваться.

– Отпусти, я тебе устрою! Зарублю насмерть! Я не дам тебе папку в тюрьму засадить! – Парнишка неловко крутился от боли, хриплый голос срывался на визгливые нотки.

В предбаннике зашуршала ткань длинного одеяния священника, показался невысокий человек собранными в хвост полуседыми волосами. При виде него Гуров вздрогнул и чуть не выпустил мальчишку из локтевого захвата. По осунувшемуся изможденному лицу в глубоких рытвинах морщин тянулись из глаз кровавые дорожки. Между веками застыли бельма – два слепых пятна в алых прожилках. Кровавое зрелище пугало и одновременно завораживало своей уродливостью. Пальцы у отца Тихона были измазаны в чем-то густо-красном, и эти сгустки падали с рук на снег.

«Все вокруг в крови!» – мелькнуло в голове у Гурова, и тут же струйка алой крови растеклась по снегу у него под ногами, падая со стороны порезанного топором уха. Он понял, что мальчишка не промахнулся и все-таки задел его своим смертельным оружием – рассек правое ухо.

– Миша, это ты? Ты с кем? Ты почему кричишь? – Слепой священник чутко поводил носом, пытаясь по звукам и запахам понять, что происходит во дворе его дома.

– Папка, он тебя в тюрьму засадит хочет. Он подсматривал за тобой, как ты в бане!.. Как ты!..

– Молчи, Миша, молчи! – вдруг вскрикнул отец Тихон, на лице его отразился ужас. – Лида, Лида! – Голос его набрал силу, стал звучным как колокол. – Супостат у нас, вор! Вызывай полицию!

– Полиция уже на месте, – отозвался Гуров и привычно представился: – Старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Гуров Лев Иванович.

– Вы что творите! – зазвенел женский голос. Блеклая матушка Лидия спешила от калитки по тропинке к малолетнему сыну. – У него кровь! Вы его убьете! Отпустите, вы в доме святого человека, вас бог покарает!

Лев Иванович снова развернулся назад, удерживая бьющееся в бессильной ярости хрупкое тело подростка. Изнутри поднималась злость, бешеный мальчишка следил за ним, теперь чуть не убил топором, покрывая темные делишки своего отца, а мать защищает сыночка-преступника, грозит божеской карой.

– Это за что он меня покарает? За то, что ваш сын на меня напал с топором? Это моя кровь! – Гуров старался не показать, как внутри плещется ярость от боли в ухе и желания отправить всю семейку в камеру прямо сейчас.

Он был уверен, что по результатам экспертизы воды и порошка в бане слепой священник быстро получит обвинение по статье мошенничество, крови на все грузовики со священной водой не хватит из его больных глаз. А вот пищевой краситель и выглядит эффектно, и безопасно для тех, кто употребляет воду каждый день. Только стоимость каждой бутылки после добавления обычного пищевого красителя красного цвета вырастет в десятки раз, принося отличные доходы чудотворящему страдальцу. Матушке можно предъявить сговор в мошеннической махинации, а сынку попытку убийства полицейского при исполнении. А мальчишка свои попытки напасть на Льва Ивановича и не оставлял. Воспользовавшись тем, что Гуров отвлекся на мать, он дотянулся до топорища и дернул изо всех сил. Лезвие опять блеснуло в лучах зимнего солнца и полетело теперь Гурову прямо в горло. Свободной рукой он перехватил руку подростка, вывернул болевым приемом, так что топор вылетел в сугроб рядом, а подросток заверещал от боли:

– Мама, он меня убивает! Он все видел! Видел! Там в бане! Он подглядывал! Больно, больно, пусти!

– Опустите, вы ему руку сломаете! – Женщина резко кинулась под ноги Гурову и схватила упавший топор. Лезвие угрожающе заблестело. – Отпусти его, не доводи до греха! Богом клянусь, возьму грех на душу, а ребенка своего от тебя закрою! – Женщина смотрела на полицейского с ненавистью и мольбой одновременно.

За ее спиной замаячил широкоплечий верзила, приставленный для слежки. Он угрожающе шагнул в сторону Лидии, замершей с топором в руках.

Лев Иванович уже и сам выпустил парнишку из железного захвата, угрозы он больше не представлял. Топором теперь завладела мать. Гуров заговорил, не сводя глаз с наточенного лезвия топора в руках женщины:

– Я никого не собираюсь засаживать в тюрьму, пришел просто поговорить. – Он медленно сунул руку в карман куртки и вытянул вязаную шапочку. – Это ведь шапка вашего сына, верно? Внутри есть зашитый оберег. Я принес ее назад, а он кинулся на меня с топором. Я не против того, чтобы вызвать полицию, но пострадает ваш сын. Он следил, а сегодня напал на представителя власти при исполнении своей работы. Сколько ему, четырнадцать? Срок могут дать немаленький, в шестнадцать переведут из колонии для малолеток во взрослую тюрьму. – Он выдержал паузу, наблюдая, как заметались глаза женщины.

Жена священника с испугом переводила глаза с кровоточащего уха опера на измазанный кровью снег и красные разводы на железном лезвии топора. Лев Иванович примирительно выставил вперед открытые ладони:

– Я без оружия и без злого умысла. Просто хотел поговорить с вами и с вашим мужем. – Он кивнул в сторону надсмотрщика. – Без свидетелей. Простите, что проник на вашу территорию. Я забуду все, что видел в бане, забуду о нападении, и вы просто ответите на мои вопросы.

– Что он видел в бане?! – Вопрос, будто острый клинок, рассек воздух.

У калитки стояла женщина в длинной шубе, та самая, которую Гуров встретил на вокзале у перрона. Только выглядела она теперь иначе: возле губ залегла горькая складка, во взгляде сквозило отчаяние, казалось, что властная и статная дама разрыдается прямо сейчас. За прошедший час она стала будто на двадцать лет старше, превратившись из стареющей горделивой красавицы в осунувшуюся изможденную старуху. За нею виднелся второй охранник.

От хриплого оклика матушка Лидия сжалась, будто от удара плетью, и еле слышно прошептала, не опуская топора:

– Уходите, убирайтесь прямо сейчас.

 

– Значит, вы согласны получить обвинение против вашего сына? – Гуров попытался снова напомнить о грозящей парню опасности.

Жена священника будто его не слышала. Она ссутулилась, по напряженной спине было видно, что гораздо больше тюрьмы для сына или мужа она боится женщины, стоявшей у калитки. А та уже приближалась, пронзая острыми каблуками насыпную дорожку из щебня. Острый взгляд впился в лицо Гурова. Ярко-красные губы скривились в уголках от ненависти, на шее выступили алые пятна.

Матушка дернула подбородком в сторону калитки:

– Пошел вон с божьей земли! У нас защитники имеются!

Женщина в шубе была уже в паре метров от них. Услышав слова Лидии, она одним взглядом отправила охранников к оперу:

– Убери его! Видеть ментов не могу! – В голосе прорывался крик, взвинченный, натянутый как тугая струна.

Без слов двое мужчин в одинаковых куртках подхватили оперативника с двух сторон, зажали свинцовыми пальцами и протащили по двору к калитке. Гуров извернулся, пытаясь вырваться, но они явно превосходили его по силе. Да и, судя по профессиональному захвату, знали, как обездвижить человека, и не раз это делали. Охранники жестко завернули ему ладони назад, чтобы остановить любые попытки сопротивления. И для наглядности один из мужчин ударил носком ботинка под колено оперативнику:

– Не рыпайся, и ничего не сломаем.

Напоследок Гурову удалось лишь выгнуть шею и оглянуться. Лев Иванович успел увидеть, как в два медленных тяжелых шага женщина приблизилась к священнику и влепила тому увесистую пощечину, от которой дернулась его седая голова, а на кровавый пятачок перед баней хлынули новые капли с лица и рук. Матушка Лидия вскрикнула, топор в ее руке дрогнул, мальчишка рядом с дровником сжался пружиной. Больше ничего увидеть Гуров не успел.

Широкоплечие охранники проволокли оперативника словно мешок с картошкой по площадке перед церковью. Две старушки на входе еле успели отскочить в сторону и тут же испуганно зашептались, так как за Львом Ивановичем тянулась по всей прицерковной территории тонкая дорожка из кровавых пятен. Но охранники не обращали на свидетельниц никакого внимания, одним движением они выкинули Гурова за церковный забор, так что он улетел почти под колеса проезжающего мимо большегруза.

Прокатившись по грязному снегу, Лев Иванович с трудом встал и первым делом схватился за карман – телефон! Так и есть, от удара по экрану пошла широкая трещина, кусок корпуса отвалился, обнажив сплющенную микросхему и оборванные проводки. Как теперь ему связаться с Орловым? А это единственный путь, чтобы остановить местечковый беспредел. Местные явно живут по своим правилам и плевать хотели на закон. Его только что чуть не зарубили топором и на попытку переговорить унизительно вышвырнули прочь с церковной земли. Этого он так не оставит. Он честно пытался не касаться секретов этого поселка, занимаясь только расследованием взрыва в поезде, но его жители настолько погрязли в обмане, что воспринимали каждый шаг московского опера как угрозу своим тайнам. И вот награда за то, что он молчал, понимающе кивал – да, мол, жизнь в таком нищем поселке нелегка и приходится идти на уловки, чтобы выжить. В итоге он теперь без связи, с головы до ног в грязи, с рассеченным ударом топора ухом, вышвырнут на дорогу на глазах у любопытных зрителей, будто какой-то забулдыга. И сейчас новость об унижении московского важного чина облетит все дома, по пути обрастая невероятными деталями и домыслами.

И словно специально по пешеходному переходу к церкви прошла группка женщин с детьми. Одна из них не удержалась от плевка в сторону Гурова:

– Будь ты проклят, беду в наш поселок притащил.

Дети, поддерживая агрессию матери, принялись швырять в оперативника комки грязного снега, взятого с края дороги. Вторая прихожанка погрозила кулаком и взвизгнула:

– Убирайся из поселка! Воплощение дьявола!

– Дьявол! Дьявол! Пошел вон! – вслед за женщинами заверещали дети.

Лев Иванович замер в растерянности, он привык бороться с преступниками, но здесь ослепленные фанатичной верой женщины, старики, дети. Что он им может ответить?

Злость внутри, что начинала закипать в начале визита в божий дом, теперь заполыхала яростью. Он устроит им раскрытие всех кровавых секретов, только бы прийти в себя. От падения и удара снова вернулись головокружение и тошнота, Лев Иванович с трудом, спотыкаясь, побрел обратно вдоль дороги. Первым делом необходимо прийти в себя, привести одежду в порядок, зашить и обработать рану. Ноги сами понесли его к старому зданию фельдшерско-акушерского пункта. Во дворах обшарпанных трехэтажек по-прежнему царила тишина, но ему казалось, что из-за каждой пестрой занавески за ним с ненавистью и презрением наблюдают жители поселка.

В фельдшерско-акушерском пункте было тихо, лишь в глубине здания было слышно металлическое звяканье медицинских инструментов и голос медсестры, которая болтала по телефону.

– Представляешь? Устроил драку в церкви! Вот москвичи, совсем совести нет. Проклянет его отец Тихон и прямиком отправится в ад!

Гуров чуть не расхохотался, слухи о нем добрались до больницы медицинского учреждения быстрее, чем его ноги. На смешок из-за двери показался одетый в застиранный белый халат главный и единственный врач поселка Туманный. Во взгляде за очками мелькнуло удивление, но Яков Никанорович, если и были у него вопросы к окровавленному оперативнику, свое любопытство сдержал. Лишь профессионально с нажимом ощупал ухо:

– Проходите в кабинет к окну. На свету проведу осмотр. Зашивать придется точно, анестезии нет, так что приготовьтесь немного пострадать.

– А у вас в поселке любят страдать, как я заметил, – не удержался от раздраженного замечания Лев Иванович, но доктор проигнорировал его слова.

Старичок внимательно осматривал ухо, при этом аккуратно промывая перекисью водорода залитые кровью щеку и шею.

– Рана поверхностная, хоть и площадь большая. Вам не только ухо рассекли, еще по касательной и часть кожи срезали на скуле. Ухо зашью сейчас, срез на скуле обработаю и закрою пластырем. Тянуть будет сильно, но зашивать не стоит, края раны далеко, совместить не получится.

И Горев принялся за работу, напевая что-то под нос. Гремели инструменты, кожу то обжигало средство для обработки ран, то холодила сталь инструментов. Гуров дергался от боли, но терпел, врач деликатными движениями сшил разрубленную ушную раковину и перешел к скуле. Они оба молчали, никак не решаясь начать разговор о том, что произошло. Лев Иванович раздумывал над тем, можно ли доверять старому доктору? Он ведь может только изображать противника существующего порядка в поселке, а при этом быть таким же соглядатаем, как и все. Следить, докладывать, разносить слухи, тайно ненавидеть как своих, так и приезжих, лишь на кухне у себя, когда никто не слышит, жаловаться на местную администрацию и владелицу завода. Но врач и сам нарушил длинную паузу:

– Лев Иванович, вы бы лучше уезжали из нашего поселка. Ни к чему вам в этой грязи возиться, изменить здесь уже ничего невозможно. А себе проблем вы уже с избытком нашли. – Старик кивнул на раны на голове оперативника.

– И вы туда же… – Гурову стало досадно от того, что даже старенький врач, который так понравился ему своей открытостью, хочет поскорее избавиться от него.

– Не так вы понимаете. Я бы только был рад, если вы наше болотце перевернете и вытряхнете всю гниль, что скопилась в нем за долгие годы существования. Только уж простите, не верю. Завод со святой водой приносит огромные деньги, вы же видели фуры, что днем и ночью везут груз по всей России. Здесь свои законы работают и своя власть. За деньги можно купить многое, в том числе и молчание любого человека в Туманном.

– И ваше?

– Мне деньги не нужны уже, семья кончилась, а умирать я хочу с чистой совестью, а не большим счетом в банке. Но у других есть ради кого молчать, скрывать все, что здесь происходит. Вы для них сейчас как красная тряпка для быка, влезли пускай в нищую, но стабильную жизнь. Взрыв на железке, труп в вагоне, еще один труп в лесу рядом с вокзалом. Я понимаю, что вы к этому делу имеете отношение лишь как сотрудник МВД и больше чем кто-либо хотите найти убийцу. Но для местных вы источник страха.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru