Николай Козлов
Наброски
По окончанию седьмого класса сделали фото на память. В те времена фото делали на фотоплёнку, проявляли, и затем с негатива делали фото и рассматривали что получилось. Пузырь опять отличился, на фото открыл на всю высоту рот, обнажив крысиный оскал.
* * *
В восьмой класс мы пришли другими людьми. Ушли на летние каникулы, а пришли и не узнали многих из нашего класса. Это были не прежние девочки и мальчики, а юноши и девушки. Но Пузырь так и остался собою.
И вот в один из вечеров, а наш класс учился во вторую смену и шли мы домой когда темнело, в дверях школы, десятиклассники зажали Пузыря. Я тогда ходил в секцию бокса, и готовился к первым своим соревнованиям. Они, их было четверо, держали его за руки, чтобы он не убежал и смеялись. Вероятно, он опять сделал какую-то пакость.
– Отпустите его, – взяв Пузыря за руку и потянув к себе.
Дальше всё произошло быстро и для меня неожиданно. Один из десятиклассников пошёл на меня, переспрашивая, что я сказал. После повторения слов, ударил меня, пытаясь сбить с ног. Но занятия боксом не дали мне упасть. Отпрыгав инерцию удара, чтобы не упасть, я моментально, набросился на этого десятиклассника. Драка вышла короткая и моя атака повергла противника в ступор. Друзья кричали, чтобы я пинал его, но, как-то не был я готов тогда добивать. Видя как противник скрючился и закрыв лицо руками не оказывает сопротивления, я остановился. Один из одноклассников придержал меня за руки и подтолкнул в сторону, чтобы я уходил. И в это время, сзади, тот кого я пожалел, въехал мне последний удар и они ушли в школу. Пузыря нигде не было, он улизнул, даже не посмотрев чем кончится драка. В этом был он весь.
Лет через десять я встретил его, он работал в милиции. Сидел дежурным, а я пришёл с сыном писать заявление. Пузырь сделал вид, что не знает меня. Он стал ещё жирнее, а крысиные бегающие глазки ещё меньше.
Мой начальник
Как-то много лет назад, в парке, сел я рядом со стариком. И вдруг заговорили о жизни, о людях. И он мне запомнился на всю жизнь своим рассказом.
«Меня призвали в 41 году, но не на фронт, а в учебку. Нас там было много молодых, озорных ребят, все примерно одного возраста. Курсы были ускоренными. Но представь себе, в городе, когда рядом столько молодых девушек, ты молод и красив, в военной форме. Да ещё и ожидание гибели в боях в ближайшее время. Трудно устоять от соблазнов, и большинство ребят бегали на свидания с девушками. И я бегал, и был влюблён до безумия. И девушки любили и жалели нас, понимая, что жизнь наша в мгновениях от пропасти, пропасти – уходящей в вечность. И попались с товарищем патрульным, сразу проштрафились, отправили в другую воинскую часть, с неблагонадёжными, в степи под Астраханью. Там быстро сформировали дивизию и тогда уже на передовую. Как сейчас помню первый бой, как падали рядом бойцы. Это чувство ужаса и безумия. Из всех осталась десятая часть. Товарищ, с которым попались в Москве патрульным, погиб в том бою. Никогда его не забыть. Он мне крикнул, я остановился, но командир пнул меня под зад, и что-то прокричал, указывая в сторону вражеских позиций. И я побежал. Последний раз взглянув на товарища, на его помертвевшее лицо и зовущие, молящие глаза без надежды. Он погиб. А я ещё участвовал в нескольких боях, но такого, как первый больше не видел. Через месяц, когда весь состав обновился, в мои плечо и ногу попало несколько осколков. Плечо пустяковая рана, а нога никак не хотела срастаться. Чуть не оттяпали. Отправили в тыл и вскоре комиссовали с третьей группой инвалидности. Нога восстановилась. Вот так я и выжил в этой войне. Те, кто в пехоте и не старший командир, трудно было пройти, не то что всю войну, но даже несколько месяцев. Жили все сегодня и сейчас, и таким как я, комиссованным, завидовали, ведь у меня впереди была жизнь. А у них только сегодня и сейчас.
После войны я упорно занимался здоровьем и теперь по мне и не видно, что у меня была группа инвалидности. А вот у моего шефа, у него нет ноги. Этого уже не исправить. Вместо ноги у него орден Красной звезды. А ногу он потерял, под танком, наехавшим на него. На фронте был фотокорреспондентом от какой-то газеты. Не любит он этого рассказывать, но и не скрывает. Человек далёк от реальной жизни, на весь мир смотрит через стёкла своих очков, впрочем, наверное, как и все мы. У него был шанс пройти всю войну, но вот, как-то залез под свой танк, выжить выжил, но ногу отрезали. А чтобы танкистов не подставлять, написали в бою, храбро вёл себя, подбил что-то там и удержал, и представили к Красной звезде. Говорил, экипаж этих танкистов приходил к нему, приносили передачи, винились. А виноватыми их не считал. Сам был виновен. Но, чтобы как-то помочь ему, ведь ногу не вернуть, и придумали ему геройское поведение и, вдруг, и наградили. Фронтовики, они всё помнят и знают, и понимают. Судить других и рассуждать о геройстве.., это когда за столом, в мирное время. Как не скрывай, как не рассказывай, не размышляй, правда она правда, она другая. Это узнаёшь и понимаешь на передовой быстро, а после она остаётся с тобой всю жизнь. Впрочем, как и всё в жизни. Представления одни, а в жизни по-другому, но пока не проживёшь – не узнаешь и не почувствуешь.
