Поезд из Пусана стоял на станции уже два часа. Уставшие от неопределёности и ожидания пассажиры бесцельно прогуливались вдоль вагонов.
– Вы не знаете, скоро починят эти чёртовы пути? – приставал к пассажирам нервный молодой человек европейской наружности; хороший костюм, котелок, крепкая трость выдавали в нем если не негоцианта [16], то уж как минимум представителя крупного торгового дома.
– Я опаздываю, – срываясь на фальцет, нервно говорил он, – а им всё равно!
Кому им? И почему этим ИМ должно быть дело до его опоздания, он не пояснял и, раздражённо задрав подбородок, шёл дальше. Пассажиры сочувственно качали головами, но поддерживать разговор с рассерженным молодым человеком не торопились, вежливо освобождая ему дорогу. Только особо внимательный наблюдатель мог бы определить, что нервный юноша целенаправленно двигается вдоль состава. Возле мягкого вагона он увидел солидного господина. Рыжие волосы и кайзеровские усы выдавали в нём жителя Европы. Молодой человек приподнял котелок. Европеец вежливо ответил на приветствие.
– Прошу прощения, вы тоже направляетесь в чёртов Чемульпо?
– Нет. Я следую в порт.
– В порт! – радостно отреагировал молодой человек. – Я тоже! Но с этой задержкой…
Он помрачнел.
– Вы, видимо, недавно в Азии? – снисходительно улыбнулся собеседник.
– Да, но уже наелся по самые бакенбарды.
Бакенбардов у нервного молодого человека не наблюдалось, а расстроенный вид говорил, что он сильно переживает из-за задержки поезда.
– Успокойтесь, господин…
– Геер, Петер Геер, – представился молодой человек.
– Господин Геер, – согласился солидный господин. – Так вот, в Азии опоздание – дело обычное, а уж на железной дороге – тем более. Радуйтесь, если нам удастся добраться в порт к ночи.
– Как к ночи! – вскинулся молодой человек. – Как можно?!
– Очень просто. Азиаты не приучены к порядку и пунктуальности. Они вообще живут вне времени. Сутки у них делятся на: утро, день, вечер и ночь. Пытаться их приучить к более точному времени – бесполезная трата сил и нервов.
– С этим мне уже пришлось столкнуться, – согласился молодой человек, – они тут все замороженные.
– Извините, не представился, – ещё раз приподнял шляпу солидный господин, – меня зовут Отто Зайдель, представитель торгового дома «Михаэль Гофман». Так вот, дорогой господин Геер, чтобы понять Азию, в ней нужно прожить не один год. Но даже после этого вы останетесь для них презренным чужаком.
– Презренным? Эти чумазые макаки считают нас презренными?
– О-о-о. Поспокойней, господин Геер. Они относятся к европейцам так же, как мы к ним. И среди них есть не только замарашки, но и вполне солидные граждане. Если вы хотите вести здесь бизнес, вам придётся привыкать к местным реалиям.
– Я вижу, господин Зайдель, что вы весьма искушённый в местных делах человек. Может быть, поделитесь со мной своими соображениями о бизнесе в Корее и дадите мне несколько полезных советов? Я был бы вам крайне признателен.
– Почему нет? Похоже, мы застряли на этой станции надолго, почему бы не скоротать время за приятной беседой?
– Тогда я захвачу бутылочку доброго «Отарда» и тотчас вернусь, – просиял молодой человек. – Вы в каком вагоне едете?
– В третьем.
– Десять минут, господин Зайдель, десять минут.
– Хорошо, я жду вас в купе.
Бутылка французского коньяка восемнадцатилетней выдержки уже показала дно. Увлечённая беседа двух земляков давно переросла в наставительное поучение.
– Вы, голубчик, – пьяно всосал носом воздух Зайдель, – должны держать азиатов – здесь! – Волосатый кулак ударил по столу. – И, – он покачал перед носом захмелевшего земляка толстым пальцем, – и никаких послаблений.
– Никаких послаблений, – икнув, поддакнул собеседник.
– А если что не так! Сразу в порошок!
– Порошок, – отозвался с нетрезвым кивком молодой человек. – Может, ещё?
Он потянулся к бутылке.
– Нет. У меня сегодня погрузка.
– Какая погрузка?
– Тссс, – понизил голос Зайдель, – только вам скажу.
– Не надо, – изображая жеманную барышню, пытался сопротивляться собеседник.
– А я сказал – надо!
– Ну, – вздохнул молодой человек и обречённо опустил голову, – надо так надо.
– Во! – успокоился Зайдель и достал с полки кожаный портфель, – здесь всё. Одна сделка, и всё! – Он широко махнул рукой. – Только тссс!
Толстый палец прижался к губам.
– Что всё? – поднял на собеседника осоловевшие глаза Геер.
– Документы на четыре транспорта с грузом, – похлопал по портфелю Зайдель, – слышите меня? На четыре.
Видимо он полагал, что цифра «четыре» должна была восхитить собеседника.
– На четыре, – сделал восторженное лицо собеседник, – и что?
– Это страшная тайна. Смотри – никому.
– Никому, – зевнул молодой человек. – Чего-то я устал. Можно я у вас тут…
– Располагайся, – широким жестом махнул хозяин купе, – я, пожалуй, тоже сосну часок.
И завалился на другой диван.
Минут десять купе сотрясал дружный храп. Зайдель хрюкнул и повернулся на бок.
Однако здоров, перестав изображать сон, подумал Андрей. Тихо поднялся с дивана и выглянул в коридор.
– Быстро, забирайте. Да смотрите, чтобы волоска с его головы не упало. Через неделю доставите в Пусан и там отпустите.
Внутрь скользнули две фигуры, подхватили пьяного Зайделя под руки и вытащили из купе.
– А теперь привести себя в порядок и полистать бумаги, – пробормотал Андрей и сунул голову под струю холодной воды. – Хорошо, что в мягких вагонах предусмотрены все условия, – с благодарностью к железнодорожникам проговорил он, очистив желудок от лишнего алкоголя. – Теперь чайку, и за работу.
В купе постучали.
– Ваша остановка, господин Зайдель.
– Он уже собрался. – Молодой человек открыл дверь. – Возьмите вещи, мы – следом.
Хрустящая банкнота исчезла в ладони проводника.
– Будет сделано, господин.
Он вежливо поклонился и понёс чемодан на выход. Андрей подхватил портфель Зайделя и вышел следом. Вещи хозяина купе уже стояли на платформе. Андрей остановился рядом и скучающе повернулся к вагону.
Проводник тёрся в дверях, но переспросить важного европейца, где его попутчик, не решился. Поезд тронулся и, набирая ход, покатил вдоль перрона. Проводник беспокойно оглянулся.
Где же второй? Нужно проверить купе, мало ли.
Пустое купе встретило его следами вчерашней попойки.
– Никого. Наверное, вышел через другой тамбур, – решил проводник. – Всё у этих европейцев не как у людей, – пробормотал он, – напились вчера, как свиньи, теперь убирай за ними.
Он закрыл купе и, выбросив из головы мысли о неприятных пассажирах, занялся своими делами.
Поезд уже скрылся за поворотом, когда Андрей услышал за спиной вежливый голос:
– Господин Зайдель?
– Да, – высокомерно оглянулся Андрей.
Перед ним стоял невысокий кореец в европейском костюме и котелке. Одежда смотрелась на нем настолько неестественно и мешковато, что его вид вызывал улыбку, но Андрей сдержался.
– Простите, что заставил вас ждать, – извинился кореец, – меня зовут Ан. Мне поручено встретить и проводить вас в управление порта.
– Наконец-то, – раздражённо бросил Андрей, – пешком?
– Ну что вы! Пройдёмте в коляску.
Кореец подхватил чемодан и двинулся к выходу с перрона.
Надеюсь, наши видят меня и доложат генералу Лю, что всё идёт по плану, подумал Андрей. Игра начинается…
Зайделя ждали, поэтому погрузка транспортов началась без проволочек. Пока вереницы грузчиков таскали мешки с рисом, Андрей занимал беседой японского чиновника, который представился ему Намурой.
– Надеюсь, что в море с НАШИМ грузом, – на слове «наш» он сделал заговорщическое лицо, – никаких сюрпризов не случится?
– Не беспокойтесь, дорогой господин Зайдель, на рейде ваши транспорты будут взяты под охрану японским императорским флотом.
– Германия в этом регионе располагает своими возможностями, – поднял бровь Андрей.
– Разумеется, господин Зайдель. Вот только захочет ли командование кайзеровского флота демонстрировать причастность к пропаже четырёх китайских судов? А что касается нашего флота, то для всех любопытных он будет осуществлять в интересующем нас с вами районе плановые манёвры. А то, что он при этом будет приглядывать за грузом дружественного государства, будем считать знаком доброй воли и не более того.
– Да, – согласился Андрей, – мне дали понять, что наш флот хочет остаться в тени и будет делать вид, что ему ничего не известно о данной «торговой» операции. Но вы согласитесь, что караван морских транспортов, сопровождаемых кораблями микадо, не может не обратить на себя внимания союзной эскадры?
– Раскрою вам секрет, господин Зайдель.
– С интересом послушаю, – наклонился к Намуре Андрей.
– Как только транспорты пройдут траверз [17] Цусимы, мы развернём их на Кюсю. Через Корейский пролив пройдем ночью, а там рукой подать до Хакаты. Но есть ещё одно обстоятельство, почему союзной эскадре будет не до вашего каравана.
Андрей вопросительно поднял брови.
– Какое?
– В Пекине уже начались массовые беспорядки, а со дня на день на одного из глав посольской миссии в Пекине будет совершено покушение. После такого вся эскадра «встанет на уши», и ей будет не до пропажи каких-то четырёх коммерческих посудин.
– Покушение? На кого?
– Этого я вам не могу сказать, дорогой господин Зайдель, точнее – не знаю.
– Понимаю, понимаю, в таком деле без секретности никуда, – согласился Андрей. – Что ж, вам удалось меня успокоить. – Но он тут же нахмурил брови. – Одно плохо: грузчиков маловато. Где бы нанять ещё сотню-другую, чтобы погрузка шла круглосуточно?
– У вас хорошая хватка, господин Зайдель.
– Вы не видели моего хозяина, – усмехнулся Андрей, – его хватке может позавидовать даже английский бульдог. Ещё по рюмочке?
– Да, если позволите. Хороший коньяк.
– Французский, я пришлю вам ящик в подарок.
– Тронут вашей щедростью. – Японец пригубил напиток. – А что касается дополнительных рабочих… Думаю, что смогу помочь. У меня очень хорошие отношения с начальником грузового порта Пусана, если его заинтересовать, то у вас уже сегодня вечером появится не две, а четыре сотни грузчиков.
– Буду признателен, – засиял улыбкой Андрей, – скажите ему, что я не останусь в долгу.
Японец лукаво усмехнулся.
– А потом удвоите счет и выставите нам?
– Что поделаешь, бизнес, – пожал плечами Андрей. – Но чтобы у вас не сложилось обо мне превратного мнения, примите небольшой презент.
На столе, приятно звякнув серебром, появился небольшой кожаный мешочек.
– Звоните своему знакомому, господин Намура. И если сегодня к вечеру на погрузке появятся ещё четыре сотни грузчиков, этому парню, – кивнул Андрей на мешочек с деньгами, – найдётся близнец.
– Приятно иметь с вами дело, господин Зайдель.
– Мне с вами тоже. Прозт? [18] – поднял рюмку Андрей.
– Прозт! – поддержал японец.
К вечеру третьего дня последнее судно, основательно осев в воду, отвалило от причала.
Андрей проводил глазами железную громаду перегруженного транспорта и устало выдохнул:
– Получилось! Теперь дело за генералом.
Он уже подходил к воротам порта, когда услышал глухой, утробный рёв подводного взрыв. На глубине нескольких метров под днищем загруженного под самые крышки транспорта сработали несколько мощных фугасов. Судно застонало, заскрипело и, выпустив огромный воздушный пузырь, за минуты скрылось под водой. В это же время на рейде, на глазах конвоя японских кораблей вздыбились корпуса остальных трёх транспортов. Не прошло и нескольких минут, как от морских громадин на поверхности моря осталось огромное пятно рисовой шелухи, корабельного мусора и нескольких болтающихся среди этого хлама голов выживших членов экипажей.
А утром, повинуясь невидимому дирижёру, начали рваться заминированные армейские магазины, телеграфные столбы, полотно железной дороги, вагоны, платформы, автомобили, бочки с автомобильным горючим.
Маршал Оку был в ярости. Хорошо продуманная и тщательно спланированная им операция по вторжению в Китай и Маньчжурию была сорвана. Пошли прахом усилия двух последних лет. Канули в никуда огромные материальные, денежные и трудовые ресурсы.
Народ Ниппон [19] рвал жилы, голодал, отдавая последнее, чтобы обеспечить армию. И теперь всё это стояло в руинах, горело на складах, лежало грудой искорёженного металла и взрывалось в подземных погребах.
Информация об уничтоженных складах поступала с разных сторон, но её было настолько мало, что оценить реальный размер нанесённого ущерба не представлялось возможным. Оку не мог доказать, но был уверен, что вся эта чудовищная по масштабам диверсия – дело рук его давнего врага, русского статского советника Безобразова.
Большая семья лодочника Хао Фэнга едва сводила концы с концами.
Деревянная лодка, которая досталась ему от отца, а тому от его отца, а деду от прадеда, уже несколько недель стояла без работы.
После того как на канале появилась большая пузатая железная лодка, выбрасывающая в небо чёрный дым и оставляющая на воде жирные вонючие пятна, работы для хозяев мелких лодок не стало.
Огромное чрево железной посудины вмещало за один раз столько груза, сколько Фэнгу на своей «старушке» было не увезти за целый сезон.
Теперь любой случайный заработок или опоздавший на железную лодку купец был мечтой для всех лодочников округи.
Небольшой улов мелкой рыбёшки из канала не мог прокормить семью, и Фэнг, щурясь слезящимися глазами на пустую дорогу, молил всех богов, чтобы они послали хоть какую-нибудь работу. Тягостные мысли не давали покоя.
Старший сын устроился землекопом на железную дорогу, которую строил толстый иноземец. Поговаривали, что он приехал из Германии. Где она, эта Германия, никто не знал. Наверное, так же далеко, как и столица Поднебесной. Младшие сыновья, помогавшие отцу ворочать тяжёлые вёсла «кормилицы» в ожидании заказчика, пытались поймать на удочку мелкую рыбёшку для вечерней похлёбки. Дочки помогали матери по дому, но главной их обязанностью было ухаживать за петухом и двумя курицами – настоящим сокровищем их семьи. Птицы уже принесли первые четыре яйца, и жена сразу посадила на них куриц.
– Теперь дело пойдёт, – радовалась жена, – скоро у нас будет целый двор цыплят.
– Чем только их кормить? – грустно вздохнул Фэнг.
– Ничего, пока рыбёшкой из канала, а там, глядишь, повезёт с работой – тогда сразу куплю мешок гаоляна. У гаоляна зерно хоть и мелкое, но сытное. На нём цыплята быстро пойдут в рост, а сами ничего, потерпим – не впервой.
– Зато потом заживём, у-у… – мечтательно закрыл глаза Фэнг.
Куриц и петуха Фэнгу дал священник местного костёла за то, чтобы старшая дочка Веики работала на христианском подворье.
– Не всем так везёт, – счастливо улыбнулся Фэнг. – Вон, у соседа лодочника тоже есть дочка, но в работницы взяли нашу Веики.
Дочку Фэнг любил. Да и как её не любить? Веики пошла в мать. Ещё несколько лет назад та тоже была красавицей, но шестеро ребятишек высушили её красоту. Да и он не помолодел. Тяжёлое весло сделало ладони твёрже железа, а лицо – чернее угля.
Веики повезло. Она рассказывала, что настоятель храма, взявший её на работу, добрый и справедливый: не бьёт, а если и поругает, то за дело. А работы она не боится.
– Да, повезло! Правда, пришлось дочке принять христианскую веру, ну, это ничего, – главное, есть работа, – опять же, помощь семье. Хоть её и отпускают домой только раз в неделю, но зато она приносит гостинцы. А ещё ей за работу платят. Уже несколько медных лянов заработала. Мать сразу прибрала монеты в старый сундук, ей на свадьбу откладывает. А ещё на христианский праздник она приносит младшим по кусочку сахара. Теперь малышня её ждет не дождётся.
Веики и правда была трудолюбивой и прилежной работницей. Она успевала всё: и управиться по хозяйству, и убраться в храме, и отстоять молебен. Святой отец был доволен и часто хвалил её.
В католическом подворье, кроме Веики, работали ещё несколько девушек и парней. Конечно, работы было много, но всем нравилось. Их кормили целых два раза в день, давали кашу и твёрдые мучные лепёшки.
– А куда мне столько? Я маленькая, мне и каши хватит, – рассуждала хозяйственная Веики и потихонечку прятала несъеденную лепёшку в узелок.
А когда по воскресеньям после службы их отпускали по домам, она гордо несла собранные за неделю лепёшки домой.
– Мне уже двенадцать, скоро я буду старой, и настоятель отправит меня на учёбу в Пекин, – тяжело вздохнула девочка. – Жаль, а мне так нравится вечерняя служба.
Святой отец говорит, что это особенное таинство и его могут служить только очень прилежные девочки, такие как она, Веики.
Прилежными были ещё две девочки, тоже из их городка. Правда, они были на год помладше, но тоже старались изо всех сил. После вечерней службы в храме Веики и эти девочки поднимались в келью настоятеля. Там он наливал им сладкой и очень вкусной воды, они выпивали её и начинали молиться. Святой отец говорил, что если они будут прилежно петь молитвы, то к ним явится Святой Дух и одарит их благословением.
Они хорошо молились, так хорошо, что начинала кружиться голова, и в груди становилось горячо. И тогда Святой Дух являлся им.
Он всегда приходил обнажённым и был очень похож на святого отца, но радость, которой наполнялось сердце, заставляла девочек молиться ещё неистовей. Святой Дух снимал с них одежды и гладил их везде, и целовал их, и они целовали его, а потом друг друга.
Как она прекрасна, всеобщая любовь – когда все любят друг друга.
Потом Святой Дух начинал благословлять их каждую по очереди. Он входил в них сзади, а они плакали от счастья и благодарности, целовали его и просили ещё и ещё «благословлять» их. А потом он уходил, и они долго молились и плакали от счастья, обнимая друг друга.
Сегодня на исповеди она рассказала святому отцу о том, что к ней приходит Святой Дух и благословляет её.
Святой отец строго выслушал Веики и сказал, что это великое чудо и страшная тайна. Что только истинно верующие в Бога могут увидеть Святого Духа, а то, что Святой Дух похож на него, на пастора, – так в этом ничего необычного нет. Ведь Святой Дух может вселиться в кого угодно, например, в голубя, а уж вселиться в служителя Божия – тем более естественно.
Но если она кому-нибудь расскажет о том, что к ней приходит Святой Дух, расскажет без разрешения самого Святого Духа, то её постигнет страшная кара. Веики сильно испугалась и поклялась, что никому не выдаст тайны.
– Сегодня вечером я помогу тебе, мы вместе обратимся к Святому Духу, и ты сможешь спросить у него всё, что захочешь, – пообещал настоятель.
Целый день девочка не находила себе места, мечтая, чтобы скорее наступил вечер.
Наконец вечерняя служба закончилась, и святой отец жестом поманил её за собой. Они прошли мимо его кельи, где раньше вместе с другими девочками молились Святому Духу, и зашли в следующую комнату. Это было совершенно другое помещение, более просторное и богато обустроенное. Больше половины комнаты занимало огромное, роскошное ложе с резными золочёными столбами, поддерживающими невероятной красоты балдахин. С него спускались толстые ярко-жёлтые шнуры, которые будто змеи опутывали резные опоры. Концы шнуров были завязаны в тугие кисти и красивыми гроздьями свисали со столбов, почти касаясь пышной перины.
На перине лежало покрывало из алой парчи с вышитыми по всему полю золотыми крестами, а пространство между ними заполнял золотой узор в виде виноградной лозы. Невероятная красота постельного покрывала создавала иллюзию, будто это не ложе, а священный алтарь.
Это великолепие венчало множество ярких подушек, каждая из которых стоила вдвое больше, чем вся фанза и лодка отца Веики вместе взятые. Стены комнаты, задрапированные ярко-красной шёлковой тканью, придавали ей вид императорской опочивальни. На полу, заполняя всё свободное пространство, лежал огромный пушистый ковёр. Ближе к двери стоял круглый стол, накрытый шёлковой скатертью, и на нём, сверкая хрустальными боками, стояли два изящных графина. Они были наполнены притягивающей взгляд бордово-красной жидкостью. Рядом на золочёном блюде лежала большая тёмно-коричневая плитка.
Наверное, лакомство, подумала Веики, вот бы попробовать.
Обстановка была такой величественной и необычной, что она оробела.
– Ну, что, нравится?
– Очень, – тихо сказала девочка, – я никогда не видела такого богатства.
– В этой комнате мы с тобой будем молиться Святому Духу. Ты же хотела его увидеть? – ласково спросил святой отец.
– Конечно, – искренне воскликнула девочка.
Настоятель погладил её по голове.
– Поэтому и комната, где мы с тобой будем призывать Святого Духа, должна быть такой, чтобы ему тоже понравилось. Поняла?
Веики понятливо кивнула.
– Что ж тут непонятного? В такую-то красоту всем приятно зайти.
– Ну, тогда приступим, – подбодрил её настоятель. – Ты готова?
– Да, – тихо проговорила девочка, вспоминая слова молитвы.
Святой отец налил из одного графина красно-бурый напиток в бокал и подал девочке, из другого графина налил себе. Перекрестился, подбадривающе кивнул девочке на бокал и выпил свой до дна. Веики тоже перекрестилась и храбро выпила всю воду из своего бокала.
Эх! Такую вкуснотень пить бы помаленьку, чтобы дольше вкусно было, с сожалением подумала она.
– Ну, что стоишь? Раздевайся, и начнём, – шикнул на неё святой отец, суетливо стягивая с себя сутану.
Девочка послушно стала раздеваться, аккуратно складывая одежду на стул.
В голове появился далёкий шум.
– Приступим, – перекрестился настоятель и начал громко читать молитву.
Веики сначала повторяла за ним слова, но скоро язык её стал заплетаться, а в голове шумело всё сильнее и сильнее. Знакомая истома охватила её. Она счастливо заулыбалась и вдруг почувствовала, что летит. Сильные руки святого отца подхватили её, подняли в воздух и бережно опустили на мягкую перину.
– Никогда мне не было так тепло и хорошо, – улыбнулась своим ощущениям Веики, проваливаясь в туманную пелену.
– Похоже, с опием я сегодня переусердствовал, – где-то на краю её сознания прозвучал недовольный голос настоятеля. – Ну, что ж, придётся так.
Она пребывала в сказочном тумане, вяло позволяя перевернуть себя лицом вниз. Что-то вошло в неё сзади.
– Ой! Не туда! – пискнула она, и ей вдруг почему-то стало смешно.
А сзади, навалившись на её худенькие ягодицы, ухал и пыхтел потерявший благочестивый вид святой отец, пытаясь проникнуть своим удом в самую глубину, неистово насаживая на себя податливое и почти бесчувственное детское тело. Он что-то говорил ей, но она всё дальше и дальше проваливалась в сладкую истому, не понимая, о чём её спрашивают, и лишь глупо улыбалась.
Он развернул худенькое тельце и задрал худенькие ножки себе на плечи.
Сегодня не так приятно, как раньше, подумала Веики ускользающим сознанием.
Настоятель крепко сжал её бедра своими руками и ритмично задвигался, раскачивая детское тельце взад и вперед. Голова девочки безвольно моталась из стороны в сторону, но ей уже было всё равно. Она закрыла глаза, и красивое розовое облако, ласково обняв её, повлекло ввысь.
Ощущение полного счастья поглотило её сознание и, растворив в себе, унесло к далёкому сверкающему свету. А безвольное тельце смятой куклой осталось где-то там внизу, на огромной кровати, ничего не чувствуя и не ощущая, лишь счастливая улыбка блуждала на детском личике. Она впала в глубокую наркотическую дрёму. Святоша рассвирепел. Проклятая девчонка, превратившись в безвольную колоду, украла у него наслаждение. Безумие, похоть и неутолимая ярость охватила его.
Он начал терзать её зубами, кусая шею, губы, грудь, пока вдруг не понял, что она не дышит.
Ярость стала утихать, и понимание того, что он замучил девчонку до смерти и уже давно насилует мёртвое тело, вдруг стало доходить до него. Он с ужасом смотрел на изломанное, искусанное и исцарапанное бездыханное тельце послушницы. Страх холодной рукой сжал сердце извращенца.
Нужно срочно избавиться от тела, судорожно подумал он и трясущимися руками потянул с пола сутану; голова никак не хотела попадать в ворот.
Наконец он смог натянуть её, но предательски торчащий уд топорщил облачение.
Сильна же эта женьшеневая настойка, пронеслось в голове насильника. Уверенность постепенно возвращалась к нему. Нужно выпить и успокоиться, заработал мозг. Да не эту дрянь.
Он выплеснул из бокала остатки возбуждающего настоя.
– Где-то у меня был шнапс. Остался после гера Штахеля. Где же он? А! Вот! Нашёл! Налить полбокала. Нет! Лучше полный! Прозт! – выдохнул он и опрокинул шнапс в пересохшее горло.
Резкий сивушный привкус ударил в нос, вышибая из мозгов остатки эротического возбуждения. В голове появилась ясность и способность здраво рассуждать.
– То, что девчонка осталась после службе в храме, никто не видел, те две соплюшки – не в счёт. Но надо от них избавиться. Когда приходит пароход Штахеля? Через два дня? Он давно просит пару наложниц, вот ему их и отдам. С учётом срочности можно уступить дешевле, не до бизнеса. Что делать с телом? Завернуть в покрывало? Нет, оно слишком приметно, лучше в портьеру.
Завяжу шнуром от балдахина и в канал. Надо только привязать к телу что-нибудь тяжёлое. Что? На берегу искать и привязывать камни будет некогда, поищу в доме. О! Решётка от камина! То, что надо! Привяжу на месте. Нужно только отвезти подальше. Родителям скажу, что отпросилась домой. Будут шуметь – велю гнать в шею. Жаловаться на меня они не посмеют. Вроде всё складно. Ещё полбокальчика, и можно паковать тело.
Взглянув на свою непристойно оттопыривающуюся сутану, он усмехнулся:
– Надо же, как разобрало! В этот раз Штахель привёз не обычную возбуждающую настойку, а какую-то адскую смесь. Плоть до сих пор успокоиться не может.
Он попробовал рукой заправить в штаны до сих пор возбуждённый уд, но тот упрямо вывернулся и снова приподнял облачение.
– Какой настойчивый! – приходя в хорошее расположение духа, проворчал святой отец. – А чего, собственно, я так всполошился? – окончательно успокоившись, подумал он и налил себе очередную порцию шнапса. – Перепила и перепила. – Он отломил кусочек шоколада от лежащей на столе плитки. – Хотя нет, не перепила. Там вина-то было – чуть. Видать, я в этот раз с дозой ошибся. Веса-то в ней – всего ничего, а выпила всё до дна. Вот и отключилась. А девчонку жалко, хороший товар был, марок на пять – не меньше. Теперь чего уж? Получилось, как получилось, – с сожалением пробормотал он и стал заворачивать истерзанное тельце в дорогую портьеру.
Тюк получился небольшим и не тяжёлым.
– Килограммов тридцать, не больше, – прикинул святоша. – Подожду ещё часик, и можно ехать.
Вскоре с подворья католического храма выкатилась коляска и неспешно двинулась за город. Послушники храма, намаявшись за день, крепко спали и не слышали, как открывались добротно смазанные тяжёлые храмовые ворота.
Через два часа коляска пастора так же тихо вернулась во двор. Святой отец лично распряг лошадь и завёл её в конюшню. Послушная лошадка уткнулась тёплыми губами в его ладонь, ища угощения. Он сунул ей солёный сухарик и, заботливо потрепав по холке, со спокойной совестью отправился спать.