Николай Иванович Хрипков
Барков советского розлива
– Я же тебе говорила, Толя, что тебя спрашивал старый друг. Вот он и пришел.
– Друг? Ну! Ну!
Это был худощавый парень с длинными темными волосами, более похожий на подростка, чем на взрослого мужчину. Он поднялся из-за стола и пожал протянутую руку Топольницкому.
– Я сейчас что-нибудь приготовлю на стол, ребята! – захлопотала мать.
– Не надо! Не надо! – стал отказываться Топольницкий. – Я ненадолго. Только повидаться. Должен уезжать. А ты как, Анатолий?
– Лучше всех!
– А, может, прогуляемся? – предложил Топольницкий.
Когда они спускались по лестнице, Русанов спросил:
– А вы собственно кто? Среди своих друзей я что-то вас не припоминаю.
Топольницкий показал удостоверение.
– Любопытно! Хотелось бы узнать, агентом какой иностранной разведки я являюсь?
– Где мы могли бы поговорить, Анатолий, спокойно?
– Ну, есть тут у меня любимое местечко. Недалеко.
Они прошли до конечной остановки, потом до школы, где Топольницкий уже побывал и, пройдя вдоль берега залива, вступили в парк с высокими тополями, клёнами и акациями.
– Пантеевский парк, – сказал Анатолий. – Вот жил человек, уже давно ушел в мир иной, но оставил после себя память. Этот парк. А что мы знаем о нем? Фронтовик. Вернулся с войны. Сын у него погиб. Работал штурманом. Потом у него умерла жена. Он остался один. Ушел на пенсию. На этом месте был пустырь. И он решил разбить здесь парк. Какое самое неприхотливое и быстрорастущее дерево? Достаточно ветку воткнуть в землю и полить, и оно будет расти. Это тополь. Да и клён – уживчивое и неприхотливое дерево. Так и трудился Пантеев из года в год, высаживая здесь саженцы и ухаживая за ними. Пробовал и хвойные деревья вырастить. Но у нас для них почва не подходит. Не прижились. Всю свою пенсию тратил на этот парк. Вот скамейки поставил. Даже несколько статуй с морской тематикой: Нептун, русалка, бравый морячок, тритон, дельфин. Детскую площадку хотел здесь устроить. Но уже жизни не хватило. Вот парк его имени живет. Парочки здесь влюбленные прогуливаются. И мужики, естественно, когда надо на троих сообразить.
Присели на скамейку. Парк был безлюден. Только воробьи и синицы скакали по веткам и звонко чирикали. Топольницкий достал тетрадку.
– Узнаете?
– Вон оно что! – ухмыльнулся Русанов. – Я уже и позабыл про нее. Я ее потерял. Кажется, в автобусе.
– Нам ее принесла завуч вашей школы. Там ее в туалете читали ученики. Причем даже дети младших классов слушали. Весьма символическое место для чтения этого шедевра – туалет. А до этого она прошла через не одни руки.
– И теперь мне за это светит статья. Только не понимаю, почему вы не вызвали меня повесткой.
– За что за это вам должна светить статья?
– Ну, за антисоветскую агитацию.
– Там нет никакой антисоветчины, призывов к свержению существующего строя. Вы же сами прекрасно это знаете. Это похабные порнографические стишки, которые совсем не предназначены для детских ушей и душ. Но я и не думаю, что вы рассчитывали на эту аудиторию.
– Ну, я же говорю вам, что я ее потерял.
– Анатолий, вы же серьезный человек. Никакой-то гопник, двоечник, который не отдает отчета своим действиям. Не пойму, как вам пришло в голову написать это.
– Хм! А вот вам не охота иногда похулиганить? Кстати, наши великие классики были и великими хулиганами. И Пушкин, и Лермонтов, и Маяковский. Уже не говорю об Есенине. Они не могли удержаться, чтобы не нарушить нормы приличий. Знаете, как за это их осуждало общество и какое недовольство это вызывало у властей.
– Просветили уже.
– Ну, в общем, когда я дембельнулся, пошел на работу. Профессии у меня никакой не было. Взяли меня в котельную кочегаром. Вот сидишь всю ночь, спать нельзя. Мало ли что! Котел где-нибудь побежал, перегрев произошел. Да и ходили проверяли. Придумал себе это занятие. Стал писать эту поэмку.
– И читать ее другим? Ведь каждый, кто пишет, желает быть услышанным или прочитанным.
– Никому не читал.
– Не понимаю. Ну, писали бы там о природе, о любви. Кстати, был бы и шанс опубликоваться.
– Хотелось похулиганить. Написал, перечитал, понравилось. Самого смех берет. Значит, удалось. И вот ехал домой. Может быть, перчатки доставал или деньги. Не помню. И выронил эту чертову тетрадку. Только дома хватился. Понятно, что искать подобное не будешь.
– А тетрадка ваша пошла путешествовать. Пока мы не прервали ее турне. И если бы этого не сделали, сколько бы еще детей приобщилось к этому творчеству. Вы думали об этом?
– Что мне теперь будет?
– Ну, премии Ленинского комсомола уже точно не будет. Профессор Тимофеев высоко отзывался о вас. Вы не хотите вернуться в науку? Я уверен, что это ваше призвание.
Русанов рассмеялся.
– Мало ли чего я хочу. Наука – это не хобби, которым можно заниматься на досуге. Она требует всего человека, всех его сил, всей его жизни. Для ученого наука – это как воздух. Ученый даже во сне продолжает быть ученым. Наука его держит в своих лапах и не отпустит до самой смерти. Ученый, даже когда спит, продолжает быть ученым. Слышали, наверно, что Менделееву приснилась периодическая система? Теперь мне надо зарабатывать на хлеб насущный. Так что с наукой никак не получается. А вы мне не отдадите тетрадь?
– Ну… А знаете, берите! Надеюсь…
Русанов взял тетрадь. погладил обложку. Потом стал рвать и складывать листы в кучу. Поднес спичку. Вспыхнул костер.
– Не жалко?
– А еще говорят, что рукописи не горят. Оказывается, еще как горят!
–
– Ну, что, Максим Николаевич…
Полковник захлопнул папку.
– Будем считать, что вы успешно справились с этим делом. Пора вам заняться и более серьезным. Готовы?
– Так точно! Только вот, товарищ полковник, Иван Семенович, у меня по делу Русанова к вам убедительная просьба. Анатолий Русанов – несомненно, талантливый человек. Он ученый. И если он останется в науке, то сделает немало открытий, которые так нужны нашей стране, нашей советской науке. Здесь прошение профессора Тимофеева о том, чтобы вернуть его в университет и дать возможность закончить его. Это характеристика с места работы. Характеризуется положительно.
– Что ты от меня хочешь, Максим?
– Чтобы вы поговорили с нужными людьми, с секретарем райкома партии, ректором университета, и Русанова восстановили. Его место в студенческой аудитории, а не со шваброй на самоходке.
– А если он еще какой-нибудь фортель выкинет?
– Не выкинет. Мы должны его спасти для науки. Мы же не только караем, но и помогаем людям.
– Твои слова звучат убедительно. Но более всего меня убеждают твои глаза. Ладно! Я переговорю с кем надо. В конце концов, он уже наказан. И наверно, не раз покаялся в том, что натворил.
–
Анатолия Русанова восстановили в университете, который он закончил с красным дипломом. Потом была аспирантура, защита кандидатской и докторской диссертации. Он крупный специалист в области компаративистике, ученый с мировым именем, автор более чем десятка монографий, трех учебных пособий, более ста статей в авторитетных научных журналах. Работал профессором в одном из сибирских вузов, заведовал кафедрой, читал лекции. В 2013 году была опубликована его большая рукопись «Не предназначенное для печати». Издана она ограниченным тиражом. В массовые библиотеки она не попала.
