Николай Иванников
Маньяк по случаю
– И каждая из них – правда, куколка. Он большой негодяй. И я большой негодяй. Двум большим негодяям всегда есть о чем потолковать.
– Я слышала, у него на днях убили жену, – сказала Джульетта.
– Ты действительно об этом слышала? – Ромео был сильно удивлен. – Интересно, ведь именно это и связывает нас с Жирафом. Он нанял меня для того, чтобы я поймал убийцу его жены. Говорят, ее нашли в каком-то подвале, с отрезанной грудью и отрубленными кистями рук.
– Об этом я не знала. Ужасная смерть. Но при чем тут ты? Разве ты мент, чтобы заниматься поисками преступников?
– У меня репутация весьма смышленого парня. И еще я не люблю, когда обижают женщин. Жирафу не нужно, чтобы убийцу схватила милиция. Он хочет поймать его сам и казнить собственноручно. Я не сторонник крайних мер, но мне кажется, что парень, который увлекается резьбой по женским телам, заслуживает очень серьезного наказания. И хотя Жираф не слишком мне симпатичен, тут я полностью на его стороне.
– Я тоже, – сказала Джульетта.
– Однако мои услуги не обойдутся Жирафу бесплатно… Я слышал, ты дорого стоишь, куколка? Так вот, я тоже не дешевка.
В дверь позвонили.
– Это Нгомо, – сказала Джульетта с досадой. Нехотя слезла с колен Ромео.
Но это был не Нгомо. Это был Жираф.
Глава 3
Он был не один, с ним пришел сутулый широколицый парень. У него были узкие раскосые глаза и желтоватый цвет лица, и он был бы очень похож на китайца, если бы не внушительный рост и не русые кучерявые волосы. Вид у парня был довольно печальный – уголки рта приопущены, брови чернели в виде перевернутой «птички», а в глазах, казалось, застыли слезы. От него веяло унынием. Захотелось немедленно его прогнать.
Жираф тоже выглядел неважно. Он казался усталым, невыспавшимся и дышал как-то тяжело, с астматическим хрипом. Темные пятна на шее и щеках проступили сильнее обычного и горели каким-то внутренним огнем – глядя на них, Ромео немедленно захотелось почесаться. Впрочем, голос Жирафа звучал вполне оптимистично.
– Намиловались, голубки? – спросил он, с улыбкой кинув беглый взгляд на Джульетту. – Завидую тебе, мальчик, ночка, должно быть, выдалась бурная.
– Не то чтоб очень бурная… – ответил Ромео уклончиво. – Но спать мне пришлось крайне мало.
– Ох и завидую, – повторил Жираф. – Джульетта, милочка, твои услуги сегодня больше не потребуются. Нгомо ждет тебя в машине, ты можешь идти.
Ромео проводил девушку до двери. На прощание погладил ее по руке и на ухо прошептал:
– Не забывай, куколка, ты должна мне встречу. Скоро я тебя найду.
– Я буду ждать, – так же шепотом отозвалась Джульетта. Чмокнула его в заросшую щетиной щеку.
– До свидания.
– До встречи, мой Ромео…
Он дождался, пока Джульетта скроется из виду, и вернулся в комнату. Жираф уже помешивал ложечкой сахар в стакане с чаем, шагая из угла в угол, поглядывая то на часы, то на унылого парня.
– Приступим к делу, Жираф, – сказал Ромео. – Ты обещал доставить мне материалы по делу твоей жены, но вместо них я вижу этого угрюмого типа. Обычно в слово «материалы» я вкладываю несколько иной смысл.
– Этот «угрюмый тип», Ромео, гораздо лучше всяких материалов. Это Костик Бородин, он ведет дело моей жены.
– Так он мент?
– Все мы немножко лошади. Я имею в виду: у каждого свои недостатки. Но наш Костик – хороший мент, правда, Костик?
Парень ничего не сказал и даже не сделал никакого жеста. Но было видно, что он согласен: да, мол, я хороший мент.
– Начитаются фантастики… – проворчал Ромео. – Ну и что твой хороший мент может мне предложить?
– Все, что пожелаешь… – Жираф закончил наконец бряцать ложечкой, залпом выпил чай и поставил пустую чашку на столик. – Собственно, я оставляю вас одних. Костик сам тебе все объяснит. Но помни,
Ромео: я хотел бы получить результат в самое ближайшее время. У тебя не больше недели сроку.
– Меня это устраивает.
– Рад слышать. Тебе надо только назвать имя, и восемьдесят тысяч долларов, как я и обещал, перейдут в полное твое пользование… Что ж, оставляю вас тет-а-тет, достаточно болтовни, занимайтесь делом, мальчики.
Жираф сделал ручкой и удалился. Скоро с лестницы донеслось громкое шарканье его ног. Потом дверь подъезда хлопнула, и во дворе сразу же завелся автомобильный двигатель.
– Уехал, – сообщил унылый парень Костик Бородин, хороший милиционер.
Ромео оглядел его изучающе и пожал плечами.
– Это все, что ты можешь мне сказать?
– Конечно, нет, у меня есть еще кое что…
Парень покопался за пазухой и достал свернутые в тугую трубочку какие-то бумаги.
– Это копии документов по делу Светланы Бочкаревой. Пока их немного, ведь дело только начато. Тут фотографии, протоколы показаний некоторых жильцов дома, в подвале которого было обнаружено тело Бочкаревой, а также показания некоторых ее знакомых, родственников, подруг… В общем – начальная стадия дела. Остальное тебе предстоит выяснить самому. Впрочем, если у меня появятся какие-то новые факты, я, конечно же, сообщу. Но не думаю, что они появятся в ближайшее время – уж слишком малый срок выделил тебе Жираф. Я полагаю, если дело и сдвинется с места, то произойдет это никак не в ближайшие дни. Может быть – месяцы, может – годы. А может, убийца Светланы Бочкаревой и вовсе не будет пойман.
Ромео вдруг подумал, что до этого момента ему ничего не было известно о женщине, чье убийство ему предстояло расследовать. Он даже не знал ее имени, и, может, именно поэтому ее смерть не вызывала в нем никаких эмоций, даже простого сочувствия. Но вместе с именем появилась и личность, а следом – жалость. Молодая, здоровая, веселая женщина не должна кончать жизнь в подвале с отрезанной грудью и отрубленными кистями рук…
– Значит, ее зовут Светлана, – сказал Ромео. – Звали Светлана, – тут же поправился он. – И ты почему-то считаешь, что это дело – полный «глухарь». Почему же, если не секрет?
– На то есть причины. Дело в том, что подобное убийство – не единичный случай. До этого было еще два. В девяносто пятом году было обнаружено тело некой Старостиной Валентины, сорока двух лет. Она была известным в то время бизнесменом, очень состоятельная дама… Ее нашли в собственной квартире – соседи почуяли сильный трупный запах и сообщили в милицию. Когда двери были взломаны, мы увидели, что Старостина уже начала разлагаться, и также, что у нее отрезана грудь и нет кистей рук. При этом она не была изнасилована, и ничего из квартиры не украдено, хотя там было полно ценных вещей и денег… Определенно действовал какой-то маньяк, однако следствие ни к чему не привело. Не было ни улик, ни следов. Даже толковой версии у нас не было.
– Не удивительно, – сказал Ромео. – Тебе не убийства расследовать надо, а Пьеро в театре играть.
Бородин не отреагировал на этот откровенный выпад. Он даже бровью не повел, а просто продолжил все тем же монотонным голосом:
– Следующий случай произошел двумя годами позже, и все повторилось почти в точности. Состоятельная дама, жена очень известного в городе человека, была обнаружена на своей загородной даче тоже без рук и груди. Правда, на сей раз муж убитой показал, что пропало кое-что из ценных вещей, но, как потом выяснилось, со стороны маньяка это было не желанием нажиться, а лишь попыткой сбить следствие с толку – некоторые из пропавших вещей были обнаружены позже в лесополосе, рядом с тропинкой, ведущей от дачи к железнодорожной станции. Убийца попросту выбросил их, они ему не были нужны… И на этот раз следствие ни к чему не привело. Вот поэтому я и сомневаюсь, что нам удастся найти убийцу Светланы Бочкаревой. Во всех трех случаях действовал один и тот же человек, и действовал он очень дерзко и жестоко. Всех трех этих женщин ничто между собой не связывало, они никогда не были знакомы и не имели ничего общего, кроме того, что были людьми далеко не бедными. Но поскольку ограбления не произошло ни в одном из случаев, то богатство жертв не являлось каким-то определяющим фактором для маньяка. Вероятно, это было просто совпадение.
– Возможно, – согласился Ромео. – Хотя лично я в этом сомневаюсь. Уж больно странные эти совпадения. Вероятно, маньяк тоже вращался в высших кругах, и эти дамы были его знакомыми.
– Мы отрабатывали эту версию, – кивнул Бородин. – Не надо думать, что в милиции сидят только идиоты и алкоголики. Все проверялось самым тщательнейшим образом, изучались все возможные связи каждой из жертв. Но, как я уже сказал, никаких точек пересечения у них не было.
– Действительно странно, – сказал Ромео. – Это какой-то необычный маньяк. Обычно такие убийства происходят на сексуальной почве, да и в наших случаях без этого не обошлось – ведь груди у женщин он все- таки отрезал. Но никаких изнасилований не было, и это удивительнее всего. И зачем ему понадобилось отрубать им кисти рук? Ладно, по поводу грудей я еще могу делать какие-то предположения. У меня самого бзик на этой почве, правда, я предпочитаю, чтобы грудь находилась там, где ей положено быть… но при чем тут руки?
Бородин только пожал плечами.
– Параллельно с версией об убийстве на сексуальной почве мы отрабатывали версию ритуальных убийств. Культ. Сатанисты или что-то в этом роде.
– Да, я как-то об этом и не подумал, – заинтересовался Ромео. – И что же?
– Пустышка. Версия была сильная, но очень быстро привела нас в тупик. Ничего, указывавшего на проведение черной мессы или каких-то других мероприятий подобного толка, обнаружено не было. К тому же все говорило о том, что убийца действовал в одиночку.
– Да, пожалуй, черная месса тут ни при чем, – согласился Ромео. – Я слышал, они пьют кровь своей жертвы, а затем устраивают оргии. В одиночку оргию не устроишь. Это уже называется онанизмом.
Бородин глянул на него исподлобья, быстро отвел глаза и помялся.
– М-м… Вот, собственно, и все, что я могу сказать по этому делу. Остальное есть в бумагах, которые я тебе дал.
– Хорошо. Тогда ты свободен. Можешь идти.
Но Бородин топтался на месте, продолжал кидать взгляды исподлобья и явно чего-то ждал.
– Ты свободен, – повторил Ромео. – И не надейся, прощальной сцены не последует. Объятия я берегу для дам…
Бородин поднес ко рту кулак и тихонько в него кашлянул.
– Я это… – сказал он. – Жираф говорил о некой сумме, которая мне полагается, если я поделюсь с тобой информацией…
– Сумме? – Ромео был сильно удивлен.
– Да… Я думал, ты в курсе…
– И сколько?
– Тысяча долларов…
– Тысяча долларов!
Ну, Жираф, ну сволочь! Шуточка в его стиле. Ничего, это тоже запишется на его счет…
Ромео взял бумажник, отсчитал десять стодолларовых банкнот и сунул их Бородину в карман рубашки. От уныния «хорошего милиционера» не осталось и следа. Он заметно приободрился, распрямил спину, и на лине замаячило даже какое-то подобие улыбки. Бормоча слова благодарности, он задом двинулся к двери, и Ромео в какое-то мгновение показалось, что вот-вот последуют глубокие поклоны. Уж больно Бородин сейчас походил на лакея, получившего от барина пятак на водку.
– Ладно, все, двигай, двигай. Ты мне больше не нужен.
– Если понадобится еще какая-то информация, то я всегда… Вот моя карточка, я всегда рад…
Взяв визитку, Ромео вытолкал Бородина из квартиры и захлопнул за ним дверь. «А ты большой хитрец, Жираф, – подумал он, возвращаясь в комнату. – Нарочно ведь сам не стал расплачиваться с Бородиным, зная, что это сделаю я. И теперь мне нет резона отлынивать от этого дела или тянуть с его завершением. Чем быстрее я его закончу, тем быстрее покрою свои расходы… Хитро, Жираф, хитро…»
Он развернул принесенные Бородиным бумаги, выгнул их в обратную сторону, чтобы не заворачивались, и бегло проглядел. Протоколы, протоколы… Показания подруг, родных, тех трех мальчишек, что обнаружили труп… Несколько фотоснимков. Один – небольшой, три на четыре, должно быть, Светлана фотографировалась на какой-то документ. Выглядит она несколько обиженной, но это не умаляет се красоты – такая женщина, пожалуй, могла бы дать фору многим шестнадцатилетним девчонкам с подиумов. Жираф, видно, знал толк в женщинах.
А вот фотографии с места происшествия. Тяжелые снимки. На них Светлана продолжала оставаться красавицей, и смерть ее не испортила, даже несмотря на то, что зубы ее были оскалены, остекленевшие глаза широко открыты, а лицо было белым как саван. Красота осталась, но теперь это была мертвая красота. Светлана была обнажена и лежала на спине, а на груди краснел вырезанный чем-то острым идеальный прямоугольник, белели открытые ребра, с которых плоть была срезана торопливо и не очень аккуратно. Это был общий вид, не вполне четкий. Но имелись и другие фотографии. Вот вид одной лишь грудной клетки. Тут план крупный, и видно, что убийце не удалось срезать с тела плоть за один прием – он полосовал ножом не очень точно, не сразу попадая на линию прежнего разреза, и потому здесь были видны топорщащиеся кусочки мышц и кожи.
А вот лицо крупным планом. Но на это лучше не смотреть, и не стоит объяснять – почему.
А вот крупные планы обеих рук. Вернее – того, что от них осталось. На запястьях они обрублены, из черной запекшейся корки торчат сосуды и сухожилия. Видны обломки костей – хорошего топора у убийцы, как видно, под рукой не было, и рубить ему приходилось чем-то, для рубки не предназначенным. Все тем же ножом, например, приставив его к запястью, а сверху ударяя чем-нибудь тяжелым.
Кстати, никаких других повреждений ни на голове, ни на теле жертвы заметно не было – ни ударов тупым предметом, ни колотых ран, – а это означает, что Светлана Бочкарева оставалась жива па протяжении всей пытки. И хорошо еще, если она вовремя лишилась сознания…
Отложив страшные фотографии в сторону, Ромео взялся за протоколы. Ну-с… Тело было найдено вчера утром, когда трое мальчишек спустились в подвал своего дома, чтобы покурить тайком от родителей. Они увидели труп, испугались и убежали. От страха они растерялись и не догадались позвонить в милицию, но потом все же сообразили и рассказали обо всем дворнику, который мел улицу неподалеку. Именно дворник и вызвал милицию, прежде, естественно, убедившись, что труп в самом деле имеется и это не розыгрыш глупых мальчишек. Милиция приехала буквально через три минуты.
«Завидная оперативность», – подумал Ромео.
При первичном осмотре места преступления там же в подвале, недалеко от трупа, была обнаружена одежда жертвы. Черное кожаное платье, бюстгальтер, трусы, черные туфли на высоком каблуке и черная сумочка. В сумочке, кроме косметики и духов, находился сотовый телефон и водительское удостоверение на имя Бочкаревой Светланы Георгиевны, шестьдесят третьего года рождения. На фото была изображена сама жертва, так что сомневаться не приходилось. Капитан Бородин немедленно связался с ГИБДД и запросил сведения о владелице удостоверения, и спустя пять минут все уже было ясно. Кроме одного: кто же убийца?
«Черт знает что, – подумал Ромео. – Жена такого человека, как Жираф, дама знатная и состоятельная, идет в какой-то вонючий подвал и там спокойно дает себя убить. Зачем ей идти в подвал? Или ее затащили туда силой? Но она же не тварь безмолвная, могла сопротивляться и кричать, кто-нибудь да услышал бы. Если верить этим бумагам, а я им верю, убийство было совершено поздно вечером либо ночью, любой крик был бы услышан в этот час. А у нее даже не был заткнут рот. Значит, она не сопротивлялась и не кричала, и ее вполне устраивало, что ее сейчас будут резать на части. Что-то не верится. Несомненно, Бочкарева была экстравагантной дамой, но ведь и у экстравагантности есть свои пределы…»
Между прочим, в сумочке находились и деньги – довольно крупная сумма в рублях, несколько сотен долларов и две кредитные карты. Ничто из этого тронуто не было. Похоже, убийцу вообще не заинтересовала сумочка, и он даже к ней не прикасался. Ничьих отпечатков, кроме отпечатков самой Бочкаревой, на сумочке обнаружено не было. Хотя вполне вероятно, что убийца был в перчатках, ибо посторонних отпечатков вообще не было ни на жертве, ни на ее одежде.
Тяжелый случай, тут Бородин прав. Опрос жильцов дома ощутимых результатов не дал. Кто-то слышал, как поздно вечером проехала какая-то машина, кто-то слышал, как кто-то разговаривал, а одна бабулька с четвертого этажа утверждает, что отчетливо слышала, как ночью хлопнула дверь подвала. Правда, тогда она еще не знала, что это именно дверь подвала, но теперь-то она в этом абсолютно уверена. Что ж, вполне нормальная бабулька с вполне понятным желанием оказать содействие следствию. Только мало толку…
Ладно, к жильцам больше вопросов нет, уж слишком они стремятся помочь. Наверняка нашелся и тот, кто утверждает, что видел в тот вечер, как «огромный страшный человек со шрамом на шее силой затаскивал в подвал эту красотку». Лучше ознакомиться с мнением родственников и подруг. Отца у жертвы нет, есть мать. Семьдесят четыре года, очень больная женщина (чем больная?), большую часть времени проводит в клиниках. Правда, в самых лучших клиниках, у лучших докторов, тут дочка позаботилась. Но этим ее дочерняя любовь и ограничивалась – Надежда Матвеевна Весенина утверждает, что с каждым годом видится с дочерью все реже и реже, а с тех пор, как та вышла замуж, они вообще только по телефону разговаривают, да и то не часто. Забросили старушку, значит. Впрочем, сильно доверять ее словам не стоит, есть подозрение, что старушка впадает в маразм. Сообщение о смерти дочери восприняла спокойно, кажется особо не расстроилась. Просто поинтересовалась, где и когда, да не пойман ли еще убийца. Впрочем, язык протокола сух, и эмоций там, возможно, было гораздо больше. Ладно, оставим старушку, тем более что пользы от нее не больше, чем от той бабульки с четвертого этажа.
Следующий. Родной дядька убитой, Смехов Иван Матвеевич, шестьдесят пять лет, художник. Утверждает, что с племянницей был в дружеских отношениях, виделись они довольно часто, любили поболтать и выпить пивка. Утверждает, что Светлана трепетно ухаживает за своей матерью и все разговоры о том, что старушка брошена на произвол судьбы – досужие домыслы. Как-то он предлагал свои услуги в уходе за сестрой, но Светлана отказалась, мол, и сама прекрасно справляется. Выходит, у старушки действительно маразм. Такое случается сплошь и рядом – ухаживаешь за бабулькой, крутишься как белка в колесе, из кожи вон лезешь, а она все ворчит, что ты ее в гроб загнать хочешь. Причем, скорее всего она и сама понимает, что не права, однако ничего не может с собой поделать. В этом нет ничего необычного. Просто – страх смерти.
Впрочем, бог с ними, с бабульками. Вернемся к Смехову. Далее он утверждает, что их с племянницей дружба несколько поугасла после того, как несколько лет назад (три года пять месяцев) Светлана вышла замуж «за этою старикана» (Иван Матвеевич, конечно же, имел в виду Жирафа). Смехов предупреждал племянницу, что такие деньги счастья ей не принесут («Деньги вообще счастья не приносят, – сказал он, – а тем более если они достаются такой ценой»), но Светлана только отмахивалась. «Он скоро крякнет, – говорила она то ли в шутку, то ли всерьез, – и я стану свободна, как ветер…»
Но Жираф все не «крякал», а Светлана с каждым днем становилась все стервозней (это Смехов так сказал: «В стерву она превратилась, товарищ капитан. В настоящую стерву…»). Кажется, она стала пить, причем не как раньше с любимым дядькой – пиво с рыбой по субботам, а пить по-настоящему, каждый день и определенно что-то крепкое. Водку, или коньяк, или виски – с деньгами у нее больше проблем не было («А наркотики? – спросил капитан Бородин. – Она не употребляла наркотики, Иван Матвеевич?» – «Насчет наркотиков ничего сказать не могу. Я далек от этого и даже симптомов назвать не смог бы. Но сомневаюсь. Во всяком случае, руки у нее исколоты не были, да и не такой Светка человек, чтобы стать наркоманкой… Она все-таки взрослая женщина, не девчонка сопливая, институт закончила… Нет, наркотики – это вряд ли. А пить – пила крепко»).
Нет, это пьянство никак не отражалось на ее внешнем виде, за этим Светлана следила весьма строго. Она всегда очень ревностно относилась к своей внешности, не допускала никаких морщинок и прыщей, а как-то раз, обнаружив у себя на бедрах под ягодицами первые признаки целлюлита, как сумасшедшая прибежала к дядьке, схватила его за грудки и стала требовать, чтобы он немедленно связался со своим другом-косметологом и тот что-нибудь сделал с «этой гадостью».
Но если на внешность пьянство не влияло – Светлана была и оставалась красавицей, – то характер у нее стал просто невыносимый. «Не знаю точно, – сказал Иван Матвеевич, – и не хотел бы порочить Светку, но, по-моему, она стала погуливать. Не то чтобы я был противником этого, скорее наоборот – большой любитель, но гулящий мужчина – это одно, а гулящая женщина…
В общем, вы понимаете. Но дело даже не в этом. Просто раньше Светка себе никогда такого не позволяла, она всегда была очень разборчива в отношении мужчин, чрезвычайно чистоплотна. А тут как взбесилась, и надо же – прямо после того, как вышла замуж. Какие- то мутные типы стали за ней таскаться, да и ладно бы таскаться – но ведь она не возражала против этого! Конечно, я сейчас не смогу вспомнить никого из них, их было много, все разные, но одно у них было общее – вели они себя по-хамски. Словно Светка для них помойное ведро, в которое можно оправляться, за неимением ничего лучшего… Мне это страшно не нравилось. Но еще больше не нравилось то, что это нравилось Светке. И она, кстати, обращалась с ними точно так же – как с помойным ведром. Как-то я с ней жестко поговорил на эту тему, она мне жестко ответила – не твое, мол, это дело, дядя, – и с тех пор мы стали видеться еще реже. Нет, дело не в ссоре, помирились мы быстро. Мы всегда быстро мирились. Но у нее началась другая жизнь, и она погрузилась в нее с головой. Может, кому-то что-то пыталась доказать такой жизнью. Не знаю. Но я всегда подозревал, что это кончится плохо… Вот и кончилось…»
Собственно, больше ничего к сказанному Иван Матвеевич добавить не мог. С мужем Светланы он не общался, а с дружками ее – тем более, и не мог подозревать кого-то конкретно.
«Кажется, он рассказал все, что ему было известно, – подумал Ромео, просматривая следующие листы. – Повторно с ним встречаться не имеет смысла, он ничего не скрывал и искренне желал помочь следствию. Похоже, этот человек был единственным, кто любил Светлану и ничего от нее не ждал взамен… Тогда приступим к подругам…»
Их было трое, во всяком случае, Бородин разговаривал только с тремя. Кожухова Елена Васильевна, тридцать три года, дизайнер причесок. Семина Ирина Владимировна – тридцать пять лет, модельер, владелица модного ателье, которое так и называлось: «Ирина». И Харитонова Анастасия Николаевна, двадцать пять лет, профессия почему-то не указана. Похоже, таковая отсутствует, и живет, вероятно, Анастасия Николаевна за счет своего любовника, какого-нибудь «Васька» из местной братвы. Из бумаг понятно, что ничего путного капитану Бородину от подруг узнать не удалось – ни от одной, ни от второй, ни от третьей. Встречались, выпивали, вместе бывали на разных презентациях и прочих празднествах. Ничего о мужчинах Светланы сообщить не могли, поскольку понятия не имели, кто они такие и куда потом исчезают. «Они были совсем неинтересные, ее мужики, – сказала Харитонова Настя, – да и страшненькие, как на подбор. Словно Светка нарочно выбирала себе, мужиков из тех, кто погаже…»
Наблюдение интересное. О нем не стоит забывать. Все, что делается намеренно, имеет свою причину, и эта причина в дальнейшем может помочь в поисках. Впрочем, может и не помочь. Как повезет.
Ирина Семина виделась со Светланой Бочкаревой за два дня до убийства, около двух часов дня. Они вместе перекусили в «Макдоналдсе», почесали языки, пожаловались на измельчание мужчин в последние годы (как в моральном, так и в физическом смысле, видимо), договорились встретиться через неделю, чтобы вместе лететь в Москву на какую-то выставку. Ни о каких предстоящих встречах и вообще о своих планах на этот вечер Светлана не распространялась. Затем они сели каждая в свою машину и разъехались в разные стороны.
Тут Ромео нахмурился. Еще раз бегло просмотрел все бумаги и нахмурился еще больше. Почему-то в бумагах нет ни строчки об автомобиле Бочкаревой. Хотя раз есть удостоверение, должен быть и автомобиль. А Бородин не упомянул о нем ни словом. Или в тот вечер Светлана не пользовалась своей машиной, и сейчас она преспокойно стоит на своем месте в гараже? Об этом можно узнать у Жирафа.
Кожухова Елена встречалась с Бочкаревой как раз в день убийства. Светлана пришла к Елене в салон, попросила сделать ей с. волосами «что-нибудь эдакое» и, получив свое, удалилась. Да, они о чем-то болтали, разумеется. Но о чем, Елена не помнила. «Так, ни о чем значительном, – сказала она. – О всякой ерунде. Про… В общем, не помню».
Странно, почему это она ничего не помнит? Хоть что-то же должна помнить. И в любом случае, как всякая нормальная женщина, должна была поинтересоваться, для чего ее подруге срочно понадобилась «эдакая» прическа. И должна была запомнить ответ, даже если он и оказался незначительным…
Да, это вам не Смехов с его откровенностью. Возможно, Кожуховой есть что скрывать, и даже если это не имеет никакого отношения к Бочкаревой, поговорить с ней стоит. Так же, как и с Анастасией Харитоновой, утверждающей, что в последний раз видела Светлану за неделю до убийства, но встреча эта была мимолетной и ничего не значащей. Значила она что-нибудь или нет – это не ей определять.
Ромео отложил просмотренные листы в сторонку и взялся за следующие. Что там показало вскрытие? Так, в тот день, незадолго до убийства, Светлана Бочкарева ела окрошку – в желудке обнаружены остатки ужина в виде редиски, огурцов, колбасы, вареных яиц и прочего, что положено добавлять в это блюдо. На второе Светлана съела довольно большой кусок отбивной телятины. И, как видно из заключения, она была в изрядном подпитии. Хорошо, это только подтверждает слова Смехова, что в последнее время она пила часто и много…
Более ничего полезного в бумагах Бородина не оказалось. Впрочем, для начала и этого было достаточно.
К тому времени Ромео уже знал, каким будет его следующий шаг. Собираясь на встречу с Кожуховой, он положил в бумажник фотографию Бочкаревой (ту, естественно, где Светлана была живой и цветущей – на случай, если в процессе дознания найдутся те, кому понадобится освежить память по поводу ее внешности) и созвонился с Симоной. Кратко ввел ее в курс дела и поручил встретиться с Анастасией Харитоновой.
– Мне надо выяснить, действительно ли она виделась с Бочкаревой за неделю до убийства и вправду ли эта встреча была столь незначащей, как она утверждает. Если почувствуешь ложь – не нарывайся. Задашь пару вопросов и откланяешься. Позже я позвоню. Ты сможешь это сделать?
– Конечно, ведь мы теперь напарники. Доверься мне, и все пройдет гладко.
Ромео тихо усмехнулся. Симона едва ли не слезно набилась ему в служанки, а когда прослышала о предложении Жирафа, то столь же рьяно стала набиваться в напарники. «Того и гляди она предложит мне поменяться с ней местами, – подумал Ромео. – Впрочем, хороший напарник никогда не помешает. И сегодня есть шанс выяснить, насколько Симона хороша…»
– Работай, девочка, – сказал он. – Кстати, как тебе твоя новая квартира? Понравилась?
Симона была чужая в Петербурге, без связей и без копейки денег, и рассчитывала, что жить ей придется на квартире Ромео. Однако его жилище было слишком тесным для двоих разнополых людей, к тому же Ромео имел обыкновение приводить к себе женщин, и наличие в доме служанки могло бы отпугнуть многих его подруг. Поэтому пришлось тратиться на вторую квартиру неподалеку.
– Спасибо, я провела отличную ночь, – сказала Симона. – Я так благодарна тебе за эту квартиру. Я обязательно окуплю все твои расходы.
– Очень надеюсь, – сухо сказал Ромео. – И первой твоей лептой в это будет беседа с Харитоновой. Прощупай ее хорошенько.
– Я сделаю все возможное.
– Действуй…
