Николай Голь
Жизнь замечательных слов, или Беллетризованная этимологическая малая энциклопедия (БЭМЭ)
© Н. М. Голь, текст, 2020
© В. А. Березин, илл., 2020
© О. В. Горсунов, макет, 2020
© Фонд «Дом детской книги», 2020
Ни бэ, ни мэ (вместо предисловия)
Не надо долго заниматься проблемами языка и изысканиями в области лингвистики, рыться в словарях и справочниках, чтобы понять, что это означает. «Он ни бэ, ни мэ», – говорят о человеке, который ничего не смыслит в каком-нибудь вопросе. Это и ребёнку известно.
А вот для того, чтобы как следует постичь название «Беллетризованная Этимологическая Малая Энциклопедия» – сокращённо «БЭМЭ», – придётся немного посоображать.
Слово «беллетристика» по происхождению иностранное, состоящее из двух: belles lettres. В дословном переводе с французского они означают «изящная словесность». Французы так именуют художественную прозу в отличие от поэзии и драматургии. У нас же оно довольно молодое – его ввёл в русский язык критик Виссарион Григорьевич Белинский, это случилось в сороковых годах XIX века. Виссарион Григорьевич придал слову несколько иное значение. Он противопоставлял беллетристику и беллетристов истинно, по его мнению, художественным созданиям и настоящим писателям; жанр не имел для него значения. По мнению Белинского, беллетристика – это, так сказать, литература второго сорта.
Со временем значение слова изменилось ещё раз. Теперь мы называем беллетристикой простые и общедоступные литературные произведения, а также книги о серьёзных и важных вещах, написанные в ясной и увлекательной форме. Так что «беллетризованная» – это не «второсортная», а «увлекательная».
Вы, может быть, думаете, что мы просто чуть-чуть поговорили сейчас о беллетристике. На самом деле происходило нечто более серьёзное: мы занимались этимологией. Этимология – это раздел языкознания, исследующий происхождение слов и их родственные отношения друг с другом. Вот, например, греческое etymon (истина или основное значение) повстречалось с греческим же logos (учение, понятие), и что же получилось? Вот именно: получилась этимология.
У русского слова «малый» есть несколько значений. Бывает малая нужда. Бывает Малая Медведица. Бывает малая скорость. «Отец её был добрый малый», – сказал о главе семейства Лариных Александр Сергеевич Пушкин… Вообще-то, слово «малый» произошло от латинского malus – дурной. Но малая энциклопедия вовсе не дурная, а краткая, неполная, – конечно же, не обо всех на свете словах мы будем вести речь: это естественно и ничего дурного тут нет.
Энциклопедия (это слово греческое, означающее «круг знаний») родилась во Франции во второй половине ХVI века. Этот тридцатитомный труд под названием «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел» выходил в Париже в 1751–1780 годах. Его главным редактором был знаменитый философ-материалист Дени Дидро. Активно участвовали в издании лучшие французские мыслители: Жан-Жак Руссо, Франсуа-Мари Аруэ (Вольтер), Клод Адриан Гельвеций, Поль Анри Гольбах. «Энциклопедия» стала первым действительно всеобъемлющим сводом знаний и передовой мысли. Кроме того, несмотря на цензуру, создатели «Энциклопедии» сумели выразить в ней своё отрицательное отношение к феодально-абсолютистскому обществу и царящей в нём идеологии.
Первое издание тридцатитомника разошлось невиданным тиражом – почти сорок тысяч экземпляров. Появились переиздания и переводы. Стали составлять и другие энциклопедии. А эту, первую, стали называть во Франции великой – чтобы путаницы не вышло. А в России других тогда не было – и до 1862 года Энциклопедия была именем собственным. Только с изданием «Технической энциклопедии» слово стало нарицательным существительным, как сейчас.
Итак, откроем БЭМЭ – Беллетризованную Этимологическую Малую Энциклопедию. На титул великой и полной не претендующую и политических целей не преследующую. Но пусть кто-нибудь попробует потом сказать, что в проблемах языка мы «ни бэ, ни мэ»!
Поговорим о жизни замечательных слов. Ведь все на свете слова – замечательные!
Свои среди чужих, Чужие среди своих
Разнообразная чепуха
«Язык языку знак подаёт», – так давным-давно говорили люди на Руси. Это мудрые слова. Человек вообще очень мудрое существо. Животные, впрочем, тоже бывают умные. Взять хотя бы слона… Только где его возьмёшь? Возьмём лучше собаку. Смотрит преданными глазами. Скажешь ей: «Сидеть!» – сидит. Скажешь: «Лежать!» – лежит. Может тапочки принести. Всё понимает. Понимает, но сказать не может. Нет у неё членораздельной речи.
А у человека есть. Способность произносить слова – одно из главных отличий человека от животного.
У каждого народа своё особенное наречие, собственный язык. Нам его даже вроде и учить не надо – он как-то сам незаметно выучивается. Вот – мама, вот – папа, вот – бабушка, а вот это – лампочка… Смотришь – к трём годам уже бойко лопочем. Общаемся. Знак друг другу подаём. А с чужими языками, конечно, сложнее.
Интересно, откуда они взялись, разные языки? Ведь любому понятно: дерево – это дерево, стол – это стол…
Вот что рассказывает древняя библейская легенда.
Когда-то у всех людей на земле был один язык – общее наречие. Собрались люди в долине Сеннаар и решили построить город.
– Обожжём кирпичи, – сказали они друг другу на общем языке, – и возведём из них дома и стены.
Так и сделали. И город стал называться Вавилоном.
А потом люди сказали друг другу на общем языке:
– Обожжём ещё кирпичей, да побольше, и построим из них башню до небес, до самого Бога. Будет она нам вечным памятником.
Богу это не понравилось. Ему показалось, что люди немного зазнались. Не человеческое это дело – строить башни до самого неба. И Бог решил проучить людей. Он дал каждому племени свой особенный язык, и люди перестали понимать друг друга.
– Подавай сюда кирпич! – кричит один. На своём языке. А другой думает (на своём языке): «Это он, верно, зовёт есть овечий сыр с пшеничной лепёшкой».
В общем, всё перепуталось и башня развалилась. И развеял Господь людей по всей земле…
Но если в Библии Вавилонская башня развалилась, то в жизни вышло иначе. Встречаются разные слова, сходятся… Настоящее столпотворение! Сейчас мы так называем толчею, скопище. А ведь «столпотворение» в первоначальном смысле – это создание столпа, башни.
Ложатся кирпичики разных наречий, крепко скрепляются держащим раствором родства – и кладка стоит прочно. Появляются всё новые и новые кирпичики, и башня языка растёт. Так что совсем чужих языков в наши дни, наверное, уже нет.
Плохо это или хорошо?
Это естественно. В старину, когда люди совсем мало знали про другие страны, настоящим наречием им казалось только своё, родное. А все остальные – какими-то бессмысленными звуками. Та пора оставила свой след в языке – ведь всё, что ни происходит, в нём отражается. Когда-то слово немец означало не жителя Германии, а любого чужеземца. Немец – значит, немой. Конечно, он что-то там говорил, но понять-то его было нельзя! Так стоит ли обращать внимание?
Уж в этом-то нам не следует уподобляться далёким предкам!
Можно ли вообще представить себе «чистый» язык без всяких примесей? Такое предположение, говоря по-русски, просто ерунда. Впрочем, почему по-русски?
Это слово не такое уж старое. Родилось оно в церковных школах, семинариях. Там обязательно надо было учить латынь. А в латинском языке много разных форм глагола, одна из них называется «герундий». «Надоело! – жаловались, должно быть, друг другу нерадивые семинаристы, – всё герундий какой-то да герундий!» Так надоело им зубрить проклятую латынь, что герундий сначала приобрёл презрительную кличку «герунда», а потом слово «ерунда» прочно вошло в русский язык.
Так можно ли говорить о «чистом» языке? Это ахинея. Тоже, между прочим, словечко семинаристов, но имеющее отношение уже не к латинскому, а древнегреческому языку. «Афинеос» – «афинский»; афинская премудрость надоела ученикам. И назвали они её ахинеей, галиматьёй, по-нашему.
По-нашему, да не очень-то. Появилась галиматья в средневековой Франции. Но и французского, кстати, в ней ничего нет. Не только значением, но и происхождением галиматья сходна и с ерундой, и с ахинеей, она вообще – студенческая шутка. В университетах той эпохи обучение велось в основном на латинском языке. И греческий, язык философии, был в большой чести. У преподавателей, конечно. А средневековые студенты считали, что они уже всё знают и учат их какой-то глупости. Вот они, смеясь, и составили небывалую смесь из латинского слова «петух» и греческого «знание». Получилось – галиматья, «петушье знание», что-то вроде куриных мозгов. Одним словом, чепуха.
Разными путями входят новые слова в язык. Иногда, как мы видим, просто от ученической лени.
Новая молитва
Есть замечательное слово, русское-прерусское: куролесить – озорничать, буянить, делать что-то не так, как надо. Можно даже попробовать догадаться, откуда слово это пошло: ну, скажем, совершила курица что-нибудь несуразное, в лес убежала, например. Куролесит, значит.
Такими изысканиями заниматься интересно, но довольно опасно: можно попасть впросак и, пойдя по неверному пути, заблудиться, как та самая курица в лесу. Лучше разберёмся, что было на самом деле.
До самого конца Х века люди на Руси были язычниками. Перун, Стрибог, Хорс, Макошь одаривали их удачей, защищали от бед и несчастий – если, конечно, вовремя принести жертву к подножью деревянных и каменных изваяний, идолов.
Но к 985 году киевский князь Владимир, наслышанный о других религиях, решил изменить свою. Много богов – хорошо, но один всё-таки лучше, так он подумал. Наверное, одному и жертв требуется меньше, и договориться с ним проще, и у большинства соседей так, да и князь ведь тоже один…
Прослышав о сомнениях Владимира, в Киев потянулись проповедники – всем хотелось иметь такого сильного владыку в единоверцах. Об этом рассказано в старинной русской летописи – «Повести временных лет».
Первыми перед Владимиром предстали приверженцы мусульманства и стали нахваливать Аллаха и пророка его Магомета, объяснять предначертанные ими законы. Владимиру кое-что понравилось – например, многожёнство. А вот запрет на вино…
– На Руси есть веселье пить, не можем без этого жить, – ответил князь, названный позже Красным Солнышком, мусульманам и отослал их восвояси.
Потом пришли хазары. Они были иудеями. Владимир внимательно выслушал их рассказы о могущественном боге Яхве, а потом спросил:
– Где же земля ваша, иудеи?
– Бог разгневался на отцов наших, – молвили послы, – и рассеял нас по разным странам.
– Так что же вы, – недобро рассмеялся князь Владимир, – иных учите? Или и мне участь, подобную вашей, готовите?
Ушли иудеи ни с чем. Следом явились посланцы Рима. Но их тоже ждала неудача. Не понравилось князю, что глава их церкви, папа римский, стоит превыше земных владык.
Наконец, из Греции прибыли христиане. Их рассказы пришлись князю по душе. Он приказал своим подданным принять крещение. И сам окрестился. Всё прошло довольно мирно. Погиб только Перун, то есть его идол: был утоплен в Днепре.
Приглашённые священнослужители съехались из Афин и других греческих городов. Построили храмы. Стали проводить службы. На греческом, конечно, языке. Русского-то они не знали!
Зайдёт в церковь простой хлебопашец и слышит:
– Куриэ элеисон! Куриэ элеисон!
Что ему прикажете думать? Куриэ элеисон! Несусветица какая-то! Ничего не поймёшь, дурят голову, да ещё хором!
Спросят потом хлебопашца домашние:
– Что там в церкви было-то?
– Да кто его знает! Что-то такое пели… Дай Бог памяти… Куролесили, вот!
А пели в храме «Господи, помилуй!» – по-гречески, конечно.
