Около этого-то здания и была некоторая жизнь. В остальных же частях города, и в особенности в слободе, царила невозмутимая, подавляющая тишина.
Бедный люд спал после тяжелого дневного труда, и сладкие грезы переносили его, быть может, в другие миры, на елки не в пример роскошнее той, возле которой собралась аристократия сибирского города.
Но, чу!.. В одной из слободских землянок скрипнула дверь, отворилась, и на пороге появилась человеческая фигура.
Осторожно притворила она за собой дверь и быстрою, неровною походкою направилась к Покровскому спуску.
Вот она уже у самой реки, вот вступает на лед и идет, но уже медленно, к проруби.
Отблеск луны в снежных кристаллах дает возможность рассмотреть во всех деталях эту фигуру.
Эта фигура женщины.
Изодранные валенки на ногах, пестрядинная юбка, наточная неуклюжая кофта с несколькими разноцветными заплатами на спине и боках и дырявый шерстяной платок, окутывающий всю голову, – вот ее костюм.
Она подходит к проруби, замедляя шаги, останавливается у самого края, как бы в раздумье, и вдруг в изнеможении опускается на один из ледяных выступов реки и низко-низко наклоняет голову.
Лица ее все еще не видно.
Как-то холодно, жутко становится при виде этой склонившейся над прорубью одинокой человеческой фигуры среди безбрежного царства снега и льда.
Сильный мороз, от которого не спасает ее убогая одежда, вероятно, пронизывает ее всю до костей, но ей, видимо, не холодно.
Вот она судорожным движением сорвала с головы платок, расстегнула ворот кофты и выпрямилась.
Луна осветила ее лицо.