– Три, – подавился даже куском ветчины пораженный такой суммой гость.
– Да, три.
– Но откуда же, не томи, голубчик!
– Изволь, для приятеля расскажу, – заметил Федор Николаевич. Затем, выпив рюмку водки и наполнив ее для Легкокрылого, он встал, подошел к комоду, взял цилиндр и подал его ему.
– Видишь!
– Вижу, шляпа, – недоумевал тот.
– Шляпа, – передразнил его Федор Николаевич, – а что на дне тульи написано?
– Ф. Н. Дождев-Ласточкин, – прочел Антон Антонович вытесненную золотом надпись и удивленно поднял глаза на хозяина. – Но в чем же дело? Не понимаю!
– Вот эта-то шляпа и принесла мне сегодня доходу триста рублей – словом, благоговей – это дорогая шляпа, – взял ее из рук Легкокрылого Федор Николаевич и бережно поставил на комод.
– Да не разводи бобы-то, расскажи! – не унимался Антон Антонович.
– Ты знаешь, что я с нашей шансонеткой Зюзиной разошелся, порвал все, она меня променяла на того восточного человека, который обыкновенно сидит у нас в первом ряду, то есть не на человека, а на ходячий набитый карман. Я ее не упрекаю, она сделала, подобно Периколле:
До гроба твоя Периколла.
Но больше страдать не могу…