Николай Дмитриев
На торный путь
Донесение Загряжского об успешном завершении дела пришло к Миниху одновременно с сообщениями лазутчиков о том, что к Данцигу под командой графа Тарло идёт другой отряд конфедератов. Этот граф уже соединился с Черским, и теперь они оба намерены заставить Миниха снять осаду. Фельдмаршал сразу принял свои меры, отправив на помощь Загряжскому полторы тысячи драгун под командой генерала Ласси. Понимая всю сложность обстановки, Ласси сделал ускоренный переход и, соединившись с Загряжским, принял командование на себя.
Объединённый корпус Загряжского и Ласси догнал конфедератов у местечка Вышчезин. Граф Тарло встретил русских, стоя в боевом порядке за двумя затруднявшими движение дефилеями, которые надо было проходить поочерёдно. Спешив драгун, Ласси повёл их через первый дефилей под барабанный бой, чтобы поляки думали, будто на них идёт регулярная пехота. Миновав первый дефилей, драгуны начали перестраиваться, а чтобы поляки внезапным ударом не смяли их, несколько сотен казаков, выдвинувшись вперёд, стали тревожить противника.
Поляки отбили нападение казаков, но, когда, вступив в дело, их атаковало всё удачно прошедшее дефилеи русское войско, не выдержали яростного удара и в беспорядке начали отступать. Первой, бросив два знамени и три пары литавр, побежала благородная шляхта, а за ней, не пожелав драться в одиночестве, поспешно отступили и бывшие у Тарло два регулярных полка. По окончании двухчасового сражения выяснилось, что десять тысяч поляков испугались всерьёз драться всего-то с четырьмя тысячами русских, и это была единственная попытка конфедератов оказать действенную помощь Станиславу Лещинскому…
* * *
По возвращении фельдмаршал Миних вызвал генерала Ласси к себе. Расхаживая по комнате, Миних то и дело останавливался у окна и, вдохнув сочившийся через щели весенний воздух, делал паузу, а уже затем продолжал:
– Думаю, теперь нам ни кастелян Черский, ни граф Тарло угрожать не смогут. Однако сил у нас для осады Данцига маловато, и потому я вызвал сюда остававшиеся в Варшаве войска. Они будут доставлены по Висле. Их командир тому противился, но я его отстранил. – Фельдмаршал зло дёрнул головой и глянул на Ласси. – Что скажешь?
– А что говорить? – вздохнул генерал. – Пушки нужны, а король прусский отказался пропустить осадные орудия через Пиллау.
– Это так, – сердито начал Миних, но сразу прервался, так как в комнату вошёл адъютант и доложил:
– Там почта прибыла, из Саксонии…
– Давай, – протягивая руку, раздражённо сказал Миних.
– Ваша милость, надо полагать, лучше туда пройти, – с какой-то непонятной интонацией возразил адъютант.
– Что?.. Это ещё зачем туда? – прямо-таки взорвался Миних, но, взяв себя в руки, пошёл к двери.
У крыльца стояли два больших зашпиленных воза, а рядом топтался человек, в котором Ласси не без удивления признал того же «хлопца». Выглядел он точно так же, только в отличие от прошлой встречи на боку у него теперь висела шляхетская сабля. Глядя на странный обоз, Миних нетерпеливо бросил:
– Где почта?
– Вот! – И шляхтич откинул рядно, укрывавшее груз.
Там была осадная мортира, и под её весом колёса воза глубоко грузли. «Хлопец» как ни в чём не бывало спокойно пояснил:
– Доставлено через Пруссию.
Фельдмаршал и генерал переглянулись. Им обоим сразу же стало ясно: вопрос с доставкой артиллерии решён и пушки из Пиллау скоро прибудут. Как оказалось, на почтовых возах под видом багажа король Август скрытно переслал четыре мортиры и двести бомб к ним. Вдобавок «хлопец» со шляхетской саблей на боку конфиденциально подтвердил догадку фельдмаршала и генерала, что король Пруссии более никаких препятствий чинить не намерен, для начала уже позволив выгрузку орудий в Пиллау с последующей доставкой их водой к армии.
Обрадованные столь радостной вестью Ласси и Миних принялись составлять план дальнейших действий. Окончательное решение сильно затруднялось не только малым количеством бывших в их распоряжении осадных войск, но (в гораздо большей степени) системой укреплений Данцига. Город имел регулярную внешнюю фортификацию со многими устроенными вокруг шанцами и вдобавок был неприступен из-за болот, а также по причине наличия во многих местах подтопленной земли.
Исходя из этого, Минихом в ожидании прибытия подкреплений, а равно и русского флота был разработан план постепенной осады, согласно которому первым делом был сооружён редут на берегу Вислы, лишивший город свободного сообщения с приморским фортом Вейксельмюнде. Затем, после тщательной подготовки, внезапным ночным штурмом был взят Зоммер-Шанц, а его уцелевшие защитники поспешно отошли к форту Вейксельмюнде и укрылись там.
Фельдмаршал как раз изучал разложенный на столе план окрестностей Данцига, когда адъютант принёс ему доставленную из Петербурга депешу. Миних прочитал её и, велев позвать генерала Ласси, снова стал рассматривать план. Когда вскорости генерал Ласси прибыл, фельдмаршал молча отдал ему депешу и стал ждать, что тот скажет. В депеше государыня выражала недовольство затяжной осадой Данцига. Ознакомившись с её содержанием, Ласси в свою очередь посмотрел на план и ткнул пальцем в отметку, изображавшую укрепление Хагельсберг.
– Полагаю, сие место есть ключ к городу.
– Да, – ещё раз присмотревшись к карте, согласился с ним Миних. – С этого холма можно обстреливать весь Данциг.
Наутро была проведена рекогносцировка, и выяснилось, что от ворот Оливы крутизна оказалась неприступной. Сам же форт представлял собой правильный кронверк[7] с равелином[8], контрэскарпом[9] и гласисом[10]. Вдобавок всё это было обнесено палисадом[11] и штурмфалами[12]. Но вот слева, со стороны Шейдлица, имелось только одно земляное укрепление без крытых подходов и гласиса. Ров был сухой, без палисада, и только одна берма[13] имела изгородь. Поэтому общее решение начинать штурм именно с этой стороны не вызвало никаких возражений.
Чтобы обеспечить успех штурма, было решето, беспокоя неприятеля в других местах, произвести ещё и фальшивую атаку со стороны Оливы. Выполняя общую задумку, после полуночи главный отряд тайком сосредоточился у подножия холма и уже на рассвете решительно атаковал неприятеля. Когда, легко преодолев ров, солдаты подошли к валу на пистолетный выстрел, находившийся впереди первой шеренги командир колонны взмахнул шпагой.
– Нидерфалами!..[14] Пали!!! – И первая шеренга солдат, слаженно выстрелив, ничком припала к земле.
Затем то же самое проделали вторая, третья, четвёртая шеренги, и рой пуль полетел в сторону земляного вала, заставив его защитников искать укрытия. На короткий момент наступила тишина, но едва командир отряда снова взмахнул шпагой, поднимая солдат в атаку, как бывшие на валу пушки разом выпыхнули огнём. Картечь с визгом полетела навстречу, не задев ещё лежавших фузилёров, но те, кто стоял, были либо ранены, либо попадали, а находившийся впереди всех командир убит.
Однако эти пушечные выстрелы солдат остановить не смогли. Штурмующие дружно бросились вперёд, с ходу перемахнули вал и после недолгой, но жестокой схватки полностью захватили позицию передовой батареи, взяв там семь пушек. А вот дальше, после, казалось бы, уже достигнутого успеха, наступила странная заминка. Оказалось, что картечный залп принёс непоправимый урон. По несчастному стечению обстоятельств все бывшие в шеренгах старшие командиры были либо убиты, либо ранены, и солдаты, не получая приказов, затоптались на месте.
Эта заминка обеспокоила наблюдавшего за ходом боя фельдмаршала, а когда посланный для выяснения адъютант доложил, что случилось, Миних, пытаясь сдержать себя, сжал бывшую у него в руках подзорную трубу. Он, решивший было после лёгкого взятия Зоммер-Шанца, что время решительного штурма пришло, внезапно понял: если сейчас из города произойдёт сильная вылазка, которую у него нет сил сдержать, то ему придётся снимать осаду.
Поэтому, когда находившийся рядом Ласси, ещё не догадываясь о постигшей их неудаче, пробормотал за спиной Миниха:
– О майн гот, сикурс[15] надо, сикурс… – раздосадованный фельдмаршал резко оборвал генерала:
– Какой ещё сикурс?.. Немедля отводите солдат!
Ласси, зная, как трудно, почти невозможно, в такой неразберихе прекратить штурм, выхватил у ждавшего распоряжений адъютанта эспонтон[16] и, размахивая им, сам побежал исполнять приказание фельдмаршала. Вылазки конфедератов не последовало, но Ласси приложил немало усилий, прежде чем ему с трудом удалось увести солдат с хагельбергского холма, так как они, считая себя победителями, ни за что не желали оставлять с боем взятую батарею.
Потерпев неудачу, Миних первым делом заставил торопиться идущие из Варшавы войска, собрал что можно из окрестных гарнизонов, а поскольку начали поступать глухие сведения о возможной попытке французов оказать военную помощь Данцигу, фельдмаршал велел разорить все приморские деревеньки и заодно прервать всякое сообщение осаждённого города с фортом Вейксельмюнде, откуда по реке можно было доставлять припасы конфедератам.
Наконец давно ожидаемые войска начали прибывать, отчего обеспокоенный этим магистрат Данцига запросил двухдневное перемирие в ответ на очередное предложение Миниха покориться милости русской императрицы и признать королём Августа. Поляки колебались, но остававшийся всё это время в Данциге французский посол де Монти, полагая, что двухтысячного отряда де ла Мота, прибытие которого ожидалось со дня на день, достаточно, чтобы заставить Миниха снять осаду, сумел убедить в этом членов магистрата, и они ответили фельдмаршалу отказом. Не приведя ни к чему, перемирие кончилось, и враждебные действия возобновились с ещё большей силой.
* * *
Французы, на военную помощь которых так уповали сторонники Станислава Лещинского, действовали с большой оглядкой, опасаясь вовлечь в войну нейтральные Англию и Голландию, отчего весьма неохотно согласились отправить свою эскадру на Балтику. После долгих колебаний кардинал Де Флери всё же послал эскадру из девяти линейных кораблей, трёх фрегатов и одного корвета. По прибытии в Копенгаген находившийся там посол Франции де Плело уведомил адмирала, что Лещинский уже избран королём Польши, и эскадра вернулась в Брест.
Однако, когда в Париж пришло сообщение, что Станислав Лещинский находится в обложенном Данциге, туда было решено послать другую эскадру. Эти корабли доставили к Данцигу французские войска, высадив на Вестерплатте Перигорский, Блезуасский и Ламаншский полки. Находившийся в Данциге французский посол де Монти приказал им идти в Данциг, но командиры полков, опасаясь, что эскадра, бросив их, уйдёт в Пиллау, посадили войска назад на корабли и отбыли в Копенгаген. Едва узнав об этом, де Монти потребовал немедленного возврата эскадры.
Посол де Плело провёл совещание с офицерами, где обвинил их в нерадивости и, взяв командование на себя, отбыл вместе с войсками обратно. По прибытии в Данцигскую бухту полки были вновь высажены с кораблей, только уже не на Вестерплатте, а в форту Вейксельмюнде, после чего эскадра стала крейсировать между Хельской косой и Пиллау. О повторном прибытии французских войск было незамедлительно сообщено Миниху, и фельдмаршал во всеуслышание заявил:
– Благодарю Бога. Россия нуждается в руках для извлечения руд.
Между тем новый командир объединённого французского отряда граф де Плело, не желая терять времени, затребовал себе проводника, который должен был провести его к Данцигу, и уже на другой день выступил сразу тремя колоннами. Проводник, одетый в мужицкую свитку, но с квадратувкой на голове и саблей у пояса, уверенно повёл первую колонну. Вот только дорога, избранная им, оказалась весьма труднодоступной. Подтопленный грунт плохо держал пушки, и их колёса застревали в грязи, а мушкетёрам порой приходилось идти вовсе бездорожьем, часто попадая в болото.
Правда, де Плело особо не беспокоился, надеясь без помех подойти к Данцигу, но где-то на полпути проводник вывел колонну к русскому ретрашементу[17], объяснив, что он устроен совсем недавно и закрывает дорогу к городу. Де Плело это не смутило, вот только рекогносцировка показала, что обойти ретрашемент нельзя, а сам он весьма основательно укреплён. Высота его оказалась больше человеческого роста, и вдобавок с внешней стороны ретрашемент был выложен брёвнами наподобие стены. Главное же препятствие представляла мешавшая подходам засека.
Ожидая, пока подтянутся застрявшие в болоте колонны, граф де Плело и бригадир де ла Мот посовещались. Граф хотел немедля штурмовать ретрашемент в лоб, а бригадир предлагал сначала дать знать в город, что они на подходе, и дождаться, когда осаждённые произведут заранее оговорённую вылазку. Граф согласился с бригадиром, и городу был сделан пароль тремя сдвоенными пушечными залпами через короткие интервалы. В Данциге давно ожидаемый сигнал услышали, городские ворота распахнулись, и вылазка, имевшая целью соединение с французами, началась.
Вот только вылазка осаждённых оказалась неудачной. Встреченные пушечным огнём конфедераты смешались, затоптались на месте, а потом, довольно быстро утратив наступательный пыл, стали отходить. В то же время, услыхав шум начавшегося возле города боя, граф де Плело повёл своих французов в атаку и одним из первых, под плотным огнём из ретрашемента, стал пробиваться через засеку. Воодушевлённые такой непоказной храбростью своего командира, солдаты дружно последовали за ним и весьма быстро вышли к прикрытому брёвнами откосу.
Де Плело, первым одолев засеку, остановился в каких-то пятнадцати шагах от ретрашемента, затем обернулся и, посмотрев на своих солдат, успешно продирающихся через частокол заострённых кольев, выкрикнул:
– Мушкетёры!.. Огонь!
Услыхав приказ, солдаты вскинули ружья, было слышно, как защёлкали курки, но, против ожидания, вместо дружного залпа стали звучать только отдельные разрозненные выстрелы. Вот когда дал о себе знать марш по болоту. Патроны оказались частью подмоченными, вода, попавшая на замки, гасила искру, да, похоже, и порох на затравках надо было менять. Поэтому стрельбы, принудившей бы оборонявшихся прятать головы за брёвнами, никак не получалось, а вот из ретрашемента начался частый ружейный и пушечный огонь, заставивший мушкетёров пятиться.
Когда под градом пуль французы с большими потерями отступили, выяснилось, что граф де Плело погиб, и тогда вступивший в командование бригадир де ла Мот, оценив укрепления ретрашемента, решил не продолжать штурм. Поняв, что французы отходят, русские прекратили огонь, а когда их пушки замолчали, начавшие было вылазку конфедераты, окончательно уяснив неудачу попытки деблокировать Данциг, протрубили отбой и вернулись назад под защиту стен. Бригадир де ла Мот тоже увёл свой отряд обратно и стал лагерем на острове Плате.
Обезопасив себя таким образом от внезапного нападения с суши, бригадир де ла Мот к тому же считал, что в случае надобности французская эскадра, крейсировавшая в виду берегов, придёт к нему на помощь. Корабли адмирала Берейля и правда никуда не уходили и сейчас, находясь в море, неспешно шли по направлению к Пиллау. С суши, сильно ограничивая видимость, наплывал туман, и потому, когда вперёдсмотрящие обнаружили в пределах видимости лежавший в дрейфе фрегат, французы, как ни пытались, не смогли толком рассмотреть его флаг.
Вахтенный офицер спустился в каюту адмирала и доложил:
– Впереди по курсу в дрейфе фрегат.
– Чей флаг? – Сидевший за столом Берейль отложил лоцию в сторону.
– Трудно разобрать, кажется, шведский, – ответил офицер.
– Ну так немедля выяснить, – сердито бросил адмирал и потянулся за расшитым позументами камзолом.
Пока шёл этот доклад, лежавший в дрейфе фрегат поднял паруса, повернул через бейдевинд и стал уходить. Тогда на флагмане был поднят сигнал: «Догнать» – и все четыре французских линейных корабля начали преследование. Гонка продолжалась недолго. Уходивший корабль спустил паруса, и Берейль для выяснения отправил к нему шлюпку с офицером, которая, вернувшись через полчаса, доставила на флагман мичмана с фрегата. Мичман по артикулу приветствовал адмирала и сообщил:
– Русский фрегат «Митава», из Кронштадта.
– Вы в составе эскадры? – обеспокоенно спросил адмирал.
– Нет, с нами был только фрегат «Россия», – не ожидая подвоха, ответил мичман и пояснил: – Ночью в темноте мы разошлись и теперь ждали.
– Куда следуете? – с деланым безразличием поинтересовался Берейль.
– Мне неизвестно, – заподозрив неладное, отрезал мичман и, уходя от дальнейших расспросов, сказал: – Спрашивайте нашего капитана Дефремери.
– Дефремери? Мы же вместе служили… – изумился адмирал и повернулся к вахтенному начальнику. – Отправить шлюпку за капитаном!
Шлюпка тотчас ушла, а Берейль, поручив мичмана заботам вахтенного начальника, спустился вниз и, собрав офицеров, приказал:
– Окружить фрегат. Приготовить абордажные партии. При попытке сопротивления действовать решительно.
Капитан Дефремери вскорости прибыл, и Берейль встретил его у трапа чуть ли не с распростёртыми объятиями. После дружеских восклицаний адмирал поинтересовался:
– Куда идёшь, капитан?
– В Данциг, – честно ответил Дефремери.
Франция с Россией не воевала, вдобавок оба моряка хорошо знали друг друга, потому капитан «Митавы» был откровенен.
– Один? – делано удивился адмирал.
– Нет, – продолжал делиться сведениями Дефремери. – Фрегаты «Митава» и «Россия» ведут разведку, а вся эскадра идёт следом.
– Вот даже как… И что, в этой эскадре линейных кораблей много? – с заметным волнением задал вопрос Берейль.
– Четырнадцать… – начал было Дефремери, но, увидав подходившие к лежавшей в дрейфе «Митаве» шлюпки, сбился и встревоженно спросил: – Это что?
– Да ничего особенного, – сделав безразличный вид, пожал плечами адмирал. – Я беру твой корабль в плен.
– Как так в плен?.. Почему? – От неожиданности капитан Дефремери несколько растерялся, но потом возмущённо заявил: – Это же пиратский захват!
– Увы, мой друг… – Берейль сделал скорбное лицо. – Франция решила поддержать короля Станислава Лещинского, и потому мы здесь.
– Но это же инцидент!.. Politik!.. У вас должен быть не французский, а польский флаг, – попытался протестовать Дефремери.
– La guerre c’ect la politique[18], – спокойно ответил Берейль и стал смотреть, как с подошедших шлюпок на «Митаву» лезут абордажные партии…
* * *
Осада такого города, как Данциг, могла быть успешной только при непрерывной бомбардировке, а присланных Августом двухсот бомб было явно недостаточно, и вдобавок Миних издержал свои запасы, так что все надежды возлагались на прибытие Кронштадтской эскадры. И вот наконец она прибыла в составе более двадцати вымпелов. Шестнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов, а также семь доставивших из Пиллау артиллерию и множество необходимых русским войскам припасов флейтов стали на Данцигском рейде, немедля приступив к разгрузке.
А вот ожидаемой морской баталии не случилось. Едва прознав о подходе русской эскадры, французы спешно ушли, уведя с собой захваченный ими в плен фрегат «Митава». При этом адмирал Берейль бросил на произвол судьбы стоявший лагерем на острове Плате экспедиционный отряд де ла Мота и даже не успел предупредить об уходе остававшиеся в дельте Вислы свои корабли. В результате русская эскадра, перекрыв выход в море, заблокировала прам[19], гукор[20] и фрегат, который, неудачно маневрируя, сел на мель у форта Вейксзельмюнде.
После ухода французской эскадры вокруг Данцига образовалась чересполосица. С моря город блокировали русские корабли, вход в устье Вислы преграждал форт Вейксзельмюнде, а путь по речному рукаву перекрыл взятый Минихом Зоммер-Шанц. Однако, несмотря на все трудности, попытки конфедератов доставлять в город припасы по воде продолжались. В последний раз рукавом Вислы пытались пройти две дубель-шлюпки, из которых прорвалась только одна. Вторая огнём поставленной Минихом трёхорудийной батареи была разбита, и её груз – порох, фузеи, гранаты – захвачен.
Тогда ко взятому русскими Зоммер-Шанцу поляки привели прам и начали непрерывный обстрел в надежде открыть путь для снабжения города. Но близко подошедший прам в свою очередь был удачно обстрелян огнём всё той же береговой батареи и, получив несколько подводных пробоин, решил ретироваться. Команда поспешно подняла якорь и с криками о помощи увела тонущую плавучую батарею под защиту Вейксзельмюнде. Затем попытался прорваться галиот, но, вступив было в артиллерийскую дуэль с Зоммер-Шанцем, тоже вернулся к форту.
Одновременно осадный корпус значительно усилился, поскольку король Август прислал к Данцигу восемь батальонов своего саксонского войска с приданной им артиллерией. К тому времени у Миниха положение с боеприпасами стало таким, что его солдатам приходилось собирать падавшие на их позиции ядра. Фельдмаршал ожидал, что саксонцы смогут его выручить, но они не привезли с собой нужных запасов, отчего настоящую бомбардировку Данцигу удалось возобновить только после прибытия и разгрузки пришедших под защитой эскадры флейтов.
Пока засевший на острове Плате бригадир де ла Мот ждал сикурса, русский адмирал Гордон отправил к устью Вислы два бомбардирских корабля в сопровождении двух фрегатов с приказом начать обстрел островного лагеря, форта Вейксзельмюнде и сидевшего там на мели французского корабля. Своим огнём их пытался задержать подошедший к острову гукер, но позже ретировался, и первый русский бомбардирский корабль беспрепятственно приблизился к лагерю, а второй к форту Вейксельмюнде. Став на шпринг, они тут же открыли интенсивный огонь.
Одновременно два других русских корабля начали обстрел береговых батарей и французского фрегата. После часа стрельбы русские корабли спустили шлюпки и направили к французскому фрегату абордажные партии. Однако, встреченные сильным огнём, они были вынуждены отступить, и пушки с обеих сторон продолжили пальбу. Особо удачных попаданий ни с той ни с другой стороны не было, но высылать в устье помощь адмирал Гордон пока воздерживался. Опасаясь возвращения эскадры Берейля, русские линейные корабли крейсировали у Хельской косы.
Правда, к вечеру успех был достигнут. Какая-то удачно пущенная бомба угодила прямо в пороховой магазин форта, и над Вейксзельмюнде взвилось пламя, а затем поднялись густые клубы дыма. Когда же рано поутру русские корабли намерились возобновить бомбардировку, с верков крепости долетел барабанный бой. Это защитники форта били «сдачу», и с подошедшей шлюпки была передана просьба прекратить огонь, поскольку гарнизон выявил желание начать переговоры.
Как только адмирал Гордон узнал об этом, он немедля послал шняву и пакетбот с солдатами, чтобы не выпустить из речного устья ни одной малой посудины, на которой могли бы попробовать уйти французы, сидевшие на острове. Впрочем, бригадир де ла Мот и сам понимал безвыходность положения и потому, как только форт Вейксзельмюнде, заключив трёхдневное перемирие, выкинул белый флаг, он прекратил сопротивление и приступил к обсуждению условий капитуляции. Миних согласился доставить французов в какой-нибудь Балтийский порт, и соглашение было подписано.
В то же время на осаждённый город стали падать доставленные из Кронштадта трёхсотфунтовые бомбы, что весьма сильно способствовало решению магистрата принять условия Миниха. Какое-то время «станиславчики» ещё колебались, но после того, как эти тяжёлые бомбы начали вызывать пожары и вдобавок зажгли пороховой склад, желание покончить со столь долгой осадой превозмогло. А когда стало известно, что вслед за фортом Вейксзельмюнде французы тоже сдались, магистрат наконец-то выразил согласие признать Августа королём и открыл ворота.
Магистрат просил перемирия на одну неделю, но в этом было отказано, и переговоры повисли в воздухе. Тогда поляки прибегли к помощи двух прусских агентов для закулисной сделки, и она открыла путь к примирению. Эти агенты курсировали между городом и русским лагерем, после чего магистрат всё же получил разрешение прислать своих депутатов к фельдмаршалу в главную квартиру. Требования, выдвинутые Минихом горожанам, оказались весьма тяжёлыми.
Условия были таковы: выдать Станислава Лещинского, примаса Потоцкого и маркиза де Монти; королю Августу учинить в верности присягу; у императрицы российской испросить прощения за непокорливость и за убытки выплатить миллион рублей. Магистрат был вынужден принять условия, и стороны вроде бы пришли к согласию, но тут случилось непредвиденное. Прямо во время переговоров пришло сообщение, что Станислав Лещинский сбежал.
Как позже выяснилось, в одну из ночей он, переодевшись в крестьянское платье, на лодке переплыл подтопленный участок предместья и, по всей видимости, скрылся за прусским кордоном. Разгневанный Миних обвинил в этом магистрат и никаких уверений не желал слышать. Фельдмаршал кое-как успокоился лишь после клятвенного заявления маркиза де Монти, что горожане здесь ни при чём. Завершённые было переговоры продолжились, но этот побег обошёлся магистрату в ещё один миллион рублей и выдачу военнопленниками всех чужестранных офицеров.
После того как возникшие затруднения были устранены и магистрат согласился на всё, у городских ворот был поставлен российский караул. Войска, находившиеся в городе, тотчас разоружили, а маркиза де Монти арестовали и вместе с примасом Потоцким выслали в Эльбинг. Польским знатным особам пока позволили остаться в городе. Дальнейшие решения должен был принимать король Август, прибытие которого ожидалось. Что касалось контрибуции, то до выплаты всей суммы устье Вислы решили закрыть, заняв саксонскими войсками.
По окончании всех дел в Данциге Миних озаботился судьбой отряда де ла Мота, ожидавшего отправки. Фельдмаршал переправился на остров, принял полагающиеся ему почести в виде получения знамён и дал приказ посадить французов на суда. Вот только отправились они не в Копенгаген, куда хотели попасть, а в Кронштадт, где среди пленников стали искать «мастеровых людей», а де ла Мота и его офицеров повезли в Петербург на встречу с государыней, после которой они все были удивлены великолепием и учтивостью русского двора.
* * *
Государыня Анна Иоанновна через щёлку в полуприкрытых ставнях с улыбкой смотрела на конный двор. Там её сердечный друг Эрнст Бирон громогласно, не стесняясь в выражениях, почём зря костерил отчего-то замешкавшегося конюха. Однако, как оказалось, граф бесновался напрасно. Просто любимый жеребец Бирона при выводе из стойла заартачился, и конюху пришлось долго успокаивать норовистую лошадь. Зато, когда, едва только оказавшись на дворе, конь поприветствовал хозяина радостным ржанием, Бирон тут же расцвёл и самолично принял у конюха недоуздок.
– Как есть лошадник, – довольно усмехнулась государыня, несколько больше раздвигая ставни.
В этот момент дверь скрипнула, и Анна Иоанновна обернулась на звук. Возникшая на пороге фрейлина сделала книксен.
– Миних здесь. С графом говорить желает.
– Добро. – Государыня сдержанно кивнула, но, поскольку такой визит казался довольно странным, улыбка с её губ исчезла.
Бурхард Миних был взят на службу ещё императором Петром Алексеевичем, и, как хорошо понимала Анна Иоанновна, сей немец оказался весьма полезным. До переезда в Россию он служил под знамёнами герцога Мальборо и принца Евгения Савойского, а Петром был приглашен как ценный инженер и опытный артиллерист. Позже он стал управлять Военной коллегией, и Анна Иоанновна прислушивалась к его советам, а теперь фельдмаршал весьма успешно действовал в Польше.
Заметив, что доверенная фрейлина, ожидая её ответа, всё ещё мнётся у двери, Анна Иоанновна вздохнула.
– Ладно, идём. – И перестав коситься на конный двор, она в сопровождении почтительно семенившей следом фрейлины вышла из комнаты.
Дойдя до малой гостиной, где ожидал Миних, Анна Иоанновна кивком отпустила фрейлину и, сама открыв двери, вошла. Хоромы графа – в общем-то небольшое строение на подклети, выстроенное им у конного двора, или, как их не без юмора называла про себя Анна Иоанновна, дом при конюшне, где Бирон наособь занимался только лошадьми, – долженствовали напоминать Митаву, и потому стрельчатые окна малой гостиной были забраны мелким свинцовым переплётом с множеством цветных стёклышек, создавая даже в сероватый петербургский денёк некую иллюзию солнечного света.
Завидев вошедшую государыню, которую он никак не ожидал здесь встретить, стоявший возле окна Миних несколько растерянно поклонился.
– Ну, чего пришёл? – опускаясь в гамбургское кресло, спросила Анна Иоанновна и пристально посмотрела на фельдмаршала.
Грубоватое лицо Миниха с резкими мужицкими чертами явно не располагало к амурному политесу, но внушало должное уважение. Анне Иоанновне было известно, что фельдмаршал весьма недолюбливает герцога, и в силу этого относилась к Миниху соответственно. Однако она хорошо знала, что фельдмаршал умён, и отлично понимала, что при всяком деле толковый человек просто необходим.
Миних сумел справиться с удивлением и, сделав паузу, ответил:
– Пришёл засвидетельствовать почтение его светлости.
Анна Иоанновна знала про размолвку Миниха с Бироном, который сильно опасался, что фельдмаршал «войдёт при дворе в силу», однако, будучи неглупой женщиной, она этого не показывала. Конечно, Бирон – это Бирон, тут другого мнения быть не могло, но и Миних – это Миних. Достаточно вспомнить, что недавно возвратившийся из Польши фельдмаршал лихо взял Данциг, выставил за пределы Речи Посполитой неугодного Станислава и вдобавок сунувшимся было к городу французам показал, где раки зимуют. Нет, как главнокомандующий на сегодня Миних незаменим, поскольку (это Анна Иоанновна хорошо понимала) в ближайшее время войны не избежать.
Для порядка выждав довольно долго, государыня наконец-то благосклонно улыбнулась фельдмаршалу.
– А скажи мне, граф, что ты про Литву думаешь?
Миних понял, что речь идёт о недавней попытке взять под царскую руку часть Русско-Литовского княжества, и, заметно напрягшись, ответил:
– В Литве, государыня, не все нас поддерживают. Полагаю, коли там утвердился король Август, пока того достаточно. На западном рубеже тихо будет.
– Ну, раз ты так полагаешь, скажу… – Анна Иоанновна было умолкла, но затем, немного помолчав, продолжила: – Ты знаешь, фельдмаршал, что наш враг исконный – султан турецкий – воюет сейчас с Персией?
Поняв, что вопрос задан далеко неспроста, Миних важно кивнул, и тогда Анна Иоанновна высказалась прямо:
– Ещё ведомо нам, что он позвал себе на подмогу хана крымского… Так я вот думаю, что ты мне на это скажешь?
– Момент удобный, – сразу смекнув, о чём речь, ответил фельдмаршал.
Как весьма опытный военачальник, Миних прекрасно понимал: для того чтобы обезопасить южные рубежи России, перво-наперво надо сокрушить Крымское ханство. И фельдмаршал, ещё раз пораскинув мозгами, высказался без обиняков:
