Николай Черушев
Репрессированные командиры на службе в РККА
8 января 121-й стрелковый полк (командир А. Прокофьев) повел наступление на Аймаки, а 122-й полк (командир В. Кузнецов) – на Гергебиль. Мощным ударом 121-й полк сбросил противника с гор на подступах к аулу, но занять аул он не смог, так как, не дойдя всего две версты до него, наткнулся на сильную группу противника и вынужден был отступить на исходные позиции.
122-й полк, ведя наступление на Гергебиль, нанес противнику сильный урон. Однако, продвигаясь к аулу, полк не закрепил за собой господствующих высот, тем самым он наказал себя. Противник, воспользовавшись этим, пропустил полк вперед и неожиданно открыл с гор ураганный огонь. В результате полк понес большие потери убитыми и ранеными. Был убит комиссар и ранен командир полка.
Уже первые бои в горах показали, в том числе и А.И. Тодорскому, что война в горах – дело очень сложное. Оказалось, что большинство командиров слабо знают местность, не могут эффективно использовать артиллерию вне дорог.
На следующий день наступление 41-й бригады вновь повторилось, но опять неудачно. Ожесточенные бои за овладение указанными аулами продолжались вплоть до 25 января 1921 г. По согласованию с А.И. Тодорским и его штабом командование 14-й стрелковой дивизии направляет на помощь Н.Г. Егорову 42-ю бригаду (командир Н. Васильев) в составе трех полков.
Вместе с частями 14-й стрелковой дивизии отважно действовал партизанский отряд под командованием Османова. Его бойцы сражались очень упорно, и нередко их удары имели решающее значение за тот или иной горный проход. Ведь война в горах – это чаще всего борьба за дороги и тропы. Хорошее знание местности партизанами-горцами было особенно ценно для командиров частей и подразделений группы.
Январь 1921 г. запомнился А.И. Тодорскому на всю жизнь. Части 14-й дивизии неоднократно под сильным ружейным огнем приближались к Гергебилю, но всякий раз отбрасывались, и бойцы целыми сутками находились на морозе. Остро встали вопросы горячего питания, теплого обмундирования, обогрева личного состава. В горных условиях обмундирование и обувь изнашивались чрезвычайно быстро. Что от них оставалось после пары недель лазания в горах, Александр Иванович видел своим глазами: от шинели оставались одни лохмотья, а красноармейские ботинки превращались в некое подобие лаптей. Все это стало для него на продолжительное время первостепенной проблемой.
Конечно, командование группы принимало необходимые меры по облегчению бытовых условий красноармейцев. Но его возможности в этом плане были весьма невелики. Постепенное удаление частей в глубь гор значительно усугубляло положение. Снабжение продовольствием и боеприпасами постоянно нарушалось действиями противника. Обозы нередко подвергались нападению отрядов мятежников, которые, хорошо зная местность, устраивали засады. Трудности еще более усугублялись недостатком кислорода: район Хунзаха находился на высоте почти двух тысяч метров над уровнем моря.
Суровая зима, большое количество снега в горах, сильные метели и морозы – все это заставляло усиленно искать выход из создавшегося положения. Командование группы всячески поддерживало инициативные почины красноармейцев. Постепенно бойцы приспособились и научились делать укрытия в виде примитивных землянок. Питались они, как правило, чуреками и фруктовыми консервами.
В конце января войскам под командованием А.И. Тодорского удалось создать перелом в боевой обстановке. Учтя уроки предыдущих неудачных боев, после тщательной подготовки 41-я и 42-я бригады 25 января пошли на решительный штурм аулов Аймаки и Гергебиль. Последний был взят под утро следующего дня. Противник упорно защищал каждую саклю и их приходилось брать с боем. Ожесточенное сопротивление оказали мятежники, засевшие в мечети.
В первых рядах атакующих находились командиры, военные комиссары, коммунисты и комсомольцы. Вспоминая эти события, А.И. Тодорский писал: «Доблесть отличала всех наших бойцов. Подвиги носили массовый характер. Впереди всегда были коммунисты и комсомольцы, за ними беззаветно шла вся масса бойцов». Они же несли и самые большие потери от огня противника. В Дагестанской группе за время боевых действий пали смертью храбрых 73 политработника [24].
27 января 124-й стрелковый полк, преодолевая сильнейшее сопротивление противника, штурмом овладел аулом Аймаки. В то же время части 40-й бригады, содействуя успеху 41-й бригады под Гергебилем, успешно продвигались в направлении Хунзаха и 28 января, сняв 52-дневную осаду крепости, освободили ее гарнизон. Освобожденные части 32-й дивизии впоследствии приняли активное участие в наступлении на мятежников.
А.И. Тодорский, имевший большой боевой опыт, всегда понимал роль артиллерии в различных видах боя. Применять ее в горах приходилось в крайне трудных условиях. Одной из главных причин, ограничивших работу артиллерии, являлось полное отсутствие удобных для нее путей передвижения и маневра. Крутые подъемы и спуски, обледенелые тропы и дороги каждый раз грозили свалить орудие в пропасть. При очень крутых подъемах и спусках артиллеристы втаскивали и спускали орудия на руках. Так, под аулом Гергебиль орудия с помощью канатов вручную тянули на протяжении 12–15 верст, при этом углы возвышения доходили до 45 градусов. Для обстрела мятежников в районе аула Аймаки четыре орудия 300 красноармейцев втаскивали в горы в течение полутора дней. Горцы, умевшие ценить мужество, отвагу и героизм противника, высоко оценивали подвиг артиллеристов: «Ни царь, ни Деникин не поставили «зеленой арбы» на гору, а большевик пришел и поставил…» [25]
Эти неимоверно трудные усилия почти всегда компенсировались: стоило показаться на горе орудию, как моральное и боевое состояние противника резко падало. Прозванные горцами «зеленой арбой», пушки всегда имели большое влияние на ход и исход боя.
После снятия осады с крепости Хунзах А.И. Тодорский побывал там. Руководители его обороны комбриг Илья Ковалев, военком Иосиф Немерзелли поведали А.И. Тодорскому и П.К. Штейгеру о трудностях 52-дневной осады. При этом присутствовал начальник всех партизанских сил Дагестана Нажмутдин Самурский. Самая большая трудность состояла в том, что продовольствия с самого начала было недостаточно и норму пришлось урезать до минимума. Горячая пища готовилась один раз в день. К концу второй недели осады продукты были на исходе. Иногда удавалось во время вылазок из крепости достать в соседних аулах некоторое количество зерна. Хлеб выпекался наполовину с соломой. Но даже при таком способе выпечки его все равно не хватало. Крупы и соли не было совсем. На мясо шли истощенные лошади. У многих бойцов от такого питания начались желудочные болезни. Вдобавок ко всему среди осажденных стал распространяться тиф, усилившийся при острой нужде в медикаментах. В день освобождения Хунзаха из всех раненых и больных три четверти составляли сыпнотифозные.
Но вместе с тем все командиры и политработники, прибывшие в крепость, единодушно отметили бодрое настроение осажденных. Это объяснялось тем, что комбриг Ковалев организовал активную оборону, которая предполагала периодические вылазки в сторону окрестных аулов с целью разведки, а также добывания продовольствия и фуража. Настроение осажденного гарнизона резко поднялось после того, как над крепостью пролетел самолет, посланный командованием группы. Он сбросил записку с сообщением о движении им навстречу частей 14-й стрелковой дивизии и приказом продержаться до их прибытия. Этот приказ гарнизон Хунзаха выполнил.
После взятия аула Гергебиль и снятия осады с крепости Хунзах части Дагестанской группы войск под командованием А.И. Тодорского продолжали и далее теснить противника. Ожесточенный бой произошел за аул Араканы. С рассветом 13 февраля 40-я и 41-я бригады одновременно перешли в наступление. В течение почти суток шел непрерывный бой с широким применением ручных гранат. Только к ночи аул Араканы был взят штурмом. С его падением была предрешена и участь аула Гимры, как главного гнезда мятежников.
Затем наступила очередь и аула Гецо, родины руководителя восстания имама Н. Гоцинского. Противник несколько раз пробовал в этом районе перейти в контратаки, но успеха не имел. Обманутые офицерами и ханами горцы все более убеждались в пагубности курса их верхушки и постепенно стали поворачивать свое оружие против классового врага, все более активно помогать красноармейцам и красным партизанам. Ярким примером тому служит резолюция съезда бедноты Гунибского округа от 8 марта 1921 г. о поддержке советской власти. В нем говорилось:
«Мы, темные жители высоких гор Дагестана и темнота наша навлекла на нас несчастья и бедствия. Мы, дети диких гор, теперь поняли и осознали, что из себя представляют эти лжешейхи, лжеимамы… Глубоко сожалеем о случившемся и раскаиваемся. Клянемся перед Советской властью никогда не изменять ей, крепко держать красный флаг в руках и защищать его от всех могущих быть бедствий, в доказательство чего выставляем на фронт партизан от 2 до 15 (человек. – Н.Ч.) из каждого аула, которые рука об руку с доблестными красными частями сумеют раз и навсегда покончить с бандами и водворить на вершинах наших высоких гор Красное Знамя…» [26]
После успешной ликвидации очагов мятежа в Дагестане А.И. Тодорский был представлен к ордену Красного Знамени. Из приказа Реввоенсовета Республики № 264 от 20 сентября 1921 г.: «Награждается орденом Красного Знамени… начальник 32-й стр(елковой) дивизии тов. Тодорский Александр Иванович за то, что, руководя всеми операциями по подавлению Дагестанского мятежа, он в январе 1921 г. сумел в кратчайший срок и с исключительной энергией подготовить решительный удар на Гергебиль, после чего на плечах отступающего противника прорвался к осажденным гарнизонам Хунзаха и Гуниба, где освободил их, завершив разгром противника по всему фронту».
В марте 1921 г. все войска, действовавшие в Дагестане, были включены в состав Терско-Дагестанской группы под командованием М.К. Левандовского. В приказе по войскам этой группы от 15 марта 1921 г. говорилось:
«Героическими усилиями доблестных частей Терско-Дагестанской группы контрреволюционное восстание в Чечне и Дагестане раздавлено и ликвидировано. Кровавые виновники восстания, идейные его руководители и организаторы, не прощенные дагестанской и чеченской беднотой, скрылись в глухих дебрях Дагестана, избегнув, таким образом, заслуженного наказания за бесчисленные преступления и несчастья.
Ценой бесчисленных жертв Красной Армии, обильных потоков крови скромных и незаметных героев-красноармейцев, темные дагестанские и чеченские массы избавлены от кабалы белогвардейского офицерства и обманно-лживых тунеядцев – шейхов и мулл.
Тяжелые лишения перенесли героические части Красной Армии, участвовавшие в ликвидации терско-дагестанского восстания, ведя беспрерывные бои и неся нечеловеческие лишения.
Полуголодные, оторвавшиеся от тылов части, преодолевая все препятствия, шли к цели, ломая на пути ожесточенное сопротивление обманутых чеченцев и дагестанцев.
…РВС Терско-Дагестанской группы глубоко ценит героизм, проявленный всеми частями… и от имени революции объявляет сердечную благодарность всему красноармейскому, комиссарскому и командному составу.
Однако, для укрепления успехов Красной Армии, РВС приказывает строго учесть все исторические, бытовые и политические стороны жизни горцев, строго согласовав с ними поведение наших частей в занимаемых районах Чечни и Дагестана, дабы убедить горскую бедноту в мирных намерениях Красной Армии, являющейся другом и могучей защитницей бедноты. Развить политическую работу, поставить главнейшей задачей её установление прочных дружеских взаимоотношений армии с населением…
РВС уверен, что командиры и комиссары частей проявят личную инициативу и находчивость и заслужат любовь и уважение горской бедноты» [27].
Тем же днем был датирован и другой приказ по войскам Терско-Дагестанской группы, которым определялись места дислокации входящих в нее частей. Например, 14-я стрелковая дивизия сосредоточилась в районе населенных пунктов Ботлих, Тлох, Хунзах, Карадах, Ходжал-Махи, Араканы, Леваши, Темир-Хан-Шура. В этом приказе подчеркивалось, что присутствие наших частей в горных районах должно быть всемерно использовано для очищения от всякого контрреволюционного элемента и восстановления власти бедноты [28].
Выполняя этот приказ, части 32-й и 14-й стрелковых дивизий были расквартированы в указанных населенных пунктах. За короткое время А.И. Тодорский побывал во всех крупных гарнизонах. Он убедился, что в аулах постепенно начинает налаживаться мирная жизнь, взаимоотношения войск с местным населением улучшаются с каждым днем. Этому способствовала большая разъяснительная работа, проводимая командирами и партийно-политическим аппаратом частей.
Обращение РВС Терско-Дагестанской группы о проявлении личной инициативы и находчивости со стороны командиров и военных комиссаров в завоевании любви со стороны горцев некоторые из них поняли слишком буквально. На этой почве иногда происходили занимательные истории. С одной из них, выдержанной прямо-таки в духе кавказской прозы М.Ю. Лермонтова, пришлось разбираться военному комиссару 14-й стрелковой дивизии Л.Н. Аронштаму, который и поведал ее А.И. Тодорскому.
В селении Хунзах, на родине знаменитого Хаджи-Мурата, воспетого Л.Н. Толстым в одноименной повести, расположился 122-й стрелковый полк. Здесь он приводил себя в порядок – бойцы чистили оружие, ремонтировали обмундирование, проходили санитарную обработку. Силами полка среди местного населения была развернута активная политическая работа. Военным комиссаром полка тогда был представитель московских рабочих М. Лукин. Во время проведения культурно-просветительных мероприятий с молодежью Хунзаха он познакомился с родственницей (то ли внучкой, то ли правнучкой) упомянутого Хаджи-Мурата. Она неплохо говорила по-русски, так как училась в одной из российских гимназий. Молодые люди полюбили друг друга. Комиссар Лукин предложил девушке поехать в Москву к своей матери, одинокой женщине, а по окончании войны выйти за него замуж. Он утверждал, что получил согласие девушки.
Это известие получило широкую огласку, взбудоражило местных жителей, вызвав среди них негативную реакцию. Комиссар дивизии Л.Н. Аронштам провел с Лукиным соответствующую беседу. Он настойчиво и терпеливо старался внушить молодому человеку, что в настоящий момент его действия нецелесообразны, и советовал ему немного подождать и не торопить событий. Как было известно, в среде горцев смешанные браки, тем более с иноверцем, не мусульманином, осуждаются. К тому же речь шла о потомке национального героя горцев Хаджи-Мурате!.. И здесь дело уже принимало не только религиозную, но и политическую окраску. С большим трудом удалось отговорить комиссара Лукина от опрометчивого шага, и тот согласился отложить решение своего личного вопроса до конца войны [29].
…Основные очаги восстания в Дагестане были ликвидированы. Большим ударом для Н. Гоцинского и его сообщников было падение меньшевистского правительства в Грузии и образование 25 февраля 1921 г. Грузинской Советской Социалистической Республики. Остатки повстанцев, потеряв организованность и единое руководство, рассеялись поодиночке по горным аулам. Один из главарей мятежа, полковник Алиханов, вместе со своими сыновьями был схвачен. Другой руководитель восстания, полковник Джафаров, несколько позже явился с повинной в Темир-Хан-Шуру. Саид-бей, внук Шамиля, успел сбежать в Турцию. Самый же главный организатор и руководитель восстания в Дагестане Нажмутдин Гоцинский сумел скрыться в горах. Борьба с ним и его шайками продолжалась вплоть до 1925 г., когда войска Северо-Кавказского военного округа окончательно ликвидировали последнее гнездо имама.
Опыт боевых действий в Дагестане очень многому научил А.И. Тодорского. Анализируя ход и исход этих боев, начдив А.И. Тодорский сделал для себя некоторые важные выводы. В частности, что действовать в горах надо сильной боевой колонной без распыления сил на отдельные участки и при наличии усиленной разведки и охранения; что лобовой удар в горных условиях, как правило, успеха не приносит и поэтому столь необходимо умелое применение маневра, обходов и охватов, а также горной артиллерии; нужна устойчивая связь между различными боевыми участками и их постоянное взаимодействие; для поддержания должного боевого настроя войск необходимо ежедневно добиваться хоть маленького, но успеха.
Что касается недостатков, выявленных в ходе боевых действий в Дагестане, Тодорский тоже тщательно анализировал их. Все имевшие место крупные промахи частей Красной Армии – гибель Араканского отряда (оповестили противника о своем приближении огнем артиллерии), провал первого наступления на аул Ходжал-Махи (сосредоточение всей ударной группы в ущелье без занятия господствующих окрестных высот и обеспечения флангов), гибель полка революционной дисциплины, прибывшего из Грозного (беспечная разброска сил, частичная потеря управления ими, неумелый подход к местному населению, пренебрежение охранением), топтание на месте при явной подготовке противника к боевым действиям, неумелое использование местности – не являлись «случайностью», а были результатом недостаточной выучки, просчетами в тактике боевых действий. На этих горьких примерах А.И. Тодорский затем учил своих подчиненных искусству воевать и побеждать.
С апреля 1921 г. А.И. Тодорский командует 1-м Кавказским корпусом, а с июня того же года – Карабахско-Зангезурской группой войск. С сентября 1921 г. – заместитель народного комиссара по военным и морским делам Азербайджанской ССР. С июля 1922 г. – командир 2-й Кавказской стрелковой дивизии. В начале декабря того же года на съезде Советов Закавказья Александр Иванович был избран в состав Закавказского ЦИК и делегатом на 1-й Всероссийский съезд Советов. 30 декабря 1922 г. он вместе с другими делегатами голосовал за принятие Декларации и Договора об образовании СССР.
Из воспоминаний Анатолия Тодорского: «После съезда Александр, получивший кратковременный отпуск, и Рузя вместе с Ладушкой побывали у родителей. Не так много воды утекло с тех пор, как брат ушел отсюда, чтобы начать новую жизнь. И пяти лет не прошло. А сколько за это время произошло перемен! Но Деледино осталось таким же, тут как будто ничего не изменилось – все так же серьезно и сосредоточенно готовился к заутрене отец, все так же призывно звонили колокола старой церкви. И Александр решился на серьезный разговор с отцом: попросил его оставить службу, снять с себя сан, объяснил, что его сыновьям – красным командирам, коммунистам не пристало сидеть за одним столом со служителем культа. Отец ответил тогда: «Подумаю…» Но спустя короткое время написал ему: «Болею и очень болею, что между мной, отцом, и вами, моими сыновьями, встала стена. Очень тяжело сознавать, что вы все живы, а видеть вас не могу. Пробить брешь в этой стене мне одному тяжело: может быть, и справлюсь, но не скоро. Если вы так же любите, как я вас, если и у вас такое же желание видеть меня, как у меня, то давайте вместе будем ронять эту стену… Помогите мне… тогда я ухожу в заштат – в этом я даю вам слово…»
Отец сложил сан священника и стал работать счетоводом в кооперативе. Они с мамой переехали в новый дом, купленный на деньги, собранные сыновьями. Теперь сыновья могли свободно приезжать к родителям. И в этом я вижу одну из важных моральных побед Александра…» [30]
С мая 1923 г. А.И. Тодорский – командир 2-й Туркестанской стрелковой дивизии, принимает участие в борьбе с басмаческими бандами. С ноября того же года – помощник командующего войсками Туркестанского фронта, с января 1924 г. – член Реввоенсовета этого фронта. С марта 1924 г. – командующий Ферганской группой войск одновременно с исполнением обязанностей командира 2-й Туркестанской стрелковой дивизии.
Генерал-лейтенант в отставке Я.Д. Чанышев, активный участник борьбы с басмачеством в Средней Азии, бывший военный комиссар 1-й Приволжской татарской стрелковой бригады, вспоминает: «С именем Тодорского связаны не только разгром и полная ликвидация басмаческих банд в Ферганской долине, но и такая яркая страница гражданской войны, истории славной Красной Армии, как борьба за установление советской власти в Средней Азии. Нелегко дался этот последний бой с коварным врагом. В жаркой битве, где плечом к плечу с русскими сражались узбеки и таджики, киргизы и туркмены, рождалось великое кровное братство народов.
…Борьба эта имела особый и сложный характер. Драться приходилось не только с вооруженным явным врагом, война была объявлена вековечной национальной розни. Тому, на чем держалась власть великодержавной России, баев, ханов, эмиров. Нужно было завоевывать не столько вражеские укрепления, сколько души людей. В Красной Армии население видело прежде всего русских. Дехкане еще помнили владычество царских генералов и, обманутые муллами, уходили к басмачам, считая, что сражаются против русского господства.
…Война, развязанная контрреволюционерами Туркестана, получавшими поддержку из-за границы, разорила Фергану. Дехкане покидали поля, ставшие ареной боев. Хлопковые заводы горели и подвергались разграблению… В результате на фабриках Москвы, Иванова, Ярославля остановились ткацкие станки. Наступил хлопковый голод… Поэтому восстановление хлопкового хозяйства стало одной из первоочередных государственных задач. В этих условиях назрела необходимость принять самые энергичные меры к ликвидации басмачества…
…Тодорский… быстро изучил особенности незнакомого края, обряды и обычаи, постиг душу и характер жителей Востока. Не зная языка, он тем не менее усвоил своеобразие узбекской речи, ее размеренность, ритмичность. И пользовался этим, общаясь с местными жителями. «Большой начальник, большой человек» – шла молва о Тодорском по Ферганской долине.
Приняв командование (Ферганской группой войск. – Н.Ч.), он прежде всего установил в частях жесткий порядок, регламентировавший взаимоотношения с местными жителями. За каждый фунт зерна, за каждую лепешку требовалось немедленно и точно расплачиваться. Политико-воспитательная работа была направлена на то, чтобы искоренить случаи произвола, чтобы каждый боец или командир мог по собственной инициативе прийти на помощь дехканину. Боевой задачей стали не только вылазки, не только преследование нападающих банд, а прежде всего охрана жизни дехкан, их жилищ и плодов труда. В особенно ненадежных кишлаках были расквартированы гарнизоны, приведенные в полную боеготовность.
Усилены были также гарнизоны в волостных центрах, на железнодорожных станциях, на хлопковых заводах. Их поддерживали так называемые «летучие» кавалерийские отряды. При гарнизонах создавались ревкомы, куда избирались люди, пользующиеся авторитетом у местных жителей. Формировались отряды милиции…
Басмачество потерпело прежде всего политическое поражение потому, что потеряло поддержку в народной среде, оказалось перед лицом могучей объединенной силы – Красной Армии и трудового народа. Конечно, это пришло не само собой. Огромная работа предшествовала тому, чтобы круто изменить настроение масс, привлечь их на свою сторону. Полная согласованность и единство в действиях военных и гражданских властей, а также партийных органов стали залогом успешного завершения этого дела. В создании такого единства была заслуга руководства Ферганской группы войск и прежде всего ее командующего.
Исключительно высокий авторитет за короткое время пребывания на этом посту завоевал Тодорский среди местного населения. Он был избран членом Ферганского обкома партии, являлся членом ТуркЦИК. Трудящиеся Туркестана делегировали его на 2-й Всесоюзный съезд Советов» [31].
Из воспоминаний В.Д. Соколовского: «В 1923 г. я был направлен в штаб Туркестанского фронта, но по прибытии в Ташкент встретился с членом Реввоенсовета фронта Петром Ионовичем Барановым, который одновременно командовал Ферганской группой войск (в эту группу входили 2-я Туркестанская стрелковая дивизия, две отдельные кавалерийские бригады, отдельный кавалерийский полк, Узбекский кавалерийский полк, отдельная горная батарея и другие части. – Н.Ч.). Он пригласил меня на должность начальника штаба группы и 2-й Туркестанской дивизии.
Однако П.И. Баранов недолго командовал этой группой, командующие после него сменялись довольно часто, так как оказывались не на высоте положения. Группа вела напряженную борьбу с басмачеством, а командующие пытались руководить войсками в отрыве от советских и партийных органов, без связи с местным населением, не проявляя должной энергии и распорядительности. ЦК партии, получив сведения о неудовлетворительном руководстве борьбой с басмачеством, направил к нам комиссию во главе с С.С. Каменевым. Оставшись временно за командующего группой, я отправился на станцию Коканд встречать С.С. Каменева. В месте с ним приехал и новый командующий. Это был А.И. Тодорский. Теперь нам привелось прослужить вместе больше года. Мы быстро сработались. Александр Иванович оказался как раз таким командующим, какого нам не хватало: он хорошо знал военное дело, имел приличный боевой опыт и, что также немаловажно, был культурен и очень внимателен к окружающим. Мне эти качества А.И. Тодорского были известны еще по Закавказью, теперь их по достоинству оценили и командиры Ферганской группы войск. Получив указания от С.С. Каменева, командующий горячо взялся за дело. Он установил тесный контакт с обкомом партии, облисполкомом и сумел так удачно объединить усилия войск и населения в борьбе с басмачеством, что уже к середине зимы 1923/24 г. оно было в основном ликвидировано в Фергане. Тогда Тодорского назначили командиром 13-го стрелкового корпуса в Бухару, где басмачи под предводительством Энвер-паши еще продолжали активную борьбу против советской власти. Тодорский и там прекрасно руководил боевыми действиями по ликвидации басмачества и не случайно был вскоре назначен помощником командующего войсками Туркестанского фронта…» [32]
В 1924 г. А.И. Тодорский был принят на основной факультет Военной академии РККА. Представляет интерес его рассказ брату Анатолию об истории поступления в академию. Анатолий Иванович вспоминает: «Помню со слов брата историю его поступления в Военную академию РККА. Намерение получить академическое образование созрело раньше, но осуществить его представилось возможным только когда в Фергане в основном закончились боевые действия. Летом 1924 г. он выехал в Москву и предстал перед начальником академии М.В. Фрунзе. «Храня самую добрую память о Михаиле Васильевиче, – вспоминал потом брат, – я смело вошел в его кабинет. У него сидели хорошо знавшие меня С.М. Киров, К.Е. Ворошилов, Ш.З. Элиава.
Фрунзе с живым интересом расспросил меня о туркестанских новостях – он знал там чуть ли не каждую тропку (он с августа 1919 г. по сентябрь 1920 г. командовал Туркестанским фронтом. – Н.Ч.) – и весьма сочувственно отнесся к моему намерению поступить в академию. Когда я высказал свои опасения, что вряд ли успею в столь короткий срок подготовиться к экзаменам, Михаил Васильевич предложил своим собеседникам неожиданный для меня выход:
– Как вы думаете? По военным предметам товарищ Тодорский уже сдал экзамены на фронте, а сдачу гражданских отсрочим до рождества. Возражений нет? Поздравляем с принятием в академию.
Так в течение каких-нибудь двадцати минут решился важный вопрос моей командирской жизни» [33].
Период учебы А.И. Тодорского в академии (1924–1927 гг.) совпал с годами ожесточенной борьбы с троцкизмом в партии. Активный боец с троцкизмом, А.И. Тодорский с конца 1925 г. учебы возглавлял Центральное бюро партийных ячеек академии. В историческом очерке «50 лет Военной академии имени М.В. Фрунзе» есть строки, характеризующие Александра Ивановича и работу возглавляемого им бюро: «…А.И. Тодорский – боевой офицер, большевик, видный военачальник, герой Гражданской войны – обладал незаурядными организаторскими способностями, большими знаниями и опытом. Это был политически грамотный, настойчивый и инициативный слушатель-коммунист. Он умело направлял Центральное бюро ячеек на решение задач партийной организации академии.
Свою работу бюро вело коллективно. Это дало возможность развернуть энергичную и плодотворную деятельность. Стало больше уделяться внимания вопросам учебы и дисциплины. Бюро добивалось того, чтобы коммунисты были авангардом в учебе, постоянно повышали свой идейно-теоретический уровень.
…Центральное бюро ячеек глубоко проанализировало состояние дел на социально-экономическом цикле и приняло решительные меры по очищению его от оппортунистического и идеологического хлама. Последовал ряд организационных выводов, сыгравших исключительно важную роль в улучшении преподавания общественных наук… Личный состав цикла пополнили квалифицированными преподавателями-большевиками…» [34]
Как же происходила учеба в этой главной кузнице советских военных кадров? А именно в годы, когда на основном факультете академии учился А.И. Тодорский?
Факультет состоял из трех курсов: младшего, старшего и дополнительного. Срок обучения – три года. Объем программы по основным военным дисциплинам охватывал боевые действия, от боя усиленного стрелкового батальона до армейской операции, изучением отдельных вопросов стратегии. Много времени уделялось изучению истории военного искусства, истории войн, военной администрации, военной географии, военной статистики и др.
Основным методом преподавания являлись лекции по курсам, затем в группах по 7–8 слушателей во главе с групповым руководителем шли занятия, носившие форму обсуждений материала прочитанных лекций и объемистых домашних письменных работ по различным вопросам проходимой тематики.
Оценка обстановки излагалась в письменном виде по всем элементам на 16–20 страницах. Принятые решения, формулировка частных задач, вопросы взаимодействия, связи, тыла занимали еще столько же страниц, не говоря о боевом приказе, составление которого делалось дома, а разбиралось не менее чем на двух групповых занятиях по четыре часа каждое.
Проверочно-контрольным методом служили триместровые, годовые и заключительные устные зачеты перед официальными комиссиями и письменные зачетные работы. Занятия на местности проводились только летом. Военные игры на картах занимали в академической программе незначительное место и бывали очень редко, а командно-штабные выходы в поле со средствами связи почти никогда не организовывались. Материальное обеспечение занятий в поле было очень примитивным. Академический курс заканчивался самостоятельной письменной разработкой двух тем: одна (без официальной защиты) представляла собой военно-географическое описание какого-нибудь вероятного театра военных действий, чаще всего одного из его оперативных направлений; вторая (с официальной защитой перед авторитетной комиссией) посвящалась проблемам из области общей тактики, стратегии или военной истории. Темы слушатели выбирали по желанию. На защите обязательно присутствовал представитель Штаба РККА или соответствующего центрального управления Наркомата по военным и морским делам.