Николай Берг
Ночная смена. Крепость живых

Утро второго дня Беды

Договариваемся с Сашей, что утречком он собаководов дополнительно предупредит. И валимся спать. Белье свежее, обалденно пахнет – чувствую, что я еще не раз вспомню, как спал в эту ночь по-царски. Ну, может и не по-царски, но по-человечески… И проваливаюсь. Снов нет, но будят словно тут же – а нет, уже светает. И хотя дрыхать охота – усталость как рукой сняло. Дарья Ивановна встревожена: под окнами зверски лупцуют нижнего соседа. Ну-ка. Что там? А там десяток черноголовых орлов лупят такого же черноголового. С толком, с расстановкой, не суетясь. Явно получая удовольствие.

– Это Поганов – снизу, – замечает Саша – Раньше с отцом приятельствовал. Потом смертельно обиделся – папантий его поддел изрядно. Оганов – Погановым его папантий стал позже звать, после ссоры – очень любил плакаться, как ему с семьей тут тяжело на чужбине и как он ностальгирует по своей родной деревне, которая в самом сердце гор, и как тут тяжело живется и какие тут холодные люди, и тыры, и пыры.

Вот, мол, денег накопит, тогда уж… Ну, папантий ему сочувствовал. Машины рядом стояли, присматривали вроде как вместе: мы его как-то предупредили, что к его «Фольксвагену» кто-то лезет – оказалось, действительно попытка угона была. Ну, в общем – приятели, добрые соседи. А потом он возьми и ляпни (когда в очередной раз рассказывал про ностальгию по Родине и своей засунутой в самую жопу гор деревне, про то, какие тут холодные люди и как тут тяжело жить и про то, как мало у него денег), что вот хотел перебраться с бизнесом в Москву, ведь Питер – такая дыра, тут не развернешься, нечего тут делать нормальным людям. Да дорого четырехкомнатную покупать, а трехкомнатную – ему с женой тесно будет, они так жить не привыкли. Ну, тут папантий аж подпрыгнул и залепил: а почем в твоей деревне квартиры? А что? Да ничего, прете сюда, в тюрьму народов, словно вам тут медом намазано, и только все хаете, как вам тут худо. Чего дома-то не сидится, если тут дыра не для нормальных людей? Ну, тот и обиделся смертельно, здороваться перестал.

– Ладно, с ним понятно. Нам-то что делать? У них вон и милиционер в толпе-то – как раз соседушке вашему в физиономию с ноги пробил. Что они делят-то?

– Так это-то понятно: Оганов – армянин. А эти – азеры из общежития. У них тут настоящая махалля: и магазинчик свой, и кафе, и клиника по всем хворям частная.

Пока все было тихо – и они тихо сидели, а тут, видать, поняли, что могут развернуться.

– И все-таки – нам что делать? Кидаемся его выручать или как?»

– А мы своими стволами с парой сотен джигитов справимся?

– Сильно сомневаюсь. Тем более что у них и самих что-нибудь вполне огнестрельное найдется. Вон у мента какой-то автоматик болтается – «Кедр» что ли, или «Кипарис»?»

– Мальчики, там ведь человека убивают. Какой-никакой, а ведь человек. Семья у него.

– Боюсь, Дарья Ивановна, что мы тут ничего не сможем. Нам бы самим ноги унести. Мы, конечно, можем сейчас из двух стволов по ним влепить, кого – то свалим. А дальше что? Это кавказцы, оружия у них у самих хватает. Запрут нас тут в подъезде – и будет веселье. А, кроме того, уж извините, напомню: сейчас уже погибли тысячи очень хороших людей, и еще больше погибнет. Потому я теперь спасаю токо тех, кто меня бы кинулся спасать. Как говорят на флоте: «Следую своим курсом». И, между прочим, это не единственная группа, вон подальше – такие же. С автоматом я бы, может, еще и рыпнулся, а с берданками – несерьезно.

– О, а вон и третья – тоже те же. Вон, в промежутке видны.

– К слову сказать, прохожих что-то мало для этого времени.

– По радио было объявление, рекомендовали оставаться дома. Причину не объясняли. Мол, кто слушает наше радио – побудьте дома, послушайте наше радио…

– Не все же слушают это радио, что-то еще, наверное…

Видим, что редкие прохожие активно избегают общения с группками гостей города, обходя их стороной. Оганова оставили в покое, слабо шевелится. А нам надо отсюда выбираться. Выходить втроем почему-то не хочется – мы с Сашей уже как-то сработались, а вот как его мама себя поведет – неясно. Опять же что-то подсказывает, что подобру-поздорову уже не выберемся – тут кавказеры уже кровь почувствовали, теперь их остановить трудно. Подумав и посоветовавшись, принимаем такой план: Дарья Ивановна с «Хаудой» остается на лоджии. Если я подниму обе руки – она стреляет в белый свет как в копейку, а через секунду – еще раз. Это на случай, если южане к нам прицепятся, и я им втолкую, что они на прицеле и по моему сигналу напарник бабахнет. Мол, в помпе еще шесть патронов, так что вам всем весело придется. Если южане не полезут – то подгоняем машину с улицы к подъезду, заходим, забираем вещи и Дарью Ивановну и едем к поликлинике. Вещей до смешного мало – чемодан и сумка на колесиках.

Звонит телефон – это та женщина с первого этажа. Она в ужасе от того, что под ее окнами стоит пришедший непонятно откуда человек. Он в крови, выглядит странно, и собака брешет как заведенная. Собаку никак не удается угомонить, ей пора на прогулку, а там этот человек. Прикидываю, что это – не Оганов, окна выходят у женщины во двор, а Оганов сидит с другой стороны. Значит, кадавр.

Хозяйка пуделя волнуется. Просит помочь. Переигрывая план, спускаемся все на первый этаж.

Идем смотреть – да, под окном стоит мужик, совершенно обычный, сильно окровавленный. И ему здорово досталось. Новое дело. Мало нам десятка возбужденных азеров рядом с машиной, так еще и у дверей кадавр. Собашница просит забрать ее с сыном и собакой отсюда. Куда угодно, только бы отсюда. Сын, наоборот, явно дрейфит бежать из дому.

А, семь бед – один ответ. В засаду на лоджию сажаем Сашу и его маму – если азеры меня пропустят к машине без зацепок, вызываю по мобиле Сашу с ключами. Если вижу, что они меня собираются щупать за влажное вымя – бегом назад. Вот тут по ним семейство Сан Саныча и влупит с близкой дистанции сбоку. На лоджию горцы вспрыгнуть не сумеют, а я постараюсь добавить. И либо они приссут и побегут за подмогой, а мы успеем смотаться, либо… Даже думать об этом неохота. Собашница совершенно растерялась – до нее с трудом доходит, что хоть документы и ценности она должна забрать. Долговязый сын ее сгребает в какой-то чемодан диски, коробочки, вроде отсоединяет шнуры от своего компа – комп хороший, навороченный – самая ценная вещь в бедноватой, в общем-то, квартире…

Так. На всякий случай – время у нас еще есть. Минут двадцать. За это время Саша и его мама тренируются перезаряжать свое оружие, а я навостряюсь выхватывать свой обрез из-под полы. Через 20 минут, хоть и не научились, как следует, но все-таки куда лучше, чем было. На улице ничего не поменялось – кадавр в кустах стоит. Кавказцев не видно, но оживленные переговоры слышны на лоджии. Вдох-выдох. Надо двигаться. Неохота. Но ничего хорошего не выждешь. Хероватый из меня герой – никакого восторга перед дракой. Ни малейшего азарта. Хоть бы жители гор повели себя спокойно – разошлись бы как в море корабли. Ну, никак не хочется устраивать выход бронепоезда с запасных путей – у нас, в конце концов, общая история, интернационалистами все были опять же… И музея оккупации в Баку вроде нет еще…

На лестнице никого. Выкатываюсь из подъезда, Саша, прикрывавший мой выход, возвращается в засаду. А я придвигаюсь помалу к зомби. Он будет торчать, как старичок в бахилах, на одном месте, или двинется? Двинулся. Но медленно, как заржавевший. Так, у него на дороге низенькая оградка. Запнулся, упал уже на мою сторону. Э, а ведь его можно взять в компаньоны! Точно можно! Ну-ка, вставай, дорогой. Я подожду. Если кавказцы не освинели – я тебя сам упокою. А если они край не чуют – ты им будешь подарком от черствых жителей холодного северного города. Ага, встал, идет быстрее, но все равно, голубчик, – по сравнению с тобой я просто Гермес с крылышками! Так, двигаем, хорошо.

Навстречу попадается деваха. Этакая вся из себя: «Я Мисс Совершенство! Слышите, тупые свиньи!»; как раз такие переходят дорогу в любом месте, не глядя вправо-влево, ибо мир крутится вокруг их персон. То, что она дура еловая, подтверждает и голая поясница. Не, я не аскет, и летом мне такое даже нравится, но вот зимой – да и такой весной, когда холодрыга – щеголять голым пузом и задницей, открытой до копчика – признак ума невиданного. Потом ходят дуры тупые лечиться от бесплодия и цистита, сочувствия требуют. На нас с моим спутничком умершим деваха косится презрительно-брезгливо. Приходится притормозить, чтоб он не отвлекался. Но, видимо, от меня пахнет гуще или слаще, или просто я ближе, но на красотку мужичок не отвлекается, шкандыбает за мной следом.

Так, а вот сейчас я сверну направо за угол дома – и увижу кавказеров. А за ними – «Логанчик». Дистанция всего ничего – до кавказцев метров двадцать. Прохожу мимо нашей засадной лоджии. С виду все тихо, токо стекла чуток сдвинуты, давая две щели.

Оборачиваюсь – мертвяк тоже вышел и идет следом. До него метров восемь. Если жители гор будут спокойно трепаться друг с другом, то все в порядке… А они не треплются. Заметили и заинтересовались моей скромной персоной. И идут навстречу, расходясь грамотно в полукруг, охватывая и фланги. Ну да, сейчас возьмут в колечко, и «Оганов – дубль два». Разве что их теперь восемь – и мента с пукалкой нет. Это и хорошо, и плохо одновременно. У тех, кто сейчас идет ко мне – какие-то палки, вроде арматуры, у одного – бита. Улыбаются, уроды… Весело им… Все, пора бежать! Разворачиваюсь, дергаю хромым галопом обратно, обходя мертвого спутника вне зоны его досягаемости, и проскакиваю еще десяток метров. Кавказеры практически неровной шеренгой добегают до засады…

Я люблю 12 калибр! Ей-богу! Засада выдает неровный залп – но это в узком пространстве проулка меж домами звучит величественно! Это впечатляет! И очень радует то, что Саша не попал по первым, бежавшим за мной, потому его дадан достался серединке шеренги. Взял он низко, получилось по ногам скорее, но один повалился с разбегу, троим досталось слабее, но они тут же скисли – четверо из восьми! Да ему цены нет! Крайний к лоджии горец неожиданно швыряет в стекло свою дубинку и под звон сыплющихся в лоджию стекол пытается туда забраться. Опа, а жена у Сан Саныча – бой-баба! Храбрец отлетает от лоджии и шмякается об асфальт затылком так славно, что треск стоит – морда у него расквашена выстрелом из второго ствола «Хауды» в упор.

К моему удивлению, обрез выдергивается из-под куртки легко, я даже не зацепился мушкой и рукояткой. Целиться некогда, надо обращать противника в бегство – и я луплю по оппонентам тремя бабахами подряд. Эхо и от «Приблуды» неплохо звучит. Храбрецы, вереща что-то, несутся обратно – кто может. Я, похоже, промазал всеми тремя патронами, зато Саша успевает высунуться и еще раз бахнуть в спины улепетывающим, и одного задевает очень качественно. Тот, кому не повезло, шлепается как подкошенный. Раненые орут со страшной силой – а, это мертвяк нашел себе забаву и сейчас насел на одного из уползающих от него подранков.

Итак, шли ребятки бить меня, а нашли себе полную приключений жизнь. Ну, как пожелали – так и получили. Один лежит почти не шевелясь. Другого дерет мертвяк, еще трое со всех сил култыхают к общаге, густо брызгая кровищей. Тот, который получил в морду пластиковую пулю, вяло возит руками по земле… Поспешно заряжаю «Приблуду», отстегиваю приклад. Саша выпрыгивает из лоджии и поспешно идет к машине – ружье он, видно, матери оставил. Не бежим, но идем скорым шагом. Так, теперь он за руль, а я обратно – выходим из подъезда и двигаем ему навстречу – он объедет квартал и подберет нас в точке, удаленной от общаги. Это мы обговорили за те двадцать минут тренировки.

Машина трогается, дорога тут пустая, и Саша мигом скрывается из поля зрения. Мне – назад, к беженцам.

Чуть не спотыкаюсь об Оганова. Он, видно, пришел в себя и, как может, долбит по голове сбитого вторым Сашиным выстрелом парня куском асфальта. Руки слушаются плохо, удары получаются слабые. Тогда он бросает ком асфальта и, со стоном переместившись чуть дальше, подбирает брошенную полуметровую арматурину. Дальше мне становится тошно: он, наваливаясь всем весом, впихивает конец арматурины в глазницу недобитого азербайджанца. Получается не очень ловко – парень лежит ничком, а Оганов после избиения чуть жив.

– Брось его! Они сейчас вернутся, – пытаюсь схватить мстителя за шкирку и оттащить за собой – в конце концов, в «Логане» большой салон. Он неожиданно ловко отмахивается арматурой и тяпает мне по голени. Уй, больно-то как! Отскакиваю, а он опять начинает пихать в расковырянную уже глазницу железяку. Да ну тебя к черту, мстительный дурень! Он поднимает голову, и я удивляюсь яростной ненависти на окровавленной бледно-смуглой физиономии: «Нэ мэшай, ему мозыг надо праткнут! Анны тут своей кровьу захлэбнутса!» Озираюсь – за многими окнами бледные человеческие лица. Все смотрят. Никто не вышел.

Ладно, тут не до твоих речей – сейчас общежитские перегруппируются, соберут толпень человек в 50, да оружных – и мне не уйти. И остальным тоже. А нам как раз надо уйти. Не корчили бы из себя горные орлы Властителей Вселенной – все были бы целы и живы. На хрена вот это было? На хрена? Гордость чесалась?

Две женщины, парень и почему-то куча багажа уже у подъезда. Не было же кучи, всего-то пара сумок…и еще пара сумок… и мой рюкзак! И вот она, куча. И коробка этого компутерщика тут же! Ладно, отходим, отходим быстрее. Ружье – у Дарьи Ивановны. Обрез? Да, и обрез с собой. Насколько позволяет весь этот бродячий цирк, двигаемся к точке рандеву. Медленно-то как! А что-то изменилось – не могу понять, что… А! Пуделек не гавкает. Последнее время это было фоном для всей жизни – визгливый лай. Теперь эта мелочь семенит рядом, пытается что-то нюхать, но поводок тянет неотвратимо. Черт, времени столько прошло, а мы еще и до половины дома не добрались. Быстрее! Быстрее!

Уже легче – помойка нас закрыла. Оборачиваюсь – проезд вдоль дома пустой. Там, где мы устроили засаду, сыплются стекла, орут и стреляют. Но орут как-то не воинственно, скорее испуганно. Вообще-то по тактике они бы должны группу с другой стороны дома отправить – в обход направить, нам в тыл… Тут радуюсь, что мы уже за помойкой – из-за угла дома выкатывается группа голов в пятнадцать сторонников лозунга «Кито нЭ с намы – тот пад намы!» и шустрым галопом несется туда, откуда мы явились только что.

Успеваю перехватить поднимаемое Дарьей Ивановной ружье: нас не видели – Бог в помочь! Бегите, ребята, вы еще успеете захватить Мир. Удачи, Брейны и Пинки, старайтесь! С такими боевыми навыками, гопота деревенская, вы тут много наворочаете.

Наша вторая спутница на грани обморока. Парень тоже чуть жив. Ну да – настоящий компьютерщик. В «Линейке», небось, паладин или героический эльф, рубит врагов в капусту направо-налево, а тут веселуха куда как веселее… Кровь-то, небось, вживую впервые увидел. Но рассиживаться нам некогда – сейчас иерои возьмут штурмом пустую квартиру и рассыплются по окрестностям. Двигаем дальше, но пройти далеко не успеваем – Саша, сверкая свежеободранным боком, осаживает железного коня рядом. Погрузка и посадка носит такой же истерический характер, как и погрузка продуктов ночью, но только это уже крупногабаритно. В итоге багажник забит под завязку, а пассажиров на заднем сидении не видно под горой вещей. Трогаемся задом, потом Саша не без изящества разворачивается на пятачке и мы, пропрыгав по ямам внутриквартальных дорожек, выскакиваем на Дунайский. Почти выскакиваем, потому что тут нам на капот кидается та самая «Мисс Совершенство», но уже с квадратными от ужаса глазами. Машина суется носом – тормозит Саша от души. Деваха, видимо, утратила способность изъясняться членораздельно, от ее высокомерия и следа не осталось. Как и от курточки. Тычет пальцами в сторону ближайшего подъезда и дергает дверцу с моей стороны. А, вон в чем дело – зомбак. У, да не один, еще двое сзади. И шустрые, заразы. Ничего не остается, как открыть дверцу и получить на коленки эту дуреху. Саша неодобрительно смотрит на помятый капот. Птичка-невеличка толстожопая. Однако едем. В центр машин идет мало. А вот из центра прут потоком. Это особенно заметно на путепроводе. Но нам как раз практически в центр. Руки перестают трястись, но заряжать магазин, как собирался, невозможно. Девка вроде бы и не высокая, и не крупная, а придавила серьезно. И колотит ее…

Прошу Сашу ехать помедленнее – нам торопиться некуда, а посмотреть, что творится, очень важно. Признаки все больше не то что плохие – омерзительные. Сразу видно не меньше десятка дымных столбов. В городе пожары, и их некому тушить. Милиция на улицах есть, но ведет она себя как-то странно. В двух местах попадаются патрули сопляков, на которых форма сидит как на корове седло – военнослужащие срочной службы из «Голубой дивизии». Никакого оружия не вижу, зато у них противогазные сумки и дубинки. И совершенно растерянный вид. Прэлэстно! На перекрестке с улицей Орджоникидзе, косо завалившись рылом с мостовой, стоит патрульная девятка с настежь распахнутыми дверцами – и никого рядом. Не помню, чтоб менты вот так бросали машины. Зато есть зомби. Не так чтоб много, но глаз их уже схватывает быстро – и количество их ужасает. Здесь, в Московском районе, новостройки – места много, и можно удрать. А вот если в старом городе та же частота, там совсем худо. Чем ближе к центру – тем больше зомбаков. И мне кажется, они двигаются вместе с нами – в центр города. Людей мало, куда меньше, чем мертвецов. Машины только напоминают мирное время, да и то – постоянно попадаются битые и брошенные тачки, которые грубо спихнуты с дороги. И на дороге то и дело – битое стекло, желтые и красные куски поворотников и стопов и очень характерные участки – с пластиковым крошевом и слоем грязи, который ссыпается с брюха машины при ударе. Аварий было много, и дорогу никто не убирал.

– Куда вы меня везете? – вдруг оживает деваха. Ее еще слегка колотит, но вроде пришла в себя.

– В «Смольный». Мы обычно в это время обедаем с губернатором, но из-за тебя припозднились. Придется остаться без десерта.

Она все-таки дура. Минуты две переваривает сказанное, потом неуверенно спрашивает: «Прикол, да?»

Нет, не прикол. Нас только в «Смольном» и не хватало. А кстати, что с управлением городом? С одной стороны, вроде как в городе постреливают, но вот кто? Милиционеры, скорее, заняты охраной себя, чем наведением порядка. Порядка-то не видно. Светофоры частью уже не горят. Частью мигают желтым. Минимум пять магазинов, попавшихся по дороге, обнесены, причем грубо и нагло: разбиты витрины, у булочной в грязи раздавленные батоны, стеклянное крошево.

Кто может – улепетывает на машинах прочь из города. Но я вижу людей в окнах – многие смотрят на улицы, ждут чего-то, наверно – помощи. Но помощь оказывать некому. Полнокровных частей – с бронетехникой, строевыми солдатами – под Санкт-Петербургом нет. Есть куча кадрированных частей. Что они из себя представляют, говорит то, что на армейском жаргоне их величают кастрированными: горстка офицеров и прапорщиков и склады с имуществом советского производства. Да если б и были тут мальчишки срочной службы – много б от них было б проку? Это трудно – стрелять по людям. А когда поймут, для чего стрелять необходимо – для большинства уже поздно будет.

– Так ты прикалываешься, верно?

– Ну, а сама-то думать умеешь? Едем по своим делам. А вот ты нам на капот свалилась – помяла, кстати. И что прикажешь с тобой делать?

– Домой меня отвезите!

– И где живешь?

– На Ивановской. Рядом с Ломоносовской.

– Ого! Это ж строго обратно, да еще и с походом. Ты чего раньше ждала?

– Ну, вы ж на тачке, это пятнадцать минут езды!

– Ты шашечки на машине видишь? Нет? Правильно. Потому что это не такси. И времени тебя катать нет.

– Жлобье! Высадите меня здесь!

– Да с удовольствием! Нам дурных не надо – мы и сами на загляденье дурные, токо вот на метро ехать не рекомендую – частника лови.

– А почему это на метро нельзя?

– Когда милые упыри гнались за тобой по двору, тебе было куда бежать. А в метро, как считаешь – подвернется дежурный «Логан»? Саша, притормози у ближайшего зомби, девушка хочет продолжить общение не со жлобами!

– Этот сгодится? – мрачно спрашивает водитель, действительно притормаживая напротив вяло плетущегося бомжа. Сначала я не могу понять, это живой бомж или уже дохлый: грязен он сильно и морда синяковая. Но вот он поворачивает к нам харю, становятся видны его глазки, и сомнения исчезают. Саша оглядывается, но зомбак поблизости один; открыв дверцу, водитель окликает труп ходячий: «Эй, гражданин. Тут с вами девушка познакомиться желает!» И быстро юркает под защиту стекла и железа.

Бомжик живо реагирует на голос и направляется к машине.

– По-прежнему охота вылезать? Глянь, какой красавец!

– Не, не, не надо, пожалуйста, пожалуйста!

– Ну, так заткни свой рот и не хами, – неожиданно жестко говорит сзади незаметная под моим рюкзаком Дарья Ивановна.

– Справедливо сказано, – подвякиваю и я. – И так от тебя ноги затекли. Одни убытки и никакой пользы.

Девка сидит как пришибленная. За окном еще веселее – тут и магазины разграблены чаще, и трупы валяются неубранные, и мертвяки около них кормятся. Все настолько нереально, как в голливудском кино – вроде как и не с нами это происходит, ну не может такое происходить с нами… Дурацкие мысли: отлично сделанный грим, прекрасная работа художника, очень правдоподобная бутафория, замечательная игра массовки… Здравый смысл тихонько толкует, что это все – не кино, а правда жизни. Это – не бутафория, и стоящая раком девчонка в драных черных чулках и короткой юбке, жрущая вместе с зомбакой, бывшей раньше колли, дергающийся от рывков их челюстей труп толстой женщины – самая что ни на есть правда. Очень не хочется слушать шепот здравого смысла. Потому что становится до судорог страшно.

В нагрудном кармане начинает вибрировать телефон. Деваха подпрыгивает, втыкается башкой в потолок и грузно шмякается обратно на оттоптанные мои коленки.

– Что это? Что???

– Телефон, что еще! Подвинься, мне его так не достать!

Кончиками двух пальцев выцарапываю старенький «Сименс».

– Але?

– Привет! Как у вас дела? Все благополучно? – это Андрей, голос спокойный.

– Будем у вашего магазина минут через пять, если ничего не произойдет катастрофичного. «Логан» синий. С нами, кроме ожидаемых спутников, еще трое беженцев.

– Вас понял. Магазин эвакуирован. Встречаемся у бутика, что рядом с вашей поликлиникой. Китайский автобус. Белый. Ждем вас. Если будет нужна помощь – звоните.

– Принято. Связь кончаю, – нет, положительно, в разговоре с Андреем начинаешь разводить цирлих-манирлих.

Проезжаем мимо магазина, в котором я вчера вербовал спасательную команду и разживался оружием и боеприпасами. Впечатление сильное: у витрины и входа валяется полтора десятка трупов, кровищи натекло лужами. Кроме трупов, не меньше десятка зомби, которые, не отвлекаясь на нас, жрут неудачников. За такой толпой все же видно, что и стекла тамбура, и витрина густо простреляны и частью осыпались, а частью – в пулевых дырах, окруженных сеткой стеклянных трещин. Продуктовый магазин наискосок тоже пострадал – и там пулевые дыры, но мало – с десяток. Машину встряхивает, и она начинает переваливать через какое-то препятствие поперек дороги. Кошусь на Сашу – он прикусил губу и старательно крутит рулем. Опять начинаем изображать утку. Таращась на магазин, я не обратил внимания из-за девахиной спины, что и прямо на дороге нелепыми плоскими кучами тряпья лежит несколько человек. Сейчас Саша напряженно старается их объехать, но раскинутые руки и ноги не оставляют места для маневра. Хорошенькая же тут была бойня. Андрей вроде жив-здоров. А остальные?

У бутика стоит грязный автобус-коротышка. Таких в городе полно – они маршрутки-«газели» вытесняют. Сквозь загаженные стекла видно плохо, но он практически пустой. «Логан» притирается рядышком. Из китайского агрегата без суеты выпрыгивают трое – двое берут под наблюдение окружающую местность, третий машет приглашающе рукой и встает так, чтоб прикрыть и нас.

– Всем сейчас быстро – в автобус. Вещи оставим тут. Саша – пока за рулем. Я беру «Гаубицу», тебе оставляю «Приблуду». Посматривай!

Наше десантирование получается таким, что жаль – Бенни Хилл помер. Отличное у него получилось бы шоу! Сначала долго выкарабкивалась деваха. И заковыляла раскорякой на своих каблучищах. Потом вылез я и обнаружил, что ноги у меня затекли страшно, и хожу я на них плохо. Ружье мне Саша выдал, чуть не побив прикладом лобовое стекло, а стволом – боковое. Далее трое пассажиров с заднего сидения медленно и мучительно выкапывались из-под багажа – точь в точь, как вылезают из могил ожившие киношные мертвецы: сначала высовываются руки, потом головы, и все медленно и печально.

Стоя на ватных ногах и ощущая в них дикую щекотку от мириадов мурашек, я сдвинулся так, чтобы в случае надобности прикрыть огнем сектор, перекрытый для Николаича машиной и пассажирами – и тут как будто кто толкнул меня в бок. Не пойму, почему решил глянуть в казенник «Гаубицы». В казеннике оказалась стреляная гильза. Все это время вместо ружья у нас была всего-навсего дубинка с прикладом. Замечательно! Ну, Саше было, предположим, некогда – ему надо было машину уводить из-под носа общежитских, но все равно – оружие сейчас должно быть заряженным постоянно! Как токо будет свободная минутка – устрою профилактическую головомойку и Саше, и Дарье Ивановне, и себе, разумеется. Поспешно зыркаю по сторонам, заряжая ружье. И остался в самоделковой патронташке на стволе последний патрон… Тоже мудро. К слову, и у Саши тож пара выстрелов всего, если что. Не подумали оба. И при себе у меня – патроны как раз для «Приблуды», а у него наоборот. И ведь учили меня умные люди, что любое огнестрельное оружие без патронов становится вычурным куском железа…

К счастью, в отличие от находящегося в нескольких сотнях метров магазина для охотников и рыболовов, тут не видно пока ни одного зомби. Когда весь этот бродячий цирк забирается в автобус, охранение спинами вперед отходит к дверям. Всё – все на месте, кроме Саши. Знакомим людей друг с другом. Всего в пустом автобусе четверо – Николаич с Андреем и двое незнакомых мужиков. Один крепкий, но слегка располневший, представляется Ильясом, второй – мелкий, верткий – Владимир. Кратенько излагаю, что было, упоминаю про две стычки. Слушают внимательно, задают толковые вопросы.

Николаич, в свою очередь, сухо докладывает, что за это время они нашли место, где будет безопасно, продали двум особо настырным покупателям четыре пачки охотничьих патронов, а на ночь отрядили Серегу в засаду, которую он и устроил в продуктовом магазине. Так они на пару с Андреем и охраняли оба магазина. Николаич раздобыл ставший безхозным автобус и всю ночь мотался на нем, перевозя то людей, то грузы из оружейного и продовольственного. Большая часть сотрудников продовольственного, в том числе и симпатичная кассирша, подались в убежище.

Ближе к утру – в пёсий час – магазин попытались подломить пятеро каких-то сукиных сынов. Им дали взломать входную дверь и огнем с двух сторон очень быстро положили, как только убедились, что взломщики вооружены. Нападавшие пытались отстреливаться – собственно, все дыры в стеклах – их рук дело. Трофеи оказались убогими: два пистолета-пулемета с дурной репутацией, навороченный Смит-Вессон под неходовой у нас патрон и два ТТ – не то китайские подделки под тульскую продукцию, не то пакистанские подделки под китайские подделки. Говоря проще, «металл на пистолетах ногтем царапается». Те самые, у которых после тридцати – сорока выстрелов ствол раздувается напрочь. Ну, и патронов два десятка разношерстных под все это безобразие. Андрей еще не успел собрать оружие, а уже поперли мертвяки со всех сторон.

Этих настреляли 18 штук. Потом решили сматываться, когда точно убедились, что выстрелы как раз и приманивают зомби. К этому времени практически всё уже вывезли.

Успели аккурат к нашему приезду. Теперь забираем Кабанову – и двигаем в убежище. Возникает некоторый спор на тему того, кто остается при машинах. Семья Сан Саныча настоятельно просит дать им возможность зайти и узнать, как у него дела. Отказать им трудно, да у меня и не находится убедительных доводов. У Николаича – тоже, хотя ему это не по душе, что заметно. Замечание Дарьи Ивановны о том, что при любом исходе событий из поликлиники есть что вынести и использовать, и потому пара дополнительных человек лишними не будут, решают вопрос. Опять же, Саша показал себя в утренней стычке молодцом, попав обоими выстрелами, в отличие от моего тройного мазелина. Володя с Андреем выходят и вскоре возвращаются с Сашей.

– Получается так, – говорит Николаич. – Здесь остаются девушка, хозяева собаки, сама собака и в прикрытии – Володя. Парень, стрелять доводилось? – это он соседа снизу вопрошает. Тот краснеет и отрицательно мотает головой. – Ясно. Получается так, что один стрелок на все про все.

– А мы можем проехать ближе ко входу в поликлинику. В случчего – поддержите огнем сверху.

– Пожалуй!

– Теперь по оружию. Если придется стрелять в самой поликлинике – от гладкостволов оглохнуть можно будет. Потому Ильяс и Андрей берут мелкашки. У меня – СКС. На самый крайний случай. Доктор, оставьте свою машину – возьмите оба ТТ. Если один заклинит – второй используете. Там как раз по 6 патронов в каждом. Но лучше не стрелять – по одиночным целям мы и без вас отработаем. Саша… Что больше нравится – «Агран» или «Борз»?

– А это что такое?

– Пистолеты-пулеметы последнего времени. Откровенно – и то и другое дерьмо. Годится стрелять в спину, разве что. Один – хорватский, другой – чеченский. Ненадежные, прожорливые, сделанные плохо. Ну, что берем?

– Тогда револьвер.

– Выбор хороший, только учти – четыре патрона всего в барабане.

– Учту.

– Получается так – мы с Андреем и Ильясом идем тройкой. У дверей берем территорию под контроль, доктор открывает. Заходим тройкой, проверяем вестибюль.

Если пальбы не будет – заходят мама с сыном, доктор дверь запирает. Потом по указаниям доктора двигаем в том же составе: мы тройкой впереди, вы парой прикрываете тыл, женщина в середине. Какие у нас задачи?

– Первое – забрать докторшу из лаборатории с результатами. Там же буфет – взять продукты.

Второе – сумки, которые Сан Саныч набрал.

Третье – из прививочного кабинета и процедурной забрать инструментарий и все, что можно будет утащить. Возможно, появится еще что-нито, ну – по месту решим.