К несчастью, на Томми Мортона работал тот немецкий шеф-повар. Это казалось невероятным, но он, кажется, ненавидел нас даже больше, чем сам Мортон. Каждую ночь пытался кормить нас рисом с курицей, словно обычных работников. Наверное, почувствовал или где-то услышал, что Томми нас терпеть не может, и решил затянуть гайки. Наконец, в четверг, как раз перед Днём труда, мы опоздали на работу. Стоило нам войти, шеф принялся ругаться и орать. Прямо в зале ресторана. Жалкий ублюдок. Вокруг был народ. Ранние посетители. Я взбесился. Почувствовал себя оскорблённым. Как такое стерпеть? Я бросился на него и схватил за горло. Потом подоспел Ленни, и мы взяли шефа за руки, за ноги. Отволокли на кухню и стали запихивать в духовку. В ней было градусов, наверное, четыреста пятьдесят. Вряд ли нам удалось бы его засунуть туда, но он не был в этом уверен. Он орал, дёргался и извивался, пока мы не отпустили его. Едва коснувшись пола, он вскочил и рванул прочь. Выбежал из ресторана. И больше не возвращался. Мы с Ленни поступили так же.
Поли был в ярости. Томми Мортон ему наверняка наябедничал. Поли повёл себя так, словно мы опозорили его перед Луккезе. Он до того разозлился, что заставил меня сжечь автомобиль Ленни. Это был жёлтый кабриолет «Бонневилль» 1965 года. Ленни любил эту машину, но Поли заставил меня её сжечь. Приказал уничтожить машину собственного сына. Тадди отогнал её в «дыру». Дырой мы называли свалку автохлама в Озон-парк, принадлежавшую Джерри Азаро и его сыну Винсенту. Они работали на семью Бонанно. Потом Поли схватил меня за плечи и сказал: «Иди и сожги машину». Я чуть не рехнулся. Он же сам подарил Ленни этот автомобиль! Под взглядами Поли и Тадди, сидевших в машине Варио, я вылил в кабриолет литра два бензина и бросил спичку. Потом смотрел, как тачка сгорает дотла.
Лето кончилось, но я был уже занят миллионом разных других дел. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь не явился с новой темой. Одна девчонка из нашего квартала устроилась на работу в компанию по обработке платежей с кредиток «Мастер Чардж». Она таскала нам из офиса инструкции по безопасности и проверке платежеспособности. Поначалу мы покупали кучу кредиток у парней с почты, которые продавали их вместо того, чтобы рассылать адресатам, но компании быстро просекли это дело и стали направлять клиентам письма с вопросом, получили они карточку или нет. Лучше всего оказалось иметь своего человека прямо в банке. Девчонка приносила нам перевыпущенные карты и сообщала, какой там кредитный лимит. Я получал кредитку ещё до того, как её клали в конверт, чтобы отослать владельцу. Если, например, лимит был пятьсот долларов, мы отправлялись с этой карточкой в магазины, где нас уже знали. Я откатывал с неё сразу десяток слип-чеков. Наши сообщники в магазинах звонили в банк и получали авторизацию на покупку стереосистемы за триста девяносто долларов, телевизора за четыреста пятьдесят, часов за четыреста семьдесят – да чего угодно. Клиент свою карту по почте так и не дожидался, а мы имели фору примерно месяц до того, как её объявят украденной. Я старался сделать все крупные покупки как можно быстрее. Продавцов в магазинах всё это мало беспокоило, они-то свои денежки получали. Просто относили авторизованные слипы в банк и меняли на наличку.
Сейчас подобные трюки отлавливают компьютерные системы, но тогда я делал на этом кучу денег. При желании мог за один день набрать всяких товаров тысяч на десять баксов. Даже без предварительного сговора с продавцом обманывать магазины было очень просто. В них продавались сотни разных товаров, а у нас всегда были наготове фальшивые права и прочие удостоверения личности. Мы их покупали у Тони Пекаря из Озон-парк. Он был настоящим пекарем, кстати. Владел кондитерской и пёк хлеб. Но, кроме того, мог прямо при тебе испечь фальшивые права. Держал наготове все нужные бланки. Вы не поверите, до чего он был хорош. Он где-то в Олбани добывал настоящие коды, так что даже дорожная полиция не могла распознать фальшивку. Брал полсотни баксов за комплект, а в комплект входили водительские права, карта социального страхования и карта регистрации избирателя.
Покончив с крупными покупками, я продавал карту «мелочёвщикам» – ребятам, которые брали на неё товары ценой ниже лимита авторизации. Например, по некоторым картам магазин просил в банке авторизацию, если покупка стоила дороже пятидесяти баксов, по другим – если дороже сотни. «Мелочёвщики» всегда покупали что-то дешевле этого предела. Они отправлялись в большой универмаг или торговый центр и шарашили там сорокапятидолларовые покупки на пятидесятидолларовую карту. Ты мог покупать блендеры, радиоприёмники, сигареты, бритвы – всё, что легко потом сбагрить за полцены, и за пару часов неплохо навариться. «Куча» Эдвардс, высокий тощий негр, часто тусовавшийся с нашей бандой, был мастером мелочёвки. Он приезжал в торговый центр на крытом грузовике и закупался там целый день до тех пор, пока в машине не оставалось места. На него работала целая армия продавцов, которые развозили добычу по фабрикам и толкали рабочим, или же он сдавал товары в семейные магазинчики Гарлема, или продавал сразу весь грузовик оптовикам из Нью-Джерси.
В сигаретный бизнес меня вовлёк Джимми Бёрк. Хотя я и раньше слышал об этой теме, ещё когда служил в Северной Каролине. На Юге США блок сигарет стоил тогда два доллара десять центов, а в Нью-Йорке тот же самый блок – уже три семьдесят пять, из-за местных налогов. Однажды Джимми приехал в таксопарк на машине, под завязку набитой сигаретами. Он дал мне сотню блоков и велел попытаться их продать. Я сомневался, но он уговорил меня попробовать. Я побросал блоки в багажник своей машины и поехал на ближайшую стройплощадку. Все сигареты были распроданы за десять минут. Работяги экономили примерно бакс на блоке. Для них это было существенно. А для меня существенным было то, что за десять минут я на каждой из тех упаковок поднял двадцать пять центов. Вечером я отправился к Джимми домой, расплатился за сотню блоков и тут же взял ещё триста – столько, сколько влезло в багажник. На следующий день снова распродал всё за десять минут. «Ну ничего себе!» – подумал я, вернулся к Джимми, снова взял три сотни в багажник и ещё две – на заднее сиденье автомобиля. На круг вышло сто двадцать пять баксов прибыли за пару часов работы.
Джимми привёл в таксопарк тощего паренька с тонкими усиками, одетого в костюм умника. Его звали Томми Де Симоне. Он был из тех ребят, кто выглядит моложе своих лет как раз потому, что пытается казаться старше. Джимми дружил с семьёй Томми много лет и хотел, чтобы я присмотрел за парнем и обучил сигаретному бизнесу, помог поднять малость бабла. Вскоре мы на пару с Томми делали триста-четыреста баксов в день. Мы продавали сотни блоков на стройплощадках и швейных фабриках. Мы продавали их в гаражах санитарного департамента, в депо подземки и на автобусной станции. В 1965 году город ещё не воспринимал всё это всерьёз. В конце концов мы обнаглели настолько, что начали торговать прямо на улицах, а если приходил коп, просто дарили ему пару блоков, чтобы оставил нас в покое.
Довольно быстро мы сами начали привозить сигареты. Летели в Вашингтон, брали такси до пункта аренды грузовиков, арендовали машину, пользуясь поддельными правами и удостоверением личности, и гнали её к одному из сигаретных оптовиков в Северной Каролине. Грузили восемь или девять тысяч блоков и возвращались на север. Но мы были не одни такие умные, и постепенно обстановка начала накаляться. Поначалу стражи закона ловили немногих, и при задержании просто выдавали повестку в суд. Это были не копы, а налоговые агенты, которые даже пушек с собой не носили. Потом они стали умнее и начали конфисковывать грузовики. Тогда транспортные компании перестали сдавать нам машины в аренду. Мы принялись финтить и придумывать всевозможные способы заполучить грузовик, от взяток до найма местных ребят, которые оформляли аренду на себя. Таким образом мы запалили половину арендных пунктов компании «Ю-Хол» в Вашингтоне. Просто разорили их. Тогда мы начали арендовать машины у Винни Бинса, который владел «Капо Тракинг Компани» в Бронксе. Винни понятия не имел, зачем нам нужны грузовики, так что всё шло просто отлично, пока он не обнаружил, что лишился дюжины машин. Когда выяснилось, что грузовики арестованы за контрабанду, этот источник тоже иссяк. Если бы не прикрытие Поли, нас за такие фокусы тут же грохнули бы, поверьте на слово. В конце концов нам пришлось купить собственную машину, благо доходы позволяли. Мы с Томми приобрели отличный семиметровый тягач, а Джимми Бёрк подгонял нам прицепы. Некоторое время всё шло отлично, но потом этим делом занялись слишком многие. Команда семьи Коломбо из бруклинского Бенсонхёрста начала затоваривать рынок. Прибыли снизились. Но к тому времени я уже занялся другими делами.
Я начал угонять автомобили, например. Я тогда познакомился с Эдди Риго, агентом по импорту-экспорту из гаитянской компании «Си-Лэнд Сервис». Риго владел небольшим магазинчиком в Квинсе, где продавались всякие гаитянские продукты, и он был каким-то образом завязан с очень серьёзными людьми на Гаити. Я помню, как воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин» тиснул целую статью про его семейство. Наш бизнес был незамысловат: я угонял для него машины, а он вывозил «горячие» тачки из страны и сбывал их.
Дело оказалось несложным. На меня работала целая банда подростков. Ребята из нашего района и их друзья. Смекалистые парни, которые понимали, что к чему. Я платил за каждую угнанную машину сотку баксов. Пока не набиралось десять или двенадцать, машины я прятал на задах автостоянок, чтобы «горячие» авто не светились на улицах, а тем временем добывал для них новые серийные номера от тачек, что шли в металлолом. Потом я сообщал эти номера Эдди Риго и уже на следующий день получал готовые экспортные декларации. Оставалось отправить машины в порт. С этими документами наши авто проходили таможню как по маслу. Инспекторы, в соответствии с декларацией, проверяли лишь наличие повреждений и запасных шин. Это были только новые автомобили – маленькие «форды» и другие компактные, экономичные машины, потому что бензин на Гаити был в те годы недёшев – четверть бакса за литр. Я получал за каждую тачку семьсот пятьдесят долларов. Всех дел было на пару часов в день, а потом мне оставалось лишь раз в пять-шесть недель слетать в Порт-о-Пренс, чтобы получить свои денежки. Путешествие обходилось не так уж дорого, потому что я вовсю пользовался фальшивыми деньгами, а также крадеными дорожными чеками и кредитками.
Всё это время я не прекращал сопровождать Поли. Возил его то туда, то сюда. Подбирал в десять утра, и мы колесили до трёх часов ночи, когда он заезжал в ресторан, чтобы подкрепиться печёнкой с луком или стейком с картошкой. Поли постоянно был в движении, и я вместе с ним. Ежедневно воплощались сотни разных планов, и тысячи дел требовали пригляда. Поли был боссом целого района, он присматривал за парнями, которые занимались азартными играми, подпольными лотереями, профсоюзами, угоном автомобилей, скупкой краденого, ростовщичеством. Все работали под его крышей, типа франшизы, и делились наваром с Поли, который часть оставлял себе, а остальное отправлял наверх по цепочке. Он был кем-то вроде сборщика дани, как в старой доброй Италии, за тем лишь исключением, что всё это происходило в Америке.
Для человека, который целый день ездил по городу и решал огромное количество вопросов, Поли умудрялся ограничивать личное общение весьма узким кругом доверенных лиц, не более шести. Если, например, возникали какие-то сложности с подпольной лотереей, спор выносился на рассмотрение Стива Де Паскуале, который управлял этим бизнесом от имени Пола. На следующее утро Поли встречался со Стивом, выслушивал, в чём проблема, и давал тому инструкции, как её решать. При этом большую часть времени Поли просто молча слушал, что говорит Стив, потому что Стив реально разбирался в этом деле лучше своего босса. Потом Пол принимал решение, что делать. Если возникали разногласия из-за азартных игр, он обсуждал их со своим братом Малышом. Профсоюзные проблемы он решал с разными профсоюзными боссами, в зависимости от обстоятельств. Всё приводилось к наименьшему общему знаменателю. Решалось в разговорах один на один. Поли не верил в коллективные совещания. Он не хотел, чтобы кто-то посторонний слышал, что он говорит, и ещё меньше – чтобы слышали, что говорят ему.
Подчинённые подчинённых Поли были очень разными людьми – от прожжённых жуликов до легальных бизнесменов. Но все они понимали законы улицы. Делали дела. Подмазывали где надо, чтобы колёсики крутились. А Поли держал всё это в голове. У него не было секретаря. Он не вёл никаких записей. Никогда ничего не записывал и никому не звонил, разве что из уличного автомата, да и то лишь для того, чтобы назначить встречу. От Поли зависели заработки сотен людей, но он никогда не платил им ни цента. Те, кто работал на Поли, должны были сами добывать себе денежки. Он давал им лишь одно: защиту от других, таких же ушлых, как они. В этом и была суть бизнеса. То, чего никак не могли понять парни из ФБР, – Поли и его организация обеспечивали защиту тем, кто не мог пойти в полицию. Они были чем-то вроде полицейского участка для умников. Предположим, у меня есть товар на полста тысяч баксов из угнанного грузовика, однако, когда я доставляю его перекупщику, меня вместо оплаты просто кидают. И что мне делать? Идти к копам? Это вряд ли. Перестрелять виновных? Я угонщик, а не ковбой. Нет. Единственный способ гарантировать, что меня никто не кинет, – договориться с мафиози вроде Поли. С посвящённым. Членом криминальной семьи. Боевиком. Тогда, если кто-то поимел тебя – он поимел и Поли, а это уже финиш. «Пока-пока…» – они мертвы, а дважды краденный товар забит им в глотки и кое-куда ещё. Конечно, если те, кто тебя кинул, связаны с другими умниками, могли возникнуть определённые сложности. Тогда их и твои умники забивали стрелку и решали вопрос. Обычно дело кончалось тем, что они делили весь краденый товар между собой, а тебя и твоего обидчика отсылали по домам не солоно хлебавши. Попробуй возмутиться – и ты труп.
Ещё одним преимуществом работы под покровительством парней вроде Поли были прикормленные ими копы. Умники башляли копам так давно, что, наверное, оплатили колледжи большему количеству детей полицейских, чем кто-либо ещё в мире. Нечто вроде стипендии от умников. Поли или Малыш, который обычно занимался такими делами для брата, прикармливали копов с момента начала службы, когда те были ещё новичками-патрульными. Со временем эти полицейские достигали высоких должностей, а Малыш продолжал им помогать. Когда им требовался совет по конкретному делу, когда им была нужна информация, Малыш давал и то и другое. Но это была улица с двусторонним движением. Принимая взятки от Малыша, они знали, что это безопасно. Между грязными копами и умниками возникало доверие. Аналогично это работало и со всеми остальными. Политики – не все, но многие, – тоже порой нуждались в помощи. Они, когда было нужно, получали офисы, автобусы с громкоговорящими системами, рядовых членов профсоюза для подписания петиций, юристов для надзора за выборами – и всё это бесплатно. Думаете, эти политики не были благодарны? Думаете, не понимали, кто их настоящие друзья? Причём, заметьте, всё это не было делом рук самого Пола Варио. Очень немногие политики вообще когда-либо встречались с ним. Нет, сэр. Всё, что нужно, устраивали дружественные Полу бизнесмены. Задолжавшие Полу юристы. Строители, боссы транспортных компаний, профсоюзные лидеры, мясники, бухгалтеры, подрядчики муниципалитета – уважаемые и законопослушные граждане. Но за их спинами всегда стояли люди вроде Поли, ожидая свою плату.
Я был рядовым бойцом организации, но даже я жил очень хорошо. Делал всё, что хотел. Крал и мошенничал с двух рук. Возил нелегальные сигареты, давал деньги в рост, принимал ставки и отправлял краденые тачки на Гаити. Тадди платил мне по паре косарей за поджоги супермаркетов и ресторанов. Потом он и владельцы делили страховые премии. Я научился катать горючие «колбаски» из сухого спирта и туалетной бумаги и совать их в перекрытия. Такую штуку легко запалить от спички, но, если имеешь дело с бензином или керосином, спичками пользоваться опасно из-за паров. Лучше сунуть горящую сигарету в коробок спичек – когда она догорает, спички вспыхивают и поджигают здание. Ты к этому моменту уже давно смотался.
Я многих доставал. Постоянно встревал в свары. Мне было плевать. За мной стояли десять или двенадцать бойцов. Мы отправлялись в ресторан в Рокавей, Файф-Таунс или другом богатом пригороде и кутили вволю. Заведение выбирали так или иначе уже связанное с мафией. Или в нём работал букмекер, или сам владелец давал деньги в рост, или из подвала приторговывали краденым. Я хочу сказать, что это не были забегаловки для старушек типа «Шрафтс». Это были дорогущие рестораны со стенами, обитыми красным шёлком, и коврами во весь пол – «ковровые места», как мы их называли, – где хозяин вбухал в интерьер приличные денежки. С девочками для услуг и нелегальными азартными играми. Владельцы или менеджеры обычно уже знали, кто мы такие. Мы тратили бабло. Развлекались на всю катушку. Подписывали какие угодно счета, включая щедрые чаевые официантам. Почему бы и нет? Мы швырялись деньгами. Тратили за вечер больше, чем целый конгресс стоматологов вместе с их жёнами за неделю.
Наконец, пару недель спустя, когда счета достигали уже нескольких тысяч, приходил владелец. Он пытался вести себя прилично. Разговаривать вежливо. Невзирая на это, мы тут же устраивали бучу. «Ах ты, козёл! – начинал орать кто-нибудь из нас. – После всего, что мы тут потратили, ты смеешь оскорблять меня в присутствии друзей? Называть меня неплатёжеспособным? Тебе конец, ты труп. Жалкий ублюдок…» – И так далее, и тому подобное. Ты орёшь на него, швыряешься бокалами или тарелками и вообще делаешь вид, будто ты в ярости. То есть хотя в глубине души и понимаешь, что ведёшь себя, как кусок дерьма, всё равно распаляешься так, словно возмущён и готов порвать негодяя на куски. Потом тебя кто-нибудь начинает успокаивать, но ты продолжаешь кричать, что надо-де переломать ему ноги.
Тут у парня возникает проблема. Он знает, кто мы. Он знает, что мы действительно можем переломать ему ноги, и никто не вступится. Он не может пойти к копам, потому что у него самого рыльце в пушку и он знает, что копы растрясут его на ещё большую сумму, чем он им уже платит. Вдобавок ему известно, что копы у нас на зарплате. Если он начнёт слишком сильно шуметь, его бизнесу конец. У него не остаётся иного выхода, кроме как пойти с жалобой к Поли. Ну, может, не к самому Поли, а к тому, с кем Поли станет разговаривать. К Фрэнки Макароннику. Стиву Де Паскуале. Бруно Фаччоло.
Если у ресторатора были достаточно хорошие связи, он наконец получал аудиенцию у Поли. Поли был само понимание. Он сочувствовал. Он сетовал, что не знает, как нас обуздать. Обзывал нас чокнутыми сопляками. Объяснял, что не раз вразумлял нас, но мы и слушать не хотим. Что у него из-за нас куча проблем. Что мы весь город поставили на уши. Обычно в этот момент ресторатор начинал понимать, что за избавление от нас придётся что-то заплатить. И так, слово за слово, Поли вскоре договаривался об оплате, пару сотен в неделю или около того, в зависимости от обстоятельств. Плюс забыть про наш счёт. Дело шло как по маслу.
Так владелец ресторана получал Поли в партнёры. Ещё какие-то проблемы? Обратись к Поли. Достают копы? Иди к Поли. Сложности с поставщиками? Позвони Поли. Разумеется, это работало в обе стороны. Поли теперь мог прислать для трудоустройства в ресторан досрочно освобождённого или попросить отдать поставки спиртного и еды своим друзьям. Плюс страховка. Кто решает вопросы со страховкой? Обычно это политики, и те из них, кто близок к Поли, получает свой кусок в виде комиссионных. Плюс коммунальные услуги. Кто убирается в ресторане? Я хочу сказать, что умники знали множество способов доить бабки с бизнеса.
А если мы решали разорить заведение, то получали ещё больше. Кредиты, например. Ресторан ведёт бизнес, скажем, двадцать-тридцать лет. Естественно, у него есть в банке кредит. Ты заявляешь, что хочешь переоборудовать помещение, приходит кредитный агент и даёт добро на расходы. Если ты решил разорить ресторан, то можешь забыть про переоборудование, взять эти денежки и потратить их, как хочешь.
Если у него есть вдобавок кредитные линии от поставщиков, ты, как новый партнёр, звонишь им и просишь привезти, что тебе нужно. Или звонишь другим оптовикам, и они целыми машинами присылают разное добро, полагаясь на хорошую кредитную историю заведения. Оптовики хотят делать бизнес. Они не хотят тебе отказывать. Менеджерам по продажам надо выполнять план. Так что ты начинаешь заказывать. Заказываешь ящики виски и вина. Заказываешь мебель. Заказываешь мыло, полотенца, бокалы, светильники, продукты и ещё больше продуктов. Стейки. Две сотни филе. Коробки со свежими омарами, крабами и креветками. В твои двери заносят столько подарков, словно сейчас Рождество.
И пока их заносят через одну дверь, ты всё это выносишь через другую. Конечно, товар перепродаётся со скидкой, но, поскольку ты в любом случае не собираешься за него платить, любая продажа идёт в плюс. Или твои приятели пользуются всем этим, чтобы открыть свои собственные заведения. Просто выдаиваешь несчастный ресторан досуха. Разоряешь его в ноль. А если тебе всего этого мало, можешь под конец и вовсе сжечь его ради страховой премии. При этом Поли нигде не светился как партнёр. Никаких имён. Никаких подписей. Поли не нужны были бумаги. Насколько мне известно, в шестидесятые Поли не только разорял рестораны, но и негласно владел долями в двух-трёх десятках заведений. Сотня баксов здесь, две или три сотни там. Его дела шли великолепно. Помню, он однажды признался мне, что заначил полтора миллиона наличными на чёрный день. Он постоянно пытался уговорить меня начать делать сбережения, но я не хотел. Он говорил, что свои держит в сейфе. А я отвечал, что не желаю копить, потому что всегда могу заработать ещё.
Я был не один такой. Все, кого я знал, делали бабки на каких-то темах, и практически никого за это не ловили. Вот чего не могли понять посторонние: если ты постоянно крутишь разные аферы, и все вокруг заняты ровно тем же, и никого не сажают, кроме как по чистой случайности, ты начинаешь понимать, что это не так уж и опасно. Способов заработать существует великое множество. Вовсе не обязательно торговать краденым или кого-то грабить. Один парень из нашего района работал менеджером в местном супермаркете, типичном сетевом магазине с десятком касс и прибылью полпроцента от оборота. Он всегда вёл себя как приличный и большим авторитетом в нашем квартале не пользовался. Так продолжалось до тех пор, пока во время его отпуска головной офис розничной сети не прислал плотников установить новые кассы. Те приехали, сверились со своими чертежами и поначалу решили, что зашли не в тот магазин. В нём было одиннадцать касс вместо положенных десяти. Однако в головном офисе быстро допетрили, что кое-кто установил свою собственную кассу, и все денежки за товар, что пробивался через неё, отправлялись прямиком в карман этого ловкача. Когда наш приятель вернулся из отпуска, его уже поджидали копы, зато он стал местным героем. Его уволили, но, поскольку он прикинулся дурачком и всё отрицал, так и не смогли предъявить обвинение – он не провёл в тюрьме ни дня.
Кроме того, тусовки с мафией означали азартные игры. Дня не проходило без ставок. Когда у меня были деньги, я ставил тысячу долларов на разницу в счёте баскетбольной игры, и это обычно была далеко не единственная ставка. По огромному-огромному миру субботних спортивных состязаний я мог запросто раскидать до десятки штук зелени. Джимми ставил на футбол по тридцать, а то и по сорок тысяч. Мы ходили на ипподром, бросали кости в Вегасе, играли в карты и делали ставки на всё, что движется. Ничто так не будоражит, особенно если ты имеешь годную наводку.
И мы знали ребят вроде Ричи Перри, кто мог такую наводку дать. Он был гением. Перри раньше всех сообразил разослать по стране десятки наблюдателей, чтобы они следили за спортивными командами колледжей. Он знал, в каком состоянии поле, какие травмы у ключевых игроков, пил ли перед игрой нападающий, и сотни других фактов, которые помогали ему получить преимущество. Он отыскивал в газетах колледжей из маленьких городков такие спортивные новости, которые никогда не попадали в общенациональную прессу, и имел повсюду людей, которые готовы были ему позвонить в последнюю минуту перед ставкой.
Это он изобрёл способ повысить шансы на победу в игре на скачках «Суперфекта», после чего мы некоторое время так процветали, что были вынуждены нанимать за десять процентов людей для обналички наших билетов, чтобы руководство ипподрома не переполошилось. В этом бизнесе крутилось столько бабок, что некоторые парни – уже известные полиции и не желавшие светиться с выигрышами – даже нанимали копов, чтобы те получали для них деньги в кассе тотализатора.
В «Суперфекте» – которую с тех пор запретили – игрок должен был угадать четырёх первых лошадей из восьми, причем именно в том порядке, в котором они придут к финишу. Перри сообразил, что, если заставить двух-трёх жокеев придержать коней или вовсе отказаться от скачки, за небольшую цену можно покрыть все оставшиеся комбинации. Например, если в скачке честно соревнуются восемь лошадей – есть тысяча шестьсот восемьдесят выигрышных комбинаций, покрыть которые трёхдолларовыми ставками обойдётся в пять тысяч сорок баксов. Поскольку средний выигрыш в «Суперфекте» был около трёх тысяч долларов, это не имело смысла. Однако, удалив двух или трёх лошадей, мы практически гарантировали себе победу, потому что чисто математически оставалось всего триста шестьдесят комбинаций, которые можно было покрыть одним билетом ценой в тысячу восемьдесят долларов. Когда проводился такой договорный заезд, мы ставили на него сразу двадцать пять тысяч или даже полста штук баксов.
Мы подкупали жокеев через так называемых ястребов – завсегдатаев ипподрома, которые жили или выпивали с жокеями и тренерами. Обычно это были их жёны, подружки, бывшие жокеи, отставные тренеры – люди, знавшие всю подноготную мира скачек. С ястребами мы знакомились, постоянно тусуясь на ипподроме, принимая их ставки, одалживая деньги, предлагая задёшево краденые телевизоры или дизайнерские платья. Вы удивитесь, до чего просто было всё это устроить.
В конце концов владельцы тотализаторов сообразили, что с выплатами по «Суперфекте» творится что-то неладное, начали расследование и добились ареста почти всей нашей команды. Федералы объявили, что, жульничая на скачках, мы заработали больше трёх миллионов баксов, хотя это было преувеличением. Под суд отправились два десятка жокеев, тренеров и умников. Бруно Фаччоло и Питер, сын Поли, выкрутились, а Ричи Перри приговорили. Он получил шесть месяцев.