Шесть месяцев назад
– Тим, да ты охренел, я тебе весь телефон оборвал, весь город прочесал, а ты закрылся в этой чертовой ВИП-ке и…
Давид с треском распахивает дверь, и широким шагом направляется ко мне.
Он в бешенстве. Ярость исходит от друга волнами, и он с трудом сдерживается. Вообще самообладание – не его конёк.
Но плевать на состояние друга. На его претензии. Потому что впервые… с того самого дня я чувствую адскую боль там, где все выжжено нахрен дотла и определённо не может болеть.
Но болит. Тянет из меня жилы, наматывает на кулак. Да так, что хочется сдохнуть. Но не от этой боли, нет. Ей я как раз рад. Давно не чувствовал себя настолько живым. Настоящим.
Я сделаю больно ЕЙ.
Девочке, ради одной улыбки которой я готов расшибиться нахрен, но выполнить любое ее желание. Девочка, которая покорила одним своим взглядом.
Чистая. Непорочная. И вся моя. До кончиков ногтей.
Могла бы быть.
– А я бухаю, – замечаю меланхолично, отхлебывая прямо из горла. Указываю бутылкой на диванчик напротив:– Присоединяйся. Там вроде ещё есть непочатая. Посмотри сам.
Давид тормозит напротив, как вкопанный, глядя на меня исподлобья. Его гнев испаряется, как пшик, а на лице явно читается беспокойство. Обводит взглядом журнальный столик, на котором царит беспорядок в виде пустых бутылок и закусок, возвращается снова ко мне и глядит уже по-другому. Чем выбешивает меня на раз.
– Сядь уже, – раздраженно рявкаю. – И выпей. И учти: сегодня ни слова о делах. Не в настроении.
– Да я, как вижу, еще и не в состоянии, – хмыкает Дава, опускаясь напротив и откупоривая бутылку. Повторяет за мной, отхлебывая из горла и откидываясь на спинку дивана. – Ты же, приятель, совсем в дрова. Случилось чего?
Молча отхлебываю и на минуту прикрываю глаза. Подсознание само воскрешает образ Эммы. С приоткрытыми губками после моего горячего поцелуя, с легким румянцем на щеках и смущением в глазах.
Смущением, б***ь! Я думал, таких девушек уже не бывает. А она вполне реальна. И даже отвечает мне взаимностью, она, сама того не понимая, все свои эмоции передавала через прикосновения, взгляды, отклик тела…
– Понятно, – пока я витаю в своих мыслях, Давид делает собственные выводы. – Учитывая, что ты сидишь тут и бухаешь в одинокого, вместо того, чтобы подписывать новый контракт за бугром, случилось. И, похоже, из ряда вон. Мне Степанцев весь телефон оборвал, дозвониться до тебя не может.
– В задницу пусть идет.
Снова отхлебываю, не чувствуя вкуса. Такое ощущение, что воду пью. Вторая по счету бутылка пошла, а я не опьянел ни на миг. А хочется иметь возможность отключиться и не знать, в какое дерьмо я вляпался и еще втянул в него девочку.
– Так в чем дело?
– Нормально все. Разберусь.
– Послушай, Тимур, – Давид снова заводится и на эмоциях делает внушительный глоток. – Я, б***ь, протащился через весь город, собрал нахрен все пробки, а ты тут играешь в героя-одиночку? Ни черта так не выйдет!
Молча сверлю взглядом друга, едва сдерживаясь, чтобы не втащить ему. Смачно так, от души. До хруста. Потому что последнее, что мне сейчас нужно, – промывка мозгов от Давы.
– Погоди, это что, из-за девчонки той? Как ее, Эмма, кажется?
Еще один бесполезный глоток. Этот засранец как будто тупым ножом ковыряет незажившую рану.
– Точно из-за нее, – нагло ухмыляется гаденыш, растягивая губы в кривоватой улыбке. – Да ладно тебе, Тимур! Что ж ты сразу в стакан полез-то? Ну, посрались, бывает. Потом будет…горячее примирение!
– Не будет.
– Да что ты, как баба, раскис?! Да, девчонка с характером, это невооруженным взглядом видно, но…
– Дело не в Эмме, – перебиваю Давида, откидывая голову на спинку дивана и прикрывая глаза.
Ненароком всплывают картинки из самого жуткого прошлого. В этот раз не тянусь даже к бутылке. Знаю, что их ничем не заглушить. Это мой персональный адовый котел, в котором я варюсь вот уже пять лет.
– А в чем?
– Во-первых, в Ильшате Айдарове.
Давид хмурится, вздергивает бровь и смотрит на меня, как на идиота.
– А он тут причем? Ну, влиятельный мужик, да, с характером, чтит традиции свои, но…
– Проблема не в нем. А в его дочери. Айлин. Которая решила, что у нас отношения и ей обязательно надо за меня замуж. Решила надавить через папочку.
– Да ну нахрен?! И ты прогнулся?! Слушай, даже в моих горах давно никто не живет по таким законам. Да и они чего-то попутали, это жених приходит и просит руки девушки, а не наоборот!
– Я должен Айдарову.
– Цена вопроса? На меня долг перекинь, – не задумываясь, спрашивает Дава, прокручивая телефон в ладони. – Назови сумму, я займу. Подниму сейчас главбуха, в течение часа вся сумма будет у тебя на счету.
Горько усмехаюсь, качая головой. Если бы я мог предвидеть, что когда-нибудь он попросит вернуть долг таким образом, я бы лучше сгнил в тюрьме.
– Мой долг не измеряется деньгами. Я жизнью обязан Ильшату Расимовичу.
– Когда ты успел так налажать?!
– Помнишь тот случай? Я еще тогда только поднимался, на меня напали, хотели отжать бизнес. Я оборонялся, насмерть в буквальном смысле. Мне приличный срок светил, никто даже не собирался разбираться, что это была самооборона. Так как мы тогда должны были на следующий день договор заключать с Айдаровым, а я не явился на сделку, он приказал меня найти и из-под земли достать, чтобы ответил за свое кидалово. А когда узнал, в какое дерьмо я влип, помог мне. Денег не взял, сказал, что потом сочтемся. А теперь пришло мое время отдавать долги.
– И ты пойдешь на это? Откажешься от девчонки, которая…Черт, брат, да ты рядом с ней прежний! Как самый обычный мужик! Неужели не поборешься? Объясни все Айдарову, он должен понять.
– Не поймет. Счастье единственной дочери дороже всего на свете. А после смерти жены – особенно. Если она попросит, чтобы луна светила ради нее одной, то Айдаров так и сделает. Да и в моем кругу принято возвращать долги. Особенно такие.
– Б***ь, Тимур, это за гранью! Нахрен, я такое не понимаю! Тебе же потом жить с ней, спать, а через годик папаша внука попросит…Как будешь в таком случае? Паранжу на нее оденешь и с закрытыми глазами переспишь?! Нахрена себя ломать-то?
Давид снова в бешенстве, еще больше, чем когда только пришел, и глушит эмоции алкоголем, не закусывая. И я, не в силах все носить в себе, еще добиваю друга, заставляя его поперхнуться:
– Во-вторых, он вернулся.
Давид забористо и витиевато матерится, зарываясь пальцами в волосы. Достает пачку сигарет и прикуривает, несмотря на то, что знает про запрет курения в ВИП-комнатах клуба. Но и я сегодня нарушаю это правило.
– Дай мне тоже.
– Ты же не куришь? – но пачку все равно кидает.
– Сегодня курю, – выпускаю струйку дыма в потолок. Легкие обжигает с непривычки, а в голове гулкая пустота. И беспросветная темнота. Потому что выхода из дерьма, в которое я вляпывался планомерно на протяжении многих лет, просто нет.
– Уверен? Все же столько лет прошло, – Давид тушит сигарету и пристально смотрит на меня. Как будто я под его тяжелым взглядом решу, что мне показалось.
Достаю из внутреннего кармана пиджака и молча швыряю на стол пачку фотографий. Их я получил по почте пару дней назад прямо в офис. И на них моя Эмма. С разных ракурсов, в разных местах. Он знает о нас. И следил за ней. И теперь моя девочка в огромной опасности.
– И что ты думаешь делать? – Давид снова затягивается. Он всегда много курит, когда нервничает. – Женишься? Пойдешь на это унижение?
Я ад вдоль и поперек пройду, не только унижусь, лишь бы Эмму не задело. И она была жива.
– Да.
– То есть ты женишься на Айлин, только чтобы прикрыться девчонкой?! Ты уверен, что это мужской поступок?
– Я женюсь, чтобы вернуть долг. У меня нет другого выхода. Ильшат Расимович мне нож к горлу приставил в буквальном и переносном смысле. И Айдаров, уверен, защитит свою дочь. У него куча связей. А я буду искать гниду.
– Ты больше пяти лет ищешь, а результат равен нулю! Может, пора успокоиться, Тимур?!
– Я не смогу сидеть спокойно, спать, зная, что он ходит по одной земле с Эммой! Зная, что ей грозит хоть и скрытая, но угроза.
– Так найми, черт возьми, охрану! Окружи девчонку. Попроси помощи у ее отца и брата! Роб же нормальный мужик, поймет! Зачем переступать через себя и идти на поводу у ополоумевшей бабы?!
Эти слова становятся спусковым крючком. Давид лучше всех знает о моем прошлом. Он помогал мне искать эту мразь, но сдался через три года. И сейчас предлагает мне наступить на те же грабли.
– Я уже нанимал охрану! – ору, швыряя бутылку в стену, – лучшую! Но они не справились, помнишь?! Я не могу второй раз рисковать! Только не ей! Кем угодно, но я не подставлю девочку! Уж лучше сдохнуть от одиночества, не видеть ее, быть вдали, но знать, что она жива и в безопасности. Пусть и далеко.
– И с другим. И под другим, – друг давит голосом, но я уже взял себя в руки. Я все решил. Даже если это и раздавит меня.
– Так будет лучше. Мне спокойнее, если я буду знать, что она под защитой отца и брата.
– А Слава? У него же есть какие-то крутые связи, – Давид не оставляет попыток отговорить меня. – Давай я сейчас ему наберу?
– Слава в Питере, контролирует строительство ресторана. Я уже пользовался этими его связями. Результат ты знаешь. Оставь это, друг. Бесполезно. Я все решил.
– Ты – идиот, – Дава кривится, как будто ему противно на меня смотреть. И он снова выбешивает меня.
– Ты не хоронил свою семью! Твоя жена не лежала с простреленной башкой, а твоя дочь не умирала на твоих руках! Ты не знаешь, о чем рассуждаешь, Дава! Они мне снятся, мать твою! Каждый, сука, божий день! И я не пройду через это еще раз! Только не с ней!
Давид меняется в лице. Становится серьезным.
– Да, я не хоронил своих близких. Но я знаю, каково это – терять родного человека. Я знаю, что такое боль. И поверь, мне ни хрена не понравилось. Ты сломаешь девчонку об колено. Уверен, что она переживет это?
– Да, ей будет больно. Мне будет хреново. Тяжело, невыносимо без нее. Но она будет жива. И обязательно осчастливит кого-нибудь.
– А ее? Ее кто-нибудь сможет осчастливить?
– Б**ть, Дава, хватит мне мозги промывать! Я сам не рад, что такая хрень творится!
– Я просто хочу, чтобы ты по-мужски решил эту ситуацию. И не надо будет предавать девчонку. Потому что такой поступок муда**ий я бы точно не простил.
– Я все решил. Буду последней мразью, но не подставлю девчонку под удар. Только не ее. Она все поймет со временем. И будет счастлива.
– Какой-то изощренный способ защиты у тебя.
– Я не знаю другого такого, чтобы ее не тронули. Чтобы к ней он не пришел. Боль разлуки не разыграешь, если я все ей скажу, как есть, кто-то из нас проколется. Или не выдержит и сорвется. Тогда мы оба будем под ударом. За себя я не боюсь, а вот за Эмму…Я не могу быть с ней рядом, пока он жив. А так как не смог найти его за эти годы…Так будет лучше. Я должен сделать ей больно. И «лучший» способ – жениться на Айлин. Тогда Эмма и близко не подпустит меня к себе. Эта свадьба – не только возврат долга, но и гарантия того, что я не сорвусь и не подставлю малышку под удар.
И я свято верил в это. Пока не увидел ее глаза, полные отчаяния и боли. Они до сих пор рвут мне душу на ошметки. Стали моим персональным кошмаром, потому что снятся каждую ночь и смотрят с разочарованием и укором…
Замираю, с ужасом смотря в лицо бывшему. Меня выворачивает от страха и отвращения к этому…кому? Потому что назвать Глеба мужчиной не поворачивается язык. В памяти все еще свежи воспоминания, как он украл мои работы, крупно подставив, и если бы не Тимур, я не знаю, чем бы все это закончилось для меня, Роберта и компании. Наверно, моей карьере пришел бы конец.
Тимур не рассказывал, как именно он решил этот вопрос – он никогда не кичился своими поступками, просто молча делал, ничего не требуя взамен.
Но, судя по полыхнувшим яростью глазам Глеба, его крепко задело.
Краем сознания отмечаю про себя, что у бывшего очень странный взгляд: расфокусированный, с расширенными зрачками, постоянно блуждающий по мне. Глеб в этот момент напоминает психа.
Сердце бешено колотится, и, кажется, Захаров чувствует мой страх и упивается им, чувствуя свое преимущество. По крайней мере, силовое. Я, как маленький зверек, угодивший в плен к злому и опасному хищнику: ничего хорошего меня не ждет.
Его растерянность от неожиданной встречи быстро испаряется, и Глеб смотрит на меня сверху вниз, словно мечтает придушить, и лишь уголовный кодекс и наличие многочисленных свидетелей останавливают его.
– Эмма, – тянет он мое имя, и на его губах растекается грязная, отвратительная ухмылка. – Здравствуй. Какими судьбами?
Глеб, все также глядя мне в глаза, начинает шарить руками по моему телу, гуляя ладонями по спине и ниже. Паника захлестывает меня с головой, умение мыслить здраво отключается, остаются лишь голые инстинкты и желание защитить себя и своего малыша.
Бежать, бежать, бежать!! – красной кнопкой мигает в голове. Моя интуиция вопит об опасности. Ведь Глеб – не тот за кого себя выдавал. И Глеб – не из тех, кто знает, что такое совесть и прощение.
Пытаюсь вырваться, но куда там! Захаров даже не замечает моих жалких попыток, а лишь наслаждается, упивается своим превосходством. Все, что мне удается, это упереться ладонями в его грудь и отвоевать себе немного пространства, чтобы можно было хоть немного глотнуть спасительного кислорода.
– Глеб, отпусти меня. Или я закричу.
– О, как. Малышка подросла и показывает зубки? Брось, давай поболтаем. Тебе же нравилось. В конце концов, мы же не чужие люди, вспомним старые добрые, а?
Речь Глеба слегка заторможена, и он говорит невпопад. С каждой секундой он пугает меня все больше.
Все волнения за сегодняшний день не проходят для меня бесследно: низ живота снова резко обдает болью, и я, не сдержавшись, охаю и мысленно прошу сына потерпеть.
– А ты здесь каким боком оказалась? Приехала с очередным папиком? – Глеб смотрит на меня брезгливо, продолжая поливать грязью. Он не в себе, и мне не стоит огрызаться, поэтому я стараюсь разговаривать с парнем максимально корректно и спокойно.
– Я здесь как дизайнер этого ресторана. Это моя работа. И прекрати оскорблять меня, Глеб. Ты выглядишь жалко.
– Что, сломала мне жизнь и свалила подальше? Или же не смогла смотреть на то, как твой обожаемый е***ь выбрал не тебя? Попользовался и бросил?
Глеб бьёт прицельно по самому больному. Воображение незамедлительно подкидывает свежие картинки довольной Айлин с кольцом на пальце под руку с моим Тимуром. Вернее, уже не моим. Он, по сути, таковым никогда и не был.
Я снова пытаюсь вырваться. Если он так и дальше продолжит издеваться, то я не выдержу. Расплачусь. А я не имею права показать свою слабость и то, как меня задевают его слова. Только не перед Глебом.
Становится душно, воздуха катастрофически не хватает. Тошнота снова подкатывает, и если я не выберусь из липких и душащих рук Глеба, меня вывернет прямо на его пиджак.
– Нет, раз уж нас снова столкнули лбами, ты выслушаешь меня, зараза, – шипит Захаров, больно впиваясь в мои предплечья. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает, а ему все равно. Этот идиот не замечает моего состояния. – Я был с тобой только ради твоей базы. Твоих проектов. Я не собирался на тебе жениться. Никогда. Максимум, чего хотел-это трахнуть. Потому что на большее ты и не тянешь.
– Пусти! Пусти меня! Прекрати! Хватит! – выворачиваюсь, но меня бросает вперед, и я наталкиваюсь животом на сильное тело Глеба, и мы оба замираем.
Он тут же переводит ладони на мою талию, ощупывая её, а я застываю каменным изваянием, находясь на грани потери сознания. Дыхание вырывается из меня короткими толчками, а низ живота полыхает огнем.
Длинные пальцы Глеба шарят по моему телу, я трепыхаюсь, чтобы вырваться, но он стискивает сильнее. Приходится зажмурить глаза и терпеть. Одинокая слеза все же сползает по моей щеке, но Захарову на это нет никакого дела.
– Ты беременна? – их уст Глеба это звучит как… нечто противоестественное.
– Не надо, пожалуйста…
– Ахахаха, боже, – Глеб смеётся в голос, откидывая голову назад. Меня пугает не только его реакция, но и его поведение. Захаров определённо сошёл с ума. Он обезумел. – Ты в курсе, что тобой попользовались и бросили? Ты оказалась не нужна. Ты не его круга, Эмма. А сейчас ещё и залетела. Только вот Кадыров-то женат. И твой, – Глеб морщится, глядя на мой живот, как будто видит перед собой нечто омерзительное. – Плод ему не нужен. Айлин родит ему, если нужно, десяток таких детей. Ей за счастье. А твой так и будет смотреть на отца со стороны. Боже, Эмма, ты такая дура! Выбрала не того мужика. Вот если бы со мной…
– Отпусти ее. Сейчас же.
В голове начинает шуметь из-за ледяного и уверенного голоса Тимура. Пульс отбивает в ушах, а голоса становятся все тише, а мне все легче…
– О, а вот и папаша пожаловал…, – и это последнее, что я слышу, прежде чем провалиться в спасительную и долгожданную темноту.
Мягкие, но настойчивые прикосновения к лицу заставляют вернуться меня к реальности. Но я не хочу. В ней меня ждет поехавший Глеб, не менее злобная Айлин и Тимур, который, если услышал то, что сказал мой бывший, будет задавать неудобные вопросы и добиваться правды.
А я не готова ее ему сообщать! Не хочу! Не потому, что испугалась Айлин, а потому, что ребенок свяжет нас с Кадыровым навсегда. Я буду вынуждена периодически видеться с ним, его женой, наблюдать за их счастьем, в то время как сама хотела бы оказаться на ее месте. Просыпаться в его объятиях, касаться этого сильного мужчину, целовать и шептать на ухо глупости. А потом к нам пришлепал бы босыми ногами наш сын и лег между нами, обняв одновременно обоих…
Я не хочу переживать те эмоции снова. Раз за разом при каждой встрече. Потому что моя психика не такая сильная, чтобы выдержать подобный мазохизм. Поэтому мне проще ампутировать воспоминания и любые контакты с Тимуром Кадыровым и попытаться жить дальше. Хотя бы с тем же Славой.
Я все же открываю глаза, оглядываюсь и понимаю, что сижу на заднем сидении машины. Двери автомобиля открыты настежь, гуляет сквозняк, но мне неожиданно тепло. Перевожу взгляд ниже: я заботливо укрыта чьим-то пиджаком. Который, к счастью, скрывает мой животик. Так я чувствую себя защищенной. Слегка наклоняю голову, втягиваю носом воздух и понимаю, что это пиджак не Тимура. Запах чужой, он принадлежит другому мужчине.
– Мой водитель тебя принес. Это его пиджак, – Тимур как будто видит меня насквозь и читает мои мысли.
Поворачиваю голову в сторону и натыкаюсь на взволнованный и сосредоточенный темный взгляд Кадырова. Тимур сидит на корточках, держит за руку и поглаживает большим пальцем мое запястье. Внимательно сканирует меня взглядом, что мне даже кажется, что он в курсе не только моего интересного положения, но и какого пола ребенок.
– Как ты себя чувствуешь? Голова кружится?
– Все в порядке, спасибо. Просто очень напряженный и волнительный день. Каждый раз как в первый, – слабо улыбаюсь.
Я изо всех сил пытаюсь казаться расслабленной, как будто для нас это нормально – разговаривать вот так, находясь так близко друг от друга спустя столько времени. Но внутри все скручивается в тугой узел, сердце отбивает барабанный ритм, а тело каждый раз прошивает током, когда Тимур касается меня. Это все похоже на пытку, и я скорее хочу от нее сбежать.
Мягко, но настойчиво отбираю ладонь и поворачиваюсь корпусом к Тимуру, показывая, что хочу выйти.
– Сиди, не двигайся.
– Я же сказала: мне уже лучше. Извини, надо идти, – бежать, мне надо бежать от тебя без оглядки, пока ты не начал задавать вопросов о ребенке!
– Нет, Эмма, – в голосе Кадырова просыпаются властные нотки, таким тоном он обычно разговаривал с подчиненными – жестко и безапелляционно. – Ты упала в обморок, это не шутки. Из этой машины ты выйдешь или только к медикам или к Славе в руки.
– Не надо никакой «скорой»! Пусти меня, Тимур, мне надо вернуться к Славе. Он наверно, обыскался меня. Сегодня важный для него день, а я так надолго отлучилась, и теперь ему приходится отдуваться за нас двоих.
– Так обыскался, что до сих пор не нашел, – кривовато ухмыляется Кадыров, даже не думая двигаться ни на сантиметр.
– Он занят! Сегодня у него открытие ресторана! – вспыхиваю мгновенно. Ему-то какое дело?! У него жена есть, вот пусть о ней и переживает!
Но Тимур меня удивляет.
Неожиданно тянет ко мне ладонь, нежно заправляет выбившуюся прядь волос за ухо, проведя костяшками пальцев по щеке, и произносит тихим и хриплым голосом:
– Я бы тебя ни на шаг от себя не отпускал…
Я забываю, как дышать. Мое несчастное сердце снова бьется о ребра, грозясь проломить грудную клетку. Оно рвется к Тимуру, потому что только он один может вылечить его, соединить осколки воедино.
Мой малыш внутри тоже начинает активно копошиться, как будто и он хочет к папе, хочет ощутить его нежные и такие осторожные поглаживания…
Поднимаю изумленный взгляд на Кадырова, а в его глазах – океан боли и сожаления. Как будто ему тоже было тяжело все это время. Как будто он тоже скучал…
Но потом замечаю широкий ободок обручального кольца и мгновенно трезвею.
«Я отпускаю тебя, Эмма. Навсегда», – он сделал свой выбор. И эти его слова равно «Ты мне не нужна».
– Все в прошлом, Тимур…
Он горько улыбается и медленно качает головой.
– Нам нельзя было встречаться…
Мое сердце кровоточит с удвоенной силой. Глаза застилают слезы, и состояние близко к тому, которое было в первые недели переезда. Тогда я выла в подушку, кусая ее, чтобы заглушить дикие крики. И постоянно спрашивала себя: что не так?! Почему со мной такое случилось?! За что так жестоко?!
И я едва выкарабкалась. Благодаря малышу. Но если сейчас скачусь в ту же пропасть, обратно могу не подняться. Слишком болит. Ничего не прошло. А, значит, надо просто запереть воспоминание о сегодняшней встрече в копилку и уходить. Действительно навсегда.
– Мне пора, Тимур. Отпусти меня, – в последнюю фразу я вкладываю все свои эмоции и двойной смысл, надеясь на понимание. Я не могу! Больше ни минуты не могу находиться рядом с ним! Это пытка!
Оглядываю пространство за его широкой спиной, высматривая Глеба. Меньше всего хочу сейчас пересечься с этим уродом. С него станется из мести и самоутверждения выдать Тимуру мою тайну.
– Я еще раз, – подчеркивает голосом последние слова, – объяснил уроду, что не надо к тебе приближаться. Он урок усвоил, больше Глеб тебя не побеспокоит. Мне показалось, я был убедителен. Если он еще раз покажется на горизонте, сразу же сообщи об этом кому-нибудь. Хотя бы Славе. Глеб…очень опасен.
– Спасибо. Поняла. Тогда я точно могу идти. Пусти, Тимур, ты не имеешь права удерживать меня силой. Я тебе не жена.
Едва произношу последние слова, как в этот момент вспоминается Айлин, ее перекошенное от злобы лицо и угрозы. Она купила себе Тимура – этого властного и жесткого мужчину. Уверена, не обошлось без папочки. А что, если узнав, что я ношу под сердцем ребенка Тимура, ей взбредет в голову отобрать его у меня?..Просто чтобы он был в семье Кадыровых, а Тимур не ушел от нее ко мне из-за малыша…
Эта неожиданная мысль буквально прорезает мое сознание, и я каждой клеточкой кожи чувствую подбирающуюся панику. И еще раз убеждаюсь, что мне нужно бежать без оглядки!! Исчезнуть, словно меня и не было. И жить своей жизнью, как и жила эти полгода, пока Айлин не нарисовалась на горизонте! И тогда мои страхи вполне могут стать жестокой реальностью…
– Точно не нужно врача? Ты снова побледнела.
– Боже, Тимур, пусти меня! Хватит душить меня своими переживаниями! Обо мне есть кому позаботиться! Мне нужно к Славе, он наверняка волнуется!
– Хорошо, я сейчас его наберу, он подойдет и сам тебя заберет, – Кадыров в своем репертуаре: последнее слово все равно за ним. – Чтобы ты еще где-нибудь не упала в обморок.
Тимур достает мобильный, но не успевает его разблокировать, как на экране высвечивается имя его жены, а секундой позже в динамике отчетливо слышен ее визгливый голос:
– Ты где? Ты с ней?!
– Не истери! – рявкает Тимур, поднимаясь на ноги и отходя чуть в сторону. – Я занят!
Тимур что-то жестко и грубо выговаривает жене, а у меня снова в голове картинка, как стерва Айлин отбирает у меня младенца…
В панике осматриваюсь по сторонам и замечаю подъехавшее такси. Вот он, мой шанс!
Не глядя на Тимура, скидываю на пол пиджак и выскакиваю из машины с другой стороны. Со всех ног несусь к автомобилю, плюхаюсь на заднее сиденье, выпаливая адрес:
– Поторопитесь, пожалуйста, я заплачу двойную цену!
Правильно! Я сделала все правильно!
Тогда почему так ноет душа и внутри так больно, а слезы нескончаемым потоком бегут из глаз?..