Николь Келлер
Случайно папа
Глава 4
Олеся
Дан поворачивается ко мне, осматривает с ног до головы, как диковинную зверушку. Хмурится. Поджимает губы, о чем-то задумывается. Потом переводит взгляд на притихшую и уставшую мандаринку и вообще становится мрачным.
– То есть я правильно понимаю, что в такую погоду ты осталась на улице с маленьким ребенком, и вам некуда идти?
Мне хочется вжать голову в плечи. От того, что я такая бестолковая. Что столько времени убила на мужчину, который вытирал об меня ноги. Это я сейчас, с трезвой головой, оставшись на улице, понимаю. Что трусливо спрятала голову в песок и просто позволила себе плыть по течению. Угу. Доплавалась и погрязла в болоте проблем.
Мне стыдно. Стыдно дико, потому что я несу ответственность за свою крошку. И теперь ей приходится страдать по неосмотрительности собственной матери.
– Как-то так, да…
– Ясно, – Дан выдыхает и резко выворачивает руль, перестраиваясь в правый ряд и поворачивая на дорогу, ведущую к центру.
Растерянно хлопаю глазами. Внутри скребет неприятное предчувствие.
– Куда ты нас везешь?
– Домой. К себе. Не бросать же вас на улице.
И только сейчас я понимаю, что натворила! Села пусть и к располагающему к себе, но все же незнакомцу в машину. С ребенком! В случае чего я даже не смогу дать ему достойного отпора! Господи, какая же я безответственная мать! Меня только что жестоко предал муж, человек, которому я безоговорочно доверяла, а я снова на те же грабли. И не случайно, а с разбегу! С удовольствием! В омут с головой!
– Высадите, нас, пожалуйста, на автобусной остановке.
Дан хмурится и бросает на меня недовольный взгляд через зеркало заднего вида. А я смотрю на странно притихшую Анютку. И понимаю, почему обычно веселая и шумная дочка не издает ни звука. Уснула. Вымотана отсутствием нормального дневного сна, длинной прогулкой, а теперь ее просто разморило в уютном и теплом салоне Дана.
Взглянув на эту очаровательную крошку, которая доверчиво жмется ко мне, как котенок к маме-кошке, решение зреет и крепнет в ту же секунду. Я сделаю это. Наступлю на горло собственным принципам. Не для себя. А для дочери.
Я сжимаю телефон в руке и решительно набираю номер. Слушаю длинные гудки, а потом в ухо летят короткие. Звонок сбросили. Но я упрямая, когда это нужно. Набираю еще раз. Картина та же. А потом и вовсе «абонент не абонент». Что ж, я хотела как лучше. Но в итоге поступлю так, как мне удобнее.
Но мою решимость перебивает холодное и уверенное:
– Нет.
– Прости, что нет?
– Я не остановлю на автобусной остановке. Ни на этой, ни на какой-нибудь другой. Мы едем ко мне.
Паника зарождается во мне стремительно, как тайфун проносится в моей душе. Неужели и правда я ошиблась в этом мужчине?! Маньяк?!
– О себе не думаешь, – как будто читает мои мысли и спешит успокоить, – о дочери подумай. Она замерзла вся, носик до сих пор вон красный. А у меня квартира большая, вы мне точно не помешаете…
– Нет, спасибо, – произношу твердо. Откуда только взялась эта решительность?! – Остановите возле остановки или возле стоянки такси. Вы едете в центр, нам с Анютой в другую сторону.
Дан сцепляет челюсти, стискивает руль до скрипа. Бормочет что-то невнятное, я лишь могу разобрать некоторые нецензурные слова и нечто, отдаленно напоминающее «упрямая девчонка».
– Могу я узнать, куда вы едете? – ловит мой напряженный взгляд и спешит пояснить. – Я все равно катаюсь по городу, пытаюсь разгрузить голову после сложного рабочего дня. А вы – моя компания на сегодняшний вечер. Мне совсем несложно подвезти вас туда, куда скажешь. Хоть в пригород.
Вздохнув, закусываю губу. Размышляю несколько секунд, прислушиваюсь к внутреннему чутью. И все же несмело называю адрес.
Вот только услышанное не нравится Дану.
– Это ты сейчас этот клоповник в интернете нашла?
Даже обидно становится, ей-богу.
– Нет, это квартира моей бабушки. И это обычный спальный район. Не элитная многоэтажка, конечно, но и не барак. Там сейчас моя двоюродная сестра живет.
– А почему ты там не живешь, а вынуждена бродить вечерами по улице в снегопад?
Хороший вопрос. Вот только, чтобы ответить на него, придется обнажить душу и рассказать все, как на духу. А я к этому не готова.
– Так вышло, – бурчу и отворачиваюсь к окну, сильнее прижимая к себе дочку. Украдкой смахиваю одинокую слезинку.
Глава 5
Олеся
Я – не нищая провинциальная оборванка, как думает моя свекровь, и не вышла за ее сына ради наживы. У меня имеется вполне состоятельная мать, правда, живет в другом городе, но оно и к лучшему.
Я сбежала от нее в пятнадцать лет после определенных событий, которые предпочла бы забыть. А маме мой побег был только в радость – скинула с себя ношу, мешающую устраивать личную жизнь. Мы с ней созваниваемся крайне редко, видимся и того реже. Но я стараюсь поддерживать какие-никакие отношения. Все же мама – это мама. И даже у меня есть приятные воспоминания из детства, связанные с теплом материнских рук, улыбками, с тортиками и угощениями, испеченными специально к моему дню рождения.
Но я все равно стараюсь держаться в стороне от своей властной матери. Потому что последние шесть лет у нас с ней полное взаимонепонимание. Я бы даже сказала, тотальное. Поэтому я стараюсь держать ее на обочине своей жизни. Настолько, насколько это возможно.
Спасибо бабушке по отцовской линии, которая забрала меня, приютила и растила, пока позволяли силы и больное сердце. Бабулечки не стало три года назад, и у меня до сих пор душа в ошметки. Если бы не она…боюсь, меня бы и не было на этом свете.
Бабушка оставила мне приданое в виде половины трешки. Вторую половину бабушка отписала моей двоюродной сестре Рите. Которая оказалась настолько ушлой, что сделала все, чтобы я добровольно покинула квартиру. Я держалась столько, сколько могла, очень рискуя. Поэтому, когда Лёня предложил жить вместе, я сбежала, сверкая пятками.
Но сейчас обстоятельства изменились. И я имею полное право вернуться в эту квартиру. Лучше туда, чем на вокзал с маленьким ребенком.
Всю дорогу до квартиры бабушки мы едем в молчании. Я прижимаю к себе дочку и вдыхаю ее неповторимый запах. Я всегда так делаю в минуты отчаяния. Это придает мне сил, помогает держаться и не падать духом.
Дан снова галантно помогает мне выбраться из машины и вытаскивает вещи, пока я осторожно укладываю спящую Анютку на плечо. Дочь настолько вымотана, что даже не просыпается. Лишь сладко вздыхает и поудобнее укладывается, обвивая мою шею маленькими ручками.
Вопреки моим сопротивлениям, Дан непреклонен и настроен решительно. Несет наши сумки до самых дверей.
– Я должен быть уверен, что вы с мандаринкой попадете в квартиру, а не будете ночевать хоть в чистом, но все же подъезде в обнимку с фикусом.
– У меня ключи есть, – демонстрирую и вставляю в замочную скважину. Открываю дверь и только тогда Дан облегченно выдыхает. С сожалением, как мне кажется.
– Хорошо. Пока. Спокойной ночи. Если что, звони, я тебе в сумку во внешний карман засунул свою визитку. Мандаринке привет, как проснется.
– Спасибо тебе большое. За то, что подвез. За неравнодушие, поддержку… Ты сделал для меня больше, чем кто-либо за последние пару лет.
– Пустяки, Лисенок, – улыбается, снова демонстрируя очаровательные ямочки на щеках. Входит в лифт и оттуда машет рукой. – Звони, всегда буду рад поработать вашим личным таксистом.
– Пока.
Стараясь не шуметь и привлекать как можно меньше внимания, а заодно не разбудить мандаринку (какое звучное прозвище придумал Дан – прицепилось, и теперь даже я так называю свою очаровашку), я переступаю порог квартиры. И тут же вздрагиваю, напарываясь на пронзительный взгляд. И близка к тому, чтобы сбежать обратно. Лучше на вокзал, чем здесь, с ним в одной квартире…
Глава 6
Олеся
Передо мной стоит Георгий – парень моей двоюродной сестры Риты. И с ним у меня связаны далеко не радужные воспоминания. Он скалится и нахально оглядывает меня с головы до ног.
Я на грани того, чтобы похватать вещи и бежать без оглядки отсюда. Но тут же боль в мышцах дает о себе знать, Аня кряхтит, а ее даже во сне громко урчащий желудок напоминает, что пора покормить ребенка ужином. Да и погода точно не летная – пока мы ехали, снегопад только усилился. Поэтому я, пока не передумала, захлопываю дверь и закрываю на замок, щелчок которого звучит как выстрел.
– Надо же, какие гости! – тянет Георгий, прислоняясь плечом к стене. Он буквально лапает меня взглядом, а мне помыться хочется. Желательно в хлорке.
– Гоша, кто там? – раздается где-то в глубине зала, а через несколько секунд за плечом мужчины показывается голова Риты. – Ты?! Сколько раз тебе говорить, чтобы не смела открывать квартиру своими ключами! У меня вообще-то личная жизнь есть!
– Вообще-то половина квартиры мне принадлежит. И я звонила тебе, а ты сбросила, а потом вообще отключила телефон, – устало замечаю, пытаясь стянуть куртку с ребенком на руках. Кажется, Рита только сейчас замечает спящую мандаринку. Выпучивает глаза, выходит из-за спины своего парня и смотрит на Анютку, как на нечто инопланетное.
– Это что за ребенок?! – потом переводит взгляд на сумки за моей спиной. – Погоди, а ты вообще надолго сюда?
– Насовсем. И это моя дочь Аня.
Я подхватываю чемодан – инвалид и рюкзак, который тут же оттягивает мне руку, делаю шаг по направлению к бывшей бабушкиной комнате. Но дорогу мне преграждает Рита. Складывает руки на груди, прищуривается и шипит мне в лицо:
– То есть, ты нагуляла девчонку, мужик тебя выпер из дома, а ты вернулась сюда, чтобы портить мне жизнь?! Нормально устроилась! У меня вообще-то семья, своя жизнь тут. Мы с Гошей работаем, нам спать ночами нужно, а не слушать детские вопли!
Сцепляю зубы, чтобы не наговорить гадостей. Я не могу сейчас повысить голос, потому что Аня может проснуться и испугаться незнакомой обстановки и людей, которые враждебно настроены.
– Рита, отойди. Я все равно остаюсь, нравится тебе или нет.
– А мы тут ремонт сделали, чтобы подороже продать ее, – не унимается сестра. Мне это все надоедает, и я перебиваю ее:
– Но за столько лет так и не удосужились этого сделать. Отойди. Я хочу отдохнуть, устала за сегодня.
Сестра злобно и часто дышит, смотрит на меня исподлобья. Если бы взглядом можно убивать, мой прах уже бы развеяли по ветру.
Помощь приходит оттуда, откуда я вообще не ждала ее.
– Рит, да чего ты так завелась-то? – лениво выдает Георгий, улыбаясь только уголком рта. А в глазах все также плещется похоть. – Куда девчонки на ночь глядя? Да и места всем хватит. Давай, помогу, – несмотря на мои немые протесты, парень Риты выхватывает из моих рук чемодан и рюкзак и идет прямо по коридору.
Открываю дверь в комнату, и на меня обрушиваются воспоминания о бабушке вместе со спертым воздухом. Вытираю выступившие слезы на глазах и открываю окно, чтобы проветрить.
Осторожно опускаю дочь на кровать и раздеваю ее. Малышка настолько вымотана нашей «прогулкой», что даже не просыпается. Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что здесь все так, как и было, когда я сбежала из этой квартиры три года назад. Никаким ремонтом и не пахнет. Здесь, кажется, и не убирались все это время.
Погладив дочь по рыжим кудряшкам и поцеловав в лобик, иду в ванную за ведром и тряпкой. Тщательно мою полы и протираю пыль, чтобы мы с дочерью не дышали этой грязью. В момент, когда я отжимаю тряпку в последний раз, Анютка распахивает глаза и садится на кровати.
– Мама! – тянет ко мне ручки и прижимается всем тельцем едва я подсаживаюсь к ней. – Ням-ням.
– Ням-ням, – растерянно повторяю, понимая, что растерялась и не озаботилась вопросом ужина заранее. Гляжу в окно на плотный снегопад с усилившимся ветром и все меньше хочу выходить на улицу даже до ближайшего магазина. Тем более, с ребенком на руках. Я просто банально не дойду, рухну прямо у подъезда. – Что же нам с тобой делать, мандаринка, а?
Ровно в этот момент раздается деликатный стук. Дверь открывается, и в проем просовывается голова улыбающегося Георгия.
– Олесь, там ужин на плите, холодильник в вашем распоряжении. Девчонка-то, наверное, кушать хочет.
Я лишь успеваю растерянно пробормотать «спасибо», как парень сестры также внезапно исчезает. Неужели люди меняются?..
– Ну, что, Анют, пойдем ням-ням? – улыбаюсь дочке, крепко ее обнимая и целуя в макушку. – Вкусно не обещаю, но стакан теплого молока, думаю, тетя Рита не пожадничает. А, может, даже и на суп расщедрится.
Хотя странно, что моя сестра с ее парнем снизошли до бедных родственников. Потому что в то недолгое время, что мы жили вместе, они частенько перехватывали мои продукты или приготовленную еду, даже не потрудившись поблагодарить.
Появившись на кухне, я догадываюсь о причинах доброты моих родственников. Рита нарезает хлеб, но стоит мне появиться в поле ее зрения, как она напрягается. Откладывает нож в сторону, поворачивается ко мне и прищуривается. Сестра продолжает меня сканировать, пока я сажаю мандаринку на стул и наливаю ей суп-лапшу. Под пытливым взглядом Риты ладони шалят. Я очень боюсь, что рука дрогнет, и я оболью свою малышку.
– Кушай, солнышко, – пересаживаю Аню на колени и кормлю ее с ложки. Она настолько проголодалась, что даже не спорит с тем, что не сама ест.
– Лесь, и все-таки, ты надолго к нам?
Глава 7
Олеся
Горько усмехаюсь. Так вот зачем эта псевдозабота. Чтобы прояснить квартирный вопрос.
– Я же сказала – насовсем.
– Серьезно?! – Рита повышает голос. Аня вздрагивает и испуганно жмется ко мне. Поглаживаю дочь по голове и целую в макушку. Мандаринка расслабляется, но напряженно посматривает в сторону тетки.
– Не ори, ты ребенка пугаешь.
– Нет, в своем доме я еще и не могу делать, что хочу!
Рита раздраженно швыряет полотенце на столешницу. Упирается в нее бедрами и скрещивает руки на груди. Понимаю, что сейчас будет неприятный разговор. Поем, видимо, в другой раз. Аппетит начисто пропадает.
– Мне это не подходит, – решительно заявляет Рита и вскидывает подбородок. – Скоро мы с Гошей женимся, – жених расплывается в гаденькой улыбке, от которой у меня мороз по коже.
– Поздравляю. Совет да любовь. Предлагаешь подарить вам долю квартиры в качестве свадебного подарка?
– А что, – гогочет Гоша, – было бы неплохо, да?
Рита недовольно шикает на парня и продолжает:
– Молодой семье нужно жить отдельно. Строить отношения, создавать уют и романтику. Ты и твой ребенок нам будете мешать.
На глаза наворачиваются непрошенные слезы. Опускаю голову, чтобы родственники не заметили моей слабости. Что же такое! Всем мы с мандаринкой мешаем! И своему отцу моя малышка не нужна, и родственникам, которые видят ее впервые, тоже успела дорогу перейти.
– Анют, ты покушала? – склоняюсь над дочкой и целую эту пухлую щечку. Сладкая до невозможности. Мандаринка кивает и улыбается. Прикрывает глазки и жмется к моей груди. Меня затопляет счастьем, а ее улыбка и безграничная любовь дарят мне сил.
– Что ты предлагаешь, Рит?
Сестра приосанивается и гаденько улыбается.
– Мы с Гошей посовещались и предлагаем тебе компенсацию за твою долю. Выкупаем, так сказать. По-родственному. Тысяч триста можем достать. И ты подпишешь бумаги у нотариуса и съедешь.
Ага, только куда? Этих денег даже на комнату в общаге не хватит.
– Ты же прекрасно знаешь, что моя доля стоит гораздо больше. Минимум раз так в пять.
– Большего у нас нет.
В груди зарождается возмущение. И злость. Бабушка ведь нас любила одинаково. Всегда в гости звала, к нашему приходу готовила, как будто свадебный стол собирала. С крохотной пенсии откладывала, чтобы подарить дорогие подарки к праздникам или незаметно подсунуть денежку в карман.
Любила одинаково, несмотря на то, что Рита, когда бабушка заболела, стала появляться все реже. А когда та слегла, так вообще исчезла. Звонила раз в месяц, не чаще. Это больше походило на проверку, жива ли бабушка или нет. Когда бабулечка уходила, она ждала ее, звала. Я звонила Рите, но та не явилась, и бабушка так и умерла, не попрощавшись. Думаю, она все поняла, какая ее внучка на самом деле. Но все равно любила до конца своих дней и отписала ей половину квартиры.
А сейчас она хочет почти задаром получить мою долю. Если у нее это не получится, что она будет делать? Интересно, Рита в курсе, к какому именно методу прибегнул Гоша, чтобы выжить меня в прошлый раз?..
– Нет, Рит, – выпаливаю решительно, поднимаясь на ноги. – Нам с Аней это не подходит. Или плати полную стоимость моей доли или ютитесь с нами.
Иду в свою комнату, достаю любимое полотенце Ани с зайчатами. Купаю зевающую малышку, переодеваю в пижамку и укладываю на кровать, с одной стороны обкладывая дочь подушками, чтобы не упала. Глажу ее по волосикам, крепко обнимаю, и мандаринка быстро проваливается в сон.
Чего не скажешь обо мне. Кручусь, верчусь, но уснуть не могу, несмотря на усталость. По-хорошему, мне бы сходить в душ и переодеться. Но я не могу оставить Аню одну. Да и не хочется рыться в сумке, чтобы не потревожить сон дочери.
Я то проваливаюсь в дрему, то снова выныриваю из сна. Не могу полноценно расслабиться, потому что не чувствую себя в безопасности. Какая-то тревога гложет изнутри.
Глубокой ночью, когда я думаю, что все спят, жажда и голод все же гонят меня на кухню. Я несу ответственность за маленькую девочку и не могу себе позволить упасть в обморок.
Успеваю налить воды в стакан и немного отпить, как сзади раздается хриплый голос, и стальные пальцы смыкаются на талии, как капкан.
– Я так рад, что ты вернулась…
Глава 8
Олеся
В ноздри вбивается резкий запах алкоголя, смешанный с табаком и дешевым парфюмом. Мне становится мерзко. Тошнит.
Я распахиваю рот, чтобы закричать, но грубая шершавая ладонь затыкает меня. Георгий прижимается ко мне со спины. Упирается чем-то твердым прямо в ягодицы. Господи, пожалуйста, пусть это будет телефон!
Задыхаюсь. Все кружится перед глазами. Я сильнее сжимаю стакан в своей руке. И молюсь, молюсь, молюсь, пока грязные руки Гоши шарят по моему телу.
А ведь это все уже было…Только Гоша тогда был трезвым.
Это случилось через месяц после того, как не стало бабули. Через десять дней Рита притащила Гошу жить в эту квартиру. Поставила перед фактом. Моих возражений она слушать не стала. Все, что удалось мне отвоевать – комнату бабушки для себя. Она гораздо меньше той, что досталась Рите и Гоше, но зато я не позволила осквернить помещение и сохранить память о бабушке. В этой комнатке мне всегда было спокойно, как будто бабуля была еще рядом. Как будто вышла на кухню приготовить мой любимый пирог…
Гоша сразу стал вести себя, как хозяин. Курил в форточку на кухне или на балконе, ходил по дому в трусах, не закрывал дверь в ванную. Еще и высмеивал меня, стравливал с Ритой. А она едва ли не волосы рвала мне, думая, что я хочу увести ее мужчину.
В тот вечер они что-то отмечали, я же, вернувшись с учебы поздно вечером, заперлась в комнате. Выжидала, когда эта парочка угомонится и уйдет к себе. Когда на кухне все стихло, выскользнула из спальни и погрела себе остатки вчерашних макарон. Поужинала и мыла посуду, когда большая и потная ладонь зажала мне рот, а вторая поползла сразу за резинку домашних штанов. Я брыкалась и мычала, а Гоша гоготал и слюнявил мою шею.
В какой-то момент мне удалось вырваться. Я оттолкнула парня Риты и сбежала к себе. Из квартиры ушла этим же вечером. Благо, подруга приютила меня, а на следующий день помогла снять комнату. Бабуля и тут обо мне позаботилась и оставила небольшую сумму, которую хватило на первое время.
Рита даже не позвонила и не поинтересовалась, почему я ушла. Позже я поняла, почему. Встретила их одним вечером держащимися за руки в супермаркете. Я пыталась до этого рассказать обо всем Рите, чтобы задумалась, с кем живет…Но, увидев эту счастливую и наглую парочку, поняла, насколько была глупа. Со всех сторон. Меня просто выжили из квартиры. И показали, что со мной может случиться, если я останусь и буду мешать их жизни.
Уже от других людей я слышала, что Рита то расходилась, то сходилась со своим Гошей. Все же не раз ловила его на настоящей измене, но почему-то все время прощала…
Я много раз заикалась, чтобы продать квартиру и поделить деньги пополам. Но Рита отмахивалась. Когда я уже привела риэлтора, она нагло заявила, что свою долю продавать не будет, потому что на эти деньги ничего не сможет купить. А влезать в ипотеку не намерена.
А я…В один момент от злости на сестру я хотела продать свою долю семье из ближнего зарубежья в количестве пяти человек. Но в последний момент передумала. Все же память о бабушке. Рана от ее потери еще не зажила, и я оказалась не готова.
***
Поначалу мне кажется, что история повторяется, что жених Риты таким образом снова выживает меня и мандаринку из квартиры, но…
– Я тебя вспоминал, девочка…– шепчет Гоша, пихая свой язык мне в ухо. – Ты мне еще три года назад понравилась…Яркая, сочная, вкусная…
Кажется, сейчас этот урод всерьез. Потому что его пальцы уже скользят по кромке моих трусиков.
Я ору ему в ладонь, но бесполезно. Меня никто не услышит. Я перепугана до смерти. Перед глазами стоит беззащитная дочка и плачет. Потому что я знаю, что не смогу пережить насилия. Даже ради нее.
В руках лопается стакан, осколки вонзаются в кожу. Адреналин шпарит по венам, я не чувствую боли. Но выход из ситуации приходит в голову внезапно…
Гоша присасывается к моей шее, сжимает ее пальцами. И не замечает моих движений. А я перехватываю дрожащими пальцами осколок покрепче и полощу им по его руке.
– С**а!!! – орет на всю квартиру так, что закладывает уши. Пока урод зажимает рану, я вырываюсь из захвата, отталкиваю его так, что он падает куда-то в сторону, и со всех ног несусь в комнату.
Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Захлопываю дверь и медленно сползаю по ней вниз. Слезы катятся из глаз, я до крови прикусываю губу, чтобы не завыть и не испугать мандаринку.
