Юрий Никитин
Трансчеловек
Коля заговорил рассудительно:
– Фильм – еще понимаю, но как эти чудаки читают с экрана?.. Это вообще уроды. Разве что-то может заменить чтение лежа на диване обыкновенной книжки, когда шелестят страницы, когда переворачиваешь, а не скроллируешь, когда можешь вернуться и заглянуть на пару страниц взад?
Михаил молча чокнулся с ним, дружно выпили. Леонид лишь презрительно усмехнулся, мне почудилось, что не спорит только из вежливости. Сам он, знаю, читает с экрана ноута, и шрифт выставляет, и размер страницы, да и перелистывать на пару страниц взад умеет, не говоря уже о том, что на одной флешке может возить с собой в нагрудном кармашке десяток тысяч книг.
Вообще мы все соглашаемся, что техника – зло, хотя никто и не подумает отказаться от бытовой техники и перебраться жить в пещеры или хотя бы в палатку, соглашаемся, что лекарства из трав лучше, чем синтетические, соглашаемся, что надо пить и есть все, здоровьем пусть дорожат трусы, а мы – лихие, крутые, бесшабашные и безбашенные…
– Я тоже читаю с экрана, – заявила Настена, она самоотверженно поддерживает мужа в любом случае, даже если не понимает, о чем он говорит. – Это прогрессивно!
Жанна сказала с неудовольствием:
– Пусть прогрессивно, но как неудобно!.. Согласись-ка!
– От согласиськи слышу! – радостно отпарировала Настена.
Стук вилок и ножей, сплетающиеся в паутину голоса, слушая которые начинаешь пьянеть еще до того, как алкоголь поступит в кровь. Воздух незаметно разогревается от множества горячих тел, запах пота начинает пробиваться сквозь все завесы дезодорантов, причудливо смешивается с ароматами жареного мяса.
Первые блюда опустели, Жанна пробовала усиленно впихивать горячее. Хозяева больше всего страшатся, что гости вдруг да не ужрутся, это же такой позор, и даже вот такие трепетные интеллигенты, как Аркадий, и то не могут вырваться из этой ловушки, но я в этой компании единственный неинтеллигент, поднялся и сказал, что жутко хочу курить, так что извините, отлучусь на балкон.
За мной с явным облегчением потянулись мужчины, весь вечер просиживать за обильно накрытым столом чуточку нелепо. Если бы наши родители, а еще лучше, бабушки и дедушки, вот так же отмечали праздники – это понятно: им уже не до танцев, да и все еще стараются отъесться хоть теперь за все голодное детство.
Юлиан во время сидения за столом все посматривал на Каролину, я видел, как выпячивает грудь, делает то умный вид, то весьма томный, то вскользь упоминает, что он уже в одном шаге от должности старшего менеджера, это такие возможности, такие возможности, особенно корпоративные льготы, но Каролина лишь улыбалась вежливо, однако продолжала разговор с Аркадием и Жанной.
Во время перекура, после которого снова надо будет за стол, Юлиан подошел красивый и наглый, в руках по фужеру вина, один вручил мне, поинтересовался весело:
– Правда, что только упорный, каждодневный труд может сделать из обезьяны слесаря-ремонтника шестого разряда?
– Не знаю, – ответил я очень вежливо. – У меня пятый.
Он приятно удивился:
– Пятый? А что ж так низко?
– Со старшими манагерами надо было банку раздавить, – объяснил я. – А я пью только с теми, с кем изволю.
Его лицо напряглось, когда я посмотрел ему в глаза и выплеснул содержимое фужера прямо с балкона. Все говорят, что у меня недостаточно интеллигентное лицо, то есть что думаю, то на нем и проступает крупными буквами, Юлиан пробормотал что-то и попятился, кто знает этих слесарей-ремонтников, вдруг и его того, вслед за красным вином, а квартира на двадцатом этаже…
Леонид, вот уж не ожидал, сказал вдруг, что это мы, как старичье, только за столом и за столом, посидим хоть в большой комнате, Жанна так ее украсила, грех не похвалить, и мы с большим облегчением расселись на диване и в креслах. Настена и Марина, поглядывая на Каролину, завели громкий спор насчет ботулакса, вживления золотых нитей, силикона, подтяжек, а так как Каролина не среагировала, перешли на обсуждение сенсации насчет стволовых клеток. Уже, вроде бы, их выращивание вот-вот удешевят настолько, что один укол стоить будет не больше годовой зарплаты. Всего нужно пять-семь, так что можно собирать денежки на будущее, ведь морщин не миновать, а любая женщина все с себя отдаст, только бы помолодеть хоть чуточку…
Я слушал, посматривал на раскрасневшиеся лица наших добропорядочных жен. Обе хоть и спорят, но обе доказывают друг другу, как хороши стволовые клетки, как они спасут их внешности, преобразят, улучшат здоровье, фигуры… Я вообще-то сам считаю, что стволовые клетки – круто, о них весь мир в лапти звонит, но вот посмотрел на этих и уже начинаю сомневаться. Бывает так, что достаточно посмотреть на своего соратника, послушать, после чего начинаешь думать: а не дурак ли я?
Если хорошенько пошевелить мозгами, то все надежды на чудодейственные стволовые клетки прут от нашей тайной неприязни к машинам, к технике. Мы даже лекарства делим на синтетические и «натуральные», хотя козе понятно, что ну не могут травяные настои неграмотной бабы Матрены или каких-то дохлых китайских императоров – не один ли хрен, конкурировать по лечебным свойствам с разработками суперсовременной химии. Но мы, как пещерные люди, предпочитаем «натуральные».
Какие стволовые клетки, они ведь тоже из такого же дерьма, как и мы сами. Что они могут: ну чуточку омолодить, ну даже очень омолодить, но это и все, а вот стремительно развивающиеся технологии уже сейчас поражают мир чудесами. Вот сейчас, когда смотрю на Жанну и Настену, яснее ясного становится, что если они в восторге, то явно какая-то дрянь или же полный тупик.
2006 год, 30 мая, 19.35 по Гринвичу
Супруги Каневские пришли, как всегда, с опозданием. Яркие, праздничные, поглядывающие на все и на всех свысока, оба белозубые, статные, только Анатолий располнел еще больше. Альбина тоже прибавила в формах, но ей идет: пышные груди вылезают из низкого выреза, круп широк и приподнят, губы стали толще и сексуальнее, как раз тот случай, когда хорошего человека чем больше, тем лучше.
Пока они расцеловывались в прихожей с хозяйкой, Леонид вылез из-за стола, Коля заметил вдогонку:
– Что-то часто пользуешься туалетом… Хоть одно дерево посадил?
Сам он, однако, тоже выбрался навстречу Каневским, галантно поцеловал Альбине ручку, воскликнул потрясенно:
– Альбина, где это ты так загорела?.. А где не загорела?
Еще через четверть часика раздался звонок в дверь, Аркадий поспешно выбрался из за стола.
– Наша Светлана!.. Узнаю, узнаю…
Светлана, рослая блондинка с роскошной копной волос и в маечке, что открывает литые загорелые плечи и плоский живот, вошла с ослепительной улыбкой, ослепительно красивая, как фотомодель, прямоспинная, с высокой грудью и дивной тонкой талией – работа инструктором в шейпинг-центре обязывает и самой быть картинкой, иначе народ не станет ломится в такую группу. С улыбкой позволила обнять себя Аркадию, шаловливо коснувшись безлифчиковой грудью, расцеловалась с Жанной, всех-всех одарила сияющей улыбкой безукоризненно ровных и белых зубов.
Мужчины начали двигать задницами, ужимая жен, но Светлана подсела к Каролине, ее лучшей подруге.
– Что опаздываешь, – упрекнула Каролина, – все вкусное съели!
– Прекрасно, – откликнулась Светлана с энтузиазмом. – Меньше придется сбрасывать.
– Все калории высчитываешь, – упрекнула Каролина.
– Работа такая, – вздохнула Светлана, но в ее голосе смирение было пуще гордыни, мы переглянулись понимающе. – Такая я нищщасная…
Каролина хихикнула, только у нас троих работа совпала с хобби: Светлана в любом случае изнуряла бы себя на тренажерах, мне нравится зарабатывать ремонтом видеомагнитофонов, телевизоров и компьютеров – я вообще обожаю сложную технику, а Каролина еще со школьной скамьи грезила тайнами Вселенной, а теперь вот получает зарплату как сотрудник Центра астрономических вычислений.
Я невольно скользнул взглядом по остальным за столом: все пашут только из-за жалованья, все клянут работу и ждут не дождутся лета, чтобы на юга, и только нам троим повезло, безумно повезло. Специалисты говорят, что если изобилие для всех, то лишь один из тысячи продолжил бы работу, остальные тут же оставили бы свои осточертевшие конторы и предприятия.
Светлана и Каролина поклевали одну дольку торта, причем обе старались отгрести жирную часть друг другу, и выковыривали сухие кусочки, Коля поднялся с фужером в руке.
– Дорогие… гм… товарищи! Вот читал я Пушкина, «Выпьем с горя! Где же кружка?», и понял, что он так и остался то ли негром, то еще кем-то непонятным, но русским стать не сумел. Ну кого из нас, если хотим выпить, тем более – с горя, интересует местонахождение какой-то там кружки? Вон Леонид вообще собирается из горла…
Леонид обиделся:
– Я же пиво! Пиво – можно.
Коля сказал поощрительно:
– Да все можно. Алкоголь нужно принимать таким, какой он есть. А вообще ты прав: где пиво – там и Родина! Сам знаешь, когда водка заканчивается, закуска становится просто едой, а разве мы такое кощунство допустим? Там выпьем же за…
Каролина слушала с таким интересом, будто в самом деле восторгается его речами, потом я сообразил, что она смотрит с симпатией на самого Колю: в самом деле хорош и колоритен, душа нараспашку и сердце на рукаве, добрый и отзывчивый, все его слабости на виду, да он и не слишком скрывает, даже бравирует ими. В наше закомплексованное время и в нашем сложившемся кружке общения, где комплекс на комплексе, он выгодно отличается дикарской чистотой и открытостью.
Все с разной степенью энтузиазма выпили, а мне вот нельзя – за рулем, как удобно. Сделав вид, что покидаю стол ради облегчения кишечника, иначе будут обижаться, вышел в другую комнату, а оттуда на балкон. Майский вечер теплый, небо окрасилось в нежные алые цвета, облака застыли, потемнели, с востока идет плотная темнеющая синева, а на западе еще догорает закат, прижимаясь к земле, небосвод над ним почему-то светло-зеленый, почти прозрачный, а в самой выси вообще что-то невообразимое…
Сзади простучали каблучки, пахнуло знакомым ароматом. Каролина подошла свежая, сунула мне под майку холодные ладошки, явно минуту назад из-под ледяной струи.
– Ага, страшно?
– Брысь отсюда, жаба! – заорал я, но она хихикала и грела лапы, пока не услышала сзади голоса, убрала руки и сделала вид благовоспитанной девочки.
В комнату, где мы стояли на балконе, вошли Леонид и Михаил с женами, заскрипел диван под их грузными раскормленными телами, а мы смотрели на высокие дома, где в окнах начинают загораться огни, на машины, что одна за другой включают фары, очень красиво, когда по одной стороне дороги идут с желтыми огнями, по другой – удаляются с красными.
На балкон вышла Светлана, красноватый свет заиграл на литых плечах.
– Каролиночка, ты не будешь очень против, если я уведу твоего… дружка потанцевать?
– Сделай одолжение, – ответила Каролина легко, – научишь танцевать, спасибо скажу.
Светлана протянула мне руку, я помотал головой.
– Из меня танцор, – объяснил я, – как из… ладно, смолчу. Ты знаешь.
– Когда медленно танцуешь, – объяснила она с лукавой улыбочкой, – ничего не мешает…
– Каждой хорошей девушке, – согласился я, – по плохому танцору!
– Тогда все в порядке, пойдем?
Я упирался, но она ухватила за руку цепкими пальцами, привыкшими сжимать гриф штанги, умело дернула, и я вынужденно сдвинулся, чувствуя, что меня увлекает за собой что-то вроде шагающего экскаватора.
В комнате она сразу прижалась, заставила двигаться едва-едва, так что даже с моим умением такое танцевать можно, согласен. От ее сильного здорового тела приятно пахнет духами, я старался напоминать себе, что это она отбивает запах пота, а так вообще культуристки потеют, как лошади или балерины.
– У тебя плотные мышцы, – заметила она одобрительно, – тебе качаться нужно.
– Зачем?
– Вздуешь такие мускулы! Все мужчины завидовать будут.
– Зачем? – повторил я. – Я, так сказать, извини за выражение, интеллектуал нижнего уровня. У нас появиться с мускулами – позор. Мы тяжелее проца или харда ничего не поднимаем. Сила есть – ума не надо, и все такое прочее. Все-таки главное не сила, а правильный вектор ее приложения.
– Знание – сила, – весело отпарировала она, – а незнание – мощь миллионов. Мужчина с мышцами всегда смотрится лучше, чем без оных. Кем бы он ни был. Уж поверь, мы, женщины, говорим друг с другом без утайки.
Она умолкла, только бросила взгляд на Каролину, я тоже промолчал. В Светлане, если особенно не приглядываться, не всякий рассмотрит мастера спорта по фитнесу, а еще раньше она занималась бодибилдингом и пауэрлифтингом. Просто очень хорошая фигура, крупная грудь идеальной формы, наверняка твердая, словно из дуба вырезанная, отшлифованная и покрытая лаком… нет, скорее, как упругие резиновые мячики, не надуваемые, а литые… гм… широкие плечи и тонкая талия, а руки очень красивые, с тугими трицепсами, которые у женщин начинают отвисать уже со студенческого возраста.
Ей двадцать семь, вспомнил я. На два года больше, чем мне. Может быть, еще и потому посматривает на меня заинтересованно. Если я выбрал в подруги женщину, старше себя на восемь лет, то разницу в три вообще не замечу. Не то, что остальные козлы, уже седые, а все молоденьких девочек ищут.
В комнате Коля, возбужденно блестя глазами, рассказывает внимательно слушающей его Насте:
– Иду я себе в магазин, вдруг из-за угла заряд из BFG… Ну, я сразу все понял, тут же в магазин, взял одну беленькую, две красных, вышел: на душе, как в раю!
Настя сказала с игривым неодобрением:
– Ах, Коля, сколько же ты выпить сможешь?
– В меру выпитая водка, – сказал Коля наставительно, – хороша в любых количествах. В жизни человек должен попробовать все и решить, нужно это ему или нет. Кто-то не все пробует, а кто-то, попробовав, уже не может правильно решить.
– А ты решаешь, – спросила она как-то намекающе, – правильно?
Он не понял, что его клеят, или же сделал вид, что не понял, так бывает дешевле, вскинулся оскорбленно.
– А как же? От нечего делать пьют только недалекие люди. Умный всегда найдет причину.
Она покачала головой.
– Ох, Коля, Коля… Ты не пробовал вернуться к нормальной жизни?
– Только вчера вернулся к нормальной, – сказал он обвиняюще. – Вернулся, а ее уже нет… Ну, что оставалось, как не тяпнуть по маленькой?
Она засмеялась, широко раскрывая сочный рот, откинулась на спинку дивана, чтобы грудь выше и вся как бы в постели, должен же он раздеть ее глазами, если алкоголь не совсем пригасил мужские инстинкты, у нее такое роскошное нежное тело, белое, как сало молодого поросенка, вот уже несколько лет не знающее загара, чтобы сохранить белизну.
– Кроме вина и водки, – сказала она уже без намеков, – в жизни столько удовольствий! Особенно в мужской.
– Увы, – сказал он уныло, – на эти удовольствия уходит весь мой заработок. На жизнь не остается!
– Повышай квалификацию, – посоветовала Настя. – Володя уже и в НИИ подрабатывает…
Коля удивился, повернулся ко мне.
– Правда? Володя, держись подальше от науки: выяснилось, что научные исследования вызывают рак у лабораторных крыс.
Я не успел объяснить, что мои научные исследования начинаются и заканчиваются ремонтом компьютеров, но Коля уже отвернулся, пропел весело:
– На горе стоит хомяк. Его мучит отходняк… Если не было бы глюка, жизнь была б такая скука!
Незаметно подошла Светлана, сказала лукаво:
– Ох, Володя, не в мудрости сладость жизни…
– Да не занимаюсь я наукой, – возразил я. – Просто помогаю с одним проектом для института металлургии. Ты же знаешь, беру подработки везде, где удается.
– Всех денег не загребешь.
– Я люблю работать, – возразил я, сразу ощетиниваясь, никто не любит, когда подозревают в жадности. – Мне нравится работать.
– Если хочется работать, – сообщил Коля, – ляг, поспи – и все пройдет. Если человек вкладывает в работу всю душу, то на общение с людьми у него уже ничего не остается. А разве мы живем не для общения?
Настя сказала ехидно:
– Может, Володя живет ради зарплаты, потому и зарабатывает много?
– С тем, что работать ради денег нельзя, – сказал Коля, – согласны все, поэтому одни работают, не получая денег, а другие получают деньги, не работая. Если честно, то ничто так не отбивает желание работать, как зарплата. Если я не найду себе достойной и хорошо оплачиваемой работы, пойду на психфак наглядным пособием.
2006 год, 31 мая, 01.00
Обратно выбрались за полночь, все-таки у Голембовских здорово, хоть и бурчим, но кто теперь не бурчит, расставались с сожалением. Аркадий и Жанна вышли нас проводить, с нами одновременно собрались Светлана и Юлиан. Он предложил довезти ее, но Светлана напросилась к нам: и по дороге, и пощебечут с подругой.
Мне показалось, что Юлиан совсем не разочарован, он вообще-то побаивается слишком сильных и уверенных женщин, да кто их не побаивается, поцеловал Светлане руку, помахал нам уже от своей машины и хлопнул дверцей. Светлана и Каролина шушукались всю дорогу, хихикали, пугали меня инспекторами ГАИ, ведь я все-таки откушал пару фужеров вина, но все прошло мирно: Светлану высадили возле ее дома, а через десять минут уже подрулили к нашему.
В лифте я украдкой присматривался к Каролине. Показалось или в самом деле пару раз в глубине глаз мелькнул страх? А лицо побледнело, даже такому толстокожему, как я, заметно. Вообще я не очень чувствительный человек, но кожей чую, когда с любимой женщиной что-то не совсем так.
– Рассказывай, – потребовал я уже на лестничной площадке, – рассказывай!
Она вздохнула.
– О чем?
– Не прикидывайся, – отрезал я зло. – Думаешь, у меня глаз нет? У тебя неприятности. Говори, что случилось?
Она ответила с вымученной улыбкой:
– Да нет у меня неприятностей! Успокойся.
Я зло тыкал ключом в замочную скважину, не попадал, сказал с быстро нарастающей яростью:
– Знаю, это Жанна тебя обидела!.. Эта гадина всегда пыталась вбить между нами клин.
Она усмехнулась.
– Успокойся. Она положила глаз вовсе не на тебя.
– Все равно, – прорычал я, – эта тварь не может, чтобы не укусить!.. Слушай, давай не будем больше ходить на эти сабантуйчики? Нам и двоим хорошо. А новых знакомых будем подбирать осторожно, очень осторожно…
Она покачала головой, повторила в третий раз:
– Успокойся. Просто у меня настроение что-то…
Линдочка уже виляет обрубком хвостика по ту сторону, едва дождалась, пока дверь откроется. Каролина присела, давая себя обцеловать, почесала за ушами. Я закрыл на два оборота, тоже опустился на корточки.
– Ну разве нам не хорошо? – спросил я. – Каролина, выходи за меня замуж!.. Ну выходи! Выходи. Что тебя держит?
Она засмеялась, как мне почудилось, еще более грустно, чем обычно, когда я задавал этот вопрос, а я уже спрашивал сто тысяч раз. Каролина пошла в ванну, донесся плеск воды, я вышел выгулять собаку. Когда вернулся, Каролина стелила постель.
– Что тебя держит? – спросил я снова.
– Володя… Ну чем тебе плохо вот так?
– А я хочу скрепить узы, – настаивал я.
– Чем, простой печатью на простой бумажке?
– Не простой, – возразил я, – а гербовой. Наверное, гербовой. А почему бы нет?
Она мотнула головой.
– Нет.
– Почему? – спросил я. – Почему ты не хочешь выйти замуж по-настоящему?
Она потянулась в постели, переспросила:
– По-настоящему, это как? Разве мы не муж и жена по факту?
– Мне этого мало, – возразил я упрямо. – Я хочу, чтобы все было и по закону! С печатями.
Она вновь мотнула головой.
– Увы, я девушка старых взглядов. Сейчас это у нас все воспринимается знакомыми, как баловство, флирт, но замужество… ты же моложе меня на восемь лет!
Я сказал зло:
– Вон Деми Мур вышла замуж на парня, что ей в сыновья годится! И все считают, что нормально.
Она покачала головой.
– Нет, нет и нет. Мой муж должен быть не просто моим ровесником, а старше. Намного старше.
– На сколько? – спросил я довольно глупо.
Она вздохнула.
– Не знаю. На много. Мужчина должен быть старше. Так принято. Как на меня посмотрят, что я пришла в ЗАГС с ребенком, моложе меня на восемь лет? Вот если бы старше… да не на восемь, а лет на двадцать… Нет, такие браки, как был бы наш, недолговечны.
– Я никогда тебя не оставлю, – ответил я.
– Ох, Володя!
– Я никогда тебя не оставлю, – сказал я клятвенно. – Никогда! Никогда.
Она слабо улыбнулась, но я ощутил по ее молчанию, что не верит, не видит нас в будущем вдвоем. Я стиснул челюсти, ну как не может понять, что я действительно люблю, молча пошел в душевую, в кабине вспыхнул свет, это я однажды настроил, чтобы лампочка загоралась, когда открываю, включил музыку здесь же в душевой, у меня такая вот продвинутая кабина, долго смывал пыль и пот, все ждал, вдруг да придет Каролина, не дождался, а когда вошел в спальню, она уже спит, согнувшись в комочек, подтянув колени к подбородку, маленькая и настолько беззащитная, что захотелось заплакать от бессилия, что не могу спрятать ее в груди и носить там, чтобы на нее даже листок с дерева не посмел нагло обрушиться всем весом и острыми краями.
Тихо-тихо, замирая на каждом движении, я опустился рядом, подгреб тельце, так умело вылепленное, что все его выпуклости без зазоров вошли в мои вогнутости, облек ее, как твердая скорлупа жемчужину, мои губы оказались возле ее уха, так что мое мощное дыхание сделает ее сон спокойным, защищенным, обхватил и вжал в себя, жалея, что я не осьминог, а еще лучше, кальмар, у того лап еще больше, долго лежал так, замирая от сладкого щема…
