Никита Сергеевич Грудинин
Выплеснув Наружу
Альфред (Размышляет). Что же я творю? Правильно ли я поступил? Конечно нет… а что оставалось? Кому понравится парень с ножом? Он, наверное, сильный. Один его удар сильно бы меня покалечил. Меня редко били, но довольно просто представить, что со мной может произойти. Жаль, что я так и не научился драться. Хотя, эти навыки бы мне точно не пригодились сейчас. Один удар и я сломаюсь как хрупкая ветка.
Осторожно заходит к Робу.
Роб. Я не сплю, можешь не стараться.
Альфред молча ложится. Он открывает книгу, с которой так долго ходил. У него был припрятан фонарик, и он им воспользовался.
Что читаешь?
Альфред. Историю про детектива.
Роб. И все? В чем особенность этого детектива?
Альфред. Ну, он знает дату своей смерти.
Роб. И что он делает?
Альфред. Продолжает работать.
Роб. Хах.
Альфред. Я не шучу.
Роб. Серьезно?
Альфред. Он мог бы наладить свою жизнь, ведь у него она плохая, но он продолжает работать. У него скверный характер и друзей он не имеет. Герой всегда только вредил близким ему людям. Он хочет исправиться, но не может. (Пауза.) У него есть напарник, который всячески пытается к нему подбиться в приятели, но герой не дает ему и шанса. (Пауза.) Детектив это делает скорее не из-за того, что не любит напарника, а потому, что ему осталась неделя и он не хочет никому навредить своей смертью.
Роб. И почему он продолжает?
Альфред. Потому, что так надо, он молод и считает своим долгом поймать всех мерзавцев, которые только есть. (Закрывает книгу.) Ближе к концу он встречает убийцу лицом к лицу, только пистолет находится в руках убийцы…
Роб. А напарник? Он потом поймал убийцу?
Альфред. Не знаю, я не дочитал.
Роб. Скажи мне потом, поймал ли он его.
Альфред. Ладно.
Альфред выключает фонарик и ложится спать. Роб не спал. Смотрел, почти не моргая, вверх. Наступает новый день.
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
Столовая. Зеленые стены, сервис и столы девяностых, везде расклеены постеры с правилами.
Мартин, Бобби, Альфред в углу, затем Джим.
Мартин (Подавившись). Кхе-кхе, он, правда, достал нож?
Бобби. Да, зная, на что он способен, я очень испугался.
Мартин. Он мне вчера такого наговорил. Он меня пугал одним своим видом. И ты когда-нибудь слышал о болезни, которая творит такое?
Бобби. Такие вещи бывают, но чтобы собрать такой набор… На то она и неизвестная.
Мартин. Но это не меняет того, что он похож на мертвеца, бродящего среди нас. А вдруг он зомби?
Бобби. Пожалуйста, не говори мне эту чушь с утра.
Мартин. А что? Все может быть. (Пауза.) Как у вас там с Джессикой после вчерашнего?
Бобби. Она много наговорила ему, боюсь, ничего хорошего из этого не выйдет.
Альфред сидит вдали. Смотрит на выход.
Альфред (Думает). “Джим был не один, до него было еще много ребят, но только с ним я все осознала…”. Скольким же людям она причинила боль? Как они это все стерпели? Как они ее отпустили? Она так плохо думает о себе. Она казалась такой жизнерадостной, а внутри… Бобби знал о ее чувствах? Нет… не могу больше. (Закрывает глаза.) Так гораздо лучше – не видеть… Не видеть этих людей, облепленных мнениями, слухами и осуждениями. Как же трудно не испытывать к ним ненависть. Смотреть как они сорятся, злятся… грустят. Вижу грустных людей и сразу мысли об отце. Они… как зеркала, но меня там нет. Мы похожи, просто не хотим этого показывать. Необычным людям же внимание давай. А если я хочу стать обычным, это делает меня необычным? (Пауза.) Этот глаз… надо давно было его прикрыть чем-нибудь. Если я буду носить повязку, буду ли я выглядеть мрачнее для других? Хочу ли я быть мрачнее для других? Наверное, да, если это поможет мне перестать видеть все… Таким. (Открывает левый глаз.) Именно таким. (Закрывает его обратно.) Зачем мне думать о других, когда мне больно? Но если я надену повязку – меня будут бояться сильнее. Мне ведь будет тоже больно. Неужели, боли не избежать и нужно просто выбрать меньшею? А если я заслужил большую? Вот бы мне кто-то просто сказал: какую боль мне выбрать. Все было бы так просто, если бы за меня решали. Если бы ты мог говорить… Было бы мне от этого хорошо? Не знаю… ничего не знаю.
Альфред открывает глаза и видит перед собой Джима. Альфред немного вздрагивает, но быстро приходит в себя.
Джим. Дружище, ты бы хоть опустил этот бургер, перед тем как погружаться в мысли.
Альфред. Точно, прости. (Кладет остатки от бургера на тарелку.)
Джим. Не извиняйся, я просто сказал. Ты в душ ходил?
Альфред. Нет… не ходил.
Джим. А зря, посмотри на стену, видишь постер? пошли, надо соблюдать чистоту – второе правило.
Альфред. Хорошо.
Джим осторожно взял тонкую руку Альфреда и повел за собой.
II
Душ для мальчиков. Четыре блока, где можно стоять.
Альфред, Роб, Джим.
Джим. Ну, давай, грязнуля, иди.
Альфред. Я был бы благодарен, если бы ты меня так не называл.
Джим. Да, конечно.
В одном из блоков моется Роб. Альфред раздевается вдалеке от всех. Заходит в самый дальний блок. Моется возле Роба. Краем глаза замечает ожоги на спине.
Альфред (Думает.) Что? Но… откуда они?
Роб. Все задавали этот вопрос. Задавай.
Альфред промолчал. Роб решил проявить инициативу.
Метод воспитания, я такой с детства. Так они решили сделать из меня мужчину. Я плакал и грустил буквально со всего, что на глаза попадалось. Увидел, как лист падает с дерева и сразу мысли об одиночестве. Кто-то отбивается от других и падает на самое дно, а остальные продолжают зависать. Только остальные тоже упадут – все упадут. Знаю, звучит как чушь, но я правда так думал. Я грустил от всего и сейчас почти ничего не изменилось. Я из того типа детей, которые думают, что небо может обрушиться, понимаешь? (Пауза.) Их… это раздражало. Они постоянно били и колотили меня, придумывали новые способы меня испытать. Хотели все слезы из меня вытащить. Не получилось. Я их достал, и они решили отправить меня сюда.
Альфред. Хм… и почему они на спине?
Роб (Вспыльчиво). Хм? Это пустяк для тебя? Мог хотя бы посочувствовать.
Альфред. Сначала я хочу узнать причину их действий. “Хм” – из-за другого.
Роб. Ожоги на спине потому, что не хотели на видных участках тела оставлять. (Пауза.) Ты чувствовал радость?
Альфред. Чувствовал.
Роб. И как это?
Альфред. А ты не знаешь?
Роб. Нет, у меня что-то типа ангедонии с рождения. Я не испытываю чувства по типу радости и не чувствую наслаждения. Я будто бессмертный снаружи, а души уже очень давно нет.
Альфред. А тебе бывало хорошо?
Роб. Не думаю. Даже когда я закрываю глаза и думаю, что от всего убежал, меня накрывают ужасные мысли.
Роб прислоняется к плитке на стене и смотрит вверх.
А когда я смотрю вверх, мне становится легче. Не за что уцепиться. Смотришь вверх и думаешь о рае. Это успокаивает. Место – где все твои проблемы исчезнут.
Альфред. И ты надеешься туда попасть?
Роб. Нет, я не верю в это, но когда я думаю об этом месте – я не такой грустный.
Джим поворачивает голову и обращается к ним.
Джим. Давайте не будем говорить об этом. Мне не по себе от этого. На вас посмотришь, так вы братья по несчастью.
Роб и Альфред. Прости.
Все молча продолжили мытья.
III
Палатка Вожатого.
Спящий вожатый, Джим, Альфред, Роб.
Джим. Так, сколько время?
Пауза. Альфред с Робом уставились на Джима.
Что? А… у меня же часы, хе-хе, простите. (Смотрит на часы.) Двадцать минут первого. Так, что-то он долго спит.
Альфред. Как я понял, он вчера ходил выпить.
Джим. Он не говорил, что он именно будет пить?
Альфред. Только про сидр.
Джим. А, это еще только начало его распития.
Джим подходит к вожатому и ворошит его. Вожатый не просыпается.
Так, значит у нас сегодня отдых. Куда пойдем?
Альфред. Если у нас отдых… я пойду в тень и буду читать.
Альфред разворачивается от них и пытается уйти. Его за шкирку хватает Джим.
Джим. Нет-нет, от меня ты так просто не отделаешься. Я знаю отличное место. Роб, зови всех.
Роб. Обязательно всех?
Джим. Ну, кого найдешь.
Роб. Понял. (Ушел.)
Джим (Альфреду). Разве ты не хотел узнать нас поближе?
Альфред. Ну… я не знаю. Наверное.
Джим. А знаешь, как можно узнать человека ближе?
Альфред. Как?
Джим (Смеется). Увидев его полуголым, ха-ха. Отличное место, про которое я говорил – водопад. Там высота огромная и ты с него прыгнешь.
Альфред. Ч-что?
Джим. Не бойся, я прыгну первым.
Альфред. А зачем нам прыгать?
Джим. Это весело. (Улыбается.)
Альфред. Правда? Это не опасно?
Джим. Я тебе буду снизу кричать, если не услышишь меня, то можешь не прыгать.
Альфред. Но… мое тело… оно выглядит ужасно.
Джим. Покажи.
Альфред снимает свою черную футболку и показывает свое тело. Пауза.
Н-нормальное… да… нормальное тело у тебя, привыкнуть надо, а так все нормально. (Альфред резко опускает футболку после его слов.) И как я не заметил этого в душе.
Альфред. Никто не захочет меня таким видеть.
Джим. Поверь, это хорошо укрепит дружбу. Да, сначала это будет казаться непривычным, но увидев тебя, резвящимся среди них, как обычный парень, они тебя примут. Я же тебя принимаю.
Альфред. Ну… ладно, пошли.
Джим. Вот это настрой! Вот молодец! Идем за мной, Роб знает дорогу, он нас догонит.
IV
Большой водопад, спрятанный среди деревьев и листвы. Трава у края хорошо протопчена. Одежда валяется на траве. Водопад громко шумит. Все говорят громче, чем обычно.
Джим и Альфред, раздетые, затем Роб и Джессика.
Джим (Вдыхает вовсю). Ах, как здесь хорошо! Смотри, смотри! (Хватает Альфреда, подводит к краю водопада.) Высоко? (Не дожидаясь ответа продолжает.) Конечно же, высоко. Шмякнешься не так – все, прощай. Какой вид! А какой запах! (Вдыхает еще раз.) Мое любимое место, я тут постоянно прыгаю. Любишь плавать? (Все еще не слушая ответ, он продолжает говорить.) Я очень люблю. В чистой такой воде. Ездил раньше в Уайт хэвен и плавал там постоянно. Какая там была вода! Голубая, кристально чистая такая. А песок на девяносто девять процентов состоит из кварца, такой приятный. Будто мир перевернулся, и я начал ходить по небу. Часто терял там свой браслет, но найти его совсем не было проблемой, просто он был черный. Я ведь раньше занимался плаванием, круто, да? Ездил на соревнования и даже выигрывал, конечно, не часто, но какая разница. Учился задерживать дыхание, минута тридцать шесть – мой рекорд. Я гордился своим рекордом, да что там, я и сейчас им горжусь. Не помню, чтобы мои пальцы были сухими тогда. (Длинная пауза, смеется.)
Альфред. Что смешного?
Джим. Представил, как ты прыгаешь отсюда.
Альфред. Может, не прыгну.
Джим. Прыгнешь, гарантирую тебе.
Сзади них кашлянул Роб. Возле него стоит Джессика. Оба уже раздеты. Роб держит в руках свою белую толстовку и светлые джинсы. Джессика стоит с пакетом, в котором лежит вся одежда. Они не обратили внимания на тело Альфреда, но мельком его осматривали.
Джим. Роб, а где остальные?
Роб (Почесывая затылок). Я только Джессику нашел.
Джессика (Робу). Ты же меня увидел, позвал, и мы сразу пошли к ним.
Роб. Я… я еще до того как тебя увидел, искал остальных.
Джессика. Мальчик, не ври людям, когда не умеешь.
Роб промолчал.
Джим. Ну что, прыгаем?
Джессика. Я ради этого сюда и пришла.
Джим. Д-да. (Короткая пауза.) Я первый! (Бежит к краю, прыгает вниз.)
Альфред стоит у края и ждет крика от Джима. Ничего не слышно.
Альфред. Он что-то не кричит. (В мыслях.) А вдруг он…
Джессика. Ой, да чего же ты ждешь. (Толкает.)
Альфред (Падая). А-а-а!
Ему кричит Джессика: “Сгруппируйся, дурак!”. Альфред успевает сгруппироваться и упасть как надо. За ним Джессика.
Джессика (Падая). Уйдите!
После нее прыгает Роб.
Роб (Падая). Слишком высоко!
Пауза. Все сплывают.
Джим. Я же говорил, что прыгнешь, ха-ха!
Альфред. Сердце… оно так бьется. (Быстро, в мыслях.) Тук-тук, тук-тук. (Вслух.) Оно так билось только… тогда.
Джим. Это адреналин, друг. Как видишь, получить его можно и приятным путем.
Джессика. Это было чудесно! (Джиму.) Надо бы еще раз прыгнуть.
Джим. Потом, сейчас надо поплавать тут и расслабиться. Представьте, что не сможете сюда вернуться, наслаждайтесь, друзья мои. (Пауза, Альфреду.) Ну что, чувствуешь себя живым?
Альфред (В мыслях). Живым? Это можно почувствовать? (Вслух.) Это было весело, ты был прав.
Джим. Я же говорил, говорил ведь. Еще и убеждать пришлось. Я же чушь не скажу. (Робу.) А тебе как?
Роб вздрогнул, он отстранился. Думал, что о нем забыли.
Роб. А? Что ты говоришь?
Джим. Тебе-то как? Понравилось?
Роб. Ну, вода приятна телу, не горячая и не холодная.
Джим (Вздыхает). От тебя других слов ждать и не стоило. Просто бы сказал: “Было здорово”. Мне бы этого достаточно было.
Роб. Прости.
Джессика подплывает к Альфреду сзади. Шепчет на ухо.
Джессика. Пошли со мной.
Альфред (Поворачивается). Что? (Пауза.) Куда?
Джессика. Туда, где не хуже чем здесь, а то и лучше.
Альфред. Только мы с тобой?
Джессика. А что, боишься остаться со мной наедине?
Альфред. Немного.
Джессика. Ох, ты поймешь, что меня бояться не стоит.
Альфред. Нужно взять одежду. Как подняться наверх?
Джессика. Я покажу.
Джим (Обоим). Что вы там шепчитесь?
Джессика. Да так, просто, мы наплавались. Пойдем за одеждой, Альфред? (Незаметно ему подмигивает.)
Альфред. Д-да… я бы вышел из воды.
Джессика и Альфред ушли.
Джим. Что думаешь по поводу них?
Роб. А что, я должен что-то думать по поводу них?
Джим. Не знаю, они какие-то странные. Джессика как-то слишком близка с ним. Она же не может…
Роб. Нет, это чушь. Она этого не сделает. Он похож на меня и поэтому не сделает. Иначе… мне будет действительно неприятно.
Джим. Ты прав, не думаю, что она бы на такое пошла. Хотя, она уже давно другой человек. Я знал ее другой. К тому же, Альфреду это не надо.
Роб. Как ты так можешь?
Джим. Что могу?
Роб. Ну, вот так просто с ней общаться. Я не видел, чтобы ты хоть бровью пошевелил, когда я ее привел. Неужели ты и вправду так просто принял ее слова?
Джим. Актерское мастерство, друг мой. Этого у меня не отнять. Я не показываю людям мои чувства грусти или злости, или еще чего-нибудь, что не считается приятными чувствами.
Роб. Но почему?
Джим. А какой прок от этого? Радость, смех и так далее – это все так прекрасно. Другим приятнее видеть оптимиста, чем пессимиста. Ты думаешь, я всегда от чего-то веселый? Нет, мне смешно всего пару секунд, а улыбка держится намного дольше. Уже рефлекс выработался.
Роб. То есть, ты хочешь быть для всех приятным человеком? Ты желаешь признания остальных?
Джим. Ну, не так прямо, я действительно желаю признания от остальных, но по другим причинам. Я хочу быть таким для всех, потому что все хотят меня таким видеть. Я делаю людям приятное и от этого приятно мне. Я это делаю для остальных, а признание жду за свои больные скулы.
Роб. И почему ты решил мне это рассказать?
Джим. Я вижу, что ты считаешь себя худшим из нас, что ты себя ни во что не ставишь. Я тебе это говорю, чтобы ты понял, мы все не идеальны. Как видишь – я ходячий клоун. Остальные тоже имеют проблемы, ты не хуже, понимаешь?
Роб. Кажется.
Джим. Нет, если тебе кажется, это значит, что ты сомневаешься и не понимаешь. В таких вещах нужно быть уверенным. Ты – Человек со своими проблемами, как и у всех остальных. Скажи мне, ты понимаешь?
Роб (Скомкано). Понимаю, да.
Джим. Это хорошо.
Пауза.
Роб. Но я так и не понял, как ты относишься к Джессике?
Джим. Смотря на нее, у меня сразу воспоминания всплывают в голове, но время проходит, и воспоминания угасают. Мне все легче и легче на нее смотреть с каждым днем. Пройдет месяц-другой и будто ничего, и не было.
Роб. Из тебя оптимист и вправду хороший.
Джим. И ты таким стань.
V
Озеро. Вокруг одни деревья и тропинка, ведущая к нему. Над озером осел туман.
Джессика, Альфред.
Джессика (Подбегает к озеру). Смотри, чудесно, не правда ли? Тихо и спокойно. Водопады не бушуют, Джимы не смеются, Робы не плачут. Здесь лучше, чем там, я думаю.
Альфред. Да, согласен. Тут можно спокойно наблюдать и читать, жалко, я не запомнил дорогу.
Джессика (Складывает руки вместе, улыбается). А ты просто меня зови, я тебя приведу сюда. (Пауза.) За чем ты наблюдаешь?
Альфред. За облаками, птицами. (Показывает пальцем.) А сейчас за этим туманом, такое не часто можно увидеть.
Джессика. И что такого в облаках?
Альфред. После увиденного мною сегодня у водопада, хочется последить за чем-то медленным, это успокаивает меня.
Джессика. А что ты находишь в птицах?
Альфред. Приятно слушать их разнообразное пение. Когда я слышу их, то с закрытыми глазами угадываю, кто именно издает эти звуки.
Джессика. И часто ты угадываешь?
Альфред. Не очень, мои познания в птицах достаточно плохи.
Джессика. А что ты думаешь об этом тумане?
Альфред. Ничего. (Пауза.) Ты можешь мне сказать причину нашего с тобой прихода – сюда?
Джессика покраснела.
Джессика. Просто хотела побыть с тобой и поговорить. Тогда в палатке… ты показался мне очень… необычным. Ты без промедлений ответил Бобби, да что там, ты его испугал. Я ни разу не видела его таким. Ты вызвал у него страх, сделав всего пару движений руки.
Альфред (Думает). Необычным? Так она меня назвала? Нет-нет, что же не так со мной. Я же просто пытался защититься.
Джессика. Альфред? Ты меня слушаешь?
Альфред. “Необычный”, так ты меня назвала, почему?
Джессика. Ну, ты был так хладнокровен, в твоих глазах играла решимость. Ты не побоялся показать нож, после всех своих слов ранее.
Альфред (Думает). Точно! Нож – все дело в нем. Нормальный ребенок не будет таскать с собой нож, и показывать его. (Вслух.) Но разве тебя мой поступок не должен был испугать?
Джессика. Ты меня испугал, но когда ты сказал, что готов использовать его при опасности, я поняла. Ты именно тот, кто мне нужен – человек-одиночка, который готов пойти на все, лишь бы ему не нанесли вред. Если ты кого-нибудь полюбишь, ты не дашь ему умереть как последней собаке, ты его не бросишь. Я прошу тебя, полюби меня. Не дай никому причинить мне вреда.
Альфред. Я не боюсь самой боли, я боюсь того, к чему она может привести.
Джессика. А если она приведет к смерти твоего близкого?
Альфред. У меня их нет. Я не знаю, чтобы я сделал при таком исходе.
Джессика. Ты хотел бы иметь такого человека?
Альфред. Наверное.
Джессика. Что если я стану твоим близким человеком?
Альфред. А что насчет Бобби?
Джессика. Он, возможно и причинит мне много вреда. Я ему не верю. Если хочешь, я сегодня же его брошу.
Альфред (Считает по пальцам). Джим, Мартин, теперь Бобби – трое! Ты вовлекла к себе и бросила почти всю эту группу. Ты причинила боль двоим, собираешься это повторить с третьим и хочешь еще меня захватить?
Хватает ее за шею. Изо всех сил сжимает. Джессика еле дышит.
Ты чудовище похлеще, чем я. Ты действительно любила хоть кого-то? У тебя есть родители? Чему они тебя учили?
Джессика (Медленно). Я… н-никогда… их н-не… с-слушала. П-пожалуйста… отпусти.
Альфред. Не слушала!? (Сжимает чуть сильнее.) Знаешь, у моих мыслей есть сторона, которую я всегда считал темной, когда я думаю об убийстве кого-то. Когда мне становится совсем плохо, и я просто хочу это сделать. Я все обдумываю – все: последствия, мысли окружающих, которые последуют после, как я это сделаю, как мне попытаться избежать всего и так далее. Я понимаю, что это приведет только к худшему исходу для меня и успокаиваюсь. Но из-за тебя я начинаю считать, что эти мысли – часть светлой стороны. Ведь я же обречен, какая мне разница сейчас.
Альфред уставился на нее, ожидая испуга.
Почему ты так смотришь? Тебе не страшно? Ты все еще в меня веришь, а пора прекратить. На что ты рассчитываешь? Что я буду убивать ради тебя? Калечить людей? Мне осталось полгода, и я не собираюсь тратить свое время на тебя. Я думал о тех твоих словах про других ребят, которых ты бросила. Я ни к чему не пришел. Ты говорила, что осознала все с Джимом, но продолжаешь это… Смотря на тебя, я понимаю ценность остальных. У них, возможно, есть проблемы, но ты хуже в сотню раз. Я сам выбираю свою правду. (Прикрывает голубой глаз.) Не нужно смотреть на вещи под разными углами, нужно смотреть в самую глубь и она либо черная, либо белая. А может, у тебя просто нет оправданий, боже, а могут ли они быть? Ха! Мне не нужны цвета, чтобы смотреть на вещи четко. Теперь я вижу все так, как нужно видеть. Человек, который знает, что творит зло и продолжает его творить – ужасен, в отличие от неведающих. Такие люди никого не стоят. С такими людьми нельзя жить, нужно держаться от них подальше. Те, кто не ведает, что творит еще может быть спасен. Ради их спасения можно жить, чтобы они не стали такими как ты. Тебе уже никто не может помочь. (Пауза.) Ты холодная, а ведь я держу тебя прямо за шею и хорошенько ее сжимаю… Глупая кукла. Пожалуйста, не говори со мной больше об этом. Я сам найду дорогу, не утруждайся. (Отпускает, уходит.)
Джессика успевает только откашляться ему в ответ. По дороге до лагеря Альфред выкидывает нож в кусты.
(Думает.) Я ужасен. Боже, как же меня не покарали. Моя кожа должна стать пеплом, а я все еще здесь. Я хожу, Я дышу, Я живу. Почему же? (Тянется рукой до еле заметных звезд.) Где ты? Где ответы? Мое время на исходе и я не знаю, что мне с этим делать. Хочется верить, что я поступаю правильно и рассуждаю также, но все это новое ведет меня туда, где я боюсь остаться. То место без ответов не должно быть для меня. Я стараюсь, Боже, как же я стараюсь попасть к тебе. Ты любишь меня, как и всех, я знаю, как же я хочу беседы с тобой. Знаю, что ты смотришь на нас с небес и думаешь: “Кого спасти?”. Я просто жду простого объяснения всей трагедии. Иначе, какой смысл? Жизнь не может быть простым украшением, где глубина? Я нигде не могу ее найти, так скажи мне, укажи, просто направь меня… (Глядит по сторонам.) Да почему ты игнорируешь меня!? Даже ты про меня забыл? Я тот мальчишка, кому ты устроил то еще испытание. Оно на веру? Проверяешь мою настойчивость? Да я стою на ногах с большим трудом, у меня нет стольких сил. Я в себя перестаю верить, но вера в тебя еще крепка. Не будь того, что было, кем бы я стал? Героем? А для кого? Негодяем? А зачем? (Пауза.) Все могло быть хуже, Да? А куда хуже? Почему он не сказал мне про простой риск? Когда тебя ждет такое, то какая боль может являться оправданием? После любого твоего поступка, может произойти что-то хорошее и что-то плохое, но почему кости всегда выдают маленькое число? Мы рождены, чтобы упасть, но после этого мы встаем и идем дальше, мы превосходим твои ожидания, этого ты хочешь? Хочешь, чтобы мы могли тебя удивить? Да, да! Это оно, то, что я так долго искал!
Альфред воспрянул духом.
VI
Палатка Вожатого.
Альфред, Вожатый, Джим.
Вожатый (Держится за голову). Ох, подай воды, Джимми.
Джим (Подает воду). Хороший вожатый – отличный я бы сказал.
Вожатый. Ой, не надо мне тут про это. Я сам отвечаю за все, что творю. (Пауза.) Зато вы развеялись и я отдохнул.
Джим. Я даже не знаю где Бобби с Мартином, я их только утром видел.
Вожатый. Вот и иди за ними.
Джим. А ты?
Вожатый. Я не в том состоянии, голова раскалывается.
Альфред. А зачем вы пили? Вожатому разве можно пить?
Вожатый (Испугавшись). Боже! Да тебе бы ниндзя стать. Сколько ты там стоишь?
Альфред. Немного, наверное, пару минут.
Вожатый (Бьет по уху, Джиму). А ты как его не заметил?
Джим. Ай! Ну, прости, был занят одним взрослым, которому то встать помочь надо, то воду подать.
Вожатый. Ладно, иди уже, ищи ребят.
Джим. Погоди, я же еще с Альфредом не пообщался.
Вожатый. Потом! Все сделаешь потом.
Джим. Ты такой злой с похмелья. (Пауза.) Пока, Альфред. (Ушел.)
Вожатый. О чем ты меня спрашивал?
Альфред. Зачем вы пили?
Вожатый. Ну, после твоей истории про отца мне стало не по себе. Еще встретил своего друга по выпивке, мы с ним любим проводить турниры: кто кого перепьет, кто быстрее выпьет восемь рюмок водки или бурбона. Может, мы еще что-то делали, но я не помню.
Альфред. Вы любите выпить?
Вожатый. Да я не знаю, чтобы я делал без этого. Меня отец с детства приучал пить. Друзей у него не было, а выпить с кем-то он хотел. Как можно догадаться – детство я плохо помню. Меня даже друзья называли будущим собутыльником всех людей на свете, – длинное название, знаю, но они любили поболтать. Мне нравилось то время, только так я был близок с отцом. Он был постоянно занят, совсем времени на других не было. Зато теперь я настоящий ценитель. Дома бутылок больше чем предметов на столе. Там можно гигантов на облаках споить. Бывает, приезжаю к отцу с двумя бутылочками чего-нибудь и обсуждаю с ним всякое.
Альфред. А как же мама? Она вам разрешала таким заниматься?
Вожатый (Коварно улыбается). Хе-хе, нет, меня пьяного от себя трезвого почти не отличить. Все отражается потом – когда я посплю. Мы делали это втайне от нее, проблем у нас не было. Хотя вначале я отторгал алкоголь и отец запирал меня у себя, говоря, что я помогаю ему по работе. Мама редко задавала вопросы по поводу работы. Знаю, мне не стать человеком, на которого стоит равняться, но я особо и не стараюсь таким становиться.
Альфред. Получается, что вы алкоголик.
Вожатый. “Ценитель”, так я себя называю и тебе советую так меня звать.
Альфред. А почему же вы стали вожатым?
Вожатый. Люблю детей. Во мне все еще живет душа ребенка. Не насытился детством я. Вся эта беззаботность и несерьезность уволакивает как мама в одеяло. Взрослые просто скучные. (Пауза.) Как видишь, с Джимом я общаюсь больше всех. Он достаточно взрослый, чтобы мы понимали друг друга и достаточно молодой, как и мои друзья в детстве. У меня, конечно, есть пару взрослых друзей, по типу того сторожа – Криса, с которым я вчера ушел. Если бы я только с детьми общался, было бы странно.
Альфред. Думаете, оставаться ребенком – разумное решение? Окружение заставляет быть взрослым, из-за окружения ты рано или поздно начинаешь смотреть на вещи по-другому… не как дитя. Думаю, чтобы этого не произошло надо изолировать себя от других, но какой тогда смысл? Неужели кто-то захочет быть изолированным ото всех ребенком? А может ли дитя даже в изоляции оставаться самим собой? Я – ребенок, но похож ли я на него? Я веду себя как ребенок или как взрослый?
Вожатый. Изоляция мало кому поможет, Альфред, это просто приходит само собой. Будь ты хоть закопан в горе игрушек, попивая газировку из трубочки, время идет, и мысли приходят под стать ему. Дети улыбаются каждому дню, потому что сегодня можно сделать что-то новое и интересное, то, что они не успели сделать днем ранее. Нет той лжи, которую нужно повторять постоянно, они улыбаются тому, кто нравится, и показывают язык тому, кто не нравится. Их мир проще, а мы свой только усложняем. Я смотрю на вещи по взрослому, но я не обязан поступать также. (Пауза.) Думаю, ты ведешь себя как взрослый, Альфред.
Альфред. А как становятся взрослым?
Вожатый. Что?
Альфред. Как понять, что теперь ты рассуждаешь как взрослый?
Вожатый (Почесывает нос). Ну… ребенок думает, что все проблемы можно решить просто и сразу, пока взрослый же по настоящему все оценивает и взвешивает за и против. Думаю, если ты относишься к какой-либо проблеме серьезно и собираешься ее решать, то ты рассуждаешь как взрослый, а не ребенок.
Альфред. Возможно.
Пауза.
Вы захотели стать вожатым только потому, что любите общаться с детьми?
Вожатый. Еще не хочу допустить, чтобы они занимались тем же, чем занимался я с отцом. Думаешь, я поверил, что Бобби с Джессикой просто устали? Я часто видел людей под травкой.
Альфред. А вы ее пробовали?
Вожатый. А я похож на того, кто бы курил травку?
Альфред. Ну… да.
Вожатый. Думаю, рассуждаешь ты правильно, но я ее не пробовал. Не доводилось.
Альфред. И что вы с ними сделали?
Вожатый. С кем?
Альфред. С Джессикой и Бобби.
Вожатый. А! Прости, плохо соображаю. Ничего, я их обшарил и траву не нашел. Тут два варианта: либо они все скурили, либо вы оставили остальное там. Надеюсь на второе.
Альфред. Вы правы.
Вожатый. Это хорошо.
Пауза. Вожатый смеется.
Альфред. Что смешного?
Вожатый. Я сейчас понял, что мне же скоро снова надо ложиться. Смотри на небо. (Показывает на небо.) Вечер. (Пауза.) и как же он так быстро наступил. (Пауза.) Чем ты занимался с Джессикой?
Альфред. Что?
Вожатый. Ну, Джим сказал мне, что вы с ней как бы уходили. Как видишь, Джим пришел раньше вас, хотя ушли вы до него.
Альфред. Она меня отводила к озеру.
Вожатый. К озеру? У нас тут есть озеро? Ты обязан меня туда проводить как-нибудь.
Альфред. Я… я плохо запомнил дорогу, простите.
Вожатый. Печально. (Пауза.) А где, собственно говоря, сама Джессика? Что вы там делали у озера?
Альфред. Это сложно объяснить… я ее бросил и не знаю где она.
Вожатый. Как это бросил?
Альфред. Ну, я ушел от нее, оставил там.
Вожатый. Это я понял, почему ты ее там оставил?
Альфред. Я больше не нуждался в ее компании. Она – очень плохой человек.
Вожатый (Взбодрился). Что? Что она сделала?
Альфред. Предложила встречаться. Просила ее полюбить.
Вожатый. О боже… она не меняется. Ты же отказал ей?
Альфред. Да. (Пауза.) Считает меня идеалом для нее. У нее какие-то проблемы с доверием.
