Еще двенадцать дней, русские сдерживали немцев, на последней линии. Только на тринадцатый день, обессиленные солдаты десятой, после двадцати дней непрерывного сражения, были вынуждены отступить.
Правда в этот раз отступление было спланированным, бойцы постепенно отходили, не неся при этом больших потерь. К середине сентября, позиции были сданы. Фронт вновь изменился.
Никаких болезненных чувств никто не испытывал. Когда Никита отступал в первый раз, холодной зимой, его терзали чувства, злость в нем закипала, как и в его друзьях. Теперь же ничего из этого не было. Они просто выполняли приказы, холодно и безразлично, радуясь лишь тому, что они опять смогли выжить, находясь на грани между жизнью и смертью.
Отступление, правда, длилось куда больше, нежели зимой. Враг преследовал десятую, пытаясь полностью уничтожить ее. Но немцам так не разу и не удалось навязать сражение.
Через три дня русские добрались до тыловых позиций. Ослабленные пруссаки, из-за больших потерь, не могли позволить себе еще одну атаку на укрепленные позиции. Так что десятая получила время на короткий отдых.
Пользуясь передышкой, товарищи впервые за долгое время могли позволить себе по-настоящему перевести дух.
Очутившись в новых, но уже до боли знакомых окопах, Никита проспал день. Впервые за месяц он выспался. Ввалившиеся глаза, в черные от недостатка сна ямы- Глазницы, слегка вынырнули из впадин. Полученные раны наконец были нормально обработаны. В целом его вид стал намного свежее, но это было ненадолго.
Война, что-томная безальтернативна стихия, которая спиралью вращается вокруг человеческой жизни, не оставляя его в покое на долгое время. Она будет преследовать любого, кто попал в ее цепкие лапы, не отпуская до последнего не в физическом не в моральном плане. И эта очередная короткая передышка, выпавшая на счастье Никиты, была обречена окончится в мгновение.
Уже через несколько дней, вражеская армия обрушилась на русские позиции. Тот же сценарий, снова и снова, будто неудавшейся режиссёр, все еще надеявшиеся на свою единственную пьесу, пытается восхитить ею людей. Она ставится в паршивом дешевом театре, где публика освистывала ее не один раз. И все что он меняет в ней от раза в раз, так это роли наступающих сторон, переходящих между теми же самыми актерами.
В этот раз роль отступающих в очередной раз примерили на себя русские, потерявшие все отвоеванные позиции в начале весны. А немцы, не замечая повторения знакомого сценария, бросают огромные силы, истошна пытаясь склонить победу, зависшую на весах равновесия, в невыгодной для каждой из сторон середине, на свою сторону.
Подобно бестолковой шахматной партии, где тугоумные соперники не способны понять обреченность своей игры, так и две армии, загоняют себя в патовое положение, отдавай драгоценных пешек в огромном количестве, за сохранение несчастных ферзей.
Лето медленно сменилось желтизной осенней листвы, а та в свою очередь стремилась к холодным снегам черствой зимы. Суровой декабрь медленно покрывал белоснежным снегом беспокойные поля, изуродованные оборонительными линиями. Уже третий месяц, длилась очередная битва, переросшая в окопную.
Новым северо-восточным фронтом явилась линия, расположившаяся от озера Дрисвяты до Тернополя. На столь большом отрезки, опять сконцентрировалось огромное количество судеб, объединённых одним общим для большинства из них, горьким финалом.
И Никита был рядом с ними, с ружьем и страшным опытом за спиной, опытом, который никто на свете, будучи в здравом уме, не захотел бы ни за что приобрести, не за какие копейки. Он продолжал сражаться, не зная, что ждет его дальше. Он начал забывать свое прошлое, он изжил в себе будущее. В нем осталось горькое настоящее, которое в любой момент могло бесславно оборваться. С таким набором мертвых чувств внутри, Никита проживал день за днем, в таких же безжизненных, пропахшими смертью, окопах.
Но в декабре задули первые ветра грядущих перемен. Побеги жестокости, посеянные развязанной войной, потихоньку начали давать свои гнусные плоды. Уставшие солдаты, давно не понимающие сути кровопролития, все чаще стали выражать бунтующие настроения. Никита заметил это еще прошлой зимой. Его близкий друг Иван, с которым он прошел сквозь огонь и воду, являлся ярчайшим проводником несогласия, со сложившейся ситуацией. Но обычно дальше споров между собой, в тени блиндажей и подальше от ушей офицеров, ничего не заходило.
Однако любая переполненная сущность, обязана лопнуть в любой момент времени. И этим моментом стал декабрь 1915 года.
К этому моменту обе армии были истощены. Бои превратились в редкое событие. Мелкие стычки и ничего более. Прорывов с той или другой стороны не ожидалось, ни у русских ни у немцев банально не хватало сил на такую операцию.
Никита с Кузьмичом были в своем расположение, спасаясь от лютых морозов. Кирилл как всегда пропадал где-то с Норыжкином, за это время он уже успел получить свои офицерские цацки, от которых правда толку было мало.
Сгрудившись у хиленького костра, оба товарища отогревались после очередной смены караула. Иван ворвался внутрь помещения, как никогда возбужденный, казалось он даже не замерз, после пребывания, на улице.
– Ты чего такой бешеный?
– Новости у меня Никита! Еще какие!
– Ну так выкладывай, что же зазря воздух трясешь! – Сказал Кузьмич
– Погоди, ты прежде ответь где пропадал? Почему на дежурство не явился? – Вмешался Никита
– Сам, наверное, догадываешься где я был!
Никита прекрасно понимал куда Иван пропал, но решил все-таки спросить.
– Опять с красными языки терли?
– Да! Оттуда и новости! Готовы?
– Да что же там такое?
– Слушайте. Уже все устали от войны, от того что нет нормальной провизии, оружия и даже одежды. Сами видите, как ведут себя офицеры, в упор не замечающие происходящего вокруг. Чаша терпения переполнена!
– Друг, остановись пока еще не поздно.
– Поздно. Мы сражаемся и гибнем уже второй год, за непонятные цели царя. Пришло время изменить это!
– И как же ты хочешь это изменить? Поставить к стене генералов и сдаться немцам? Это же бред!
– Думай как хочешь, свой выбор я сделал, как и ты свой, судя по всему. Кузьмич, ты со мной?
– Акстись, вас расстреляют! Что вы своей жалкой горсткой можете им противопоставить?
– Мы зажжем огонь, который пламенем перекинется на весь фронт. И когда пламя разгорится с войной и монархией будет покончено!
– Совсем из ума выжил? Какое к черту пламя? Никто не пойдет на революцию! Друг, поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь и чего хочешь, но это невозможно. Ты совершаешь фатальную ошибку.
– Я совершил ее, отправившись на эту чертову войну. Теперь мне нечего терять. Кузьма, твой ответ!
– Кузьмич, ты то хоть надеюсь сохранил рассудок?
– Прости Иван, но я не могу.
– Что ж, хозяин барин. Тогда, наверное, простимся товарищи.
–ты идешь прямиком на смерть. Я тебя молю, образумься.
– Хватит! Я уже все решил. Сегодня или никогда! Либо я вернусь свободным, либо не вернусь во все. До свидания, друзья или прощайте.
Иван схватил ружье и вышел под палящие лучи зимнего солнца.
– Они сбрендили- Обратился Никита к Кузьме. – Их нужно остановить.
– Ты знаешь Ивана, он готов на все что бы достичь своей цели.
– Я пойду к командованию!
– Сядь щегол на место. Ты хочешь их прибить раньше срока? Может бог все-таки будет сегодня на их стороне.
– Бог никогда больше не будет не на чьей стороне! Возможно офицеры, предупрежденные до первых выстрелов, ограничатся заключением.
– Мы на войне, забыл? Здесь за такое только расстрел. Они сделали свой тяжелый выбор и отныне это их судьба, а ты не смей вмешиваться.
–ты веришь, что у них получится, тогда почему не идешь с ними? неужели ты боишься?
– Я не боюсь! Если бы я был трусом, то не рисковал бы своей шкурой ради твоего спасения, помнишь?
– Тогда от чего ты не пошел за ним?
– Не желаю я проливать кровь своих же. И так ее слишком много на моих руках и запачкать их братоубийственной резней я не могу.
– Но смотреть на это можешь, как твой друг будет погибать от пуль твоих же братьев по оружию.
– Ну щенок, ты перешел грань. Прикуси язык, пока не поздно.
Никита был в гневе, но промолчал. Эти люди были для него самыми близкими на всем белом свете. И теперь они встают на разные баррикады.
Еще свежи были раны после смерти Жени. Он помнил, как всем им было тяжело пережить эту утрату. А теперь Иван, подписавшей себе смертный приговор, рвется окончить свою жизнь, с русской пулей в груди.
– Успокоился?
– Нет. Как я могу успокоится зная, что к вечеру, наш друг будет мертв!
–так молись, что бы ты ошибался.
– А если я действительно ошибаюсь. Вдруг у них получится, что тогда будет? Немцы перебьют нас!
– Если все получится, то немцам будет плевать на нас!
– Вы точно выжили из ума.
Никита резко встал, взял свой плащ и ружьё, направляясь на выход.
– Куда ты?
– Мне нужно все обмыслить. Если Кирилл придет расскажи о планах Ивана.
Не дождавшись ответа, он вышел на холодный воздух. Солнце медленно садилось за горизонт. Опасная тишина, предвещающая бурю, повисла над фронтом.
Никита закурил, в его голове роились мысли, взывая приступы мигрени. Он не понимал, как ему поступить. Если он обо всем доложит, то возможно сможет спасти друга. А если командование наоборот, захочет устроить показательное наказание, то он лишь подставит его.
От злости он пнул смерзшейся ледяной камушек, однако поскользнулся и грохнулся, распластавшись на снегу. Папироска потухла прямо у него во рту, скуренная на половину. Ружье упало рядом. Боль отозвалась во всем теле, между сжатых зубов просквозил тихий хрип. В начале он подумал, что сломал себе ребра, но пошевелив рукой и обследовав ей грудную клетку, понял, что все с ним нормально.
Лежа, глаза зацепили багровый свет красного солнца. Он пленил своей красотой, Никита просто не мог оторвать от него взгляд еще несколько минут, постепенно замерзая.
Смотря на солнце, он погружался в свои воспоминания, те что еще были до войны и даже до бога. Тогда он был одержим той же идеей что и Иван. Он думал, что только так можно хоть что-то поменять. Никита улыбнулся своей юношеской наивности. Только пройдя через ад, потеряв свою жизнь в окопах, он смог осознать самую важную истину- жесткость порождает жесткость.
Даже если бы два года назад, у них с товарищами все бы получилось, то наверняка малая кровь привела бы к еще большей крови.
И возможно этот урок невозможно выучить, не воспроизведя его на практике. Останови он Ивана сегодня, то затеянное случилось бы завтра. Возможно, пока человек не увидит к чему приведет идеология то и не отступится от нее.
Это было сложно принять, но Никита осознал, что здесь он бессилен.
Прозревший, он поднялся на ноги. Солнце окончательно село за горизонт, утопив мир в тени. Отчеканивая следы на белесом снегу, с тяжелым сердцем и походкой он вернулся обратно в тепло. Кузьмич встретил друга взглядом, понимая, что тот не раскрыл бунтовщиков.
–ты поступил правильно.
– Нет! Никогда не существовала правильного или неправильного поступка.
– Как скажешь.
Дальше разговору пришел конец. Они просто сидели в тишине, дожидаясь, когда Иван сделает свой окончательный выбор.
Спустя три часа послышались звуки стрельбы. Никита с товарищем выбежали на улицу. Как же он надеялся на атаку немцев, но фронт был чист.
– Похоже началось. – Бросил скорее в пустоту, чем своему товарищу Никита.
Окопы оживились от знакомых, но столь ненавистных звуков. Солдаты выбегали из своих крохотных каморок, готовые к бою, но с удивлением осознавали, что немцы отнюдь не атакуют. А выстрелы меж тем становились все громче.
– Эй, вы двое- Окрикнул Никиту и Кузьмича- Один из группы озадаченных солдат. – Откуда выстрелы?
– Сами понять не можем. – Солгал Кузьмич.
Тут к окопу прибежал какой-то офицер.
– Все к центру, быстро!
Не задавая вопросов, бойцы ринулись в след за командиром, вдоль прямых окопных линий, к генеральской ставке. С ними же побежали два друга, не способные противиться приказу.
С каждой минутой количество выстрелов увеличивалось.
– Там настоящая битва, черт возьми!
– Видимо много хлопцев пошли за Иваном.
– Паскудство.
И вот они выбежали из окопов к палаточному лагерю, где вовсю шло сражение. Нападающих и защищающихся было невозможно различить, все были в одинаковой форме, без каких- Либо знаков отличия. На открытом пространстве русские солдаты стреляли в друг друга, не понимая толком, что происходит.
Никита и Кузьма, пытались держаться в стороне, не вмешиваться в сражение.
В минуту затишья раздался громкий крик, призывающий остановить огонь. Удивленные русской речи солдаты прекратили перестрелку.
Из большой палатки, прямо на середину майдана, вышли шесть человек. Трое из них, будто прикрываясь щитом, держали остальных. В роли заложников были русские генералы.
Подобравшись поближе Никита различил лицо Ивана. Он был одним из тех, кто прикрывался погонами и именно он взял слово.
– Хватит стрелять! Слушайте меня внимательно. Мы захватили главнокомандующего нашей десятой армии. Мой нож у его горла и может в любой момент отобрать жизнь у этого слюнтяя!
Из толпы выкрикнул один из офицеров.
– Какого черт тут происходит! Вы предатели, купленные немцами!
– Нет! Это не предательство, это революция. Слушай меня гаденыш с лацканом. Мы такие же солдаты, как и вы, вот только в чести и достоинстве сведаем лучше. Я Иван Смертов, рядовой 13 отряда, 10 русской армии. С 1914 по настоящий момент я сражался против немцев, в войне, которую наш чертов царь ввязался по своему сумасбродному умыслу, а эти генералы и офицеры, радостно и раболепно вели нас на убой, прячась за нашими спинами. Нам это надоело. Три сотни солдат, вместе со мной, решили покончить с войной и самодурством командования и царя. Мы требуем немедленного завершения войны и отречения от престола российского императора Николая второго, будь он проклят.
– Вы из ума выжили бесы? Что ты несешь солдат! Ты контужен или сошел с ума. Отпустите генералов.
из-заткнись сукин сын! Я не закончил. Я обращаюсь ко всем вам – Верные сыны отечества. Мы достаточно пролили крови во славу царской семьи, которая не способна править! Вставайте на нашу сторону, и вместе мы добьемся окончания бессмысленной войны положим конец самодурственному правлению монарха.
– Социалисты? – Выкрикнул кто-то из солдат.
– Да!
– Не сметь разговаривать с предателем. – Вновь заорал неизвестный офицер. – вы, прокаженные, забыли где мы? Мы на войне, наш противник в нескольких метрах, только спит и видит, как перебьет всех нас, а вы вместо того что бы защищать отечество, сдаете его немцам.
– Мы не защищаем отечество, мы воюем в империалистической войне за благо августейших особ. Послушайте, братцы, огонь революции разжигается и скоро он воспламениться с огромной силой и выжжет всех истинных предателей отечества. На этом пепле мы построим новый мир, в котором вы больше никогда не будет сражаться по чьей-либо воле, кроме своей.
– А немцы что? Они нас перебьют, как только узнают, что произошло. – Раздался случайный вопрос.
– Нет, у нас есть информация, о том, что в их рядах так же готовится революция, они устали как мы и хотят вернуться домой, к свои семья, позабыв напрочь об этой проклятой войне. Пламя, загоревшееся сегодня сожжет обе империи дотла. Завтра пруссаки свергнут подобно нам своих генералов!
– Так вы в сговоре с гансами!
И тут один из заложников вырвался из рук Ивана. Генерал отбежал от своих пленителей, а перестрелка возобновилась с новой силой.
Судя по всему, его пламенная речь не воспалила сердца измученных русских солдат. Никто не проникся сочувствием к революционеру.
Никита наверняка знал, что сейчас происходит внутри Ивана. Он был на его месте, он пережил то же самое разочарование. Но винить себя, за то, что он так и не отговорил друга от заранее обречённой на провал идеи, Никита не собирался.
Меж тем, наконец уловившие суть неожиданной напасти солдаты, с оголтелой ненавистью стали наваливаться на бунтовщиков. Очень быстро линия перестрелки оборвалась, восставших оттесняли и разделяли, загоняя их в очаги, которые быстро сдавались. Последним таким очагом было окружение возле генеральской палатки, где засел Иван с десятком своих сторонников. Хоть они и были деморализованы своим провалам, сдаваться они не хотели.
Один из плененных чинов умудрился сбежать, а второго прикончил молодой парнишка, растерявшейся на фоне разгорающейся битвы.
Командующий, который первым умудрился вырваться, был в не себя от злости. Как только бунтовщиков окружили, он в припадке гнева, лично вырвал ружье из рук рядового и расстреливал свою же палатку, крича один единственный приказ «прибить к чертовой матери сукиных сынов!».
Надо сказать, что такой приказ большинство выполняло с большим удовольствием.
Никита и Кузьма не вмешивались. Как бы им не было тяжело, но это был не их бой. Иван сам выбрал свою судьбу.
Горький комок поднялся к горлу и застыл, отравляя разум сожалением.
Через час все закончилось, бунт был успешно подавлен. Никто не выжил. Только после этого двое товарищей рискнули подойти к месту последнего сражения и последней воли своего товарища.
Он лежал прямиком в центре расстрелянной палатки, в лужи собственной крови. Три пулевых отверстия зияли в его богатырском теле. Вечно живое лицо застыло в предсмертной агонии боли. Смерть не была легкой. Разочарование, не понимание и страшная боль будто воплотились в его закстекляневших глазах. Кулак сжимал древко горячего оружия.
– Он не допускал даже мысли о сдаче. – Потерянным голосом сказал Кузьмич.
– Конечно. Вряд ли он смог жить с этим, зная, чем обернулись его идеи.
– Мне казалось у него должно было получиться. Я не произносил это в слух, но внутри я твердо верил, что солдаты внемлют ему.
– Поверь мне, друг, люди крайне редко готовы вступить на столь отчаянный путь, по крайне мере, пока им есть что терять.
– Ну мы же сделали все правильно? – Опасные сомнения прорвались сквозь твердую уверенность Кузьмича.
– Конечно, он бы не послушал нас и сделал бы то же самое. Он был тверд в своей идеи и эта настойчивость могла привести лишь к двум не минуем исходам: победе или смерти.
– Мы должны его похоронить! По человечье.
Их окрикнул басистый голос
– Эй вы двое, чего стоите? Этот из вашего подразделения?
– Да! – Не оглядываясь за спину, ответил Кузьма незнакомому голосу.
– Значит вы и хороните ублюдка, а то на всех этих предателей рук не хватит.
Кузьма закипел, услышав, как незнакомый солдат назвал его мертвого друга, но Никита, положив руку ему на плечо, крепко сжал напрягшееся тело, призывая успокоиться. Если они ввяжутся в драку сейчас, то их неминуемо расстреляют.
– Вот подонки да? – Не унимался незнакомец. – ты поглянь чего учинили, мерзавцы! Хорошо хоть получили по заслугам, социалисты проклятые, чтоб им всем пусто на том свете было.
Никита обернулся к незнакомцу, не отпуская руки с плеча друга. Ему казалось, если он отпусти, то Кузьмич взорвется и бросится избивать бойца.
– Мужик, иди от сюда! Мы и так весь день в центре сражались, а теперь еще и тут разбираться. Не до тебя вообще- Соврал Никита.
– Ну ладно, понимаю, удачи вам!
От них наконец отстали, но Кузьмич не унимался.
–ты слышал, что этот выродок наговорил, почему ты его не послал ко всем чертям?
– Потому что нас бы самих в итоге расстреляли! Мы не пошли за Иваном, не ради того, чтобы спустя час после него помереть от русской пули. Забыл, что говорил не хочешь проливать кровь своих? Если бы мы сейчас сорвались, она бы по- Любому пролилась.
– Дьявол! Ладно, найди лопату, а я пока оттащу тело.
– Только без глупостей Кузьма, держи себя в руках.
Никита ушёл в глубь лагеря, а Кузьма погрузил тело Ивана на плечи и направился к лесу, что располагался недалеко за русскими линиями.
Спустя минут тридцать Никита отыскал Кузьму. Они выбрали место и принялись рыть, в полной тишине, оплакивая про себя гибель друг. Земля была жёсткая, изиз-за мороза, копать было тяжело, но они упорно долбили смерзшуюся землю своими штыковыми лопатками. Лишь к рассвету они наконец закончили.
Стоя над бугорком свеже-вскопанной почвы, тишина была нарушена.
– Покойся с миром друг, да осветит господь путь твой своим светом, да найдешь ты спасение и обретешь божье прощение за все свои грехи земные.
– Без бога обойдется, поверь мне. Прощай, друг.
Кузьма ничего не ответил, просто перекрестился. Еще пару мгновений товарищи стояли рядом с могилой, каждый сжираемый изнутри своими бесами.
– Пора, уходим.