Никита Дмитриевич Осколков
Нода – сотворение новой планеты
– Правильно, страдай за свои поступки, может, чему-нибудь и научишься, – она поймала его взгляд. Татан мучился, но не мог отвести глаз от лица целительницы. Нитари одобрительно улыбнулась. – Мужик ты хороший, да и глава деревни неплохой, свой народ защищаешь. Только распаляешься больно быстро, – она опять затянулась и положила локоть на ладонь другой руки. – Огня Риз хватило, чтобы ты взорвался. Не думаю, что она мертва. Нашу рыжую чертовку не каждое чудище проглотит, да и не всякий монстр переварит. Думаю, она ещё покажется, – утвердительно кивнула Нитари. – Когда это произойдёт, не допусти свою ошибку ещё раз.
– Постараюсь, – глухо ответил Татан. Он не знал, что ожидать от целительницы, но понял, что она не собирается раскрывать его тайну Корпену и остальным.
– Хорошо, – удовлетворённо улыбнулась Нитари. Она выбила пепел в чашу на столе, убрала трубку обратно в рукав и поднялась. – Мне пора. – Татан привстал со стула, но целительница отрицательно покачала головой и насмешливо посмотрела на него. – Я сама найду выход. Если опять будет горячо в голове от мыслей, ты знаешь, где мой дом. Я не Риз, но лечить тоже умею. Своими методами, – она развернулась и пошла к двери. Татан проводил её долгим взглядом. Он понимал, что теперь целительница держит его на крючке, но ему стало значительно легче на душе. Кроме того, глава деревни смотрел на удаляющуюся фигуру Нитари и снова не мог избавиться от возникающих в воображении интересных образов – теперь в них он отчётливо видел лицо белой целительницы.
Осенью Татан и Нитари поженились. Молодожёны совместили своё счастливое событие с праздником сбора тыкв, и деревня гуляла так, что дома шатались. Наутро же обнаружилось, что один из друзей жениха бесследно пропал. Поначалу все думали, что он просто ушёл гулять да и заснул где-нибудь неподалёку. Однако поиски вокруг деревни и в ближайшей чаще ни к чему не привели. К вечеру все понадеялись, что он сам вскоре придёт и разошлись по домам. На следующее утро пропал ещё один парень, и люди всполошились. Раньше никто из деревни не исчезал без веской причины, а тут двое подряд. Татан выставил часовых. Посреди ночи в дверь главы деревни забарабанили. Заспанный Татан открыл испуганному часовому. Тот рассказал, что видел, как невесть откуда взявшийся Погр схватил и утащил в лес его товарища. Глава деревни срочно созвал старейшин, и они решили, что все готовые к бою мужчины с восходом солнца пойдут на лесовика. Провожая мужа в дорогу, Нитари дала Татану один из своих амулетов, сказав, что с ним белокурый предводитель обязательно выживет и дождётся, пока она придёт на помощь. Глава деревни усмехнулся язвительности жены и пообещал, что не заставит её идти за ним. Она лишь хитро улыбнулась и поцеловала его. Отряд выдвинулся к потаённой пещере.
Когда мужики дошли до места, откуда открывался вид на гору, они подумали, что свернули куда-то не туда. У пещеры стояло грубо сделанное стойло, и в нём мирно дремали на привязи лошади. Рядом красовалась так же неказисто, но надёжно сложенная баня, радовала глаз ухоженная грядка, и ходила по загону корова. Вход в саму пещеру обрамлял бревенчатый навес с резными фигурами. Картину дополняли три вертикальных столба с привязанными к ним пленниками. Мужчины не выглядели побитыми, но рты им закрывали повязки. Татан почувствовал неладное – их стараются заманить. Он отдал приказ мужчинам рассредоточиться и заходить тремя группами с разных сторон. Все перехватили поудобнее мечи, вилы и топоры и осторожно двинулись вперёд. Из пещеры никто не появлялся, солнце припекало, радостно жужжали в воздухе насекомые. Новоиспечённые воины, боязливо оглядываясь по сторонам, шли к пленникам. Когда до столбов оставалось с десяток шагов, в воздухе мелькнула тень, и перед одной из групп упал крупный валун. На глазах у испуганных мужиков камень целиком ушёл под землю, раздался хруст, и воины провалились в яму. Пока две оставшиеся группы таращились на это зрелище, к ним тоже прилетело по камню, и все мужики с хлюпом ушли под землю. Татан вместе с товарищами оказались по плечи в густой глине. Из-за ближайших деревьев вышли Риз и Рух. Лесовик легко нёс в руках ещё один валун на случай, если кому-то оказалось мало.
– Здравствуйте, мальчики! – радостно обратилась рыжая ведунья к поражённо молчащим мужчинам. – Мы надеялись, что вы заглянете к нам на огонёк. Рыть ловушки вокруг пещеры, конечно, занятие интересное, но гораздо приятнее видеть, что в них кто-нибудь попадается! Располагайтесь как дома и давайте поговорим. Спрашивайте, о чём хотите! – люди в ямах осознали, что она не призрак и зашумели. Те, кто поближе, засыпали девушку вопросами, а Типичные Тыквы громко скандировали гимн своей команды, по очереди похлопывая рыдающего от радости Корпена Тихого. Риз подняла руки и помотала головой, давая понять, что не может ответить всем сразу, и затем ткнула пальцем в сторону пекаря.
– Господин Торман, вам слово! – лысый мастер хлебобулочных изделий замялся под указующим перстом девушки, но спросил:
– Внучка, ты мне только одно скажи, откуда ты здесь? Нам Татан поведал, что ты в пасти чудища на пруду сгинула! – Риз с притворным удивлением округлила глаза и ответила пекарю:
– Не знаю, дедушка! Видать, это он про другую Риз вам рассказывал. Меня он лесовику отдал! Ему в этом деле некоторые из присутствующих помогали! – она обвела взглядом бледного Татана и его друзей. Глава деревни молчал, сжигаемый взглядами парней из команды Риз. Зато Корпен Тихий внезапно заорал и погрёб к Татану, обещая потопить его тут же на месте. Риз попросила ребят придержать отца и снова обратилась ко всем.
– А теперь, когда все в курсе дела, мы сыграем в игру. Рух будет доставать всех по очереди. Мы будем спрашивать каждого, поддерживал ли он моё похищение. Невиновные могут тут же отправиться домой. Остальных же попрошу остаться в яме до полного раскаяния! Врать не советую, лесовики чуют ложь сразу. Рух, начинай!
Игра Риз продолжилась до самого вечера. Лесовик доставал по одному мужчин из ямы, а девушка расспрашивала их. Затем Рух либо осторожно опускал людей на землю, либо зашвыривал провинившихся обратно в глину. Его абсолютно не устраивало, что Риз отдали ему в жены не по решению семьи, а по прихоти какого-то главы деревни. Это нарушало правила и законы леса. Стоит ли говорить, что Татан с товарищами ещё много часов провели в яме, пока другие праздновали возвращение Риз. Белокурому обманщику не повезло больше всех. Лесовик вытащил его, перевернул вверх ногами и воткнул обратно в глину так, что только сапоги торчали наружу. Татан чуть не задохнулся, но тут к провинившимся подоспели их жёны во главе с Нитари. Видимо, сработал её амулет, и почувствовала целительница, что её муж скоро дух испустить может. Рыжая ведунья выдала пленников и договорилась с Нитари о разделе территорий. Так недалеко от потаённой пещеры и построили новую деревню. Местные жители назвали селение в честь лесовика Тыквенный Погреб – настоящее имя Руха знала только Риз, для остальных он так и остался Погром.
В новую деревню ушли все, кто не хотел больше подчиняться воле Татана. Рух смирился, что придётся жить рядом с людьми, но лесовик и Риз остались в пещере. У них родился сын – с кожей цвета зеленого мрамора, как у отца, но рыжей шевелюрой матери. Чуть позже у Нитари и Татана появилась девочка – белокурая, умная и страстная, как оба родителя. Тогда старейшины собрались и решили, что глава деревни может искупить свой обман перед всеми, если отдаст дочь новому лесовику. Татан со всем пылом пытался оспорить это решение, но мудрецы были неумолимы. Когда и Нитари согласилась с приговором старейшин, глава деревни сдался. Белокурая девушка достигла совершеннолетия, и её привязали к древнему столбу. Вскоре пришёл рыжеволосый лесовик и разорвал путы. Дочь целительницы победила жениха в ритуальном бою, и они ушли жить в свою пещеру, как требовали того традиции. А потом у них родился сын – кожа его была цвета снега на горных вершинах, а волосы оттенка кипящей лавы. Когда он вырос, люди сложили о нём легенды и назвали Белым Великаном – хранителем Зачарованного леса, покровителем целителей и поваров. Предания говорили о нём как о сыне двух женщин и леса. От матери Белой Змеи он унаследовал мудрость и долголетие, а от матери Рыжей Лисы узнал, как лечить все болезни и готовить вкуснейшие блюда. От отца Леса он получил огромный рост и знание законов всего живого. И правил он справедливо Южными островами на протяжении многих веков.
Паучий переполох
Глава I
Арахна скучала. Чувство было всеобъемлющим, пронизывало всё её существо – от кончиков восьми грациозных лап и до самых глубин, где бились в унисон два сердца – человеческое и паучье. Вот, говорят, хорошо, когда вы личность необычная, многогранная. Дескать, тогда с вами всем общаться интереснее, да и вообще жить так веселее. В таком случае гранями своей личности Арахна могла резать стекло. Для одних она была оптимистичной и жизнерадостной девушкой, любящей играть на струнных инструментах и заниматься рукоделием, а для других – плотоядным чудищем, предпочитающим прятаться по пещерам и плести сети. Однако судьбе этого было мало, и она одарила свою избранницу по-королевски.
Любой талант Арахны приводил к совершенно непредсказуемым и, порой, пугающим последствиям. Взять её склонность к вязанию – особенно хорошо получались чулки. Этот факт всегда приводил мастерицу в крайнее недоумение – зачем уметь создавать то, чем никогда не воспользуешься? Чулочки, впрочем, от этого хуже не становились, и с каждым годом их количество неизменно росло, занимая всё больше места. Выбрасывать красоту было жалко, поэтому она пустилась на хитрость. Тёмной ночью, пока никто не видел, она ходила по деревне и подкидывала свои работы на порог местным жителям. Каково же было её удивление, когда на следующий день добрая половина крестьян не только не избавилась от находок, но чулки примерила да перед другой половиной хвастать стала. Назревал конфликт. Пытаясь всё уладить, молодая рукодельница следующей ночью снова разнесла чулочки – на этот раз только тем, кто не взял, да об этом пожалел. Теперь уж все будут довольны. Не тут-то было. Наутро оказалось, что многие просто постеснялись надеть её подарок в первый день и теперь стали обладателями целых двух пар. О чём не замедлили сообщить вчерашним модникам-огородникам. Назревал конфликт…
Так родилась традиция. Ночами мастерица разносила чулки. Утром жители деревни спешили примерить обновки, радовались и шли войной друг против друга. «Малиновые» били «пурпурных». «Клетчатые» не разговаривали с «полосатыми». «Зелёные» с отвращением глядели на «красных». «Длинные» глумились над «короткими». Арахна впадала в отчаяние, ругала себя последними словами, но поделать ничего не могла. Последний раз, когда она резко прекратила поставки, деревня чуть не погибла. Все только и делали, что выменивали втридорога драгоценные чулки, забыв про быт и ведение хозяйства.
Наконец, после долгих экспериментов с количеством, фасонами и периодичностью поставок, она нашла подходящее решение. Сама рукодельница была от него далеко не в восторге, но оно, по крайней мере, действовало. Арахна стала тайной правительницей всей округи (чулки успели завоевать популярность далеко за пределами одной деревни). Официально решения принимал Его Превосходительство, но крестьяне, рыцари и даже некоторые аристократы знали, что за всеми их действиями следит зоркая «Тётя Ночи». Если что-то пойдёт не по её желанию – зябнуть им холодными зимними ночами без тёплых подарков, пока все остальные будут хвастать новыми фасонами.
Глава II
Худо-бедно разобравшись с вязанием, Арахна переключилась от греха подальше на другое своё увлечение – музыку…
Наученная горьким опытом, она начала с основ. Изучала историю различных музыкальных инструментов, уделяя особое внимание их влиянию на поведение людей. Горько жалела, что не может сама поиграть на всех этих банджо, цитрах, лютнях и гуслях. Их она видела в энциклопедии – девушка потихоньку выкрадывала пыльные тома из давно закрывшейся школы. Авторы энциклопедии описывали столько прекрасных инструментов, а у неё была только сильно потёртая скрипка без смычка – воспоминание о случайно попавшемся в сети музыканте, – да её собственная паутина. В деревне же наибольшей популярностью пользовались тростниковые дудочки. С такой несправедливостью Арахна смириться не могла. Пока во всём необъятном мире чопорные человеческие девицы только и делают, что играют на возбуждающих воображение контрабасах и виолончелях, она сидит тут в своей дыре под горой и решает – бренчать на скрипке без смычка или дудеть в дуду. После ночи тягостных раздумий было решено отправляться в путь. Арахна сплела походный мешок, собралась и вышла из тьмы на свет.
Двое работавших в поле крестьян видели, как со склона горы медленно и осторожно сошла девушка. Она чуть-чуть покачивалась при ходьбе, как будто ей было непривычно передвигаться на всего одной паре ног. Широкополая соломенная шляпа скрывала её лицо от яркого солнца.
Переходы от города к городу заняли больше времени, чем она рассчитывала. Припасов хватило ненадолго, вскоре пришлось охотиться. Молодая паучиха не одобряла целенаправленную охоту – она умело расставляла сети, отлично определяла, какие путы подойдут той или иной добыче, но всегда оставляла жертве шанс. Из-за такой неоправданной «мягкотелости» и «великодушия» Арахна частенько спорила со своей бабушкой. Та была настоящей хищницей во всех отношениях, излишней впечатлительностью не страдала и щёлкала мужчин как орехи без вреда для фигуры. На все претензии внучки касательно справедливости подобного подхода умудрённая столетиями паучиха отвечала, что, дескать, если «благородный странник» сам легко поддаётся на чары привлекательной незнакомки и тут же предлагает ей посмотреть на звёзды в ближайших кустах – туда ему и дорога. Арахна, конечно, говорила, что надо быть сострадательнее – чары опутывания очень сильные, а народ сейчас слабый пошёл, – но не могла не согласиться с бабушкой хотя бы отчасти.
И всё же Арахна была ещё совсем юной по паучьим годам – всего-то четыреста лет – и верила в людей. Даже после истории с чулочками. Поэтому в своей охоте она действовала наверняка и ела только тех, кто пытался напасть на неё. Пустынные дороги между городами резко становились безопаснее для одиноких невооружённых путников. Девушки из бедных кварталов рассказывали, что когда «строгая сестра» появлялась в городе, можно было безбоязненно ходить вечером по улицам и даже заглядывать в переулки – ошивающиеся там тёмные личности лишь услужливо улыбались и подсказывали, как быстрее пройти до нужной лавки. А затем поспешно удалялись, нервно оглядываясь по сторонам, что-то шепча про себя и складывая руки в знак защиты от зла.
Путешествовала она много и плодотворно. По ночам четыре пары лап позволяли пересекать приличные расстояния в короткие сроки. Днём в человеческом обличье она предпочитала отдыхать и изучать нотную грамоту – если находилась в пути, – или искать местных музыкантов – уже дойдя до города. Пойти в ученичество к придворным мастерам не получилось. Для этого от юной девушки вдруг потребовались некоторые таланты, весьма далёкие от музыки. Заклеймив позором и толстым слоем паутины гильдию придворных музыкантов, Арахна обратила внимание на базарные площади и выступавших там менестрелей.
Если музыка чем-то привлекала её, девушка садилась рядом с выступавшими и наблюдала за игрой. Музыкантам она нравилась. В человеческом образе Арахна была из тех девушек, чей облик не сбивает с ног безупречной красотой. Нет, она легко могла затеряться в толпе и пройти незамеченной. Тёмное дорожное платье восточного покроя надёжно скрывало все прелести юного девичьего тела, лишь очерчивая стройную фигуру при ходьбе – только намёк, никаких обещаний. Кожа казалась слишком бледной, чтобы быть просто красивой, но недостаточно белой, чтобы говорить об аристократичном происхождении. Прямые чёрные волосы девушка держала распущенными или стягивала в хвост, оставляя только две пряди по обе стороны головы – в задумчивости она могла накручивать их на палец, заплетать косичкой или даже покусывать. Глаза смотрели то строго и оценивающе, то лукаво и насмешливо. Никто не мог точно сказать, какого они цвета. Одни говорили про янтарь и мёд, другие видели пурпур грозовых туч.
Когда она садилась рядом и слушала бегущие, журчащие и скачущие по струнам мелодии, музыканты ловили себя на мысли, что не могут отвести от неё глаз. В ней было то необыкновенное очарование, что охватывает нас, когда мы смотрим на паутинку после дождя, как она вся сияет бисеринками влаги в лучах солнца – простая и сложная одновременно.
Арахна нашла себе учителя – пожилого монаха, играющего на кото. Старец был польщён искренним вниманием юной девы, неотрывно наблюдавшей за его игрой. Её же переполняло восхищение – она плыла в бурном потоке нот, взмывала в небо и падала в пучину. Руки девушки слегка подрагивали – пальцы жаждали ощутить под собой туго натянутые струны, чувствовать их вибрацию, перебирать их день за днём, пока на свет не появится живая и бьющая ключом её музыка.
Когда монах закончил играть, Арахна с трудом усмирила беснующиеся эмоции и, отчаянно краснея, подошла к старцу. Он с благодарностью принял её слова восхищения, подивившись желанию девушки научиться играть на столь древнем, непопулярном инструменте. Однако же в просьбе не отказал. Местом для занятий стала старая лачуга недалеко от базарной площади – её сдавала одна из новых знакомых Арахны. Сам монах вёл уединённый образ жизни – его обителью был храм на окраине города.
Каждый день он приходил на базар и играл. Девушка усаживалась рядом, внимательно следила, запоминала его движения. Ближе к вечеру они собирались и шли в лачугу, где уже она садилась за инструмент и без устали разучивала мелодии под чутким руководством старца. Занятия продолжались почти до темноты. Монах никогда не забывал о времени. Когда солнце уже готовилось скрыться за горизонтом, он поднимался, хвалил ученицу за проявленное старание и уходил до утра. Так прошло три года. Арахна была прилежной и способной ученицей и теперь часто сама выступала на публике, радуя многочисленных прохожих, останавливающихся поглядеть на игру юной девы.
Был ранний вечер. Отзвучали финальные ноты, стихли последние аплодисменты. Базарная площадь погрузилась в сонную тишину, изредка нарушаемую окликами рабочих и скрипом проезжавших мимо повозок. Арахна укутывала кото мягкой тканью, чтобы перенести инструмент в лачугу. Когда она поднялась и собралась идти, монах остановил её, сказав, что для сегодняшнего занятия им понадобятся два инструмента. Второй хранится в храме, куда старец уходил каждый вечер. Они погрузили кото в телегу и направились на окраину города. Путь был неблизкий, но учитель и ученица достигли цели задолго до заката. Перед ними возвышался храм, величественный, древний и заброшенный. Монах поведал, что уже много десятков лет он один присматривал за этим местом – последний из исчезнувшего ордена. Попросив Арахну подождать его снаружи, старец скрылся в недрах здания. Девушка рассматривала храм с опасением и любопытством. Обычно она держалась подальше от больших человеческих строений – слишком уж они грубые, топорные, никакой гармонии. Однако это здание почему-то напоминало ей о доме, уютном мягком гнезде. Арахна заметила движение у ворот и отбросила посторонние мысли – вернулся монах со вторым инструментом. В отличие от привычной старенькой кото, струны и корпус этой цитры сияли. Ни пятна, ни царапины – ничто не нарушало великолепия музыкального инструмента.
Они сели друг перед другом. Над ними качали кронами деревья. Один лист сорвался с ветви и упал вниз. Монах первым коснулся струн. Арахна сразу узнала мелодию, быстро нагнала учителя и пошла с ним вровень. Темп нарастал. Она не сдавалась. Пальцы мотыльками порхали по струнам в лучах закатного солнца. Она вся ушла в музыку – тело двигалось само, подчиняясь танцующему ритму мелодии, а разум парил над землёй, кружился на волнах звука.
И вдруг всё закончилось. Она снова была сама собой, единым целым. Эхо ещё разносило по округе отзвуки их последней ноты. Они одновременно закончили играть. Она справилась. Монах улыбнулся.
Возвращаясь домой, Арахна постоянно вспоминала эту улыбку. Их дуэт оказался последним испытанием. Её ученичество закончилось. Старец разрешил забрать с собой один из инструментов и предложил новую кото взамен старой. Арахна отказалась от блестящей цитры, говоря, что не достойна столь щедрого дара. Монах снова улыбнулся. Они тепло попрощались. Он пожелал счастливого пути и, даже когда она исчезла из виду, ещё долго смотрел ей вслед.
Солнце зашло. Старец продолжал стоять на том же месте. Облака расступились, и луна осветила неподвижную фигуру. На голове монаха сидел маленький новорождённый паучок и зябко потирал крошечными полупрозрачными лапками.