Никита Белугин
Притчи. Стихи. Рассказы. 1-15
– Может быть есть класс людей, которые как солдаты, которые родились для продолжения рода и ничем серьёзным не отпечатаются в обществе. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», – но если кругом будут одни генералы, то тоже ничего хорошего…
Что же делать-то?..
Драка во дворе общаги как бы подсыпала соли молодому человеку на старую рану, ему не то что бы хотелось отмстить, даже вовсе нет, а он просто был уязвлён самой ситуацией, что вот он, из небогатой, но благополучной семьи, никак не может до сих пор, в двадцать четыре свои года, влиться в компанию преступников, – не договаривая при этом сам для себя, что преступлений ему совершать нет ни нужды, ни желания, но вот быть сильным, вернее даже властным, а не сильным, как всем известные ребята «со сложным воспитание», вот это была его мечта, – как мечтал стать богатым герой романа «Мартин Иден», миллионера самоубийцы Джека Лондона.
Юноша потянул рычаг, открывающий капот, вышел наружу, подцепил клеммы аккумулятора, затем снова сел и завёл мотор. Так прошло несколько минут. В гараже сперва пахло приятным запахом перегоревшего бензина, но после стало уже не так приятно, запах из приятного превратился в едкий; стены гаража стали плохо видны сквозь серый дым.
– Нет, – промолвил он пьяным языком вслух негромко, – лучше уж «солдатом»… – и заглушил мотор.
Россия зовёт к справедливости,
А Запад стремится к деньгам.
Россия не терпит лживости,
А Запад всё время врал нам.
Европа – окраина истины,
Ко'й сердцем являемся мы.
Европа поёт Миру песенки,
Мол люди России – рабы.
Политика нудная, лживая,
И выгоду ищет кто-как, -
Одни сочиняют картины врак,
Другие воруют с общаг.
Приглашение на свадьбу.
Легко "быть мужиком", постригшись налысо, как зек,
И всякий твой знакомый
Тебе кивнёт – "привет".
Легко быть девушкой-пластмассой,
Подкрасить губы, красить глазки.
Стареют люди – и вот раз!
Где те красавцы-то сейчас?
Их нет,
И все они в морщинах лет.
Противно им сказать "привет".
"С почтеньем к старости" – о, да…
Да только в том их вся беда,
Что не радели же о ней,
И та красотка, и злодей.
Но что такое "старость знать"?
Тупой вопрос – его задать
Любому молодому злому,
Эт' всё равно, как лечь им в кому.
Все энергичны и глупы, -
"Вед так росли и, право, мы", -
Читатель скажет мне в упрёк.
А я не рос так – чтоб я сдох.
Поклялся, стало быть, сейчас.
И если спорить доконца'с,
То слово письменно даю,
Что в сорок лет найду жену.
Конечно, можно и в пясят -
Известно дело же, разврат.
А я женюсь на молодой,
Что в школе счас, перед доской.
Поверьте, скажет мне, что я
"Совсем ребёнок – 22".
"От силы тебе двадцать пять!" -
Всерьёз мне скажет. А я рад.
Итак, я все чрез семь лет жду
На свадьбу с юницей мою.
Правда и добро.
Правда и добро
Вроде заодно,
Если б не вставало меж ними одно но.
Правда это жёсткость – компромиссов ноль есть,
А добро как вата -
"Лучше б чтобы, как бы"…
Всё же они есть одно,
Как два глаза в Мир окно.
Где-то жёстче, где-то мягче, -
Пусть их, радуются, плачут, -
Невозможно жить иначе.
Ведь "иначе" это значит
Жить в позоре, – муж как мальчик.
Ведь иначе это вот как:
Есть задача, ты как лодка,-
Наклонишся в правду слишком
И потонешь – гордый бишь как;
Наклонишся чтоб быть добрым
И враги с оскалом злобным
Посмеются над тобой -
Выкинут тебя за борт.
Сделав выбор, греби вёслом,
Жёстче надо, так будь жёстким;
Если видишь, что не стоит
На рожон лезть,
Будь спокоен
И прости того кто вздорит.
ПСР – 14
Страдания Ивана Богомазова.
Иван Богомазов со своим дет-лагерным отрядом посещал как-то кинотеатр. Всем было весело. Никто в сущности не наблюдал толком что происходит на экране, – так как фильм был не очень-то зрелищный, – дети в основном галдели, шумели, хихикали, вобщем веселились. Иван Богомазов в конце фильма даже до того вошёл в кураж, что кинул свою кепку, дабы на широком полотне фильма появилась тень от пролетающей вверх и падающей затем вниз его кепки.
Жаль, что он не разглядел эту тень, так как следил более за своей кепкой, чтобы поймать её, хотя пытался увидеть и тень. Погнавшись за двумя зайцами, он не поймал ни одного. Тень – то ли была на экране, то ли нет, а кепка свалилась в один из соседних рядов сзади, чем он несколько озадачился, ведь в тех рядах сидели незнакомые ему ребята, из старшего отряда. В это же время все стали собираться на выход, а он пошёл искать свою кепку. Пока он обошёл ряды и явился на предполагаемое место падения головного аксессуара, то к этому моменту ни на сиденьях, ни на полу возле сидений, не находилось уже ни ребят толком, так же не обнаружилось и кепки.
Для детей школьного возраста потерять или сломать какую-то вещь – это гораздо трагичней событие, чем для взрослого, хотя, казалось бы, взрослые сами на вещи зарабатывают, а дети получают в дар. Иван очень озаботился, он не спешил паниковать, но исходя из того, что обстановка кинотеатра была сама по себе чуждая и незнакомая, так ещё и ребята из старшего отряда все злые и сильней него – это всё-таки вводило его в панику. Но делать было нечего, он должен был подойти к этим старшим уже в холле на выходе из зала кино, и, на свой риск, предложить им вопрос о своей пропаже.
Идя к ним, он боялся, что старшие, пользуясь своей силой, вздумают поиграть с ним его кепкой «в собачку». Но нет, он подошёл, спросил, не видел ли кто из них его кепку, «такую, серую, с надписью», – ребята все как один помотали отрицательно головами и продолжили свою беседу. Ивану пришлось уйти ни с чем, но умом он подозревал, что они может быть врут. «Игра не кончена, – подумал он, – буду следить, может быть кто и появится в ней в лагере.»
И буквально в тот же вечер Иван увидел свою модную (действительно модную и красивую) кепку на голове одного из тех самых парней, у которых он спрашивал. Дело происходило на вечерней дискотеке, коренастый широкоплечий чистый блондин сидел в компании с несколькими товарищами, наблюдая танцующих и общаясь на этот счёт.
– Это моя кепка. – набравшись в себе смелости, обратился Иван к сидящим из старшего отряда.
– А?
– Это моя кепка! – крикнул Иван, чтобы перебить громкую музыку.
– И что, что твоя? – с самым недоумевающим лицом спросил блондин.
Объяснять сквозь грохот из колонок было сложно, но деваться Ивану было некуда, он решил пытаться объяснить свою правоту, понимая, что наверно это всё равно бесполезно.
– Ты где взял её?! Ты нашёл её в кинотеатре?!
– А?! Не-е-т! Это моя кепка! У тебя наверно просто была такая же!
Иван хотел было сдерзить на эту наглую ложь, но его сдержал страх перед несправедливой расправой с их стороны, – со стороны блондина и его друзей, – хотя впрочем с Иваном справился бы и один только блондин.
– Ты врёшь!!! – крикнул Иван, как бы испытывая последний шанс.
Случайно так совпало или нет, – потому что крик его могли и не расслышать друзья сидевшие и стоявшие возле, – но сразу после этого возгласа кто-то пнул Ивану сзади, небольно, но унизительно, под мягкое место. Иван обернулся, стояло несколько подростков и лица у них были не насмешливые, а будто бы отвлечённые, будто бы ведать-неведавшие кто нанёс этот удар со спины. Силы были, мягко говоря, не равны, и Иван с позором таки решил удалиться ни с чем – на этот раз совсем ни с чем, потеряв и кепку, и честь.
Рану на своё сердце он приобрёл значительную, в первое время он мечтал о мести, даже нашёлся у него знакомый (который сам не отдыхал на тот момент в этом лагере), что был знаком с этим блондином. Он рассказал ему, что парень этот не то что бы какой-то уж падший, но имеет некоторые особенности, например торс его тела в его несовершенные годы исколот татуировками – и не воровскими, как колят иные, начитавшиеся книжных пособий о значении и смысле той или иной татуировки, а фашистскими… На плече его «красовалась» свастика, на груди был чей-то портрет – не Гитлера, – были написаны готикой какие-то непонятные (наверно и ему самому, владельцу татуировок) лозунги, и всё в таком духе. Любопытное совпадение отмечали для себя многие, в том числе и знакомы блондина, будто неслучайно он блондин – такой жестокий блондин – как бы действительный представитель «арийской расы».
*
Обида Ивана Богомазова конечно постепенно сошла на нет; кепки он так и не добился, хотя в дальнейшем, уже под конец смены, под конец отдыха, Иван сошёлся с одним из компании блондина, с парнем более менее сговорчивым и не высокомерным, и тот пообещал по возможности поговорить с наглым вором, но результата доброта этого старшего мальчика не принесла, – может быть потому что он не очень и хотел результата, может быть и по непробиваемой наглости юного фашиста.
С годами люди стают серьёзней и смурней – и кто знает, может быть эти сумерки в душе не от одной только взрослой мудрости и опыта, а может быть отчасти это результат и таких несправедливостей, встречающихся на пути взросления; впрочем, мудрость и опыт это наверно и есть осмысление несправедливостей…
Прошло лет десять, может чуть только поменьше, Иван трудился помимо своей учёбы в институте на одной «базе» разнорабочим. Это была чуть ли ни первая его работа и он согласился на неё не думая, лишь бы получить с неё хоть небольшие, но деньги. Есть какой-то отдельный вид предпринимателей, которые занимаются не чем-то одним, а всем, с чего можно получить доход, – это о хозяине базы, на которую устроился Иван.
Первым заданием для Ивана была укладка досок для сушки в проветриваемом ангаре. Иван трудился нехотя, ибо во-первых работа была неинтересной, а во-вторых… ему было жалко своё время на такую бессмыслицу. Укладывал он доски в одиночестве и буквально считал минуты – скорее бы конец смены. Работа на этой базе оплачивалась окладом, поэтому отчасти нужно было делать вид работы, а результат был не так значителен. Укладывал доски Иван несколько дней, но КПД такой медленной работы вполне устраивал начальника. Вскоре Ивана отправили на другое задание – сложить в УАЗик партию кирпичей вручную и привезти покупателю в городе, выгрузив вручную этих же несколько сотен кирпичей тоже вручную, что занимало уйму времени.
Были так же задания перекладывать кирпичи, хранящиеся под открытым небом, с гнилого деревяного поддона на свежий, что тоже занимало немало часов. Было задание отшкурить от ржавчины (не предназначенной для того) металлической щёткой детали от грузовика, чтобы впоследствии продать эти детали в качестве новых, покрасив их чёрной краской… Словом, начальник предприятия хватался за любую возможность – честную или нечестную, – чтобы поиметь выгоду, платя копейки своим рабочим.
Иван конечно видел своим юным умом всякие подобные злодейства начальника, но не придавал им особого значения, пока эти злодейства ни коснулись и его самого. В один осенний день, в неперестающий дождь, Ивану было дано задание ехать с шофёром грузовика к дому начальника. Возле прекрасного дома его лежала куча строительного мусора – старая штукатурка, обломки шлакоблоков и проч. Ивану нужно было «в одинокого» сгрузить эту мерзость, намоченную дождём, лежащую давно и уже загнившую, в кузов грузовика… Обычно мусор таковой фасуют по мешкам и грузят уже мешками, что значительно удобней, но начальник, из экономии на мешках, приказал другим своим рабочим вытряхивать из них.
Шофёр, сухопарый достойный пожилой мужчина, сидел сухонький в кабине за рулём и наблюдал в зеркало заднего вида за работой «студента». Странно, но в Иване почти не возникло возмущения на счёт такого – не много-не мало, беззакония. Иван Богомазов, обливаемый холодным осенним дождём, вазюкался в мерзкой куче, порой помогая загружать на лопату неподдающийся угловатый груз своими руками в промокших рукавицах. Дождь будто тоже, как бы несправедливо, не то что не прекращался, а настоящим способом усиливался, – так что Иван даже стал ощущать какую-то благодать, которой не искал, – впечатление работы в воде было необычным и не сказать, что совсем уж неприятным, – будто он привычно трудился, только под душем…
Через добрый час Иван перекидал отходы своего «барина», а сухопарый мужик шофёр тут же позвал его в кабину, – видно было, что мужику Ивана жалко, – но жалость в то же время как-то не уживалась с условиями этой жалости, то есть с комфортом этого наблюдателя мужика.
Шофёр надавил на сигнал и через несколько минут вышел рослый начальник, хозяин дома. Дождь, по совпадению, совсем утих. Начальник оценил работу и сделал жест, чтобы те отправлялись обратно на базу. Иван бы послал к чёрту и этого барина из двадцать первого века и доброго шофёра, если бы ему не нужны были деньги, – от созерцания этой эгоистичной своей цели душа его оставалась всё это время труда в бесчеловечных условиях спокойной. Он даже почувствовал некоторое удовлетворение, которое всегда посещает рабочего человека после выполнения задачи, но удовлетворение и отдых омрачил случайный сюрприз напоследок…
На той же базе, на которой трудился Иван Богомазов, трудился и взрослый сын начальника от предыдущего брака. Этот сын кое-что поведал Ивану и Иван знал, что дом, возле которого он сейчас работал, дом его новой жены, у которой есть свои дети. И только тронулся грузовик от педали под ногой доброго мужика, как в боковом окне грузовика, забрызганном каплями дождя, Иван увидел вышедшего в ворота того самого блондина.
Лицо блондина было таким же и даже более теперь жестоким и «серьёзным» как и в детстве, – видно было, что парень этот помимо зла с кепкой наделал подобных зол за эти годы весьма не мало и не за одно из них и не думал каяться или сожалеть, – лицо его было по-прежнему гордым и самодовольным, ну и пожалуй не нуждающимся никогда и ни в чём. Вместе с сыном вышла мамаша, разведённая и снова вышедшая замуж – женщина весьма аппетитная даже для своих лет – лицо её было подобно сыновому, такое же серьёзное и «не кающееся».
Страдания Ивана возобновились после этого случая с новой и чуть ли не удвоенной силой, будто случай с кепкой произошёл не далее чем прошлого года. Он тут же сообразил, что наверно, с вероятностью девяносто девять процентов, этот детский мучитель его наблюдал в предыдущий час очередное его унижение. «Как же несправедлива Земля!» – как-то отозвалось в душе его.
Родина мать.
Родина мать – не суть постамент.
Родина мать с нами тысячу лет.
Гений художник воздвиг её всё же.
("В клятом Союзе", ведь "соц" – есть безбожник.)
Родина мать бьёт кретинов за грех,
Родина мать повергает их в бег,
Родина мать не завидует землям,
Родина мать одной правде суть внемлет.
*
Наши враги бьют по слабому месту -
Сомнение сеют развратом и лестью.
И так вот находят уродов в семье,
Что краской кидают на памятник сей.
Разврат называют свободой они.
Хлопок по плечу – дружба против своих.
Бесполезная проповедь.
Вша в коросте – бес в душе,
Что больна, злобна на всех.
Та душа считает: поздно
Жить ей, прыгать, вдыхать воздух.
Преступление – наука
Для неё, от её скуки.
А разврат – есть наслажденье, -
"К чёрту стыд и к чёрту мненья!"
Та душа, прогнивши смладу,
Вдруг решает: "Жить бы надо…"
Только поздно – ей за тридцать,
И нет красоты на лицах,
Ни её, ни ей подобных, -
Лица вспухли, лица злобны.
Учит грешная душа
Молодых,
Чтоб им не стать
Наподобие её:
"Не творите люди зло!
Одевайтесь поскромней.
Слышите меня вы? Эй!"
Но младые, дети их,
Наплюют, что стар был лих, -
Где его авторитет?
Он в очках, давно ослеп;
Он поган и жир обвис.
А младая вся "как мисс" -
Крутит хвостиком, всем льстит,
Чтоб мужской бы аппетит
Возбудить.
И возбудит!
Разговор с читателем.
Вызубрил – то значит умный,
А успех – у тех, кто с суммой,
Коли в паре – значит счастлив.
Глупость лжи сей безобразна…
Врут чужим, себе и детям,
Мол наука – о бюджете,
Мол потомство – это всё,
Мол кто беден – тот осёл.
Пусть же врут, и чёрт бы с ними,
Если бы другие были
На планете сей бездарной
Люди – девушки и парни.
Только ждать здесь исключенье -
Тратить время что-то лень мне.
*
"Ну а ты что за пророк!" -
Скажет, кто прочёл стишок.
Я никто и звать никак,
Нету время объяснять.
Я земная есть амёба -
От рождения до гроба мне дожить скорей охота.
Нет стремления, как мышь та,
Биться в сливках ради торта.
Я доволен тем что есть,
Мне важнее денег – честь.
*
"Врёшь, злодей! Себя хвалИшь!
Хоть ты торт и не месИшь,
Но по сути ты – есть мышь!"
*
Мне важней похвал учёных
"Чёрны кошки в хатах тёмных".
А любовь – есть в сердце к ближним.
Ну а с дамой – тот обижен, -
Тот пытается обиду
Скрыть
Хотя бы чтоб для виду,
Но он в сердце будто баба -
"Половинка" бабы как бы…
Так что видите, что зол я, -
Нефиг спрашивать-то зря…
Социализм.
Есть два врага – начальник с подчинённым.
Один любит руками
Трудиться,
Капать потом.
Другой как бишь мыслитель,
В теории как вихрь
Он крутится
Работы той
Заместо, – вобщем хитрый.
Один твердит: побольше дай, -
Я ем лишь хлеб, а пью лишь чай.
Другой в ответ: а денег нет,
Я сам кой-как плачу обед.
Второй наврал – он не устал,
А ест за счёт, с кого собрал.
Он паразит, он, сделав вид,
Что мол учён, мол из элит -
Имеет право взять с того,
Кто силой делает добро.
"Но ведь без них и никуда!" -
Любой ведь скажет, правда, да?
Но в том и наша вся беда,
Что все в себе ищут раба.
А тот, кто чуть всех поумней,
Тот ищет слуг среди людей.
"Работай, правда, на себя." -
Уж кто-то молвит пред меня. -
"Работай, деньги получай,
И будет жизнь твоя суть рай."
А деньги, стойте, от кого?
Ты ведь клиенту дал добро,
А он, расквасив мину, скажет:
"Я за твой труд принёс бумажек,
А ты мне брак, – вот тут не так,
Вон там не то.
Я твой хозяин – ты никто."
– Так как же быть?
– А пополам!
Уж раз солдат и генерал -
Есть неотдельны инь и янь,
Тогда не врёт пусть себе сам,
Что не ворует он со слуг, -
Ведь командир он тоже друг.
Дели пясят на пятьдесят
И будет рад солдат и раб.
А если хочешь поострить,
Что есть мол труд – один лишь вид, -
То с тем рабочим как же быть?
Не надо меньше ль тут платить?
Конечно нет! Ведь ты наш друг
И ты достоин денег слуг!
Про синицу и журавля.
Умный валит за кардон,
Глупый жизнь живёт как сон.
Умный мног' чего боится,
Глупый много с чем смирился.
Умный вреден и насмешлив,
Глупый добр, хоть и грешен.
Знает каждый недалёкий -
Всё что нужно, есть под боком,
Знает – лучше, чем синица,
Есть журавль,
Но боится
Оторваться от земли той,
Где он бегал молодой,
Где влюбился,
Где есть мама.
Он труслив, но не упрямый.
Злобный умник с высшим знаньем
Как проснётся утром ранним,
Только кофе заварив,
Он ныряет в негатив.
Его мучает полжизни
Лож в правителях отчизны.
Он мечтает обличить их, -
Но он тих, – он же не псих.
И страдает за границей
С журавлём – огромной птицей, -
Улетевши на юга,
Мысль его, где снега.
Ведьма.
В прогрессивной Европе каких-то двести лет назад сжигали «ведьм» на кострах, – прогрессивная Европа по соседству с «варварской» Российской империей, которая ни двести, ни тысячу лет назад не сжигала, да и вообще никак не наказывала разнообразных злых людей, верящих в то, что как есть Бог, так должен и быть некий другой дух, который исполняет желания и силен творить чудеса.
Читатель разумеется подумал, что написанное выше ядовитая патриотическая спесь. Ан нет, Европа в случае с ведьмами и колдунами действительно прогрессивней нас. Оно может из-за того что мы добрее – что не наказываем злых людей костром, – но сказать, что мы их не знаем или тем более не знали таковых наши предки – нельзя. Мы-то, молодые люди, и вовсе теперь пластмассовые, и на подобные темы смотрим как на анекдоты, но даже мы ведь слышали абсолютно реальные разговоры об каких-нибудь соседях или об какой-нибудь бабке, которая кого-то там молит и что де добивается некоторых успехов. Да что там, даже мы, пластмассовые, можем найти в своих модных соцсетях целые общества колдунов и колдуний, то есть тех людей (среди которых немало и молодых), которые так же ищут какую-то тайну, читают какие-то странные тексты, и так же как и мы, люди обычные, пытаются найти истину, – только мы ищем действительную истину, а они какую-то тёмную истину, какую-то выгодную истину…
История, которую приведём мы ниже, абсолютно реальна и не вымышлена, но конечно же, выглядеть она будет как сказка для человека скептически относящегося ко всякого рода мистическим рассказням. И это справедливо, потому что нормальный человек и должен относиться к разным странным и дремучим личностям не иначе как к чудакам, если не как к сумашедшим.
Начнём как в сказке. Жила-была одна женщина. С первым мужем она развелась, едва поставив на ноги заведённых от брака дочь с сыном. В одиночестве она пробыла недолго и завела себе нового мужа, только на этот раз неофициального. Муж этот, хоть был и «гражданский», но любовником его назвать никак невозможно, потому что прожили они с ним до самой его смерти, то есть не один десяток лет. Муж впрочем личность была мутная, сначала он рассказывал всем, что жил где-то на Камчатке, то есть весьма далеко от нового места жительства; не стесняясь он рассказывал, что бежал от алиментов, потому что у него осталась несовершеннолетняя дочь. И хотя даже это обстоятельство свидетельствовало не в пользу его чести, но люди-то меж собой поговаривали, что наверно и вовсе не от алиментов бежал этот человек… Внешность и характер у него были такие, что познакомившись человек обычно сразу заключал о нём, что это наверно какой-нибудь уголовник, хотя, как сам он утверждал, будто с законом неприятностей кроме алиметов не имел никаких и никогда.
Хоть пара и жила, как говорится, душа в душу, но как-то раз любовник-муж уехал в небольшую командировку, а верная до сих пор любовница-жена его соблазнила собственного племянника. Гнусную и мерзкую эту историю противно описывать, скажем только, что командировка эта была у её мужа первой и как ей, его жене, показалось, обстоятельства совпали настолько удачно, что будто бы это была сама судьба и она пошла на поводу у этой судьбы, «будто бы какой-нибудь раб судьбы». Но конечно, если оставить всю эту галиматью про судьбу и про сверх-обстоятельства (что она была дома одна и что к ней случайно зашёл в гости племянник), то вся суть в том, что баба эта не более, чем похотливое животное и только.
За всю жизнь красила волосы эта баба в разные цвета, но преимущественно в тёмные; хотя, не брезговала она и попредставляться невинным ангелом, порой крася в белый цвет вечно обрезанные свои волосы, длиной чуть больше мальчишечьих. Литературу она любила всегда, но вы ни за что не заставите ни её, ни других ей подобных, читать классику взамен каких-нибудь «изотерических» никому неизвестных книжек, ни за что не заставите читать известные духовные книги взамен книг каких-нибудь модных психологов; максимум на что они способны, это на зарубежную полуклассику, и не возьмёт в руки такая ни Гюго, и никого из тех, кто хотя бы на слуху. Почему так? Вряд ли уж они считают себя недостойными высокой литературы, а скорей всего они думают в узких своих головах, де, чего мы там не читали, чего мы там можем узнать нового, всё одно и то же: любовь – добро, дьявол – зло и бла-бла-бла.
*
Коли зашла речь о литературе, то уместно будет сделать мимоходом пару замечаний о литераторах вообще, а в частности о современных литераторах. Лет пару назад на пресс-конференции с президентом слово дали одному балагуру, широко известному в нашей стране, как человек сделавший искусством матерные песни… Он спросил: «А как Вы относитесь к мату?» Вопрос этот разумеется показался публике из ряда вон глупым, а президент вежливо ответил, что мат – это плохо, и лучше его не использовать.
Так вот про литературу. Писатели, как нынешние, так и прошлые, боятся не только мата, а и любого худо-бедно жаргонного слова. Говоря о писателях, мы берём конечно одних только интеллектуальных, а не всех. Но ведь и интеллектуальные писатели используют в жизни не одни даже жаргонные слова, о может быть даже и – боже упаси – матерные. Добро, когда в приличном месте неприличный человек пытается вести себя в рамках. Но как-то больно уж строят из себя до совершенства идеальных современные (и прошлые) писатели; о писательницах там и говорить уж нечего, те вообще будто пишут не чернилами а духами…
Итак, с писателями вроде немного разобрались, теперь продолжая тему лицемерия, продолжим нашу хронику. Лицемерие в нашей хронике произошло обратного толка, – то есть когда человек предстал в нехорошем виде, а плохого ничего не сделал.
«Магическая баба» любила прикармливать бездомных собак. Нет, этот факт не в пользу её доброты, потому что делала она это – прикармливала одну или двух собак – чтобы те охраняли её, – по профессии она работала специфической, так что ей приходилось обходить много домов, – хоть и в своём районе, но она ужасно боялась незнакомых собак и вот для этого она придумала таких телохранителей в виде ничего не подозревающих обольщённых едой животных.
Хитрая эта баба как бы уселась на двух стульях: с одной стороны она не несла за них никакой ответственности, с другой ещё и смотрелась доброй в глазах даже собственной совести. Соседи много раз жаловались ей на её собак, ночующих возле подъезда, у одной из соседок собака даже задрала кота, – правда потом куда-то делась та собака, которая его загрызла… Но это не помешало «колдунье» прикормить другую, так что с ней снова гуляла пара собак.
Говорят – «какой хозяин – такая и собака», наверно это правда, потому что все приручаемые этой эгоистичной дурой собаки менялись характером как одна. Можно было наблюдать весьма даже умную собаку, которая где-нибудь около мусорных баков смотрит вам в глаза с таким пониманием, с таким умом, и не лает на вас, и вообще спокойная, но когда эта собака подпадала «под чары» еды и общества их новой хозяйки, то достаточно было недели, чтобы переформатироваться умному псу в пустолайку, кидающемуся без причины на всех подряд, как животных, так и людей. Чудеса, но это действительность.
А один тихий подросток из того же подъезда, что и злодейка, сочинил свой способ борьбы с собаками. Он однажды, подходя к подъезду, обронил от страха ключи, когда лежащие оба пса залаяли на него, вскочив. И он удивился, потому что они тут же струсили и разбежались. Он понял, что собаки наверно решили, будто он наклонился за камнем, чтобы ударить их.
Способ оказался стопроцентный, – собаки боялись все как одна, когда не то что даже кидаешь в их сторону что-то, а просто наклоняешся. И вот он как-то весной так же подходил к своему подъезду и заранее приготовил снежок из липкого мокрого снега. Одна из собак лежала у дороги и была занята какой-то то ли костью, то ли ещё чем. Парень, не дожидаясь, пока та по обычаю начнёт на него кидаться, кинул в неё снежок… Он сделал это без злобы и кинул довольно несильно, словом, для острастки. Но вот чего он не ожидал, так это то, что собака ужасно испугается. Пёс завизжал, как-будто его резали; он бросил своё занятие и побежал, метров с десять визжа настолько громко – насколько мог.
Парень сам испугался и даже как бы обвинил себя в зле, хотя знал, что кинул несильно, да и имел прАво кинуть. Но новая неожиданность поразила его ещё сильнее визга пса. Когда он поднимался уже по лестнице на свой этаж, то навстречу ему побежала вниз «колдунья», – она видимо решила, услышав через своё окно, что пса её наверно кто-то убивает или мучает.
Она злобно посмотрела подростку в глаза, спускаясь мимо, и даже что-то буркнула. В тот день никаких больше сюрпризов не было. А вот на следующий день мать подростка задержалась домой с работы. Домашние решили ей позвонить, а она им докладывает:
– Вы будете смеяться, но я руку сломала, – поскользнулась, когда к остановке шла. Я сейчас в травме – снимок сделали, будут гипс накладывать…
Она была весела, поэтому отец семейства тоже, в виде праздного вопроса предложил ей:
– А какую руку-то сломала?
– Правую… – со вздохом ответила мать.
