bannerbannerbanner
Искры снега

Ники Сью
Искры снега

Полная версия

Глава 08 – Витя

После ресторана я приехал домой, лег на кровать и молча уставился в потолок. В голове звучал голос Антона, а перед глазами стоял взгляд Риты и идиотский выпускной. Пришло противное осознание – я все испортил. Да, у меня до сих пор таилась обида на Романову за ее поступок, за молчание, которым она от меня отгородилась, разрушив наши отношения. Но что если… что если именно я был тем самым механизмом, который дал сбой?..

После выпускного моя жизнь превратилась в серую кляксу, и я не пытался добавить в нее красок. Наоборот, хотел замазать прошлое черным цветом или же стереть навсегда. Однако теперь отчего-то казалось, что я делал все неправильно.

Заявление в полицию, родители Акима, больной брат… Чего еще я не знаю и что должен узнать, чтобы научиться жить дальше? Может, Антон и прав, может, мне действительно нужно просто поговорить с Ритой с глазу на глаз, расставить все по местам, закрыть незавершенный гештальт.

Всю ночь я промаялся: раз десять вставал, ходил на кухню, пил кофе и смотрел в окно на блестящие снежинки, сыпавшиеся с неба подобно маленьким звездам. Три года назад, вот также смотря вдаль, я представлял, как мы с Ритой будем жить вместе, снимать квартиру, готовить, ужинать, а потом целоваться до рассвета, пока губы не устанут.

«Все заканчивается встречей влюбленных» – так однажды сказал Шекспир. Как бы ванильно ни звучала эта мысль, она была правдивой. По крайней мере, в выпускном классе мне именно так и казалось. Непросто же так мы встретились с Ритой, сели за одну парту, смотрели друг на друга, скрывая чувства, и в итоге по-настоящему полюбили. Или полюбил я…

Но реальность такова, что живу я один, в светлой однушке, не ставлю елку на Новый год, не делаю салаты и совсем не мечтаю о семье. Да, у нас с Мариной вроде как отношения, вполне себе нормальные, не напрягающие, но именно сегодня, стоя напротив окна с горячей кружкой кофе, я вдруг осознал: как хорошо, что живу один. Не приходится изображать из себя того, кто скрывает за вечными улыбками внутренние терзания.

Утром на пару по английскому я опоздал, точнее, пришел ко второй, бесцеремонно ворвавшись в кабинет с коробкой кокосовых конфет. Англичанка так красноречиво на меня посмотрела, явно хотела выдать: «что ты себя позволяешь, мальчик», но тут включилось мое фирменное обаяние:

– Нона Андреевна, а вы уже завтракали? Я все утро провел с мыслями, как было бы неплохо нам группой позавтракать в кафетерии, вместе куда-то выбраться, вот и коробочку конфет захватил с собой.

– Шестаков, я, конечно, польщена, что ты помнишь о моих вкусовых предпочтениях, но в следующий раз будь любезен, приходи вовремя, – язвительно ответила англичанка, но коробку конфет забрала. И даже на занятии особо не пытала, обращая внимание больше на девчонок, и их не сделанное домашнее задание.

– Ну, Шест, ты мастер, – покачал головой Леваков, когда мы после пары спускались на первый этаж. На лестничной площадке было довольно шумно – первый курс в количестве ста человек одновременно вышел из аудитории, на эмоциях обсуждая лекцию по истории и предстоящий зачет. Кажется, ребята не ожидали, что им попадется такой требовательный дядька. Наши называли его педагогом времен СССР. Уж больно много внимания он запрашивал к своему предмету.

– Англичанка тебе скоро зачеты ставить будет просто так, за комплименты. – Присвистнул Антон.

– Учись, пока я жив, – с усмешкой заявил я. Проблем с преподавателями женского пола у меня никогда не было. И дело не только в фирменной улыбке, я просто умел находить подход, нужные слова. Да и в целом у меня была отличная память: один раз услышу информацию на паре, запоминаю. Этот навык помогал закрывать хвосты. Хотя все вокруг считали, что вывозил я исключительно благодаря своей харизме.

– Мастером по женским вредным сердцам я точно никогда не стану, – сказал Леваков.

– Вопрос практики и желания, ой… кто там, – вздохнув, я потянулся за мобильником, который настойчиво вибрировал в кармане джинсов.

– Алиночка? – скривился Антон, хотя прекрасно помнил имя. Другу мои подружки не нравились, но Марина не нравилась особенно, все ему казалось, что под красивой оберткой скрывается ведьма.

– Иди, братишка, я догоню.

Леонова, к моему удивлению, даже не упомянула, что вчера я технично ее продинамил, притом по всем фронтам. Не приехал в гости, скинул несколько раз вызов, потом и вовсе вырубил трубу. Пусть это было и неправильно, но мои мысли вились совершенно в другом направлении, хотелось побыть одному, а как объяснить свое желание девушке, с которой у нас типа отношения, – не знал.

Но Марина мне этим и нравилась: не напрягала, не истерила, да, порой была крайне навязчивой, но я легко закрывал на это глаза. В конце концов, где еще найдешь девушку, которая не устраивает скандалов по мелочам?

Пообещав, что перезвоню, я сходил в столовую, выпил пару кружек чая и стал свидетелем задушевного разговора Левакова с его ненаглядной Снегиревой. Они едва не съели друг друга по телефону, а меня чуть не стошнило от обилия милоты. Потом, правда, Антон переключился и насел на меня:

– Что там с твоей Ритой, Шест?

– Она не моя, – буркнул я, подперев ладонью подбородок. На календаре середина декабря, скоро Новый год, а праздничного настроения ни грамма. Даже гирлянды, которыми украсили столовку, раздражали навязчивыми огоньками. Не хватало только задушевных песенок из колонок местного радио в стиле «новогодние игрушки». Тогда бы я точно не вывез.

– Когда планируешь с ней поговорить? У нас еще, кстати, вещи той девахи-официантки остались, помнишь?

– Домой забери, пусть Юлька тебе устроит аттракцион невиданной щедрости.

– А может, предсказание оказалось правдивым? – выгнул бровь Антон, задумчиво покосившись на меня.

Тот поход к мнимой гадалке я уже давно выбросил из головы. Вообще не верил во все эти экстрасенсорные штучки. Глупые шарлатаны, зарабатывавшие на людском горе. До сих пор не понимаю, почему тогда наш студсовет организовал эту палатку с гаданиями. И мы, как назло, вместо танцев заглянули к важной даме в одежде цыганки.

Внутри палатки витал запах благовоний и медовых свеч. Впереди сидела женщина за небольшим квадратным столом. Ее морщинистые пальцы покрывали многочисленные кольца, и татуировки с разными непонятными буквами. Лица видно не было, все тело гадалки скрывала черная мантия. Она стала что-то бурчать себе под нос, я особо не вслушивался, пока не прозвучала фраза в мою сторону:

«Ты можешь обманывать всех, но сердце обмануть нельзя. Ты ведь сам пообещал, а обещание – вещь неразрывная».

Я тогда разозлился, выскочил как ужаленный из проклятой палатки. Весь вечер пошел наперекосяк. Однако со временем забыл про тот случай, и надо же было Антону напомнить.

Я ткнул его в бок. Порой друг бесил больше любой истеричной девушки. Но в чем-то Антон был прав, поговорить с Марго надо. Скорее для себя, личного успокоения, иначе я с ума сойду от неведения.

– Глупость все эти ваши предсказания, – сказал я, поднимаясь из-за стола.

До конца пар досидел с трудом, то и дело поглядывал на часы, нервно дергая ногой под партой, а когда нас отпустили, буквально сразу улизнул в холл за верхней одеждой. Думал, поеду в ресторан, выловлю там Романову, и пусть признается во всех смертных грехах. Потом вспомнил, что сотрудникам вряд ли разрешают подолгу отсутствовать, неизвестно ведь насколько затянется наш диалог.

Пришлось еще пару часиков подождать, а время как назло будто замерло, превращаясь в полярный день. Ближе к десяти я не выдержал, сел в машину и дал по газам, решив подкараулить Риту у ресторана.

Ко входу «ДаВинчи» подъезжать не стал, чтобы не палиться. Остановился внизу, у шлагбаума, и уставился на дорогу подобно надзирателю, взглядом провожая и встречая машины. Даже зевнул разок, засмотревшись на снег. В свете уличных фонарей он выглядел каким-то волшебным: походил на белые искры, падающие с неба, так и хотелось подставить ладонь и загадать желание.

Удивительно, но зима напоминала мне о детстве. Когда просыпаешься с единственной мыслью: взять санки из подсобки и бежать на горку, чтобы успеть прокатиться вперед всех, пока не появился лед. А после обязательно заскочить домой, но не к себе, к Романовым. Мама Рита в холодные дни часто пекла пирожки с капустой. Она усаживала нас с Марго у окна, мы пили горячий чай с лимоном и уминали пирожки. А в это время на улице кружил снег. Я засматривался на покрытую белым покрывалом улицу. Однажды Рита сказала, что когда идет снег – это небо встречается с землей. Странно, почему я все еще помнил о тех белых искрах, нашем разговоре и посиделках в старой хрущевке. Наверное, есть такие воспоминания, которые навсегда остаются в сердце.

В первом часу ночи подъехало такси, припарковавшись позади меня. Вразвалочку к нему подошли две молодые девушки и три взрослые тетки. Я напрягся, вышел на улицу, всматриваясь в незнакомые лица. Одна дамочка лет тридцати с бордовой помадой на губах, увидев меня, улыбнулась, затем повернулась, судя по всему к подруге, и что-то ей сказала. Обе женщины посмотрели в мою сторону и вдруг засмеялись.

После они быстро сели в машину и отчалили. В воздухе снова повисла тишина. По-зимнему холодная и какая-то тоскливая. Только верхушки деревьев шумели, напоминая, что вокруг горная местность. Я вытащил телефон, лениво взглянул на время. Видимо, зря приехал, скорее всего, сегодня не ее смена, и ведь мог бы позвонить в ресторан, спросить, но нет же, просидел несколько часов в машине.

Решив ехать домой, я поднял голову и замер, заметив впереди Риту. Маленькую, худенькую, в очках с запотевшими линзами. Она осторожно переступала по скользкой дорожке, пряча нос за широким вязаным шарфом. Неужели планировала возвращаться без такси? В такое-то время?

Я сделал шаг вперед, и тут Марго замедлилась, а потом и вовсе остановилась. Заметила меня. Взгляд ее словно мигающая звезда, то становился невероятно ярким, то моментально угасал. Он напоминал снежинки, которые в воздухе сверкали, но приземлившись на землю, таяли или превращались в серую массу.

 

И вроде ничего такого не было в этом взгляде, но у меня создалось острое, до ужаса болезненное ощущение, что мы с Ритой стали заложниками времени. Вернулись в прошлое, в день выпускного, когда наша жизнь разделилась на «до» и «после». И если до этого я худо-бедно представлял себе наш предстоящий диалог, то сейчас растерялся.

У Риты ничего не было с моими друзьями. Она просто оттолкнула, соврала, осквернила себя в глазах одноклассников. Но зачем… Смогу ли я узнать правду, и нужна ли она мне спустя столько времени?..

Рита шагнула навстречу первой, я сначала даже подумал, что она подойдет ко мне, но когда девчонка начала сворачивать, понял – найти точки соприкосновения будет непросто.

– Романова, – довольно громко произнес я ее фамилию. Марго остановилась посреди дороги, оглянулась, заставляя меня тоже сдвинуться с места. Засунув руки в карманы парки, я достаточно быстро сократил между нами расстояние и посмотрел на девчонку сверху вниз. В ее взгляде промелькнуло нечто похожее на обиду, смятение и горечь, которые Рита явно пыталась скрыть.

– Заблудился? – сухо спросила она.

– Я все знаю.

– Что? – девушка повернулась лицом ко мне, склонив равнодушно голову набок. Выжидающе посмотрела, словно не могла понять, что произойдет дальше.

– Я знаю о том, что произошло на выпускном, – может, я и блефовал, ведь не знал многого, но казалось, если не начну разговор с козырей, Рита не согласится поговорить.

Я был готов ко всему: к упрекам, к ссоре, к правде, которая могла бы послужить хорошей битой для моей головы. Но к тому, что она в итоге сказала, оказался не готов…

Глава 09 – Рита

Встреча с Витей оказалась совершенной неожиданностью. Холодной, яркой, но крайне внезапной вспышкой в моем сердце. Еще тогда, когда мы пересеклись в больнице, мне стало не по себе. Не знаю, как бы ушла, если бы не Матвей. Довела братишку на автомате к матери на работу, попрощалась и помчалась домой в надежде выплеснуть эмоции.

И вот сейчас он стоял у своей дорогой машины, одетый с иголочки, словно сошел с самого Олимпа на нашу грешную землю. Он всегда был таким: красивым, уверенным, дерзким и очень улыбчивым. Правда сегодня на его лице не блестела улыбка, но я до сих пор ее помнила слишком живо, отчего порой перехватывало дыхание.

Я не хотела подходить к нему, бередить и без того не зажившие раны. Но у Вити на мой счет явно были другие планы. И вот мы сошлись лицом к лицу, два таких разных, абсолютно непохожих человека. Я честно пыталась сохранить напускное спокойствие, но клянусь, могла бы запросто посчитать удары своего сердца, неугомонно стучавшего в эту минуту.

– Я знаю о том, что произошло на выпускном, – сказал он запросто, будто произнес будничное «привет» или «как дела».

– Здорово. Если это все, то я пойду, за мной такси скоро приедет, – постаралась увильнуть я от ненужного разговора. Почти получилось, я даже успела развернуться, но Витя резко дернул меня за локоть, вернув обратно. И снова этот взгляд, пронзающий насквозь. Я едва не задохнулась от волнующей близости, но воспоминания умели отрезвлять, возвращать силы.

Вырвавшись из тяжелой хватки, я достаточно грубо произнесла:

– Что ты себе позволяешь?

– А ты? – изумрудные глаза сверкнули злостью, ненавистью ко мне.

– Шестаков, что тебе нужно? – устало спросила я, пытаясь совладать с обидой и ревностью, которые некогда чувствовала. Сил спорить с ним было ничтожно мало. За весь день я почти ни разу не присела, обслуживая уважаемых вип-клиентов. Откровенно говоря, мне ни капли не нравилась моя работа, особенно мужчины, чьи взгляды наполнялись вожделением после пары рюмок горячительных напитков. Но уйти из ресторана попросту не могла. Мне нужны были деньги: заочное обучение само себя не оплатит, как и счета за коммуналку, и чеки в продуктовых магазинах.

– Правда. Мне необходима правда! – процедил Витя, чеканя каждую букву. – Садись в машину и расскажи мне правду!

– Какую правду? – не поняла я, поджимая дрожащие от холода губы. А может меня так нехило трясло и не от холода. Ноги налились тяжестью, словно в обувь положили кирпичи. – Вить, ты ничего не перепутал? Мы с тобой не общались два с половиной года, на минуточку.

– Зачем ты мне соврала? – наседал Шестаков, прожигая взглядом каждую клетку в моем теле. Я вдруг вспомнила сторис, ту девушку во дворе, которую увидела спустя две недели, и захотела зарядить ему пощечину, а потом спросить, куда подевалась любовь? Куда она постоянно у нас девается? Под Новый год, когда отец посадил меня под замок, Витя быстро переключился, предпочтя отдалиться от проблемной Риты. После выпускного… ситуация повторилась. Никакой любви не было. Пусть я и обидела его, пусть сделала больно своим поступком, но у меня было безвыходное положение.

Доверие – вещь, которой невозможно научиться. Либо мы верим в других людей, либо навсегда надеваем на себя скорлупу.

– Скажи мне, Вить, – я улыбнулась через силу, оставаться безразличной к человеку, который продолжал вызывать острые спазмы в сердце, всегда сложно. – К чему этот вопрос сейчас? Почему ты его задаешь мне, а не своим дружкам? Господи, Шестаков, прошло почти три года! Ты мог задать этот вопрос тогда, но теперь… теперь-то в нем нет никакого смысла!

С минуту Витя молчал, будто и сам не понимал, зачем приехал сюда и завел со мной никому не нужную беседу. Мне показалось, он растерялся. Что ж, наверное, мы оба виноваты, но прошлое не повернуть вспять.

Я сделала шаг назад, вдалеке показался свет фар – вполне вероятно, это было мое запоздавшее такси. Развернувшись, я медленно поплелась вдоль высокого бордюра, едва волоча ноги. На меня навалились вдруг такая усталость и апатия, что хотелось просто лечь и отключиться. Столько времени упорной работы над собой, а одна случайная встреча перечеркнула все.

– Рита! – воскликнул он неожиданно за спиной. Я не стала оборачиваться, предпочитая оставить между нами эту недосказанность, дистанцию, которая помогала окончательно не сломаться. Однако Шестаков оказался более настойчивым, как и всегда собственно, он быстро догнал меня, схватил за руку и силой потащил за собой.

– Отпусти! – воспротивилась я.

– Я тебе сказал, что мы поговорим, хочешь ты того или нет! – прорычал Витя. Он открыл дверь своей машины и затолкал меня в салон, словно мешок картошки. А потом громко хлопнул дверцей, кликнув по кнопке сигнализации. Замки закрылись. Я запаниковала, безуспешно дергая ручку. Хотя умом понимала, Шестаков не обидит, лишь заставит пережить тот день, нет, те две недели ада заново.

– Выпусти меня! – крикнула я, когда он уселся на водительское сиденье и завел двигатель.

– Выпущу, как только расскажешь правду.

– Правду? С чего вдруг, Витя? Какая муха тебя укусила? – язвительно прошипела я, поражаясь тому, что судьба нас вообще столкнула спустя столько времени. И судьба ли это была…

– Ты права, – сказал он и повернулся, строго окинув меня хмурым взглядом. Лицо обдало жаром, волосы, заплетенные в косу, наэлектризовались так, что покалывало затылок. Мне внезапно показалось, что не было этих бесконечных месяцев разлуки. Я мысленно вернулась в прошлое: вот закончен проклятый выпускной, отец потащил меня в полицию спасать репутацию семьи… А через несколько дней под давлением Акима я с позором забрала ненавистное заявление.

– Надо было тогда схватить тебя и пытать, пока не заговоришь, – продолжил Шестаков спустя минуту молчания. – Но лучше поздно, чем никогда, Романова. И мне все равно, что ты чувствуешь. Ты скажешь мне правду, даже если это вновь вызовет у тебя негативные эмоции.

Глава 10 – Рита

В колонках заиграла давно знакомая лирическая песня «Akmal' – Дышать». Заревел мотор, свет подъезжающей машины ослепил меня, подобно яркой вспышке. Я прищурилась, закрывая тыльной стороной ладони лицо. А когда убрала руку, словно очутилась в прошлом и смотрела старое черно-белое кино из собственных воспоминаний.

Было шумно. В воздухе витал запах лака для волос и сладких женских духов, где-то раздавался звук женских каблуков. Знакомые голоса разносились отовсюду, смешиваясь со смехом и щелчками телефонных камер. Кто-то снимал прощальное видео, кто-то танцевал, закрыв глаза и отдаваясь ритмам музыки. Я сидела в красивом нефритовом платье за столом, заставленном разными блюдами, и ждала Витю. Он ушел поговорить с матерью.

Ничего не предвещало беды. Я от души улыбалась, разглядывая своих одноклассников. Ковыряла вилкой в тарелке с салатом и иногда крутила головой, высматривая возвращение Вити. А потом ко мне вдруг подошел Аким. Он наклонился, и в общем веселье никто не обратил внимания на появление рядом со мной Гедуева.

– Выйдем? – это был не вопрос, пусть в нем и звучали похожие интонации.

– Зачем? – спокойно ответила я, отвернувшись. От Акима исходил ненавязчивый запах пота, перебиваемый мужским парфюмом. Слишком терпким, горьким, захотелось зажать нос, а лучше вообще отсесть.

– Есть разговор.

– У меня нет с тобой общих тем.

– Уверена? – он заметно раздражался.

– Да, – спокойно ответила я, потянувшись за соком, однако Гедуев не позволил его взять. Он схватил меня за запястье, и я заметила, что глаза его словно покрылись коркой льда – так выглядят хищники, когда планируют напасть на жертву. Мне сделалось не по себе.

– Твой брат может не дожить до операции, смекаешь?

– Что? – я растерялась, услышав о брате. Откуда он узнал? Ведь даже Витя был не в курсе.

– Я же говорю, разговор есть. Вставай, пока сам не поднял.

И я встала, не чувствуя ног, двигалась подобно роботу, молча следуя за этим парнем. В голове крутились разные мысли, но когда я вспомнила фамилию главврача, все сразу встало на свои места. Операцию откладывали не просто так. Осознание реальности словно острым ножом прошлось по сердцу.

Мы остановились напротив уборной. Аким оглянулся, затем дернул ручку, открыв дверь, и жестом указал, чтобы я вошла.

– Что тебе надо? – спросила я и скрестила руки на груди, посмотрев ему прямо в глаза. В маленькой комнате пахло свежестью, а из открытого окна дул летний ветерок.

– Ты подыграешь нам. Витя должен увидеть в тебе предательницу. Вот, что мне надо, – спокойно заявил он.

– Зачем? У тебя личные счеты с ним?

– Порой счастье других важнее своего.

– Счастье? – удивилась я, не понимая, к чему он клонит.

– Да, женское, недоступное. Я просто хочу, чтобы она снова улыбалась.

– Она? – прошептала я. За спиной открылась дверь, на пороге вырос Кирилл, тот самый бывший лучший друг, о котором Витя рассказывал много хорошего.

– Все объяснил ей? – язвительно спросил он, пристально посмотрев на меня. В глазах Иванова читалась неприкрытая неприязнь, словно я забрала у него нечто важное, и он мечтал лишь об одном – вернуть дорогую сердцу вещь обратно.

– А ты, – я повернулась, взглянув на Кирилла. – Ты ради чего хочешь устроить это шоу?

– Ради Вити! – прорычал парень. – Ты забрала у него все! Он из-за тебя отказался от мечты, от будущего, от нас!

– Из-за меня? – мой голос звучал уверенно, хотя я дрожала. Да, чувство вины никуда не делось, но у меня были иные убеждения, принципы. И что бы Иванов ни сказал, его слова не подействуют.

– А из-за кого он не явился на игру? Ты все испортила, и ты все должна вернуть.

– Ну так иди и скажи ему это в лицо! – произнесла я на повышенных тонах. – Скажи, что он должен делать, а что нет. В любом случае, вас вся эта ситуация никак не касается! И если бы вы и правда переживали за его будущее, то не пришли бы ставить ультиматумы! – меня охватила ярость. Острая, обжигающая, она убивала надежду, веру в людей. Я взглянула в глаза Кириллу и вдруг увидела черную душу. Душу полную мерзости, эгоизма и желания уничтожать. Такие души не умеют дружить, радоваться за других, отпускать личные обиды. Склонив голову, я прикусила краешек нижней губы.

Я до сих пор отчетливо помнила метания Вити, как ему было плохо, как тяжело дался уход из команды. И пусть он прятал истинные эмоции за широкой улыбкой, я понимала – это лишь маска, которую время от времени близкий человек снимает рядом со мной.

– Вот как ты запела? – произнес Кирилл, и желваки заходили на его лице.

– Ты просто законченный эгоист! Вы все эгоисты! – я взглянула на Акима, молчаливо прожигавшего меня взглядом. В кармане у него завибрировал телефон, но парень продолжал требовательно смотреть на свою жертву, словно не видел иного выбора. В ту минуту я отчетливо поняла – они не позволят мне поступить иначе, Аким не позволит. Его явно не волновал баскетбол, которым прикрывался Кирилл, вероятно, другие ребята тоже были втянуты во все это под эгидой заветного возвращения капитана команды. Но не Гедуев – у этого человека были свои цели, ради достижения которых он готов был сломать многих.

 

– Кир, выйди.

– С какой это стати? – крикнул парень.

– Выйди, мы не договорили с девочкой.

– Я не буду говорить ни с тобой, ни с кем-либо еще, – прошипела я, разворачиваясь, но Гедуев схватил меня за локоть и дернул на себя.

– Иванов, выйди, кому говорю!

– Слышь…

– Выйди!

И Кирилл вышел, хоть и без особого желания. За ним захлопнулась дверь, и в уборной на минуту воцарилось гробовое молчание. Из крана умывальника падали капли воды, разбиваясь об акриловую раковину. Их звук бил по перепонкам, обостряя и без того напряженную атмосферу.

– Твой брат может лечь на операцию через две недели, – холодно процедил Аким, будто говорил не о живом человеке, а о какой-то игрушке. – А может и через два месяца. Ты же понимаешь, что два месяца могут убить его.

– Ты не посмеешь.

– Ради любимого человека посмею. Мне правда все равно.

– Он ребенок, Аким! – взмолилась я, ощущая, как под ребрами бешено колотится сердце. Наверное, я выглядела так, будто шла по краю пропасти. Губы дрожали, глаза наполнились слезами. Этот человек… он не шутил. Ему было все равно. Ему было все равно на моего маленького, ни в чем не повинного брата.

– Он всего лишь ребенок, Аким! – задыхаясь, повторила я. – А Алена, если ты это из-за нее… даже если мы и расстанемся с Витей, они не будут вместе. Человека нельзя насильно заставить быть с кем-то. Ты ведь… ты ведь сам должен это понимать. Прошу тебя, умоляю! – я ухватилась за ладонь Гедуева, но он оттолкнул меня, демонстрируя всем своим видом, что разговор окончен.

– Выполнишь мою просьбу, и ребенку сделают операцию, он будет здоров. В конце концов, – Аким усмехнулся, – не на одном Вите свет клином сошелся. Найдешь еще, перед кем раздвигать ноги.

Я не выдержала, замахнулась и влепила Гедуеву пощечину. Его голова дернулась в сторону, но он лишь снова усмехнулся. Создавалось впечатление, что ситуация его забавляла. Аким достал телефон и показал фото с документом о перенесенной операции. Я знала и эту печать, и эту подпись. Они принадлежали главврачу второй больницы.

В голове вдруг вспыхнул вчерашний вечер, когда родители о чем-то тихо спорили на кухне, потом мама расплакалась и ушла в комнату. Утром я спрашивала у нее, что случилось, но та лишь повела плечом и сказала только, что надо снова идти в поликлинику.

– Ты отвратителен! – прокричала я вне себя от гнева.

– Твой Шестаков заменит тебя, вот увидишь. И недели не пройдет.

– Если мой брат умрет, клянусь, я сама тебя убью! – прошептала я, по щеке скатилась предательская слеза.

Тот разговор я потом долго прокручивала в памяти, думала, что могла бы сразу пойти к Вите, рассказать правду, а может, записать на диктофон этот шантаж. Хотя нет, как бы я все записала на диктофон? Они бы просто не позволили. Но кто из нас в минуты паники мыслит логически? Кто не подвержен страхам, особенно, когда в твоих руках чья-то жизнь? Маленькая, едва уловимая человеческая жизнь.

И тогда я решила – обыграю их. Сделаю все, как хотел Аким, поеду с ними, совру Вите. Да, мне будет невыносимо больно смотреть на то, как я падаю на дно в глазах любимого человека. Однако это всего на сутки, чтобы парни поверили в мой обман. А на следующий день, нет, даже вечер, я напишу Вите сообщение, расскажу правду и попрошу подождать две недели.

Здесь тоже были риски конечно, например, вспыльчивый характер Шестакова. Он мог запросто сорваться, подойти к Акиму и устроить скандал, в лучшем случае. Но я не могла представить, что буду играть с ним молчанку больше нескольких дней или… по-настоящему откажусь от наших отношений. Когда на кону жизнь брата, не приходится выбирать между делами сердечными и близким человеком, но кто узнает, что происходит между мной и Витей, если мы оба будем держать это в секрете?!

Я была уверена, что все получится. Возлагала большие надежды на сообщение, которое набирала дрожащими пальцами. Вот только… Шестаков на него не ответил. Более того, дозвониться до него я тоже не смогла. Возможно, то мое резкое смс его задело, разочаровало. Но я очень боялась, что Аким не поверит в мою игру, что они с друзьями до последнего будут находиться рядом с Витей в ночь выпускного, следить за реакцией.

В итоге долгожданный разговор затянулся. Пришлось отложить его до дня икс, когда пройдет операция. Можно было попробовать написать в соцсетях, но я как-то слышала, что у ребят были пароли от аккаунтов друг друга. Поэтому не стала рисковать.

А спустя две недели… оказалось уже слишком поздно. Я больше была не нужна Вите.

– Рита, – послышался голос Шестакова, возвращая меня из прошлого. Машина продолжала стоять на дороге, так и не двинувшись с места. В салоне работала печка, но кожаные сиденья отчего-то казались невыносимо холодными. Все в этой машине было холодным, чужим, чужой была и я.

– Мой брат был болен, – сказала я, со свистом выдохнув, и повернулась к Вите. Изумрудные глаза, некогда напоминавшие море, сейчас походили на холодную суровую зиму. Ту самую, в которую умирает все живое, покрываясь беспощадной коркой льда.

– Сердце?

– Да, ему требовалась операция. Но ее откладывали. А потом… в один из дней Аким случайно заметил меня в клинике, где работала его мать. Так, видимо, и узнал обо всем – о квоте, о заболевании, об операции.

– Он что-то… – Витя отвернулся, сжав крепко руль. Он больше не смотрел на меня, но я чувствовала исходящую от него энергетику. По спине побежали мурашки, казалось, маленькое тесное пространство, в котором мы находились, настигла всепоглощающая тьма. – Потребовал взамен?

– Разыграть спектакль, расстаться с тобой. Парни получили бы своего капитана обратно, а Алена любимого, она тяжело переживала ваш разрыв.

– Почему? Почему ты мне тогда ничего не рассказала?! – Витя резко перевел на меня взгляд, мрачный, словно свинцовое небо, которое вот-вот разразится громом и молнией. И я снова почему-то впомнила ту сторис.

– Я планировала. Но…

– Но? – с удивлением спросил он, лицо исказилось, потеряв былое безразличие.

– Тебе это уже было не нужно, – прошептала я. Такие, казалось бы, простые слова, но они вызывали острую боль под кожей. И вроде бы я научилась не думать о прошлом, жить одним днем, искать радости в мелочах, хоть и выходило не очень, но я не теряла надежду. А потом наступила зима. Белые снежинки, словно яркие искры, стали кружить в воздухе, обрушив холод на наш город.

Я посмотрела в боковое окно, стекло немного запотело, из-за разной температуры в салоне и на улице.

В детстве я любила зиму. У нее был свой неповторимый цвет, особый смысл, ожидание чуда. Мое глупое девичье сердце сейчас тоже почему-то сжалось, словно искры снега могли сотворить чудо. Жаль, что с возрастом перестаешь верить в такие вещи.

– Что? – глухо проговорил Шестаков. Его голос вырвал меня из размышлений.

– Меня такси заждалось. Откроешь дверь? – спросила я, продолжая смотреть на зимнюю дорогу.

С минуту Витя молчал. А потом все же нажал на кнопку брелока, замки щелкнули, и я смогла выйти на улицу. Осторожно прикрыв дверь автомобиля, я направилась в сторону такси, ожидавшее меня уже минут десять. Под ногами хрустел снег, а воздух был до того холодным, что обжигал легкие.

Я остановилась напротив белой машины, коснулась ручки и внезапно повернула голову. Не знаю зачем, словно движимая неведомой силой. Витя смотрел на меня так же, как три года назад – с нескрываемой теплотой, способной заменить солнце, теплый шарф и горячий чай в самый ненастный зимний день.

Поджав губы, я открыла дверь такси и села на пассажирское сиденье.

Прошлое должно остаться в прошлом.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru