Ника Уэбстер
Forest fairy tales

Котенок по имени "Гав".

Утром Город оживает: улицы наполняются шумом автомобилей, голосами спешащих по своим делам прохожих, разговаривающих по телефону на ходу. Иногда они сталкиваются, вскрикивают недовольно, пролив кофе на чистую рубашку, извиняются, иногда перебрасываются парой незначительных фраз типа пожеланий доброго утра.

Над головами у них мигают светофоры, уличная реклама сменяет друг друга, в вышине над облаками гудит самолет, белым росчерком оставляя свой след на небе. И только маленький ребенок, играющий в переулке, замечает вынырнувшего из теней между домами высокого незнакомца.

Незнакомец одет в черное, и одежда его блестит на солнце – он вообще весь блестит – ребенок восторженно приоткрывает рот. Незнакомец, заметив его, с заговорщическим видом прикладывает палец к губам; глаза за приспущенными очками светятся расплавленным золотом… Он выходит на улицу, а ребенок как ни в чем не бывало продолжает играть, позабыв об этой встрече.

Люди, кто удивленно, кто с опаской, косятся на странного парня в черной косухе и кожаных брюках, вышедшего из переулка. Осень, конечно, уже позолотила улицы Города, но от прогретых солнцем стен, от темных, сглаженных временем, камней мостовой и светло-серого полотна асфальта все еще веет теплом. Позднее тепло бабьего лета плывет в воздухе вместе с ароматами коричных булочек из пекарни на углу, хот-догов и чьих-то цветочных духов, а может то цветущая, назло холодам, камелия.

И в такой погожий день, парень сильно выделяется из толпы. Его массивная фигура, затянутая в кожу, внушает подсознательный трепет, но парень приспускает очки и улыбается солнечно так, сразу как будто становясь моложе.

И люди замечают, что у него вообще-то веснушки и волосы светлые в косу заплетены небрежно, а в кулаке не нож, а букетик ромашек, в другой руке и вовсе полупрозрачный пакет с продуктами. Люди отводят взгляд, пожимая плечами и дальше спешат по своим делам. Только некоторые девушки восхищенно смотрят ему вслед.

Парень движется на удивление легко и грациозно, никого не задевая, и потому скоро на него совсем перестают обращать внимание, мало ли фриков в мире. И никто не видит за солнечными очками, что глаза у незнакомца закрыты: его ведет чутье, зов крови. Повинуясь этому зову, парень сворачивает в ближайший парк, некоторое время плутает по тропинкам и наконец выходит к старой, заброшенной карусели.

Он подходит ближе, опускается на корточки и заглядывает в темноту под каруселью. «Темнота» недовольно щурит флюорисцирующе поблескивающие голубые глазищи и яростно шипит на него. Парень хмыкает, некоторое время роется в пакете – «темнота» настороженно молчит – и протягивает в темноту сэндвич с жареным сыром.

Сэндвич молниеносно исчезает, вслед за ним в темноте так же быстро исчезают еще два сэндвича с грудинкой и шоколадка. И тогда парень вдруг… шипит в ответ на темноту, но в его шипении можно различить слова, слова древнего нечеловеческого языка. Он нашептывает вкрадчиво, ласково, успокаивающе:

– Не бойся, не бойся, не бойся. Я свой. Я такой же, как ты. Я не причиню тебе вреда. Доверься мне.

Из темноты высовывается худая мальчишеская рука в цыпках и складывает пальцы в известный жест. Парень вздыхает и берет отложенный в сторону букетик, отрывает один цветок, измельчая его в порошок между пальцев, и сдувает с ладони в сторону темноты. Темнота чихает, и вскоре из-под карусели вываливается грязный донельзя мальчишка – тощий и лохматый. Дикий котенок, явно полукровка, еще не научившийся обращаться, – некому было учить.

У мальчика зрачки вертикальные в горящих серебром глазищах, в пыльно-серой копне давно не стриженных волос подрагивают острые кончики ушей. Слегка облезлый хвост хлещет по тощим бедрам. Мальчишка шипит, скалится и пытается прыгнуть на незнакомца, но его ведет.

Парень ловко подхватывает его, бережно прижимая к себе, гладит по спутанным лохмам, чешет за ухом и шепчет-шепчет-шепчет ласково, успокаивающе. Мальчишка вяло дергается, сердито фырчит, но уже как-то по инерции, моргая все реже: он засыпает.

Парень осторожно поднимается на ноги, кутая мальчика в свою куртку. Придерживая ребенка одной рукой, второй он прямо в воздухе чертит какие-то знаки, загорающиеся золотом, и шагает в открывшийся портал. Бережно кладет мальчишку на землю и оборачивается. Найденыш спит и не видит, как его бережно подхватывает когтями огромный золотой дракон и взлетает в сторону заснеженных гор, а под ними шумит Волшебный лес.

Он приземляется в долине, со всех сторон окруженной острыми горными пиками, у порога своего дома. И тотчас из открывшейся двери навстречу ему метнулась хрупкая женская фигурка:

– Тоши!

Всполохом пламени на ветру мотнулась бронзово-каштановая коса с алой лентой. Дракон бережно опускает свою ношу на траву и обращается человеком, только обнаженная кожа отблескивает золотом. Распрямляется – несобранные волосы тяжелой копной скользнули вперед, падая на лицо, – встряхивается – под загорелой кожей заиграли тугие мышцы – тухнут последние искорки драконьего пламени – и обнимает свою женщину. Та тыкает его острым кулачком под ребра:

– Тоашш'норр'и… позер.

И, притянув за длинную светлую прядь, целует:

– Я скучала… Кто этот малыш, муж мой?

Она отстраняется, отошла, склоняясь над ребенком, нахмурилась:

– Муж мой, где ты взял его? Кто он?

Тоашш'норр'и щурится на стоящее в зените солнце:

– Дикий котенок. В нем явно кровь снежных барсов. Он жил на улице.

Женщина кивает, сосредоточенно водя над телом мальчика ладонью:

– У него, на удивление, крепкое здоровье… Долго он еще проспит, муж мой?

Тоашш'норр'и неопределенно пожимает плечами и предлагает:

– Идем в дом, Астэри.

Та снова кивает, поднимаясь с ребенком на руках. Ребенок не просыпается, когда его уложили на кровать, только вздыхает и переворачивается на бок, сворачиваясь в клубок. Астэри с жалостью косится на него, едва касаясь, погладила спутанные вихры:

– Спи спокойно, котенок. Теперь ты дома.

Улыбается тихо своим мыслям. Что ж, она всегда мечтала иметь много детей. Она выходит и поднимается на второй этаж – в детскую. Ее первенец уже проснулся и, увидев маму, радостно заагукал, завозился в своей кроватке, потянулся к ней. Когда Астэри наклоняется к нему, чтобы взять на руки, малыш цепко хватает одну из золотых подвесок на ее косе и тут же сует в рот. Астэри умиляется этой истинно драконьей любви к золоту. Ее муж носит золотые украшения, которые ему до странности идут, но самое яркое его украшение, конечно, золото спутанных, непокорных кудрей и золото раскосых глаз. Да и сама она любит теплые золотистые оттенки в одежде, любит звон золотых браслетов на смуглых запястьях и блеск подвесок в косе. И теперь их сын проявляет драконью суть. Х'хирроу во всем пошел на отца: те же непослушные золотые вихры, та же солнечная улыбка, ямочка на щеке, разлет бровей, но глаза – человеческие, от матери-полукровки. Глаза светлые и дымчатые, как ранние весенние сумерки. Астэри уверена, что у нее самый красивый малыш во всем Волшебном лесу. И сердце её рассыпается золотыми искрами от переполняющей нежности, когда Х'хирроу сопит и чмокает у её груди, жадно глотая мамино молоко. Он сладко пахнет солнцем и медом, Астэри запоминает этот запах, впитывает его – запах безмятежного детства.

Идиллию нарушает вскрик снизу, грохот и отчаянный кошачий мяв. Астэри торопливо опускает малыша обратно в кроватку и спускается вниз. Гостиная похожа на поле боя, посредине которого стоит ее муж с расцарапанным лицом и руками, и безуспешно пытается сманить их найденыша.

Тот висит на люстре, цепляясь всеми конечностями, шипит на него. Астэри вздыхает – она знала, что будет нелегко – и мужественно выходит вперёд, одними губами прося:

– Милый, уйди пожалуйста. Он тебя боится.

Тоашш'норр'и нехотя уходит. Мальчишка смотрит ему вслед с видом победителя.

– Типичный кошак, – мысленно усмехается Астэри.

Она пытается подыскать слова, чтобы не напугать и не разозлить его сильнее. Однако, мальчик, свесившись с люстры принюхивается к ней и вдруг спрыгивает сам. Астэри едва успевает поймать. Он не выворачивается, утыкается носом ей в шею, шумно нюхает и ощутимо расслабляется в её объятьях.

Астэри хочется плакать от ощущения вжимающегося в неё худенького горячего тельца: так доверчиво и так отчаянно. Она проводит ладонью по спутанным волосам неопределенного цвета, угловатым острым плечам и лопаткам-крылышкам. И вздрагивает, слыша тихое хриплое мурчание.

Она смаргивает подступающие слезы и мысленно дает себе подзатыльник: котенок-то некормленый! И неплохо было б его искупать и переодеть.

Мальчик покорно идет за ней и терпеливо ждет, сидя на полу, когда пена в ванной поднимется до краев. С любопытством трогает ее кончиками пальцев, нюхает их, жмурится и смешно чихает, когда один из мыльных пузырей, кружащих по ванной, лопается на кончике его носа. Пена ему определенно нравится, но он категорически не понимает, зачем в нее лезть.

И Астэри приходится взять его на руки и осторожно окунать. Котенок отчаянно брыкается, разбрызгивая мыльную воду по всей ванной, Астэри сплевывает пару горстей мыльной пены, притягивает малыша к себе и бормоча что-то успокаивающе-ласковое залезает в ванную вместе с ним.

Мальчик затихает, позволяя себя намылить, и, когда Астэри осторожно перебирает, промывая пепельные кудряшки, снова начинает мурчать. Но стоит только пене исчезнуть в сливе, а Астэри потянуться к душу, как котенок взвивается вертикально вверх и, проскакав по ее плечам и голове, вырывается из ванной.

Астэри находит его в гостиной: малыш висит на шторах, цепляясь коготками за тяжелую бархатную ткань и всем своим видом демонстрирует, что живым не дастся. При этом он дрожит и смотрит на нее, как на кровного врага. Откуда-то из детской доносится возмущенный рев. Кажется, Х'хирроу несильно недоволен тем фактом, что мама опять куда-то ушла.

И, кажется, у Тоашш'норр'и не получается его успокоить… Пока Астэри пытается определиться, кого ей спасть первым, малыш Х'хирроу самостоятельно вползает в гостиную и целенаправленно ползет к маме, ловко уворачиваясь от папиных рук. Тоашш'норр'и, бегущий следом, поскальзывается и падает на живот.

Котенок заинтересованно прислушивается, кажется, запоминая. Астэри, слегка придавленной мужем, тоже хочется высказаться, но напротив ее лица сидит Х'хирроу и, счастливо смеясь, хлопает в ладошки. Сверху неуловимой молнией падает котенок и, спружинив об их спины, ускакивает в соседнюю комнату.

Аcтэри фыркает, сдувая с лица клок мыльной пены. Тоашш'норр'и честно пытается встать, но скользит и запутывается с ней руками и ногами еще сильнее. И в этот неудобный момент над ними раздается:

– Дети мои, что здесь происходит?

Астэри обреченно смотрит на маячащие под носом кроссовки. Х’хирроу радостно тянется ручками к их хозяйке:

– Ба-а, ба-а.

«Ба-а» оказывается маленькой решительной женщиной, смуглой, подтянутой, с лихим каре цвета воронова крыла. И они с Тоашш'норр'и настолько не похожи, что…

– Он – приемный, – спокойно говорит та.

И наклоняется, помогая Астэри подняться:

– Здравствуй. Я – Мэйв.

Рукопожатие у нее теплое и крепкое. Она улыбается:

– Норри рассказывал о тебе. Рада наконец познакомиться.

Астэри одергивает мокрое платье и заверяет:

– Мне тоже очень приятно познакомиться с Вами. Извините мне надо идти!

Мэйв немного недоумевающе смотрит, как она торопливо убегает в соседнюю комнату, и переводит взгляд на Тоашш'норр'и. Тот пожимает плечами, легонько покачивая Х'хирроу:

– Новый ребенок. Котенок. Совершенно дикий.

Мэйв понимающе хмыкает и уходит на помощь Астэри. Найденыш честно пытается заныкаться под диваном, но даже при своем телосложении, а точнее, «теловычитании», застревает. Мэйв, внезапно обернувшись огромной кошкой, одним ударом лапы сносит диван в сторону и рявкает на мальчика. Тот прижимает уши, замирая на месте. Оглядывается на Астэри и, здраво рассудив, что лучше знакомое зло, сигает к ней на руки. Астэри как следует растирает его предусмотрительно прихваченным из шкафа, полотенцем. Котёнок уже даже не ворчит, только обречённо жмурится и сопит. И не сопротивляется, когда Мэйв осторожно прихватывает его зубами за шкирку и укладывает себе под бок, прижимая пушистой лапой. Он совершенно по-котячьи зарывается носом в её густую шерсть и удовлетворённо вздыхает.

Астэри на мгновение жалеет, что у нее нет с собой фотокамеры, запечатлеть это умилительное зрелище. За найденыша можно теперь не беспокоиться. Кажется, она знает, кто будет любимым внуком у Мэйв.

Оставив котенка в надежных руках (лапах), Астэри идет к себе, собираясь наконец переодеться. Мокрая одежда противно липнет к коже, вызывая отнюдь не приятные мурашки. Поэтому она ныряет в мужнино худи, подкатывает рукава, влезает в любимые золотистые легинсы и распускает волосы, выплетая из них украшения. И с облегчением выдыхает, чувствуя, как мягкая ткань льнет к телу и быстро согреваясь.

Как и все драконы, она довольно теплолюбива. Новый фен, очень мощный, и Астэри довольно жмурится, подставляя лицо струям теплого воздуха. Потом собирает волосы в пучок и спускается вниз, на кухню, готовить обед своим мужчинам. Надо будет поинтересоваться, что едят Мэйв и котенок.

Мэйв охотно ест и бифштексы, и салат, и сладкий картофель. Котенок ест молочную кашу с ягодами – уже третью порцию – и жадно косится на бифштексы. Астэри вздыхает, машинально гладя его по голове. Малыш фыркает, но не уворачивается. И, глядя сверху вниз на пепельную макушку, Астэри отмечает, что его надо расчесать. А еще одеть.

Сейчас котенок сидит в ее футболке, которая доходит ему до колен, как платьице. Ему определенно нужна одежда, но вести его сейчас в магазин лишний стресс: еще решит, что возвращают обратно в Город; а сервис доставки в волшебном лесу пока недостаточно развит, несмотря на наличие интернета.

Объевшийся котенок милостиво позволяет снять с себя мерки, и Астэри передает их мужу со списком необходимой одежды для мальчика. И наказывает вернуться до ночи. Тот небрежно отмахивается – солнце еще высоко, успею – целует ее и, обернувшись, улетает в сторону Грани.

Астэри же предстоит нелегкая задача: расчесать котенка. Когда она заходит в гостиную, тот мгновенно подбирается, смотрит настороженно, готовый в любое мгновение сбежать. И совершенно не ожидает, что его усадят на колени и будут гладить по голове. Интуиция молчит, и он позволяет себе расслабиться, поворачивая голову и прижимаясь щекой к ласкающей его руке.

Он не совсем понимает, что делает эта странная женщина, от которой вкусно пахнет молоком, но ему тепло и спокойно… Он сворачивается клубком у нее на груди и мурчит-мурчит. Ее руки – мягкие, теплые – легко перебирают спутанные кудряшки, бережно разбирая прядку к прядке, и малыш почти не чувствует касаний гребешка. Астэри потихоньку добавляет магию, чтобы разобрать многочисленные колтуны в длинных и густых волосах найденыша.

Если бы малыш был человеком, можно было бы просто их выстричь, однако для котенка такая стрижка обернется проплешинами в шерстке, нарушив естественную терморегуляцию. И Астэри, закончив чесать, заплетает малышу традиционные косы с золотыми лентами. Она прислушивается: где-то в доме заливисто смеется ее сын, играя с Мэйв.

Астэри чувствует его беззаботную радость, искорками пробегающую по натянутым нитям-струнам их связи, прежде чем увидеть, как Мэйв в кошачьем обличии вбегает в гостиную. Малыш Х'хирроу цепляется за густую шерсть и весело верещит, подпрыгивая у нее на спине.

Астэри улыбается, машинально гладя завозившегося у нее на коленях котенка. Тот беспокойно дергает ухом, но не просыпается. Мэйв делает круг по гостиной и ложится прямо на ковер у камина, будто не замечая теребящего ее шерсть Х'хирроу. Малыш ползает у нее между лапами, а та отводит морду, уворачиваясь от шаловливых детских ручек.

Х’хирроу, глупыш, тянется потрогать огромные белоснежные клыки, но Мэйв мгновенно захлопывает пасть, фыркает и лижет его в щеку. Х'хирроу плюхается на попу, жмурится и хихикает: ему щекотно. Мэйв ловит ее взгляд и в голове у Астэри звучит ее глуховатый голос:

– У тебя славный котенок, девочка. Любознательный и озорной, весь в отца.

И Астэри вспоминает, что та уже воспитала одного дракона. Астэри думает, что ей можно доверить ребенка. Она переводит взгляд на своего второго сына:

– Мэйв… Ему нужно дать имя. Не могла бы ты…

Мэйв отзывается не сразу, задумчиво щурясь на огонь:

– Новэ. Что означает «перемена». Новая жизнь и новое имя. Новэ Ши'мурра. Я даю ему имя нашего рода и отныне он один из нас. Если понадобится помощь, любой из котов откликнется на его зов. И твой зов также будет услышан, как матери.

За играми и домашними хлопотами время летит незаметно и вот уже закат румянит пушистые бока лениво плывущих над лесом облаков, последние лучи заходящего солнца золотят верхушки деревьев. На Волшебный лес опускаются сумерки.

Астэри поет колыбельную для обеих своих сыновей, чутко прислушиваясь – не стукнет ли дверь, не прозвучат внизу в гостиной знакомые скользяще – легкие шаги… Что-то Тоашш'норр'и задерживается.

– Все в порядке – заверяет ее Мэйв – я его чувствую. И он в порядке. Если хочешь я побуду с тобой, пока он не вернется.

Астэри с благодарностью кивает.

Позже она получает СМС от блудного мужа и успокаивается окончательно.

Где водятся волшебники

Когда Тоашш'норр'и исчезает на глазах у изумленного продавца, так и не успев ничего купить, он не думает, что нить магии, за которую он ухватился приведёт его на Карнавал. Он очутился в самом центре, сердцевине праздника. Со всех сторон на него обрушиваются чужие голоса, музыка, детский смех. И холод ранних осенних сумерек отступает, растворяясь в чужом искрящемся веселье. У Тоашш'норр'и мелькает мимолетная мысль о том, что он все же не успевает вернуться до вечера, как обещал Астэри.

Мимо снуют люди, в небе взрываются фейерверки, жутковатый клоун зазывает посетителей в шатёр на шоу ужасов, обещая им настоящую магию. Тоашш'норр'и моргнул, осматривая площадь драконьим зрением. Шатер буквально светится переплетением магических нитей. Магия там, внутри и её источник… Тоашш'норр'и чует его.

Клоун дежурно улыбнулся, протягивая ему программку на входе. Внутри было полутемно и очень людно. Тоашш'норр'и не без труда находит свободное место и впивается взглядом в сцену. Там, в пятне света, высокий незнакомец в старомодных полосатых штанах и цилиндре шутливо раскланивается со зрителями. Лицо его скрыто в тени, но Тоашш'норр'и видит его улыбку, и в этой улыбке чудится что-то недоброе. А потом незнакомец заговорил:

– Я приветствую вас на Карнавале Судьбы. Вы готовы удивляться? Вы готовы бояться? О, да, будет страшно. А может, и нет. Но вы будете поражены до глубины души. И помните, что бы вы ни увидели это всего лишь. Часть. Шоу.

 Он усмехается, растворяясь в тени, и голос из темноты шелестит с едва уловимой насмешкой:

– Наслаждайтесь шоу! Ведь бояться – это весело.

 Тоашш'норр'и так не думает, но люди вокруг него свистят, кричат и хлопают в ладоши.

И шоу начинается:

 Из глубины сцены слышится зловещая органная музыка и в полутьме скользят в странном танце черно-белые люди-тени. Тоашш'норр'и едва сдерживает инстинкты, когда один из них внезапно оказывается лицом к лицу с ним. Метаморф. Смотрит на него его глазами, отражая, как зеркало, кривую улыбку. Люди вокруг ахают, визжат женщины и дети.

На стенах внезапно заплясало иллюзорное пламя, схлынуло, огненным дождём рассыпаясь у ног невысокого смуглого парня. Он улыбнулся шало, развел руками, и пламя заплясало вокруг него, в его руках, пробегая от плеч до запястий и ластясь, будто котёнок. Парень перекидывает огненные мячики с руки на руку, выписывает восьмерки огненным хлыстом и рисует на выдохе огненные знаки. Зрители следят за ним, замерев от ужаса и восхищения. Повелитель огня – как он был обозначен в брошюрке с программой – вдруг развернулся к левой стороне кулис в приветственно-приглашающем жесте, и навстречу ему выпорхнула девушка. Всплеснула руками и водные жгуты слились с огненными. Она плетет из воды тончайшие кружева и со смехом набрасывает их на парня. Вода в её руках превращается в цветы и улетает облачком под купол. И напоследок вода обращается конем, встряхивает гривой, беззвучно заржав и подставляет спину, увозя за кулисы свою повелительницу.

Вслед за ней раскланялся и Повелитель огня. А потом вода вдруг хлынула со сцены в зрительный зал и осыпалась на присутствующих белыми да голубыми цветами. По рядам прокатился изумленный вздох. Рядом с Тоашш'норр'и кто-то вполголоса прокомментировал:

– Великолепные иллюзии.

 Но это были не иллюзии – настоящая магия. Тоашш'норр'и чуял это, отзываясь всей своей сутью. Едва зрители немного успокоились как зазвучала нежная и печальная музыка. И в серебристо-лунном свете софитов высоко под куполом взлетели два тонких силуэта. Воздушные акробаты в серебристо-белых трико кажутся диковинными птицами, неподвластными гравитации. Они порхают легко и быстро, звеня колокольчиковым смехом фейри и маняще простирая к зрителям тонкие, белые руки-крылья. Завораживающе красиво и нереально, как прекрасный сон…

И с каждым номером Тоашш'норр'и мрачнеет все сильнее: кажется, шоумен собрал в своём цирке всех полукровок и сделал их магию потехой для людей. И у него много вопросов к этому шоумену. Особенно, когда на сцену выходит ребенок.

Очаровательный малыш, чьи кудряшки отливают зеленью молодой листвы, а в изумрудных глазах плещется солнечный свет. И этим солнечным взглядом он обводит зрителей и улыбается. Он поводит ладошками и по шатру разлетаются светлячки, доверчиво садясь на плечи зрителям. Он подходит к немолодой уже даме в первом ряду и кончиками пальцев касается ее шляпки. Шляпка расцветает, дама ахает и тоже расцветает. А малыш идет дальше, творя свою магию, и, словно отзываясь на нее, к нему слетаются бабочки. Светящейся бело-голубой стайкой они порхают над его головой, садятся на волосы…

И, кажется, будто вокруг не темные тесные стены шатра, а бескрайний простор залитых солнцем лугов. Вот подул ласковый ветерок, принося с собой запах разнотравья, нагретой солнцем смолы и поспевшей на пригорке земляники. Ветерок игриво прошелся по рядам, растрепывая тщательно уложенные прически, коснулся озорными пальцами одежды, обдал медовым теплом, разглаживая морщины и стирая усталость. Люди, словно проснувшись, заулыбались, посветлели лицами… Души их живо откликались на чудо.

Тоашш'норр'и тоже почувствовал ее, эльфийскую магию, которая привела его сюда и источником был этот малыш. И когда тот проходил мимо, тронул его за рукав, шепнув:

– lye lle ¹

Малыш вздрагивает от звуков эльфийской речи, и Тоашш'норр'и окончательно уверился в том, что не ошибся. И в том, что этому малышу, как и всем полукровкам, не место здесь.

 Люди расходятся нехотя, все еще под впечатлением от представления. Тоашш'норр'и выходит из шатра, окунаясь в ночную прохладу, и ловит за рукав мимо проходящего клоуна с просьбой отвести к хозяину Карнавала. Хозяин Карнавала обитает в довольно скромном трейлере, таком же обычном, как трейлеры его артистов. Тоашш'норр'и глубоко дышит, стараясь держать себя в руках, но силу сдержать не может и дверь трейлера от одного толчка его ладони вылетает.

Хозяин карнавала невозмутимо прихлебывает из тонкой фарфоровой чашки, неуловимым движением уклоняясь от летящего в лицо кулака.

– Какое оригинальное приветствие, – насмешливо тянет он.

И одним текучим движением поднимается на ноги, аккуратно отставив в сторону свой чай.

– Ты… – выдыхает Тоашш'норр'и. – Акио?!

– Я, – кивает Акио, – тоже рад тебя видеть, кузен, – и точным ударом разбивает Тоашш'норр'и скулу.

 Некоторое время они кружат напротив друг друга, обмениваясь ударами. Акио усмехается:

– Тебе так не понравилось представление? Извини, денег за билет не верну.

 Тоашш'норр'и шипит в ответ сквозь разбитую губу:

– Ш-што ты творишь?! Магия – это не развлечение! Нельзя так использовать чужой дар. Это глупо, бессмысленно. Этим…существам, не место здесь, ты знаешь! Но они здесь, в твоем цирке! Почему?!

 Акио тяжело вздыхает, блокируя удар:

– С чего ты взял, что они здесь не добровольно?

 Тоашш'норр'и моргает, удар пропуская:

– То есть?

– Я знаю, что они – полукровки. И в человеческом мире им трудно: их суть рвется наружу, но проявлять ее в обществе опасно… и они приходят ко мне. В моем цирке они могут быть собой. Люди спишут все на иллюзии. Голограммы там и все такое. Технологии, мол, так развились. Они… моя семья. Я ценю их и щедро плачу, я даю им все, что нужно, и я… Не держу их. Веришь ли нет – они всегда могут идти. Но идти им некуда. У многих из них нет родных среди людей. А Волшебный мир уже не примет их так просто, – ты знаешь....

Акио складывает ладони перед собой домиком, что означает «Остановись. Перемирие». Переводит дыхание, кривясь в улыбке:

– Уффф… Я уже не молод для таких «подвигов».

 Тоашш'норр'и фыркает:

– Да ты на добрую сотню лет меня младше. И ты ничуть не изменился. Хотя…выглядишь респектабельно.

 Пламя в глазах его гаснет, и он тяжело падает на диванчик, потирая разбитую скулу. Кривовато улыбается, одним уголком рта:

– Ты всегда отличался…ммм…повышенной креативностью. И умел убеждать. Если вспомнить наше с тобой детство – удивительно как Лес устоял и как Нана еще не поседела.... Впрочем на белой шкуре седину сложно заметить.

Помолчав немного, дракон добавляет:

– Не мне тебя судить. Я тоже был молод… Но… МЕЛКИЙ, СЕРЬЕЗНО, ЦИРК?!

Акио в ответ пожимает плечами:

– Нуу, так получилось.

 Тоашш'норр'и возводит глаза к небу, то есть потолку фургона:

– Это уже константа.

И тут же серьезнеет:

– Извини, но я должен провести проверку. Ты знаешь закон.

 Акио вместо ответа неловко тянется в нагрудный карман, доставая серебряную фляжку и щедро отхлебывая, протягивает Тоашш'норр'и. Тот не отказывается, только чуть кривится, когда виски обжигает разбитые губы. Акио грустно усмехается:

– Ты у нас нынче Золотой дракон, да? Принял таки свое наследие…Да, конечно, я понимаю. Проверяй.

– А этот малыш? Эльфенок…– вдруг спрашивает Тоашш'норр'и. – Он…здесь как оказался?

– Юлек? Он – сирота, – пожимает плечами Акио. – Он у нас «сын полка». Я знал его родителей. Это…долгая история – голос его предательски вздрагивает. Он глубоко вздыхает, прежде чем продолжить:

Они просили позаботиться о нем.  И я заботился. Вот только наша кочевая жизнь для него… трудна. Он слишком мал. И я должен найти ему хорошую семью. Чтобы у него была своя комната, игрушки и приятели. Чтобы он ходил в школу… Чтобы у него было обычное детство.

– Вот как… – тянет Тоашш'норр'и. – В общем-то это мой долг. Позаботиться о нем, как о полукровке. Я мог бы для начала пригласить его в Волшебный лес. Познакомить с..наследием предков. У него должен быть выбор. И если он захочет остаться в Лесу, мы с женой позаботимся о нем, обещаю.

Акио благодарно кивает, но не может удержаться от подколки:

– Я должен познакомиться с твой женой. Я хочу видеть эту святую женщину, которая выносит твой характер, и засвидетельствовать ей свое уважение.

– Значит договорились – подытоживает Тоашш'норр'и

Время на часах неумолимо движется к полуночи. Акио зевает, совершенно по-кошачьи растягиваясь на диванчике и бросает Тоашш’норр’и:

– Ты можешь поспать в кресле.

 Тот хмыкает:

– Я вообще-то могу и не спать.

 Кресло ему немного мало, и приходится подогнуть ноги, но ему приходилось спать и на земле, в лесу… В лесу… Тоашш'норр'и почти подпрыгивает, вспомнив о том, зачем он пришел в человеческий мир. Он торопливо нашаривает айфон и строчит Астэри:

«Милая, из-за непредвиденных обстоятельств я немного задержусь. Но ты не волнуйся, я в порядке».

Раннее утро застает его спящим в немыслимой позе, и уже проснувшийся Акио глубокомысленно констатирует:

– Каждый дракон немного котик.

 Тоашш'норр'и зевает, выглядывая наружу. Снаружи стелется молочно-белый туман. Осеннее утро дышит прохладой, воздух прян и свеж. На нынче пустых дорожках Карнавала озорной ветерок кружит в вальсе рыже-золотые и алые листья. Туман тает на глазах и сквозь него все ярче синеет небо. Солнце встает все выше, ласково гладя своими лучами лица встречных артистов.

Узнав о проверке они немного настораживаются, но новость о том, что Тоашш'норр'и тот самый Золотой дракон – Хранитель и защитник волшебного народа расслабляются – скрываться не нужно, можно быть собой. Тоашш'норр'и бегло осматривает их фургончики, искренне интересуясь историей каждого из них. Циркачи реагируют по-разному:

Огненный и водяная рассказывают охотно, не жалея подробностей. И Тоашш'норр'и узнает, что попали они сюда подростками. Чаще всего способности полукровок пробуждаются во время пубертата – неконтролируемо, пугающе. Многие из артистов столкнулись с этим. Им пришлось расстаться с привычной жизнью. От кого-то отказались родные, кто-то сбежал сам, думая, что так будет лучше… И не все хотят говорить об этом.

На помощь приходит Акио, знакомя дракона со своими подопечными. Помимо иллюзионистов, воздушных акробатов и метаморфов, в цирке есть говорящие – те, что понимают зверей и птиц, клоуны, что дарят людям веселье и хорошее настроение своей магией… И все они считают цирк своим домом. Нет, не так. Цирк – их единственный дом в этом мире, где их понимают и принимают. Акио дает им куда больше, чем материальные блага, он помогает им обрести себя, стать целыми.

Тоашш'норр'и с удивлением наблюдает как его безответственный братец, походя решает бытовые проблемы. Вот Акио внимательно выслушивает спорящих из-за расписания, задумчиво покусывая кончик стилуса, что-то черкает на своем планшете и наконец предлагает оптимальный вариант к удовольствию обеих спорщиков, вот он мягким, негромким голосом убеждает нервничающего метаморфа, что все хорошо. Вот он улыбается клоуну, подбадривая его шуткой, вот походя протягивает свой – зачарованный – носовой платок водной, что немного справилась с даром, дает совет воздушным, одобряя их новые костюмы и просит огненного не выпендриваться и пользоваться мазью от ожогов, хотя бы на первых порах. И глядя на это Тоашш'норр'и верит, что циркачи и впрямь одна большая семья.

А потом Тоашш'норр'и внезапно оказывается за импровизированным "столом". Завтракают артисты на свежем воздухе, ведь сегодня такой погожий день. На траве расстилают одеяло и выкладывают на него бутерброды, блинчики… Тоашш'норр'и получает свою тарелку яичницы с беконом и кофе, осматривается. Отмечает знакомые лица: Огенный и водяная голова к голове в полголоса о чем-то спорят над тарелкой каши. Воздушные выбирают фрукты и йогурт, а метаморф оказывается сладкоежкой, щедро поливая блинчики шоколадным сиропом. Не видно только Юлека. Акио на вопросительный взгляд кузена отмахивается: эльфенок любит поспать.