Ник Винсент
Тайны старого шале
Пролог. Снежные загадки.
Снег шёл уже третий день подряд. Белоснежные сугробы окутали французские Альпы мягким покрывалом, а узкие дорожки, ведущие к шале Лебланов, исчезли под тяжестью зимней бури. За большими окнами, обрамлёнными резным деревянным узором, царила снежная круговерть, в которой бесконечно кружились пушистые хлопья. В камине потрескивали дрова, бросая на пол светлые отблески, словно оживляя узоры на старинном ковре.
Мари сидела у окна с чашкой горячего шоколада. В комнате было тепло, но тревога, поселившаяся в её сердце, не давала почувствовать уют. Она вновь открыла страницу банковского счёта на ноутбуке, стоящем на низком дубовом столике. Ряд необъяснимых транзакций словно давил на неё: каждая сумма исчезала так точно и регулярно, будто кто-то нарочно списывал деньги под видом обычного запланированного платежа.
Она сделала ещё один глоток, выпрямила спину и отставила чашку в сторону. Неужели всё это – лишь совпадение? Мари никогда не интересовалась делами Жоржа. Ему, без сомнения, можно было доверять, но…
Она подняла взгляд на мужа. Жорж стоял у камина, небрежно облокотившись на мраморную полку. В его руках поблёскивал бокал вина, а взгляд был устремлён на экран телефона.
– Ты не устала от этой метели? – вдруг спросил он, продолжая что-то читать. Его голос прозвучал неожиданно громко, словно разорвав её мысли.
– Могло быть и хуже, – отозвалась она, не отрывая взгляда от мужа. – Ты всё время в телефоне.
– Виктор. Просит уточнить данные для отчёта. – Жорж отвёл взгляд от экрана и чуть улыбнулся. – Без меня он пропадёт. Ты же знаешь.
Имя Виктора, старшего брата Жоржа, вызывало у Мари сложные чувства. В каждом его слове всегда звучал оттенок превосходства, будто он проверял границы чужого терпения. Виктор был человеком действия: целеустремлённым, но холодным, склонным игнорировать всё, что не приносило ему выгоды. Их редкие разговоры с ним оставляли ощущение напряжения, словно за вежливостью скрывался невысказанный упрёк.
– Ты ведь мог бы рассказать мне о своих делах, – произнесла она мягко, но с едва уловимым намёком.
– А зачем? Чтобы ты скучала? – ответил он с лёгкой насмешкой. – У тебя ведь свои дела: книги, камин, прогулки с Эммой. Я хочу, чтобы тебе было спокойно.
Мари ничего не ответила. Жорж, видимо, посчитал разговор оконченным, сделал ещё один глоток вина и перевёл взгляд на пламя камина.
Тишину нарушили быстрые шаги. В комнату ворвалась их девятилетняя дочь Эмма, держа в руках старую деревянную лошадку.
– Мам, пап, посмотрите! Я нашла её внизу, в подвале! Там, где стоят бочки!
– Игрушка из детства твоего папы, – заметила Мари, глядя на вытертые края лошадки. – Ты там играла? Эмма, это не место для игр.
– Я только на минутку! Там ещё… – девочка вдруг запнулась, разглядывая игрушку, будто забыв, что хотела сказать. – Там какие-то бумажки лежат! Старые, возле бочки.
Жорж улыбнулся, подойдя ближе, чтобы погладить дочь по голове.
– Ты у меня маленький исследователь, – сказал он и добавил, слегка прищурившись: – Но если увидишь ещё бумажки, оставь их там.
– А что это за бумажки? – спросила Мари, чуть нахмурившись.
– Обычные старые чеки. Ничего важного. Отец хранил там всякий хлам.
Он снова отвёл разговор, будто это была совершенно незначительная деталь. Мари заметила, как Жорж повернулся к камину, избегая её взгляда. Но Эмма больше ничего не добавила, вертя лошадку в руках.
За окнами метель разыгралась с новой силой, скрыв все дороги, а отблески пламени продолжали плясать на полу. Мари устало прикрыла глаза, пытаясь выгнать из головы тревожные мысли. Всё ли это на самом деле случайно?
Глава 1. Зимний завтрак.
Метель стихла, уступив место ясному морозному утру. Альпы вокруг шале засияли в лучах солнца, словно покрытые алмазной пудрой. Тишина была почти волшебной, но от неё же веяло какой-то отрешённостью.
Мари стояла на балконе, кутаясь в светлый шерстяной кардиган, и смотрела, как её дочь Эмма каталась на санках с небольшого склона. Девочка смеялась так громко, что звук эхом отдавался в тишине спокойного солнечного, морозного утра.
– Мам! Смотри, как быстро я еду! – закричала Эмма, съезжая с небольшой горки и не замечая, как одна из варежек соскользнула с её руки и упала в сугроб.
– Подними варежку, Эмма, замёрзнешь! – ответила Мари, но девочка уже унеслась дальше.
Мари махнула рукой и улыбнулась. Снежная картина перед её глазами выглядела идеально, словно кадр из открытки. Но внутри всё же тлело ощущение беспокойства. Она снова думала о найденных бумагах, о странных транзакциях на счёте и о том, как легко Жорж отмахивался от её вопросов.
Она вернулась в дом, где пахло свежими круассанами и сваренным кофе. Кухня была уютной, как всегда. Мадам Жильбер хлопотала за столом, ловко управляясь с корзиной для хлеба. Её неспешные, выверенные движения всегда напоминали Мари о стабильности, которой так часто не хватало в семейной жизни.
– Вам принести кофе в кабинет, мадам Леблан? – спросила она, аккуратно поправляя кружевные салфетки.
– Нет, спасибо. Я позавтракаю здесь, – ответила Мари, усаживаясь за деревянный стол.
Мадам Жильбер задержалась на секунду, словно колебалась, прежде чем продолжить:
– Мадам, вы выглядите расстроенной. Что-то не так?
Мари взглянула на домоправительницу. Этот взгляд был таким внимательным, что мадам Жильбер невольно выпрямилась.
– Вы ведь давно работаете в нашей семье. Скажите, мадам Жильбер, мой свёкор часто хранил важные бумаги в подвале?
Старушка на мгновение замерла, будто вопрос поставил её в тупик.
– Ну… иногда он хранил там квитанции или старые банковские отчёты. Но скорее это всего лишь хлам. Мсье Анри любил порядок, но не всегда успевал наводить его в своём архиве.
Мари почувствовала, как ответ прозвучал слишком поспешно. Её проницательный взгляд уловил лёгкое волнение, с которым мадам Жильбер отвернулась и вернулась к своим делам.
Разговор прервали шаги по лестнице. В кухню вошёл Жорж. Он выглядел немного сонным, в тёплом домашнем костюме, с волосами, всё ещё растрёпанными после сна.
– Доброе утро, мадам Жильбер, – сказал он, открывая шкаф и доставая любимую чашку. – Мари, ты выглядишь серьёзной. Всё в порядке?
– Доброе утро, – отозвалась она, стараясь сделать голос ровным. – Просто думаю о бумагах, которые Эмма нашла в подвале. Ты уверен, что они не важны?
Жорж сделал вид, что его вопрос удивил.
– Конечно. Это просто старые документы. Отец хранил там всякий ненужный хлам. Ты же знаешь, какой он был.
– Да, но разве важные документы не должны быть в кабинете? Почему они оказались в подвале?
На секунду Жорж замер. Его рука с чашкой задержалась на пути к кофейнику. Затем он быстро вернул себе обычное спокойствие.
– Может, он просто забыл их там. Мы же не можем спросить его, правда? – сказал он с лёгкой улыбкой, которая ничего не объясняла.
Мари заметила, как он аккуратно избегает смотреть ей в глаза.
– Это наследственное, – добавил он, словно меняя тему. – У Виктора тоже есть привычка собирать бумаги. Ему будто бы трудно выбросить даже ненужные записи.
– Ты часто видишься с Виктором? – спросила Мари, внимательно наблюдая за его реакцией.
Жорж пожал плечами:
– Не так часто, как раньше. У него полно дел, ты же знаешь. Хотя, если честно… он всё ещё любит напоминать, что он старший брат.
Его голос прозвучал спокойно, но Мари почувствовала в нём намёк на усталость. Она знала, что отношения между братьями всегда были напряжёнными. Виктору пришлось взять на себя роль старшего – не просто по возрасту, а по сути. После смерти их матери он старался быть авторитетом, но слишком часто это выливалось в контроль.
– Думаешь, он много на тебя влиял? – осторожно спросила она.
Жорж посмотрел на неё с лёгкой улыбкой, но в его глазах мелькнуло что-то глубокое.
– Если бы я делал всё так, как хотел Виктор, мы бы сейчас не сидели здесь, – сказал он спокойно. – Но знаешь, он многому меня научил. Даже если это было не всегда приятно.
Мари кивнула, но в её голове всплыли новые вопросы. Что именно Виктор "учил" Жоржа? И не имеет ли это отношение к тому, что сейчас происходит?
– Всё-таки хорошо, что ты остался самим собой, – тихо сказала она.
– И что это значит? – спросил он с притворным удивлением.
– Ничего. Просто… ты умеешь быть мягким, даже если стараешься это скрыть.
Жорж ничего не ответил, только сделал глоток кофе.
