Начальник поста береговой стражи оккупационных войск в Норвегии, штурмфюрер штандарта СС «Мертвая голова» Пауль Минкнер протянул руку к телефону. Звонок настойчиво дробил ночной полумрак комнаты. Минкнер был зол. И без этого звонка его сон был не слишком спокоен. Его нервировали светлые ночи. В этой стране все было не по вкусу Минкнеру: высокие и крутые горы, студеное море, мужчины, открыто ненавидящие немцев, женщины, отвергающие ухаживание даже офицеров СС. Из-за всего этого Пауль Минкнер часто пребывал в состоянии раздражения. Не было ничего удивительного, что он и сейчас сердито рявкнул в трубку:
– В чем дело?!
Но то, что он услышал, заставило его быстро сбросить одеяло и взять карандаш. Он стал делать заметки в блокноте.
Собеседник на том конце провода говорил:
– Патрульный самолет обнаружил на траверзе острова Сандё трехмачтовый парусник. Курс – ост-зюйд-ост. Судно несет всю парусность. Обращает на себя внимание необыкновенная осадка: борта судна едва возвышаются над водой. Флага летчик разобрать не мог.
– Так… так… так… – повторял Минкнер, делая отметки. – Последние координаты?
Собеседник назвал широту и долготу.
– Это не может быть немецкое судно с рудой из Нарвика? – спросил Минкнер.
– Запросили по радио Нарвик, ответа нет. Вид судна внушает подозрения.
– Через два часа я буду у них на палубе, – заключил Минкнер.
– Если нужно, сейчас же радируйте: вышлем спасательный буксир.
– Быть может, целесообразно и идти прямо на нем?
– «Зеефальк» – наше единственное спасательное судно. А время такое, что оно может понадобиться в любую минуту. Не хочется понапрасну угонять буксир из порта.
– Положитесь на меня. Я справлюсь своими силами, – согласился Минкнер.
Через десять минут сторожевой катер с десятком эсэсовцев на борту отвалил от дальнего конца пристани Тромсё и, набирая скорость, пошел к устью Тромсёсунда.
Очутившись в кокпите катера, Минкнер завернулся в плащ и растянулся на диванчике, приказав разбудить его, когда покажется парусник.
Охранники расположились вокруг откидного столика, появились карты. Партия ската была в самом разгаре, когда в люк просунулась красная физиономия матроса.
– Парусник в виду!
Собрав карты, охранники неохотно полезли на палубу. Следом за ними, протирая глаза, появился и сам Минкнер. Он навел на парусник бинокль:
– Он поднимает наш флаг. Они волокут руду из Нарвика. Но хотел бы я знать, за каким чертом понадобилось им заворачивать в нашу дыру?
– Посмотрите на его осадку, господин штурмфюрер, – позволил себе заметить шкипер. – Он принял в трюмы больше воды, чем могут откачать помпы.
– Откуда вы знаете?
– Разве вы не видите, как она льется сквозь все шпигаты, господин штурмфюрер?
– Не можешь ли ты разобрать название?
– «Черный орел», господин штурмфюрер, – услужливо ответил один из эсэсовцев.
– В этом виде он больше напоминает мокрую курицу, а?
– Остроумно сказано, господин штурмфюрер. – Шкипер угодливо хихикнул. – Боюсь, что эта курица не протянет больше чем до полудня.
Хотя Минкнер решительно ничего не понимал в таких делах, он важно согласился.
– Да, черт возьми, его дела швах!
Катер приближался к «Орлу», Минкнер приказал просигнализировать: «Капитану прибыть с судовыми документами».
На «Черном орле» не отрепетовали сигнала.
– Кой черт, ослепли они, что ли? – сердито проворчал Минкнер и, взявшись за мегафон, велел еще сблизиться с барком. Когда расстояние было не более двухсот метров, он крикнул:
– Эй, вы! Какого черта не отвечаете на сигналы полицейского катера?
– У нас не осталось сигнальщика.
– От капитана-то у вас что-нибудь осталось?
– Я капитан. Что вам нужно?
– Осмотреть вашу посудину, проверить судовые документы и ваших калек.
– Кто говорит?
– Начальник поста береговой стражи штурмфюрер Минкнер.
Тот, кто называл себя капитаном «Черного орла», сразу изменил тон:
– О, господин штурмфюрер, тысяча извинений! Что угодно приказать господину штурмфюреру?
– Садитесь в шлюпку и приезжайте ко мне с судовыми документами, а потом я поднимусь к вам на борт.
– К сожалению, господин штурмфюрер, – ответил капитан «Черного орла», – у нас не осталось ни одной исправной шлюпки.
– Я вижу почти все ваши шлюпки на месте, – с удивлением сказал Минкнер.
– Они все текут, как решето.
– Послушайте, вы! – рассердился Минкнер. – Голова у вас еще не течет?
– Боюсь, что через несколько часов именно это ей и предстоит, если нам не подадут помощи.
– Какого же дьявола вы не вызываете спасательное судно?
– Машинное отделение под водой. Радиосвязи нет.
– Да что с вами в конце концов случилось?
– Если господину штурмфюреру будет угодно прибыть ко мне на борт, я буду иметь честь доложить все подробно.
Минкнер колебался. Ему не хотелось отправляться на корабль: а вдруг эта чертова посудина возьмет да потонет? Сразу, как продырявленная кастрюля! Наверно, бывает ведь и такое. Нет, это слишком опасно.
Он крикнул в сторону «Орла»:
– Выкладывайте, что случилось.
– Сообщение не из тех, которые следует знать всему свету.
Минкнер с явной неохотой приказал шкиперу подойти к борту «Черного орла» и неуклюже перелез на трап парусника. За ним последовал десяток его черномундирных охранников. Торжественно, как похоронная процессия, они поднялись по трапу. Впрочем, восхождение было не особенно длинным: большая часть трапа была уже под водой.
Не желая бить свой катер о борт парусника, немецкий шкипер отошел на сотню метров.
Глядя, как Минкнер в сопровождении своей команды скрылся в дверях кормовой рубки, шкипер с завистью облизал губы. Он представил себе шеренгу бутылок на столе кают-компании парусника – первое, с чем, вероятно, пожелает ознакомиться бравый штурмфюрер. Прошло с полчаса. Наконец Минкнер появился в дверях рубки и прямо оттуда крикнул:
– Эй, на катере!.. – Тут он запнулся, как бы размышляя, что сказать дальше, и не очень уверенно, сбиваясь, продолжал: – Радируйте на пост… выслать «Зеефальк» сейчас же… дайте точные координаты.
– Кажется, он уже проинспектировал винный погреб «Орла», – пробормотал шкипер и громко ответил Минкнеру: – Будет исполнено, господин штурмфюрер. Прикажете подойти к борту?
Было ясно видно, что Минкнер открыл было рот, чтобы что-то ответить, но вдруг, словно поперхнувшись, неуверенно сказал:
– Отправляйтесь в порт. Я вернусь на «Зеефальке».
Шкипер обомлел, потрясенный неожиданным мужеством эсэсовца.
– Вы хотите оставаться на тонущем корабле?
Секунда молчания – и неуверенный крик Минкнера:
– Делайте, что приказано!.. Только, ради бога, поскорее радируйте насчет спасательного буксира, – слышите вы?
– Радист уже работает, – ответил шкипер и, решившись, крикнул: – А нельзя ли перебросить нам оттуда парочку флаконов чего-нибудь живительного?
Минкнер оглянулся внутрь рубки и тотчас прокричал шкиперу:
– Убирайтесь ко всем чертям, не то я…
Шкипер не стал ждать продолжения тирады. Через несколько минут катер уже нырял в белой пене далеко от «Черного орла».
Прошло не менее двух часов, прежде чем в этом квадрате, на месте сторожевого катера, показался силуэт спасательного буксира «Зеефальк». Его могучая грудь уверенно расталкивала волны.
По-видимому, шкипер сторожевого катера успел подробно описать по радио положение «Черного орла»: на буксире уже готовили толстые рукава шлангов. Легкое облачко пара вилось над мощными спасательными помпами, способными, кажется, высосать самый океан, а не то что откачать затопленные трюмы какого-то барка. Командир буксира, краснолицый пожилой немец с седыми усами, стоя рядом с рулевым, разглядывал «Орла», погрузившегося уже чуть не до самого фальшборта.
Когда расстояние между судами сократилось настолько, что можно было переговариваться, командир буксира взял мегафон:
– Здравствуйте, капитан!
– Рад видеть вас, капитан! – любезно ответили с «Черного орла».
В это время к борту подошел Минкнер, окруженный группой охранников.
– Здравствуйте, капитан! – нервно крикнул штурмфюрер капитану буксира. – Поскорее поднимайтесь сюда. А не то эта старая банка потонет вместе со мной.
Тут двое охранников подхватили своего офицера под мышки и увели в рубку.
– Однако, – проворчал капитан буксира, – свой трюм он успел уже изрядно залить. Я бы ничего не имел против того, чтобы кое-что качнули и в меня. Эй, герр капитан, не найдется ли там у вас чего-нибудь согревающего для моих водолазов?
– Буду рад выложить перед ними весь мой запас, капитан. Вы сделаете мне большое одолжение, если подниметесь отведать то, что у нас еще осталось.
Спасатель не заставил повторять приглашение. «Зеефальк» подошел к борту «Черного орла», и вслед за своим капитаном водолазы полезли на парусник.
Из рубки «Орла» вышли человек десять охранников. Впереди браво шагал здоровенный мужчина с нашивками шарфюрера. Как только спасатели освободили трап, эсэсовцы спустились на буксир.
– Мы предпочитаем наблюдать со стороны, капитан, – с усмешкой сказал старший в команде.
– А ваш офицер?
– Он ждет вас в кают-компании.
Эсэсовцы быстро разбежались по палубе «Зеефалька» с таким видом, словно каждому из них было заранее назначено определенное место. Часть тут же спустилась в машину; шарфюрер взбежал на мостик и встал рядом с рулевым, остальные разместились на палубе около матросов буксира. Вдруг шарфюрер поднял пистолет и выстрелил в воздух.
– А ну-ка, ты, подними лапы! – крикнул он рулевому.
Немецкий матрос с удивлением увидел против своего лица черное очко пистолетного дула.
То же самое проделали остальные охранники: их пистолеты были наведены на матросов, один за другим растерянно поднимавших руки.
Шарфюрер ловко связал поднятые над головой руки рулевого и нагнулся к переговорному.
– Эй, в машине! Как у вас там дела?
– Все готово.
– На «Орле»! – крикнул шарфюрер. – Эй, на «Орле»!
Над бортом парусника появилось несколько голов.
– Как у вас там дела? – спросил шарфюрер.
– В полном порядке.
– У нас тоже все готово! – крикнул шарфюрер. – Херре пастор, куда вы думаете девать своих пленных?!
– А что думаете на этот счет вы, Нордаль?
– Хотя я и не сторонник церемоний с этими господами, – вставил появившийся у борта Житков, на котором была форма первого офицера «Черного орла», – но мне хотелось бы сохранить до поры до времени всю банду. Думаю, они знают кое-что, что может нам еще очень пригодиться!
– Верно, – согласился Найденов. – В трюме «Зеефалька» хватит места для всех. Давайте, не теряя времени, перегружаться на буксир. – Он обернулся к Житкову. – Пройди в радиорубку буксира и позаботься о том, чтобы на берег дали подходящую депешу: «Спасательные работы идут полным ходом». Вы же, херре Лунд, идите принимать ваше новое судно. «Зеефальк» сколочен достаточно прочно, чтобы доставить нас, куда пожелаем.
– Надежное корыто, – с нескрываемым удовольствием проговорил шкипер. – А его вы тоже намерены преподнести норвежскому правительству?
– Дело будущего. Но ни минуты не буду возражать против того, чтобы коробка перешла в вашу полную собственность.
– Ну, ну, – смущенно пробормотал Лунд. – Такая коробочка стоит того, чтобы ею заняться!
И он спустился на палубу буксира. Следом за ним туда перегнали связанных охранников, водолазов, капитана «Зеефалька» и хнычущего, как побитый щенок, штурмфюрера.
Тем временем Найденов, в сопровождении нескольких норвежцев, еще раз спустился внутрь «Черного орла», чтобы заложить подрывные патроны: они должны были ускорить гибель последнего пирата.
Через полчаса, когда «Зеефальк», унося всех норвежцев, Найденова, Житкова, Нордаля и Фалька, был уже на значительном расстоянии от «Черного орла», раздался взрыв. Большой кусок стального борта пирата со свистом отлетел в сторону. Качнулись высокие мачты. Заполненный водой корпус стал быстро погружаться. Через каких-нибудь десять минут и палуба парусника покрылась водой. Вот погрузился мостик, вода дошла до фока-рея. Казалось, упрямый нацистский пират решил погибнуть, не теряя правильного положения на киле.
Но вдруг нос его показался над поверхностью. Вода вокруг него кипела и пузырилась. Крен «Орла» становился все больше. Ноки-реи коснулись волн и, словно схваченные под водой чьей-то могучей рукой, стали быстро погружаться. Судно легло на борт, обнажая красное днище. Широкая волна перекатилась через него, и корабль исчез.
– Надеюсь, «Марта Третья» будет и последней, – оказал Найденов и усмехнулся: – Просто-таки жаль, херре пастор, что вы неспособны отслужить благодарственное моление по случаю ее окончательного исчезновения…
Северное море (в скобках именуемое «или Немецкое») нельзя назвать уютным.
Серо-голубые, в иную погоду совсем светлые волны его никогда не отличались особенной красотой. К тому же исстари этому морю особенно везло по части войн. Со времен боевых челнов норманнов, в эпоху «великих» парусных флотов и вплоть до появления на его белесых волнах паровых гигантов не бывало в пределах старушки Европы такой войны, чтобы Северное море не стало ареной сражений или блокад. Изобилующее в своей западной части банками, это море в мирное время было, пожалуй, самым «освещенным» из всех морей. Огни маяков, мигалов и всякого рода створов и буев загорались на вечерней заре, предостерегая мореходов от грозящей им опасности. Но во время войн все огни гасли. Воюющие стороны, а подчас даже и нейтралы, какими с довольно давних пор стали скандинавские страны, гасили свои маяки. Караваны транспортов осторожно плелись, боясь уже не только природных банок, а обширных минных полей, поставленных заградителями, своими и вражескими.
Боевые корабли рыскали из края в край, налетали на мины, взрывались и тонули, погребая в неприветливых голубых водах тысячи матросских жизней и миллиардные ценности, созданные потом, слезами и кровью миллионов простых людей. Чаще всего военные сводки об этом молчали. Разве изредка, когда доводилось отправиться в царство Нептуна какому-нибудь адмиралу, появлялось торжественное сообщение в черной рамке. По-видимому, адмирал, изукрашенный золотом во всех местах, где только можно его прицепить, считался более ценным товаром, нежели все остальное вместе взятое – и люди, и корабли, и миллиардные грузы.
Во время войны, получившей название Второй мировой, Северное море стало особенно неуютным. К прежним средствам уничтожения людей и кораблей присоединились новые, каких еще не знали. Самому быстроходному и маневренному кораблю избежать уничтожения стало труднее, нежели в былое время тихоходной и неповоротливой галере. Если прежде жертвы войны на море исчислялись тысячами, и, подсчитывая убытки от нее, купцы выводили четыре или пять нулей, то теперь десятки тысяч тел шли на питание морской фауны, и ущерб, наносимый одной подводной лодкой, исчислялся цифрой с бесконечным рядом нулей.
Так было и в дни, о которых идет этот рассказ.
Эскадренный миноносец «Хард» полным ходом шел на вест. Высокий бурун выбивался из-под скул корабля. Гул турбин висел над ним, как тугая звуковая завеса. Долго еще после того, как спадала пена, взбитая винтами «Харда», на воду оседал прозрачный шлейф сизого дыма.
Миноносец спешил в Англию с поручением своего флагмана – командующего третьей северной эскадрой. Командир эсминца, коммодор Фитцжералд, получил от адмирала для доставки в адмиралтейства большой, туго набитый портфель из плотной желтой кожи. Мало того что портфель был заперт на замок. Он был еще крест-накрест перевязан толстым шелковым шнуром, на котором красовались большие сургучные печати. Принимая поручение, Фитцжералд не спрашивал своего флагмана о содержимом портфеля, но адмирал, уединившись с коммодором в своем салоне на «Крюзадере», сказал:
– На этот раз вам придется изменить правилу лицом к лицу встречать вражеские корабли. Приказываю всемерно избегать встреч с противником. Уйдите с торного пути наших караванов. Пробирайтесь так, чтобы джерри вас не видели и не слышали. Это вам не по вкусу? Ничего не поделаешь!
На прощание адмирал протянул руку и сказал:
– Передайте офицерам и матросам «Харда»: Англия рассчитывает на них.
Теперь, сидя в командирской каюте «Харда», Фитцжералд вспоминал эту беседу всякий раз, когда его взгляд падал на железный сундук, привинченный к палубе под койкой.
«Хард» покинул обычный путь конвоев и несся, не жалея машин. Все вахтенные начальники твердо помнили слова командира: «При малейшем признаке джерри – уходить!».
Никто на корабле, кроме самого Фитцжералда, не знал причины такого необычного приказа, но все понимали, что он отдан неспроста. Каждый выходивший на ходовой мостик офицер прежде всего подносил к глазам бинокль и внимательно оглядывал горизонт. Так же поступил и лейтенант О'Нил, принимая вахту.
– Мак-Кэрни! – крикнул он вслед сошедшему уже было с мостика своему предшественнику. – Не кажется ли вам, что там, на крамболе, несколько странный силуэт корабля?
Мак-Кэрни вернулся на мостик и поглядел в направлении, указанном О'Нилом.
– Вы правы… Странный силуэт – рубка и труба. Словно у него вовсе нет корпуса… Блин с трубой… – И через минуту воскликнул: – Эге-ге, готов съесть мой галстук, если это не спасательный буксир! Посмотрите, какой характерный контур!
– Да, – согласился О'Нил. – Но какого черта здесь делать спасателю? Ведь мы не принимали сигналов бедствия.
Пока шел этот разговор, расстояние между судами уменьшилось до сотни кабельтовых.
– Мичман Браун! – окликнул О'Нил вахтенного мичмана.
– Да, сэр.
– Прикажите сигнализировать этому буксиру: «Показать свой флаг!»
– Слушаю, сэр. – И меньше чем через минуту Браун доложил: – Исполнено, сэр.
Действительно, под коротким реем «Харда» уже трепетали по ветру пестрые флаги сигнала.
– Они подняли флаг, сэр! – доложил мичман О'Нилу.
– Норвежец?
– Точно так, сэр.
– Проверьте-ка по Ллойд-регистру, Браун, что за спасательные суда имеются у норвежцев. Сдается мне, Мак-Кэрни, что они что-то слишком долго искали свой собственный флаг.
– Вижу название судна, сэр! – послышался с крыла мостика голос сигнальщика. – «Зеефальк», сэр.
– Что за чертовщина!.. По-моему, на языке джерри это означает «Морской сокол». А, Мак? – удивленно спросил О'Нил.
Но вместо лейтенанта ответил мичман Браун, уже успевший справиться по регистру.
– Спасательное судно «Зеефальк», сэр. Шестьсот регистровых тонн. Приписка: Бремен, Владелец – Северогерманский Ллойд, сэр.
– Так и есть.
О'Нил выдернул пробку из переговорной трубы, ведущей в командирскую каюту.
– Говорит мостик, сэр. Вахтенный начальник О'Нил.
– Да, мистер О'Нил? – послышался сонный голос Фитцжералда.
– Мы нагоняем спасательное судно Северогерманского Ллойда «Зеефальк», сэр. На мое требование показать флаг подняты цвета Норвегии.
После молчания, длившегося не более секунды, снизу последовало приказание:
– Ход до полного. Предупредительный выстрел по курсу. Сигнальте приказ: «Остановиться!»
– Слушаю, сэр.
Через две минуты Фитцжералд был на ходовом мостике. Он успел еще увидеть, как оседает под носом буксира пенный фонтан, вскинутый разрывом снаряда.
О'Нил доложил:
– Он поднял белый флаг, сэр.
– Я бы предпочел, чтобы он ответил нам огнем, – недовольно пробормотал Фитцжералд. – У меня нет времени возиться с ним.
– Мы можем посадить на него призовую команду, сэр. Гуннов возьмем к себе.
– Некогда мне! – проворчал командир. – А каждый из наших людей может понадобиться и здесь. Мы с вами еще не дома, О'Нил.
– Да, сэр.
– Единственное, на что у меня есть время, – расстрелять его на ходу, – решительно произнес Фитцжералд. – Но, черт побери, не могу же я расстреливать их после поднятия белого флага!..
– Может быть, это простая хитрость, сэр? – подал мысль Мак-Кэрни. – Разве невозможно, что джерри хотят создать нам задержку, пока подойдут их корабли?
Фитцжералд посмотрел на шотландца с нескрываемым удовольствием.
– Это мысль, Мак-Кэрни!.. Это мысль!.. Мистер О'Нил, запросите джерри, куда они следуют. Посмотрим, что ответят.
Через минуту вахтенный мичман прочел ответ буксира.
– Любой порт Англии, сэр.
Офицеры в изумлении переглянулись.
– Положительно вы правы, Мак-Кэрни: хотят задержать нас какой-то очевидной чепухой. Сейчас мы узнаем, действительно ли они просят пощады или это лишь хитрый ход. Мистер О'Нил, залп из носовых орудий по буксиру.
– Залп по буксиру, сэр?.. – нерешительно повторил О'Нил.
– Да, да! Вы стали плохо слышать?.. Если джерри не держат камня за пазухой, они вывесят для просушки все свои простыни.
Корпус эсминца вздрогнул от залпа носовых пушек. Бинокли офицеров поднялись к глазам. Все увидели, как разрывы у самого борта «Зеефалька» выкинули на его палубу фонтаны вспененной воды.
– Кажется, совесть этих разбойников чиста: они прыгают за борт… – сказал Фитцжералд. – Немного жестоко, конечно, но у меня не было другого способа проверить их показание. Не правда ли, господа?
– Не прикажете ли приготовить спасательные средства? – осведомился О'Нил.
Фитцжералд непритворно вздохнул:
– К сожалению, традиция велит мне протянуть им руку помощи. А видит Бог, я бы предпочел не терять времени на пленных.
– Что прикажете делать с буксиром, сэр? – спросил О'Нил.
Коммодор посмотрел на часы.
– Даю вам двадцать минут на то, чтобы принять пленных и расстрелять судно. Ни минутой больше.
– Да, сэр.
Фитцжералд сунул руки в карманы пальто и не спеша спустился с мостика, предоставив офицерам укладываться в указанный срок.
К исходу семнадцатой минуты все плававшие вокруг буксира и оставшиеся на его палубе люди были приняты «Хардом». Торпедные аппараты эсминца повернулись на правый борт. Убедившись в том, что на буксире не осталось людей, О'Нил отдал приказ торпедировать «Зеефальк». Взрывы двух торпед, выпущенных по буксиру, слились в мощный удар, от которого бросило к левому борту всех, находившихся на палубе «Харда». Столб вспененной воды поднялся над «Зеефальком».
– Готово, сэр! – доложил О'Нил по переговорной трубе командиру. – Буксир погрузился.
– Идти прежним курсом! – приказал Фитцжералд. – Позаботьтесь, чтобы пленным был обеспечен уход.
– Позвольте обратить ваше внимание, сэр, они действительно оказались норвежцами… Среди них имеется пастор.
– Пастор?
– Так точно, пастор, сэр. Просит разрешения вам представиться.
– Хорошо, – подумав, сказал Фитцжералд. – Остальных – в кубрик. Предварительно обыскать.
Через несколько минут Найденов сидел перед коммодором Фитцжералдом и рассказывал ему историю своих похождений.
– Мне доводилось кое-что слышать о сказках, какие изобретают попавшиеся разведчики, – насмешливо произнес Фитцжералд, – но я никогда не думал, что можно договориться до таких Геркулесовых столбов.
Найденов с достоинством поднялся:
– Вы имеете дело с советским офицером…
Фитцжералд движением руки остановил его.
– Ну, ну, успокойтесь, господин пастор или господин советский офицер, как вам будет удобней… Мне решительно все равно, кто вы такой. В этом разберутся на берегу. А мне вы доставили несколько минут искреннего веселья… – Офицер действительно от души рассмеялся. – На этот раз гестапо шьет белыми нитками.
Найденов с возмущением передал Житкову разговор с англичанином. Но, к его удивлению, Житков отнесся к этому спокойно.
– Нас с тобой приняли за немецких шпионов? – весело сказал он. – Что ж такого? Разве на месте командира ты не подумал бы того же?
– Пройдет, наверно, немало времени, пока нам удастся распутать этот клубок.
– Посмотри-ка лучше сюда: нам несут ужин. И я вижу в руках вестового бутылку. Готов предложить тост за британских моряков! Они достаточно любезны даже с немецкими шпионами.
Найденов, чокнувшись, машинально повторил:
– Ну что ж, давай: за бравых моряков!
Выйдя в коридор, вестовой, подававший им обед, с удивлением сказал часовому:
– Эти джерри, кажется, рехнулись, пока мы их выуживали из воды. Пьют за наше здоровье. Хо-хо!..