Ник Ремени
Клеймёный

2

Новое двухэтажное здание штаба выделялось среди почерневших от времени одноэтажных домиков. Добротно сложенный из ошкуренных бревен сруб поражал своею новизной, тягучим запахом свежеспиленной хвои.

Семен Васильевич шел, поскрипывая до блеска начищенными сапогами. В его походке улавливался годами отработанный строевой шаг. Его гимнастерка с кубиками на вороте, была строго стянута широким ремнем. Форма военного подчеркивала крепко сложенную, стройную мужскую фигуру.

Начинающее полнеть лицо, внимательные и добрые карие глаза, широкие губы, кажется, расплывшиеся в улыбке, темные русые волосы, зачесанные назад. Так выглядел прибывший по назначению новый комиссар укрепрайона.

Над поселком стоял густой туман. Он окутывал деревья и темные домики. Бухта и море находились вдалеке. Но комиссар чувствовал море. Несмотря на туман, там, где оно находилось, горизонт открывался сплошным бело-синим маревом. Казалось, что ему нет конца и края.

В свое время он угадывал Черное море за десятки километров. В воздухе пахло рапой. Небо становилось голубым и высоким. Семен Васильевич вспомнил море у Севастополя, где он служил после окончания политической академии. Ласковое, теплое. Они с Немой и Радиком подолгу не выходили из воды. Сын, несмотря на возраст, быстро научился плавать.

В Крыму они жили в домике для командного состава высоко над морем. К нему вела деревянная лестница с перилами. Они спускались к морю по скрипучей лестнице. Долго смотрели на голубую водную гладь. Следили, как ее стремительно разрезает сторожевой катер вдалеке.

В свободные минуты они всей семьей бродили по берегу. И в шторм, и в штиль. Последний особенно любили. Тогда купались долго. Заплывали за волнорез – бетонные глыбы, которые ровной дорожкой возвышались над гладью воды. Ее постоянно меняющееся зеркало тянулась от волнореза в бесконечную даль. Этой дали нет конца и края.

Здесь все не так. И море не то. Холодное, постоянно волнующееся. Лесенок тоже не увидишь. Над бухтой нависли дикие скалы. Строители делают ее планировку, укладывают бетон. Базу для военных кораблей.

Семен Васильевич представился по уставу комдиву, коменданту укрепрайона Петру Григорьевичу Барановскому, выложил на стол личные документы. Пожилой уставший мужчина с жиденькой бородкой сказал слабым голосом:

– Садись!

Достал из пепельницы, полностью забитой окурками, слабо дымящуюся папиросу. Сделал несколько глубоких затяжек. Взял со стола паспорт Руднева. Внимательно его просмотрел. Потом раскрыл диплом. И хотя там все было написано, переспросил:

– С высшим военным образованием?

– Так точно!

– Поди ж ты! Молодец! У нас преобладают практики. Вроде меня. За плечами два класса церковно-приходской школы. А целую крепость на шею повесили!

Комдив продолжал изучать диплом. Не удержался от эмоций:

– Ленинградскую, военно-политическую академию? Поди ж ты!

– Сами видите! – улыбнулся Руднев широкими губами.

– У нас много ленинградцев.

– Очень приятно.

– Думаю, ты с ними найдешь общий язык.

– Буду стараться.

Возвратил документы Семену Васильевичу.

– Должон тебе сказать: обстановка у нас напряженная. Чуть проштрафился, – органы наркомата внутренних дел к стенке прижимают. Поди ж ты, докажи им, что не виноват. И военные и гражданские пашут целыми сутками. Настроение у людей неважное. С ними надо усилить политическую работу. Больше объяснять, что к чему. Что япошки в любой момент могут в бухте объявиться.

– Вижу: обстановка напряженная.

– Крепость сложная. Сооружения для стрелкового оружия, пушек, дальнебойных орудий. Бухту обустраиваем. Создаем базу для сторожевых кораблей, канонерских лодок, минных заградителей, торпедных катеров, подводных лодок, вспомогательных судов…

– Работы непочатый край, – заметил Руднев.

Петр Григорьевич встал из-за стола. Он не стеснялся своего невысокого роста. Что форма на нем висела, сапоги были большими, не по размеру.

Семен Васильевич смотрел на мешковатую фигуру своего начальника и думал, что не только домашние, но и сослуживцы могли бы подсказать комдиву больше внимания обратить на свою внешность, хотя бы подогнать форму.

Петру Григорьевичу на свою внешность глубоко наплевать. У него «крепость висит на шее».

Он опять взял папиросу. Глубоко затянулся. Сделал несколько шагов.

– Должон тебе сказать, Семен Васильевич, что времени на раскачку нет. Оформляй документы в кадрах. И за дело.

Открыл дверь, выглянул в коридор. Сказал первому попавшемуся офицеру:

– Григорий Иванович, покажи начальнику политотдела гарнизон.

Григорий Иванович был моложе Руднева, тоже имел военное образование. Высокий, со светлыми волосами и русыми усами, командир дивизиона оказался общительным офицером. Он взял у дежурного ключи от кабинета начальника политотдела. Открыл дверь. Мужчины попали в небольшое помещение. Там стояли стол, несколько стульев. На стене висела выполненная черной тушью карта-схема Хабаровского края с выделенной красным бухтой с надписью: «Де-Кастри».

В ящиках стола и металлическом сейфе лежали папки с документами. Руднев не стал их разбирать. Отложил это дело на «потом». Григорий Иванович за шторками на окне достал пепельницу. Они закурили. Начали знакомиться поближе.

Командир дивизиона Григорий Иванович Туров прибыл в Де-Кастри в прошлом году. Вспомнил, как его в 1932 году назначили командиром 3-го дивизиона 2-го артиллерийского полка 2-й Приамурской дважды Краснознаменной стрелковой дивизий. Назначение это радовало. И не только потому, что Турова повышали в должности, но еще и потому, что служить предстояло в городе.

Однако вскоре его вызвал командир артполка, как-то загадочно улыбнулся и сказал:

– Готовьте дивизион к длительному походу. Мастерите лыжи под колеса орудий, каждый день проводите тренировки личного состава.

Григорий Иванович рассказывал своему новому знакомому:

– Задача была для меня непривычной. Да и не только для меня. Подчиненные мне командиры тоже не обладали достаточным опытом в этом отношении. Но мы не унывали. В расписание занятий немедленно включили ежедневную ходьбу на лыжах по три часа. Вскоре доложил командиру полка, что дивизион в полном составе готов к походу.

Нам объяснили, что предстоит совершить восьмисоткилометровый переход по Амуру через дальневосточную тайгу. Кроме материальной части мы должны еще взять с собой достаточное количество боеприпасов, продовольствие, палатки для жилья, строительный инструмент. А синоптики сулят метели и сорокаградусный мороз. Дело предстояло нелегкое.

– В таких погодных условиях мне служить не доводилось, – заметил Руднев.

– А придется, – сказал Григорий Иванович и продолжил:

– В поход выступили в конце января. Разгулялась метель. Ветер выл на все голоса и швырял в лицо снег, словно хотел остановить нас. Двигались по необжитым местам. Чтобы достигнуть следующей деревни, нам потребовалось четверо суток. Все это время бушевала свирепая метель. Шинели покрылись ледяным панцирем. Особенно доставалось обладателям усов. Многие сочли за благо расстаться с этим «украшением»…

Только через месяц колонна под руководством Турова достигла бухты Де-Кастри. На радостях бойцы закричали «ура!». Командующий ОКДВФ В. К. Блюхер объявил благодарность всем участникам похода. Многих командиров наградили. Самому Григорию Ивановичу Василий Константинович передал отличную строевую лошадь с седлом.

– И как в самый разгар зимы вас отправили в такой длительный переход?

– Не знаю. Вспоминать страшно.

Зашли на конюшню. В стойле Григорий Иванович взял под уздцы свою лошадь.

– Блюхер наградил, – сказал гордо.

Подвел к Семену Васильевичу вороного Бурана.

Комиссар взял коня за узду. Тот не сопротивлялся. Спокойно глядел на своего нового хозяина.

– Без лошади нам нельзя.

– Седла нет? – спросил Руднев.

– С седлами проблемы. Наживете со временем, – ответил Туров.

Они вскочили на лошадей. Семен Васильевич пришпорил Бурана. Он сразу перешел в аллюр. Григорий Иванович держался рядом. Вернее, он вел Руднева в сторону строящегося артиллерийского городка.

Вскоре они увидели палатки. За ними виднелись стены длинного одноэтажного здания. Красноармейцы заканчивали забирать потолок ровными, с одной стороны затесанными бревнами.

Увидев наездников, бросили пилы, топоры, лопаты, другой инструмент. Собрались в кружок. Красные командиры спешились.

– Крыша скоро будет стоять? – спросил Григорий Иванович, кивнув в сторону строящегося объекта.

– Ее надо обшить досками, а их нет, – ответил один из красноармейцев.

Другой добавил:

– Вон смотрите: артиллерийские парки покрыты брезентом, а конюшни – дерном и еловыми ветками. Давно ждем лесопилку. Где она? Для распиловки бревен на доски используем ручные пилы.

– В чем причина? – вмешался в разговор Руднев.

– Кормят обещаниями, – ответил тот. – А воз и ныне там.

– А с нас за барак спрашивают, – добавил все тот же красноармеец.

– Не понимаю, как можно обойтись без лесопилки? – обратился к Турову Руднев.

– Можно. Еще как. Ребята на своем пупке сделают. Капи- тально всех поджимаем. Еще раствор не успеет высохнуть, а красноармейцы устанавливают орудия. Постоянно занимаемся строительными работами, – ответил командир дивизиона.

Семен Васильевич обратился к красноармейцам:

– Не могу ничего обещать. Сегодня только приступил к выполнению обязанностей комиссара. Скажу одно: вашим вопросом займусь вплотную.

Некоторые из ребят не выдержали, зааплодировали.

Мужчины вскочили на коней и поехали дальше.

Укрепрайон занимал вдоль побережья около пятнадцати километров. Везде кипела напряженная работа. Строительные батальоны и гражданские ребята вели в основном бетонные работы: возводили оборонительные сооружения, в самой бухте сооружалась база для военных кораблей.

Беглым взглядом Руднев определил, что в качестве оборонительных сооружений строились в основном пулеметные ДОТы. Он невольно залюбовался двухэтажным ДОТом. Огневые казематы там располагались на обоих этажах. Обратил он внимание на орудийные ОТы. Его заинтересовала береговая оборона, особое восхищение вызвала береговая батарея на четыре 180-мм орудийные установки МО-8-180.

Руднев остановился, залюбовался уже почти готовыми к сдаче объектами.

Григорий Иванович улыбнулся:

– Здорово?

– Впечатляет.

– И все это на пупке, на плечах молодых.

– Нам надо подумать, как облегчить жизнь красноармейцев. Изнурительная работа, отсутствие бытовых условий, – советовался с Туровым Руднев.

– Загнали мы их окончательно. Работают и день и ночь.

– Что можно сделать в местных условиях, чтобы они могли расслабиться? Банька, спорт, танцы, кино, прогулки. Что еще для молодежи надо? Сам понимаешь. Молодой.

– Нас так загнали, что только о работе и думаем, – сказал командир дивизиона.

– Ты женат? – спросил Семен Васильевич.

Туров улыбнулся:

– Я познакомился со своей Валентиной не на танцах, не в кино, которого у нас нет. Валя, дочь рабочего Путиловского завода, в числе других инженеров, техников и строительных рабочих приехала из Ленинграда. Работала в управлении начальника работ. Она была чертежницей, возглавляла комсомольскую организацию.

– Без тяжелой артиллерии не обошлось? – улыбнулся Руднев.

– Откуда знаешь?

– Сам такой.

– Она мне сразу понравилась. Заговорил. «Я не затем приехала сюда, чтобы шуры-муры крутить» – ответила. В общем, поначалу отказала в ухаживании. Действительно, пришлось применить тяжелую артиллерию. Недавно расписались.

– Как живете?

– Нормально. Дали нам комнатку в домике недалеко от штаба. Валя стойко сносит неустроенности быта. Она принадлежит к тому поколению советской молодежи, которое строило Магнитку и Днепрогэс, Комсомольск-на-Амуре, первые тракторные и судостроительные заводы. Она все личное считает второстепенным.

Семен Васильевич все это пережил. Он был свидетелем, как молодые люди ехали из Москвы и Ленинграда, других городов за романтикой, за туманом и за запахом тайги. Верили зажигательным речам комсомольских работников, статьям в «Комсомольской правде» и других изданиях. Но на месте ничего романтического не находили. Добровольцев ждал тяжелый труд и отсутствие всякого быта. Комнаты в общежитии на несколько человек или в приспособленных помещениях, беспорядочное питание. В основном, лишь запах тайги.

Молодежь рассматривалась вокруг, думала, что она здесь забыла. При первой же возможности уезжала обратно домой. Валя не растерялась в этих условиях. Вышла замуж за Турова, то есть связала свою судьбу с военным со всеми вытекающими из этого последствиями. С кочевой жизнью, неустроенностью и прочими прелестями жены военного. Уже это располагало комиссара к молодой женщине, которую он еще не видел.

– А мы с Нёмой более десяти лет по гарнизонам мотаемся. Иногда мне жалко ее. Преподавала бы детишкам в Кадиевке. Вышла замуж за местного. Вот оно – женское счастье.

– Валя рискованная. Не только потому, что приехала сюда. Что связалась со мною. Жила б в Ленинграде припеваючи.

– Нёма мне сына родила. Тоже постоянно с нами…

– Беспокойная у нас судьба, Семен Васильевич. Хорошо, что японцы притаились. Боятся сунуться. В противном случае и женщинам, и детям пришлось бы вкусить. Не только нам.

Мужчины попали к родным поздно вечером.

3

.

На следующий день Семен Васильевич опять был у Барановского. Комдив наставлял двух красноармейцев, которые жаловались на зубы. Болят, шатаются, а санчасть мер никаких не принимает. Руднев внимательно посмотрел на молодых ребят, которые жаловались на здоровье, но ничего не сказал.

Барановский пообещал им разобраться и принять меры. Но, как показалось комиссару, его мысли были всецело заняты другим.

Семен Васильевич хотел обратиться по уставу. Петр Григорьевич махнул рукой:

– Докладывай, что там у тебя.

Руднев высказал первые впечатления от укрепрайона. Стройка большая. Работы много. Сразу перешел на конкретику:

– В дивизионе Турова артиллеристы не дали проходу: нужна лесопилка.

Командир посмотрел на него внимательно и сказал:

– Поди ж ты. Семен Васильевич, ты взялся не за свое дело. Технические вопросы у нас другие службы решают, начальник политотдела должон заниматься политическими. Партийные и комсомольские организации, лекции, беседы.

– Не разграничивал бы технические и политические вопросы. Они взаимосвязаны.

– Каждый должон выполнять свои обязанности.

– Не скажите, Петр Григорьевич. Я буду болтологией заниматься, а красноармейцы как пилили, так и будут пилить вручную бревна. Грош цена такой политико-воспитательной работе.

Петр Григорьевич встал из-за стола. Зашагал по кабинету. Он прокручивал сказанное Рудневым в своей маленькой уже начинающей лысеть голове. Мол, что он чушь несет, этот замполит. Испокон веков сапожник точил сапоги, а портной шил одежду.

А, может, появились новые установки, которых он не знает? Вроде ничего подобного не было. Петр Григорьевич в раздумье сказал:

– Впервые встречаюсь с таким замполитом. Другой бы на твоем месте перекладывал бумажки из одного ящика стола в другой. Посещал парторганизации частей. Давал ценные указания.

– Бытие определяет сознание. Сколько не пой о прекрасной жизни, как соловей, люди не поймут. Станут смеяться. Я в своей деятельности всегда старался принести пользу личному составу. В то же время повышал требовательность к рядовым и командному составу за выполнение поставленных задач.

– И как?

– Такая тактика всегда давала положительные результаты.

– Уговорил. Если есть желание заниматься лесопилкой, действуй. Нам без нее, как без рук. А механики не чешутся. Я бы этих технарей в карцер пересажал.

– И механиков прижмем. Заслушаем отчеты на партийных собраниях.

– Во! Правильно мыслишь.

Семен Васильевич уже увлекся, не в состоянии был себя остановить. Хотя понимал, что скинул на голову комбрига достаточно информации. Вряд ли тот ее переварит с первой подачи. Сказал после некоторого молчания:

– Нельзя забывать о досуге и быте красноармейцев. О полноценном питании. Суворов недаром говорил, что путь к сердцу солдата лежит через его желудок.

– Поди ж ты. О досуге и быте! Опять тебя заносит, замполит. Какой досуг? Какой быт? Крепость строить надо!

– Согласитесь со мною, что голодный, немытый, небритый, истощенный красноармеец – плохой строитель.

– Поди ж ты! Против этого тоже ничего не попрешь. Ты и здесь прав, замполит.

– Нужно не только военные объекты строить, но и казармы, и медсанчасть, и школу, и столовую, и магазин, и Дом красной армии и флота.

– Нужно. Понимаю, что нужно. Все это есть в планах. Но в первую очередь крепость надо строить. А у нас ни людей, ни техники, ни материалов.

– Проблем много. Будем прорываться, – успокоил комбрига Руднев, закуривая.

Петр Григорьевич тоже взял из пепельницы свою вечно не тухнущую папиросу. Глубоко затянулся:

– Что мы и делаем.

В коридоре Руднева ждал его новый знакомый Туров.

– О чем договорился, комиссар?

– На пилораму получил добро, – улыбнулся Руднев. – С сегодняшнего дня займусь ею.

– Молодец! Сколько разговоров о лесопилке, а разделывать древесину продолжаем вручную.

– Мне отступать некуда. Займусь сам и механиков прижму.

– Мои не поверят.

– Время покажет. С Петром Григорьевичем обо всем переговорил. Об организации быта и досуга. Скрипит, упирается, но соглашается, – улыбнулся Руднев.

– К сожалению, старшее поколение нас не всегда понимает. Петр Григорьевич работу требует. А чем живет красноармеец, командир, ему вникать некогда.

– В том и состоит моя задача, как политического работника: проникнуться заботами личного состава. Не только лекции читать, какая у нас прекрасная власть, какая огромная страна. Нет. Строить хрустальные дворцы тоже не выйдет. Сделать для людей все, что можно в данных условиях. Вот это и есть моя главная цель.

– Глубоко пашешь, комиссар, – улыбнулся командир дивизиона.

– Иначе не умею! – ответил Руднев.

– Смотри, не надорвись.

– Мы докажем, что на самом краю земли можно нормально служить и жить.

* * *

Когда Семен Васильевич возвратился поздно вечером домой, его уже ждали жена и сын. Они заканчивали вешать занавески в спальне. Без его участия установили полуторную металлическую кровать. Заправили ее. Помыли, почистили. Комнатка преобразилась.

У Радика в комнате тоже порядок навели. Жене и сыну удалось туда установить кровать, маленький самодельный столик и стул. Возле кровати растянули дорожку. На окно повесили занавески.

– Молодцы! – не удержался от похвалы Семен Васильевич. – Теперь приятно домой заходить.

Домникия Даниловна сняла фартук, поправила юбку, развязала косынку. Несколько раз встряхнула головой. Веером разлетелись ее черные густые волосы и опустились на круглые плечи.

– Нравится? – сверкнула темно-коричневыми глазами в сторону мужа и улыбнулась так, что на щеках образовались ямочки.

– Это дело надо отметить, – обнял за плечи жену комиссар.

Он достал большой коричневый чемодан. Порылся в нем и вытащил пачку китайского чая и пакетик с конфетами «подушечка».

Радик сразу выхватил у отца конфетку, бросил ее в рот и запрыгал от удовольствия.

– Не спеши! – успокоила его мама. – Сейчас приготовлю кипятка.

Вскоре уселись за столиком на кухне. Пили крепкий чай.

– Как дела по службе? – спросила жена у мужа.

– Как всегда. Нормально. Рассказал комбригу о некоторых моих методах политической работы. Скрипит, упирается, но соглашается, – ответил Семен Васильевич, попивая горячий крепкий чай в прикуску с подушечками.

– С какой я женщиной сегодня познакомилась! – поспешила поделиться новостью Домникия Даниловна. – С Валей Туровой. Она из Ленинграда. Приехала сюда на строительство оборонительных сооружений. Здесь познакомилась со своим будущим мужем.

– А мы успели с Туровым познакомиться. Приятный мужчина.

– Нам всегда везет на хороших людей, – добавила довольная женщина.

– А ты боялась, что мы здесь пропадем.

– Это мне поначалу так показалось.

– Не волнуйтесь, мои родные! Места здесь чудесные. Люди заняты нужным для Родины делом, – продолжал успокаивать Семен Васильевич домашних.

– Я так понял, что скучать здесь не придется, – перебил его Радик.

– Ты, как всегда, прав, – улыбнулся Семен Васильевич.

После некоторого раздумья сказал:

– Знаешь, Нёма, у меня есть просьба. Помогите нам, мужчинам, организовать быт в укрепрайоне, чтобы люди не чувствовали своей оторванности.

– Мы тоже с Валей об этом думали…

– Во-во, вместе с Валей. У вас получится.

– Укрепрайон большой, о нем надо думать, но и дом не забывать. Говорят, здесь короткое лето, студеные зимы, крепкие морозы. Уже сейчас нужно готовиться к холодам.

– Не рано ли?

– Не рано, – сверкнула темными глазами Домникия Даниловна.

Семен Васильевич не понял в чем дело, на что она намекает.

– Возьму солдат. Напилят и привезут. А поколем с сыном сами.

– На сына не рассчитывай, он еще маленький.

– Футбол гонять не маленький. Пусть приучается к труду. Отец в четырнадцать лет уже был подмастерьем в Петрограде. Сам на жизнь зарабатывал.

Радик выскочил из комнаты на улицу. Ему не нравилось, когда старшие его начинали учить.

– Не пойму, почему глазками подмигивала. Что случилось? – спросил у жены Руднев.

– Случилось, Сеня. У нас будет ребенок.