Ниk Алеkc
На весеннем перепутье (трактат Третий)
* * *
Волконский
…– Некролог? Сергей Петрович, мы… – смазливую физиономию Димы Орлова, лучшего (и, пожалуй, единственного подлинного профессионала-айтишника агентства) начал покрывать неровный румянец, и Волконский с отвратительным чувством понял, что угодил в десятку, – Действительно, кто-то взломал сайт агентства, буквально через день после того, как вы попали в аварию… но мы быстро его удалили, пары дней не провисел! – горячо (пожалуй, излишне горячо) заверил его Орлов.
– И с чьей подачи, вы не проследили? – сухо поинтересовался Волконский (вот что значит оставить подчиненных “без присмотра” почти на два месяца…)
Дмитрий понурил вечно взлохмаченную голову.
– Не успели, шеф. Есть кое-какие соображения, но…
– Просто – не смогли, так и скажи, – “Вульф” почувствовал нечто сродни злости – фальшивый “некролог” провисел на сайте аж два дня, и мало ли кто мог на него набрести… девчонка же (Анастасия) набрела… – И, кстати, приведи себя в порядок, постригись, что ли, распустились… – вышел из “закутка” компьютерщиков, те переглянулись.
– Шеф не в духе, – прошептал Орлов, – Сегодня пашем на пределе возможностей.
Кирилл (молодой парень, не так давно закончивший политех), слегка улыбнулся.
– А як жеж.
“Як жеж” – было излюбленным выражением Игоря Кравченко, первого зама, давнего друга (и бывшего сослуживца) Волконского.
– Кто звонил? – пробасил Кравченко, – Да названивали, не переставая, пока ты там себе устроил долгосрочный “отпуск” на больничной койке. Парни, конечно, отвечали, Ивушкин с Семеновым сидели на телефоне, а что?
– Да ничего, – вздохнул Сергей. Определенно, девушка ему не солгала. И ответить ей могли так, что она расценила аварию, как аварию со смертельным исходом, и некролог фейковый наверняка увидела… Так что с головой у нее все в порядке, просто излишне впечатлительная, в ее возрасте простительно…
Что там себе лгать? После того, как он ей позвонил, а абонент оказался “не абонент”, он испытал разочарование. Ему действительно так хотелось с ней снова увидеться? И Волконский признался самому себе – действительно, хотелось. И не просто увидеться…
Она ему даже один раз приснилась, под утро. В таком сне, какие обычно снятся озабоченным подросткам, он даже слегка устыдился… вот что значит долгое воздержание, вот что значит быть одному… надо было давно завести подругу, на примете (еще до аварии) имелась пара вполне подходящих женщин (и по возрасту подходящих, и по социальному статусу – одна криминалист, другая подвизалась в адвокатуре), но почему-то ни к одной душа по-настоящему не лежала, тогда как девчонка, которой чуть за двадцать, практически на его фоне пигалица…
Да, девчонка его зацепила. И зацепила не на шутку.
Поэтому, когда она позвонила сама (он уже разуверился, что позвонит, да и зачем ей? У нее парень есть, вроде даже живут в “гражданском браке”, к чему ей “старый перец” вроде него, вдобавок, еще и хромой (после травмы правая нога в колене все еще недостаточно хорошо сгибалась и по словам его физиотерапевта, разрабатывать ее Сергею придется не один месяц), словом, когда от Насти все же поступил звонок, он не мог не испытать что-то вроде смутного волнения. Приятного волнения. Хороша, чертовка, и не просто хороша, она еще манкая (так, пожалуй, наиболее точно было бы определить ее сексуальную привлекательность).
“Да не вздумай терять головы, старый дурень,” – сердито приказал он себе. Нынешние девочки слишком хваткие, ушлые, расчетливые, это не романтические дурочки из его времени…
Впрочем, Анастасия на слишком расчетливую особу не походила. Однако, что-то он о ней еще знал, точнее, лишь подозревал, что-то не слишком хорошее… но что именно, вспомнить так и не смог.
Ладно, они увидятся, пообщаются, возможно, посидят в кафе, возможно, прогуляются по сырым весенним улицам, и уж тогда можно будет окончательно решить, что именно происходит – случайный выброс гормонов или…
Другое или его, пожалуй, не устраивало. Точнее, ему не нравилось. Он меньше всего хотел повторения истории десятилетней давности, когда другая (такая же манкая, хоть далеко не такая же яркая и красивая (вызывающе красивая), как Настенька, заставляла его качаться на эмоциональных качелях и раз от раза переживать взлеты, падения, фейерверки и вспышки… а чем всё закончилось? Вначале – трагической потерей ею ребенка на третьем месяце, а после – болезненным (прежде всего – для него) расставанием. Сейчас Лика благополучно растит сына от другого мужчины (причем, его, “Вульфа”, сослуживца), исполняет роль жены, матери, домохозяйки и педагога (на полставки), а он так и не встретил другую, способную всколыхнуть в нем аналогичные чувства, и с одной стороны, это было хорошо, а с другой…
С другой – он удручающе одинок, и встреча с первой же привлекательной (ладно, донельзя привлекательной) девчонкой – и он готов потерять голову. Не иначе, “весеннее обострение”…
* * *
Глава 3. Весеннее обострение
…Весна еле продирала глаза и позевывала, лениво просыпаясь. Уже проглядывало солнце, но еще неохотно, не грело, а лишь подмигивало. Лужи на ночь замерзали, зима с наступлением темноты брала реванш. На сугробах образовался наст и не желал таять, верба не выпускала пушистых почек, и коты если повылезали из подвалов, то крайне осторожно, брезгливо обходя замерзшие лужи и начинающие чернеть сугробы.
Северная весна в самом своем начале не может нравиться никому. Определенно.
Денис
…С той злосчастной субботы (я успел уже тысячу раз себя проклясть за то, что не увязался следом за Настей, навестить могилу ее отца (самое дурацкое – это то, что могилы-то она так и не нашла, по ее словам, “заблудилась”, а после ей неожиданно стало дурно (вирус уже тогда начал стремительно действовать в организме – то бишь, питаться и размножаться, отвоевывая “жизненное пространство” за счет здоровых клеток), в общем, с того дня, когда Настенька в горячечном бреду начала нести что-то о “призраках”, я отчетливо ощутил, будто что-то меняется, и меняется отнюдь не в лучшую сторону.
Например, эта зажигалка, “Зиппо”, которая, по словам Насти, принадлежала “призраку” и которую она якобы “нашла” неподалеку от кладбища. Вы вообще часто находите “случайно” дорогие вещи, да еще неподалеку от кладбищ? Вопрос риторический.
Еще хуже было то, что она в бреду пару раз повторила – Сергей, и один – Сергей Петрович. Можно было счесть, что ей мерещился ее папик (который, впрочем, не Сергей, а Станислав), к кому-то она обращалась – “ты же погиб!” (насколько мне было известно, никто из ее знакомых не погибал… или я все же чего-то не знал?).
Едва она немного оклемалась, пришла в норму, я не стал ей рассказывать, что услышал от нее, когда она металась в горячке и определенно бредила. Я просто стал внимательнее прислушиваться к ее словам и… если честно, я был уже почти уверен, что нечто важное она от меня все же утаивает. (Кстати, зажигалку она либо куда-то спрятала, либо выбросила, ибо та мне больше на глаза не попадалась. Как не было и упоминаний ею некоего Сергея (Петровича).
Я с тошнотворным чувством ждал наступления дня, когда она снова надолго отлучится, и ее телефон перестанет принимать входящие вызовы (ведь с этого, собственно, всё и началось, она где-то пропадала, не отвечая на звонки, и я точно знал, что это означает), но никаких отлучек не было, а папик если ей и звонил, то не в моем присутствии. И я, наконец, стал расслабляться. Мало ли, ну, болтала какую-то ерунду, возможно, ее действительно расстроило то, что она увидела на погосте, да тут еще коварный вирус… словом, случайность – это только случайность (как и сигара порой просто сигара). Я не учел лишь одного – расслабляться нельзя никогда. Особенно с той, кого любишь и не хочешь потерять.
* * *
Волконский
– Можно, Сергей Петрович? – в дверь его кабинета пару раз дежурно постучали, а после в нее просунулась коротко (едва ли не по-военному) стриженая голова симпатичного парня лет двадцати семи (а если точно – действительно двадцати семи), лучшего айтишника (и по совместительству хакера) агентства – Дмитрия Орлова.
Волконский отвлекся от бумаг, удивленно вскинул брови.
– Заходи… тебя не узнать. Имидж решил сменить?
Орлов машинально провел ладонью по короткому “ежику” своих темно-русых волос.
– Вы ж сами приказали, шеф, привести себя в порядок. Вот я и привел.
– Но не до такой же степени… собственно, не так важно, что у тебя на голове, сколько то, что внутри, – Волконский даже ощутил легкое замешательство. Все же с буйной шевелюрой Орлов смотрелся колоритней. – Ладно, проходи, садись и выкладывай, с чем явился.
Дмитрий послушно прошел в кабинет и устроился на стуле для посетителей.
– Для начала, – словно бы немного смутился, даже слегка покраснел, -Тот ваш вопрос относительно некролога, – изобразил пальцами кавычки, – Это на самом деле был не фейк.
– Не фейк? – переспросил он, гадая, кто тут заработался – Дмитрий или он сам? – Что тогда?
– Не фейк в том смысле, что никто наш сайт не взламывал. – твердо ответил Орлов. -Да и попробовал бы…– коротко усмехнулся и снова посерьезнел, – Дело в том, что, когда случилась эта авария, точнее, уже на другой день, агентство, сами понимаете, стояло на ушах, Игорь Николаевич постоянно висел на телефоне, дозваниваясь до больницы, куда вас доставили, а когда дозвонился, ему ответила какая-то медсестра или фельдшерица, объявила, что вас… в общем, нет. Как позже нам объяснили, вы действительно пережили клиническую смерть, – слегка кашлянул, понимая, насколько щекотливую тему пришлось затронуть, – Ну, один из наших и… короче, поспешил.
Волконский сощурился.
– Не ты ли оказался таким прытким?
Дмитрий поднял на него ясный взгляд светло-карих (надо признать – довольно красивых) глаз и отрицательно мотнул головой.
– Не я, шеф. Я до последнего сомневался. Честно говоря, не хочу его называть… и прослыть стукачом (Волконский подумал, что никому из подчиненных подобного бы не спустил, кроме Орлова. Орлов действительно являлся ценным кадром). Я с ним уже побеседовал. Лично. Надеюсь, он сделал правильные выводы. Ну, а некролог больше полутора дней не провисел, мы его быстро удалили и даже дали опровержение. Вот тогда действительно пришлось врать, что это фейк, – Орлов коротко улыбнулся.
– Хорошо, все прояснилось – и ладушки, – вздохнул “Вульф”, думая, что еще от него утаили подчиненные. Впрочем, эта байда с фальшивым некрологом не стоила и выеденного яйца, если на то пошло. – У тебя всё?
– Всё, – согласился Дима как-то неуверенно, – Если, конечно, та девушка, Анастасия, о которой вы просили навести справки как раз в день аварии, вас больше не интересует.
Анастасия?! Волконского будто что-то торкнуло. Он действительно собирался навести о ней справки, но о том, что в реальности попросил Орлова это сделать… нет, такого он не помнил. Решительно не помнил.
– И что? – осторожно спросил он, уже предвидя, что услышит мало приятного, – Что-то нарыл?
– Да как сказать, – Дмитрий немного замялся, – Собственно, ничего особенного… если, конечно, вас интересовала именно она, а не ее папик, Горицкий.
Если б Орлов сейчас врезал ему ниже пояса, он вряд ли почувствовал бы себя хуже.
– “Папик”? В смысле…
– Ну, она его любовница, есть такая инфа, да это, собственно, особо и не скрывается, банкир же холост, да и потом, у этих нуворишей – своя мораль…
– Ясно, – Сергей выдохнул, откинулся на спинку своего рабочего кресла, заложив руки за голову. Не бывает так, чтобы всё в этой паршивой жизни было идеально. Да что там идеально, и хорошо-то редко бывает. Ты встречаешь девушку, она тебя заинтриговывает, ты уже мысленно рисуешь возможные перспективы… и в этот момент тебе под нос подсовывают очередную навозную лепешку. Свежую такую, “благоухающую”… -Еще что-то? Если есть, не стесняйся, вываливай уж до кучи…
– Да нет, – немного растерянно ответил Дмитрий, поняв, что все-таки угодил впросак, – Вообще ничего, Сергей Петрович. Она круглая сирота, отец скончался год назад. Закончила бакалавриат на факультете иностранных языков, сейчас учится в магистратуре. Да и при Горицком она числится кем-то вроде референта-переводчика, так что, может, сплетни насчет их, – кашлянул, понизил голос, – Романа – только сплетни, девушка-то, сами понимаете, красивая, мало ли завистников…
– Ладно, если все, тогда свободен, – оборвал его Волконский, стараясь не слишком явно выказывать раздражения, – Надеюсь, больше ни с кем в агентстве ты этой инфой не делился?
Орлов скроил оскорбленную мину.
– Могли бы и не спрашивать, шеф.
– Хорошо. Можешь идти.
…После того, как Дмитрий вышел, аккуратно прикрыв дверь кабинета, Сергей поднялся из-за рабочего стола и, достав из “тайника” бутылку виски и небольшой, “походный” стаканчик, налил в него граммов семьдесят “огненной воды”, выпил (не удержав невольной гримасы отвращения – нет, все-таки коньяк куда лучше… Хороший, разумеется). Вот они, дурные предчувствия – как ни отмахивайся, все равно проявляются…
Он вспомнил, что его насторожило при их второй встрече – на девушке был дорогой песцовый полушубок, да и машина марки “Ауди” была явно куплена не в кредит и не на студенческую стипендию. Да, ее парень, кажется, подрабатывал, она об этом упоминала, но много ли заработает студент? Тогда у Сергея мелькнула догадка о “солидном покровителе”, но он эту мысль задвинул на “задворки” сознания.
Как выяснилось, правильно догадался.
В силу профессии Волконский неоднократно имел дело с компроматом, и данная компра была, если уж честно, вполне “невинной” в сравнении с теми, что периодически ему попадались, и всё же…
Может, позвонить ей и отменить свидание, сославшись на занятость, да забыть ту неприятную встречу на кладбище (не зря же у него мелькнуло – дурная примета, ох, дурная…)? А зажигалка? Хрен бы с ней, мало ли, что дорогая, что это – подарок Лики, давней его любви, предавшей его вероломно и (что там?) просто подло, предавшей именно в тот момент, когда ему была особенно необходима поддержка близкого человека, так что вообще не следовало эту “игрушку” таскать при себе.
Или не звонить, она сама, если надо, перезвонит…
Если надо.
Да и кто он такой, чтобы огульно судить других? Девчонка осталась круглой сиротой, а тут предлагает поддержку такой солидный господин, как президент “Бета-банка”, нужно быть круглой дурой, чтобы отказаться.
Парень у нее постоянный есть? И что? Одно другому не помеха, тут ведь явно речь не идет о насилии, речь идет лишь о свободном выборе.
Другое дело он, Сергей. Он здесь явно третий лишний, так что следует выбросить дурь из головы и действительно искать себе более подходящую кандидатуру, с которой всё будет предсказуемо, спокойно и… скучно. Никаких взлетов и падений, никаких эмоциональных качелей, вообще ничего.
…И тут подлая память снова подсунула – и смешинки в ее глазах, и лукавую улыбку “Ласочки” с иллюстрации Кибрика, и то, как она смотрела на него во время той, последней (всего третьей по счету) их встречи. (“Галлюцинации бывают и зрительными, и слуховыми, и тактильными…” “Слушайте, а вы хам…” “Можно? Я ее вам верну, дня через три… “)
И “Вульф” обреченно понял, что вовсе не желает звонить каким-то “более подходящим” особам, ни одна не посмотрит на него так, как смотрела Анастасия, и не будет болтать чушь, в которой в действительности куда больше смысла, нежели в “дежурных”, банальных, предсказуемых фразах и ужимках женщин в возрасте “чуть за тридцать”, расчетливых, трезвомыслящих, ничему не удивляющихся. Женщин, которые твердо знают, чего хотят. И которые вряд ли дадут ему то, чего хочет он.
А он все равно хотел увидеться с Настасьей. Вопреки всему хотел.
* * *
…По городу гуляет грех и ходят слезы падших, – задумчиво продекламировала Настя, остановившись у гранитного парапета набережной.
– Пастернак, – автоматически отозвался “Вульф”.
Она повернула к нему удивленное лицо.
– Вы поэзией увлекаетесь? Никогда бы не подумала… простите.
Сергей отчего-то ощутил себя слегка задетым. Уязвленным.
– То есть?
Она слегка покраснела. (Настенька еще не разучилась краснеть от смущения).
– Ну, вы ведь человек интересной и мужественной профессии…
“Интересной? Мужественной?” – Волконский мысленно усмехнулся, но именно мысленно. Не хотелось выглядеть в ее глазах прожженным циником (а он все-таки был циником. Хоть и недостаточно прожженным).
– А каких еще поэтов вы любите? Помимо Пастернака. Кто-то еще из представителей Серебряного века?
– Никаких, – честно ответил Сергей, – Вообще поэзии не люблю.
Она недоверчиво улыбнулась.
– Не любите, но… разбираетесь в ней?
– Такое бывает сплошь и рядом, Настя. У меня были хорошие учителя. Мать прекрасно разбиралась в искусстве и литературе.
– Разбиралась? Ее… больше нет?
– Увы. Когда мне было четырнадцать, они с отцом разбились в автомобильной аварии. (Подстроенной той же самой Конторой, где отец добросовестно прослужил до 37 лет). – он говорил максимально сухо. Чтобы девчонка, не дай Бог, не начала слишком горячо выражать соболезнования.
Она опять чуть прикусила нижнюю губку.
– Простите, – сказала тихо, не улыбаясь, – Своей матери я не знала вообще, она… ее не стало, когда мне было четыре года.
Сергей слегка приобнял ее за плечи. Не похотливым жестом, вовсе нет. Похоти он не испытывал. Она была прелестной девочкой, этого не отнимешь, но инфа (которую он сам, дурень, и запросил) уже не позволяла беспечно расслабиться.
Это была та самая помеха, которая, будучи сама по себе небольшой, практически ничего не значащей, все же могла разрушить то, что могло между ними состояться (а могло и не состояться, чего “Вульф” вовсе не исключал). Он машинально нащупал в кармане зажигалку, которую Настя ему вернула, потом достал, бессмысленно чиркнул ею… после чего размахнулся и швырнул презент бывшей возлюбленной в реку.
– Зачем? – Настасья посмотрела на него удивленно и с какой-то опаской.
– Вызывает нехорошие воспоминания, – он весьма криво улыбнулся, – Вы не замерзли? Предлагаю зайти в ближайшее кафе и согреться чашкой кофе, согласны?
Она неопределенно пожала плечами.
– Отчего нет?
…Устроившись за столиком в немноголюдном (но приятном, а следовательно – не дешевом) заведении, они заказали кофе, Сергей еще взял для нее пирожное. Несколько минут сидели молча, затем Настя первой нарушила паузу.
– Простите, но… похоже вы сегодня не в духе?
– С чего вы решили? – в наблюдательности девочке определенно было не отказать. -Кстати, Настя, а что вы сказали своему парню относительно своего ухода? Или ему решительно все равно, куда вы уходите вечером?
Она снова слегка зарделась, опустила глаза, чуть помешала ложечкой в своей чашке латте.
– Он мне верит. Я сказала, что хочу кое-что обсудить с научным руководителем по поводу диплома, – вскинула на него глаза, – А вы что сказали жене?
“Вульфа” позабавила ее типично женская уловка.
– Я не женат, кажется, в прошлый раз вы меня об этом уже спрашивали, нет?
– Если честно, не помню, – она слегка улыбнулась.
– То есть, вы в любом случае встретились бы со мной, даже будь я женат?
Она вскинула на него слегка потемневшие и в настоящий момент – очень серьезные глаза.
– Скорее да, чем нет.
“Черт, да что ты творишь, девочка?” – он не остался равнодушным к ее взгляду (да разве возможно было остаться равнодушным к такому взгляду?!), испытывая нечто вроде смятения.
– Вы же меня совершенно не знаете, – он постарался максимально смягчить тон.
– Вы меня тоже мало знаете, – ответила она спокойно, не отводя глаз.
“А вот тут ты, малышка, ошибаешься… знаю, и даже больше, чем полагалось бы.”
– Иногда спасение именно в незнании.
Она отложила ложечку, которой собиралась продегустировать пирожное, и на ее красивое лицо (красивое и нервное, отметил Сергей машинально) словно бы набежала тень.
– Ладно, я поняла, – опять вскинула на него глаза, только того, что он увидел в них минуту назад, уже не было. В них появилась горечь. – Человек вашей профессии не мог не навести обо мне справки, так?
Он пару секунд пристально смотрел на нее, прикидывая, не отделаться ли какой-нибудь дурацкой шуткой и не перевести ли разговор со слишком скользкой темы, потом решил – была-не была. Она нравилась ему, чертовски нравилась, его тянуло к ней, но пока всё еще можно было отыграть назад. И он подумал, что лучше сразу расставить точки над ё.
– Фамилия Горицкий мне известна, – сказал Сергей негромко, и ее лицо немедленно вспыхнуло.
– Понятно, – пробормотала Настя (именно пробормотала), не глядя на него, и поднялась из-за столика, – Спасибо за кофе, Сергей… Сергей Петрович, но вы правы – мне действительно пора домой. Денис меня наверняка заждался.
Она уже собралась повернуться и уйти, но что-то (что-то? Тот самый порыв, благодаря которому он не прошел мимо, увидев ее на кладбище (и не проехал мимо на ночном шоссе) заставило его подняться и удержать ее за руку.
– Присядьте, – попросил он, и что-то в его тоне (непроизвольно проскользнувшее) заставило ее немного удивленно вскинуть на него глаза и повиноваться.
– Я вам мораль читать не собираюсь, – сказал Волконский, когда они снова оказались за столиком кафе, лицом к лицу. – Меньше всего имею на это право. Но хочу, чтобы всё было ясно изначально – если мы с вами встречаемся, вы не встречаетесь больше ни с кем. Все эти “любовные треугольники”-”многоугольники” хороши в одном случае – если объект находится “в разработке”, в сугубо практических целях. Вы меня, надеюсь, понимаете?
Она смотрела на него с неподдельным интересом.
– Понимаю. В школе одно время зачитывалась шпионскими романами.
Теперь в ее глазах мелькнули смешливые искорки. Волконский в ответ тоже скупо улыбнулся.
– Если б в этих романах описывалась истинная деятельность, вы бы уснули со скуки уже на третьей странице и не захотели дочитывать.
– Неужели всё настолько печально? – она улыбалась, похоже, ему удалось худо-бедно разрулить ситуацию (хоть, конечно, не до конца. До конца было еще ох, как далеко…)
…Посидев в кафе еще около часа (и болтая теперь о вещах, абсолютно нейтральных и незначительных), они снова вышли на улицу. Волконский приблизился к своей машине.
– Садитесь, подброшу вас до дома.
Распахнул дверцу с пассажирской стороны. Она (похоже, после некоторого колебания) послушно села в его “Фольксваген”. Он прошел на водительское место.
…Не доезжая до ее дома примерно половину квартала, остановил машину в небольшом дворике у домов “сталинской” постройки, повернулся к ней лицом. Она потянулась к дверце, но он не позволил, мягко остановил ее руку, после чего развернул ее лицом к себе.
…Поцелуй был невероятно сладок. Невероятно сладок, абсолютно невинен и дьявольски порочен. И, наконец, оторвавшись от ее потрясающе нежных губ, Сергей обреченно понял, что влип.
…Город мягко обнимал густой, темно-синий (почти черный) мартовский вечер. И двое, сидящие в машине, мужчина средних лет и молодая девушка, все никак не могли оторвать друг от друга уже воспаленных губ.
..........
– Мне пора.
– Да. Всё будет нормально?
Она отрицательно мотнула головой.
– Всё уже ненормально, – прошептала Настя, – Но ты не беспокойся, я справлюсь.
Он тихонько сжал ее тонкие (на ум пришло – хрупкие) пальцы.
– Ты все-таки позвони. Как только придешь домой.
– Я пришлю смс.
– Хорошо.
– Не откажешься поужинать со мной… в пятницу?
– Нет, – отрицательно мотнула головой, – Не откажусь.
– И, кажется, ты говорила, что предпочитаешь любую кухню?
– Да, любую.
– Как насчет итальянской?
– Пойдет.
– Постой…
Не мог снова не привлечь ее к себе и поцеловать, только на сей раз не грубо, не чувственно. На сей раз нежно.
– Пусти меня, – прошептала Настя, – Сейчас я обязана вернуться домой.
Он тихонько провел ладонями по ее бархатистым щекам.
– Я понимаю, – вздохнул не без сожаления.
– Счастливо, – бросила она напоследок, выходя из машины напротив не своего, а соседнего подъезда.
– Счастливо, – эхом отозвался Сергей и добавил тише, будто смакуя ее имя. – Настенька.
* * *
Анастасия.
Поднявшись на второй этаж, она остановилась на площадке между этажами, присела на подоконник у подъездного окна, достала из сумочки сигареты и зажигалку (отметив, что пальцы ее не очень слушаются), закурила. В голове царил настоящий сумбур, она поймала себя на том, что хочет одновременно и плакать, и смеяться. Такого раньше с ней не случалось, даже в лучшие моменты с Денисом она себя контролировала, а вот сейчас… сейчас попросту не знала, как быть и что делать…
Если бы папа был жив, – в тысячный раз пришло на ум… Как же ей не хватало отцовского трезвомыслия, его непоколебимой логики и здравого смысла…
“Не обманывай себя, – словно воочию раздался в мозгу глуховатый голос отца, – Ты готова потерять голову из-за человека, которого практически совсем не знаешь. Это весеннее обострение, наваждение, если хочешь… а наваждения имеют свойство проходить так же неожиданно, как и нахлынут”.
“Может, ты и прав, папа, “ – пробормотала она, туша сигарету о подоконник, на котором стояла пресловутая консервная банка с окурками (соседи ведь тоже “баловались”, выходя из квартир).
Может, и прав…
Вот только Насте совсем не хотелось, чтобы “наваждение” прошло.
...........................
Наконец, она направилась к своей двери, но не успела повернуть в замке ключ, как та распахнулась сама, и при взгляде на побледневшего Дениса, серьезного, неулыбающегося (слишком, пожалуй, серьезного), она ощутила, как под ложечкой екнуло. Дэн посторонился, пропуская ее в прихожую, Лорд по обыкновению бросился на грудь, выражая тем самым чистую радость в связи с появлением хозяйки (что умеют делать лишь собаки, да отдельные маленькие дети), и, когда она сняла пальто и разулась, лихорадочно соображая, что скажет своему парню (фактически гражданскому мужу), тот первым нарушил молчание.
– А в нашем доме пахнет воровством, – негромко продекламировал Денис, оставаясь стоять в дверном проеме, ведущем на кухню.
* * *
Денис
…Почему я ее не ревновал к банкиру? Ну, во-первых, все-таки ревновал, а во-вторых, я был почти стопроцентно уверен, что она с ним – из голого расчета. И дальше, чем просто связь (меркантильная связь) их отношения вряд ли зайдут.
Какого черта я полез в ее ноут? Да вот полез – и всё. Хотя знал отлично, в соцсетях она выкладывает о себе самый минимум инфы, да и галерея с фотографиями была ею открыта лишь для друзей, которых было не так уж много. И личной переписки она не вела ни с кем, кроме меня и пары сокурсниц (в том числе старости Любаши, с которой они неожиданно стали приятельницами, после того как расплевались с Никой).
Но меня не интересовала ее страница. Меня интересовала история поиска.
И она меня не разочаровала. (Хотя лучше бы разочаровала). Я легко понял, кто этот Сергей Петрович. Руководитель охранно-сыскного агентства “Кондор”. И понтовая зажигалка принадлежала, разумеется, ему. И именно он едва не погиб в автомобильной аварии примерно два с половиной месяца назад (там даже случилась какая-то путаница с его некрологом, вроде, сайт был “взломан”, они быстро поместили опровержение, но я из любопытства попытался уже самостоятельно его взломать, и ничего, конечно, не вышло, там была настолько крутая защита, что, пожалуй, и спецы Пентагона от зависти бы удавились).
Короче, она меня все-таки обманула. Или обманывала.
Она с ним каким-то образом все же пересеклась. И мне об этом говорить не сочла нужным. А если твоя девушка, твоя фактически жена (ну невеста уж точно) не рассказывает о встрече со старым знакомым, это означает – что? Это означает, что либо эта встреча не имеет для нее никакого значения (говорить, следовательно, не о чем), либо…
…имеет слишком большое значение.
А разглядывая физиономию этого “перца” (еще не старого, ему можно было дать и года тридцать два, хотя по факту месяц назад стукнуло тридцать шесть, что, собственно, не так уж важно), достаточно смазливую физиономию, из тех, что женщинам определенно нравятся, я с тошнотворным чувством уже понимал, что отправилась Настенька не к научному руководителю (с которым общалась, как правило, по электронке), и, возможно, не на очередное рандеву с финансистом (это я тоже научился определять, у нее всегда был при этом слегка недовольный вид, будто она шла просто исполнять обязанность), нет, на сей раз вид у нее мрачным не был, она… да, сейчас я это понимаю – она волновалась. Хоть и пыталась это скрыть.
И с кем же, позвольте поинтересоваться, она шла на встречу с плохо скрытым волнением?
Тем, чье имя выкликала в бреду. Кому говорила – “Ты же погиб!”
…Кто-то может фыркнуть – это не догадки, а просто паранойя, но во мне почему-то поселилась уверенность, самая настоящая уверенность – фамилия того, к кому она побежала этим вечером, Волконский.
…И как только я услышал скрежет ключа в замке, немедленно бросился в прихожую. А увидев ее лицо, ее припухшие губы, увидев, как она прячет от меня глаза и как горят ее щеки, ощутил самую настоящую, физическую тошноту. И на память как нельзя кстати пришла песенка Окуджавы (любимого барда ее папеньки-профессора, а следовательно, и любимого барда Насти).
Как там было сказано?
А где же наши женщины, дружок,
Когда ступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
А в нашем доме пахнет воровством.
Именно сейчас до меня в полной мере дошел скрытый смысл этих строк. “Пахнет воровством”, иначе – изменой.
Что я вслух и процитировал.
Настя вспыхнула.
– Не понимаю, о чем ты. Ты вообще в порядке?
– Я – да. А ты как? Поработала над дипломом?
Она чуть прикусила губку.
– Тебя так волнует мой диплом?
Меня вообще не волновал ее диплом. Я бы предпочел, пожалуй, чтобы она вообще не работала ни над каким дипломом. Чтобы она бросилась мне на шею с визгом, когда я сделал ей предложение, чтобы она суетилась, выбирая свадебное платье, чтобы капризничала по поводу того, где будет проходить торжество, чтобы она залетело, наконец, и тогда вообще все вопросы бы отпали, и ревность моя утихла, и пусть бы она растолстела, подурнела, смотрела сериалы для откровенных дебилов по тв, вертелась на кухне, жрала по ночам мороженое, ругалась с моей матушкой (у обеих характеры – не сахар, хоть Настя не скандальна, она бы скорее своим молчанием выражала неприязнь, она это умеет хорошо, ой, как хорошо…)
Любая скучная байда, любая… только не то, что происходит. Только не обман.
…Она захватила в комнате свой атласный халат (едва прикрывающий попу, он мне ужасно нравился… когда-то) и направилась в ванную. Я знал, что она там проведет час, а то и больше, поэтому остановил ее. Попытался взять за руку, но руку она отдернула.
