Нелли Копейкина
Козни
© Нелли Копейкина, 2023
ISBN 978-5-4493-2132-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Унылая погода унылила настроение Татьяны. Цифры были все проанализированы, введены в нужные графы таблиц, бумаги все просмотрены, проработаны, разложены и подшиты. Стол чист, компьютер выключен, вот только зачем-то в руке поплясывает ручка. Ах, да, нужно записать памятку на завтра. Записала. Опять посмотрела через окно на улицу. «Темнеет, пойду», – решила Татьяна, приподнимаясь с сиденья и протягивая руку за сумкой, но не успела до неё дотянуться, как зазвенел телефон. Звонил Параченко Михаил Сергеевич – хозяин фирмы, или, как он любил, чтоб его называли, босс. Звонок был внеурочным: рабочий день уже пять минут назад окончился. Быстро подняла трубку и услышала:
– Татьяна Владленовна, зайдите, пожалуйста!
Последнее слово было неожиданно для Татьяны, и, хотя оно и должно было придать сказанному форму просьбы, она услышала приказ, да ещё с каким-то подвохом: не помнила Татьяна, чтоб босс употреблял слово «пожалуйста» раньше.
– Да, Михаил Сергеевич, иду, – ответила Татьяна и, мельком взглянув на себя в зеркало, поспешила в кабинет босса.
В кабинете, кроме Параченко, был ещё один человек – незнакомый Татьяне мужчина приятной наружности, на вид лет тридцати пяти, одетый в дорогой пиджачный костюм. Оба – и Параченко, и незнакомец – встретили Татьяну приветливыми улыбками. Что-то насторожило её, но что именно, она не успела осознать, так как сразу при её появлении Михаил Сергеевич, оставляя на лице улыбку, представил ей незнакомца:
– Вот, Татьян, знакомьтесь, это наш новый директор по кадрам, Простаков Степан Иванович.
Простаков тут же при появлении Татьяны встал с кресла и теперь, представляемый Параченко, стоял перед ней красивый, высокий, широкоплечий, широко улыбающийся, и ожидал её реакции. Во взгляде нового сотрудника Татьяна успела прочесть кроме приветливости ещё и мужской интерес, что смутило её, но, умея владеть мимикой, она спрятала смущение за милой улыбкой.
– Татьяна, – представилась она, протягивая новому сотруднику руку для рукопожатия. Рукопожатие Степана Ивановича было умеренно крепким, энергетически наполненным и, кроме дружественности, как показалось Татьяне, несло в себе чувственность.
– Присаживайтесь, Татьяна Владленовна, – услышала Татьяна неожиданно вежливое приглашение босса. Обычно Параченко не отличался вежливостью, более того, был груб и хамоват, потому от неожиданности Татьяна села в кресло чуть быстрее обычного и обратила своё внимание к нему. Параченко, оставив привычную для себя маску важного вельможи, весело и немного возбуждённо заговорил, больше обращаясь к Степану Ивановичу. Говорил он о Татьяне: похвалил её как сотрудника, отметил некоторые её деловые качества и несколько раз заметил, что Татьяна – тот человек, кому он полностью доверяет. Потом перешёл к тому, что он стремится к созданию единого коллектива из умелых, преданных ему людей и что новый директор по кадрам должен сыграть в том решающую роль. Со слов Параченко получалось, что почти всех он постепенно планирует заменить преданными людьми, ну а Татьяна уже такой человек, и менять её не надо. Услышанное было лестно Татьяне. Она, финансовый директор общества, действительно была хорошим, преданным делу работником, но считала, что босс недооценивает её; сейчас же, слушая его, поняла, что он всё-таки ценит её как специалиста, только почему-то не выказывал этого раньше.
– Татьяна, – обратился к ней Параченко, лукаво заглядывая в глаза, – а ведь тебе предстоит со Степаном Ивановичем работать в тесной упряжке. Я даже посадил вас поближе друг к другу.
Не понимая, что именно босс имеет в виду, куда клонит, к чему говорит это, Татьяна сидела в выжидательном молчании. Параченко, сказав это, тоже умолк и тоже выжидательно смотрел на неё. Ей пришлось заговорить:
– Да мы как бы все в одной упряжке…
– В упряжке-то одной, да тянем в разные стороны, – с нескрываемой злобой в голосе прервал её Параченко. При этом даже во взгляде его читалась злоба. – Я же имею в виду, что ты и Степан, вы оба, будете тащить дело вперёд. Финансы – тут, Татьяна, ты… – Параченко несколько запнулся, подыскивая слова, нашёл их и поправился: – На тебя надежда. Кадры, что немаловажно, – это уж Степан.
Параченко долгим, но уже потерявшим злость взглядом посмотрел на Степана, потом коротко посмотрел на свои дорогие наручные часы и снова сменил тон на близкий к дружественному.
– Знаете что, – заговорил он, обращаясь к обоим – и к Татьяне, и к Степану, – мне надо бежать. Татьян, покажи Степану Ивановичу его кабинет – это где сидел Герасимов, и вот ещё что… Мы со Стёпой хотели посидеть сегодня, пообщаться, повспоминать прошлое – мы же с ним однокурсники – но, увы, срочно надо быть дома, а в «Баргузине» заказан столик на двоих. Ты, Татьян, сходи с ним. Ну неловко как-то отменять заказ…
От неожиданности Татьяна опешила, секунды три молча в недоумении смотрела на босса, потом вымолвила:
– Но нам-то со Степаном Ивановичем нечего вспоминать. – Мельком глянула на Степана.
– А вам полезно лучше узнать друг друга, – при этом в голосе Параченко прозвучали нотки приказа, что вызвало у Татьяны желание ответить категоричным отказом; она уже была готова что-то сказать, но её опередил Простаков:
– Татьяна Владленовна, пожалуйста, – ласково вымолвил он, – давайте посидим немного, пообщаемся. Думаю, Михаил Сергеевич прав, нам с вами найдётся о чём поговорить. Потом я вас провожу.
Просьба Простакова, выраженная словами и мимикой, а главное, интонация просьбы, в которой прозвучали трогательные нотки, вызвали в Татьяне желание пойти с ним в ресторан, и она тут же ответила:
– Спасибо, Степан Иванович, за приглашение. Я с удовольствием.
* * *
Параченко с момента появления Татьяны в кабинете с весёлым детским интересом наблюдал за ней. Почти всему Татьяна удивлялась. Удивилась появлению нового сотрудника, удивилась, огорчилась и даже возмутилась тому, что новичок займёт кабинет Герасимова. Хотела даже что-то сказать, наверное, спросить о Герасимове, но он не дал. Особо Параченко порадовало удивление Татьяны при его сообщении о том, что со Степаном они однокурсники. Он точно видел, как на её лице при слове «однокурсники» отразился вопрос. Хорошего роста, спортивного телосложения, с неброскими пропорциональными чертами лица, в свои тридцать семь лет Параченко выглядел лет на двадцать пять – тридцать, и это было предметом его особой гордости.
А вот с рестораном поведение Татьяны ему было не понятно: похоже, сначала она хотела отказаться, но тут же согласилась. Да и что бы ей не соглашаться-то: дома её никто не ждёт, а потом – халява.
Татьяна, действительно, была удивлена тому, что новичку выделен кабинет Герасимова, и было не понятно, куда же переселили прежнего хозяина кабинета. Непонятно было и про ресторан, но более всего удивило заявление босса о том, что со Степаном они однокурсники. Из учредительных документов она знала возраст Параченко, однокурсниками мужчины могли бы быть, но из верного источника Татьяна знала, что Параченко никогда не был студентом ни одного вуза и что диплом его был куплен.
Параченко удалился как-то неожиданно быстро, оставив Татьяну со Степаном стоящими в коридоре под дверями бывшего рабочего кабинета Герасимова Виктора Андреевича – снабженца предприятия. У Степана Ивановича оказался ключ; он отпер дверь кабинета и по-хозяйски толкнул её. Дверь открывалась внутрь. «Да что ему показывать, – подумала Татьяна о новичке, – он, похоже, тут уже освоился». Это она ему и сказала:
– Что мне вам показывать, вы прекрасно уже освоились тут.
Сказанное ничуть не смутило Степана Ивановича. Широко, белозубо улыбаясь, он жестом пригласил Татьяну войти, вошёл следом, указал ей место на диванчике, сам сел в кресло напротив в удобной раскованной позе и только тогда ответил:
– Да, я уже отработал сегодня полдня. Даже успел о вас многое узнать.
Говорил Степан Иванович серьёзно, но глаза его чему-то нежно улыбались.
– Да, и что же? – поинтересовалась Татьяна.
– К примеру, мне известно, что вы закончили Бауманку, потом финансовый, знаете два языка, не замужем.
Татьяна, считавшая себя правой рукой хозяина, была неприятно задета: на предприятии такие перемены: выселен из кабинета Герасимов, интересно куда, новичок полдня, а может, и весь день роется в её досье, ну, может, уже и дела всех других перерыл, а она этого не знает! Она слушала Степана Ивановича с плохо скрываемым раздражением и с тяжестью в голосе внесла поправку:
– Вдова.
Улыбка из глаз Степана Ивановича исчезла, на лице появилось виноватое выражение.
– Простите, – тихо вымолвил он.
Возможно, чтоб скорее сгладить неловкость, Татьяна не в тему сбросила крутящийся в её сознании вопрос:
– Куда переселили Герасимова?
– Этого я не знаю, – пожав плечами, ответил Степан Иванович и тут же с нотками участливости в голосе спросил: – Вы переживаете за него?
– Надеюсь, у меня нет повода переживать за Виктора Андреевича. Его же не уволили?
– Нет, пока нет.
– Пока?
– Ну, вы же слышали, весь коллектив будет обновляться. О Герасимове я пока ничего сказать не могу.
«Он пока сказать не может. Считает, как он скажет, так и будет. А может, и будет», – думала Татьяна, рассматривая красивого мужчину перед собой. Заговорила, рисуя на лице беззаботную улыбку:
– Степан Иванович…
Он прервал:
– Можно просто Степан.
– Спасибо. Я вижу, вы много знаете о нас. По крайней мере, обо мне вам известно почти всё, а я о вас совсем ничего не знаю.
– Ну, это исправимо. Вы можете задавать мне любые вопросы, я отвечу. Ведь, как сказал Михаил, мы с вами в одной упряжке. Я же, признаюсь, с радостью впрягаюсь в неё. Иметь рядом такое плечо… Только знаете что, глупо сидеть вдвоём в пустом офисе, если в двух шагах нас ждёт накрытый стол, музыка. Давайте в «Баргузине» и пообщаемся.
Говоря последние слова, Степан Иванович уже вставал и протягивал руку Татьяне.
* * *
Было три часа ночи, а Татьяна всё ещё не спала. То ли память будоражила мысли, то ли мысли будоражили память, но постоянно мысленно она кружилась в картинах воспоминаний о вчерашнем вечере, перешедшем в сегодняшнюю ночь. Несколько раз пыталась думать о том, что босс затеял какую-то игру, но мысль не удерживалась на этом и слетала на другое. Тем другим был Степан-Стёпа. Вспоминались его слова, жесты, высокий лоб, волевой подбородок, сильная рука, обнимающая её, широкая белозубая улыбка. С ним ей было уютно, как когда-то с Геной, и казалось, что с ним она знакома давным-давно. Сначала он рассказал о себе: учился, рано женился, развёлся, детей не имеет. С Мишей учились в Институте управления. И ведь, если б не знала Татьяна о купленном дипломе Параченко, поверила бы. Так правдиво звучало всё. Но Татьяна не осудила Степана за ложь, оправдала её преданностью другу, то есть боссу – хозяину фирмы Параченко Михаилу Сергеевичу. Возможно, мужчины действительно какое-то время учились вместе, только Параченко по какой-то причине не доучился. Хотя вряд ли босс мог быть кому-то другом. Кем же босс и Степан приходятся друг другу? Все эти мысли проскользнули в сознании Татьяны мельком. Приятные воспоминания вытесняли всякие рассуждения. От Степана исходила мощная мужская энергия. Рядом с ним хотелось быть, да что там – сейчас в постели Татьяна призналась себе: с ним хотелось быть. И голос у него приятный, и руки красивые. И не глуп. Нет, это она зря, он умён! Он красноречив, но, слава Богу, не болтлив. Он умеет говорить, но умеет и слушать. Она первой начала игру, уцепившись за его обещание ответить на любые её вопросы. В полусерьёзной-полуигривой форме она закидала его вопросами и узнала о нём почти всё: где родился, где учился, когда, где и на ком женился, почему развёлся, кто его родители, какими языками владеет, что любит, что не любит. Степан отвечал на вопросы Татьяны чаще полушутя-полусерьёзно, а иногда просто серьёзно, в зависимости от постановки вопроса, содержательности и значимости его. Отвечая на вопросы, он умело парировал некоторые из них Татьяне, и она, подобно ему, отвечала полушутя-полусерьёзно. Сидели на полуоткрытой веранде, вечер сменился ночью, стало прохладно. Степан, интересуясь, не холодно ли ей, взял её за руку. Даже сейчас, находясь в постели, Татьяна при воспоминании об этом ощутила внутренний трепет. Ласковое прикосновение, ласковый взгляд. Глаза у него серые. А потом, аккуратно надев на её плечи свой пиджак, он как бы невзначай приобнял её. Да нет же, почему как бы невзначай? Специально приобнял, желая согреть. Он даже пересел к ней на диванчик. А она не сопротивлялась. Почему? Ей очень хотелось быть обнятой этим человеком. Будучи правдивой по натуре, Татьяна не стала обманывать себя, она с каким-то внутренним стыдом призналась себе в том, что вот даже если б он сейчас попросился к ней в постель, пустила бы. Да что врать себе-то, очень хотела, чтоб попросился, и сейчас хочет того же. Татьяна погладила себя по груди, поводила по упругим соскам большими пальцами. Истома, обретая более яркие краски, стала перерождаться в наслаждение, но наслаждение болезненное, фальшивое. Резко оборвала и мысли, и потирание сосков, и псевдонаслаждение. За что-то обижаясь на себя, отвернулась к стене и дала себе команду – «спать».
* * *
Работа шла своим чередом, но сосредоточиться на ней Татьяне удавалось лишь усилием воли. Мысли всё ещё кружились вокруг Степана. На столе, в узкой вазочке под один цветок, дразня и будоража мысли о нём, стояла свежая бордовая роза, преподнесённая им в самом начале рабочего дня. Уже в который раз Татьяна мысленно прокручивала это в памяти: заглянул Степан всего на полминутки, поздоровался и сказал: «Татьян, это тебе!» Всё. Поставил вазочку с розой на стол и, не гася на лице улыбку, развернулся и вышел. «А как он поздоровался?» – спрашивала себя Татьяна и в поисках ответа снова крутила плёнку памяти. Поздоровался просто: «Приветствую!» Да, всё так и было. Неожиданно без стука открылась дверь – на пороге стоял улыбающийся Стёпа. Да нет же, он не стоял, он уже влетал в комнату с розой в вазочке. Влетел стремительно, энергично. Да что лететь-то тут, два его шага – и он уже у стола. На ходу сказал «приветствую!», поставил вазу на стол и сказал: «Татьян, это тебе!» Особо приятным Татьяне было слово «тебе», которое она расценила как намёк на родство, дружбу, близость. «Интересно, – думала Татьяна, – подарил ли он ещё кому-нибудь цветы». Ей очень хотелось выйти из своего кабинета и убедиться, что цветы подарены только ей, но она сдерживала себя и усилием воли заставляла вернуться к цифрам.
* * *
Во время обеда к Татьяне подсела её подружка Лариса – главный бухгалтер общества. Не успев даже усесться за стол, она возбуждённо заговорила:
– Тань, ты видела нашего нового директора по кадрам? Красавчик! И холостой! Я попробую замутить с ним. – Движение руки Ларисы, тянувшейся за стаканом с соком, вдруг притормозилось. Пальцы, схватившие стакан, замерли на холодном и влажном стекле. Неожиданно для неё что-то заставило её это сделать. Лариса внимательно заглянула в глаза подруге и спросила: – Ты не против?
– Я? – с испугом, плохо спрятанным под наигранной весёлостью, спросила Татьяна. – Почему, собственно, я?
– Ну, мало ли что, – поведя плечом и дав волю своим движениям, ответила Лариса, прикрывая рот глотком отпиваемого сока.
– Вообще-то я против, – вдруг тоже совершенно неожиданно для себя заявила Татьяна, всё ещё затягивая в голос наигранную весёлость. – Ты же, Ларис, замужем, а я одиночка.
– Тю, тю, тю! Но ты же принципиальная одиночка, тебе же нужно морально чистого мужика, а этот, думаешь, такой? Ой ли. Стала бы баба бросать хорошего мужика?
Татьяне хотелось сказать подруге, что Стёпу и не бросали вовсе, что таких, как Стёпа, не бросают, но, понимая, что Лариса сразу захочет узнать, откуда у неё такая осведомлённость, она задала свой вопрос:
– А тебе-то он зачем, Ларис?
– Ой, – Лариса глубоко вздохнула, неопределённо покачала головой, чуть приподняла и опустила плечи и, как бы найдя наконец-то ответ для себя, сказала:
– Для забавы. Знаешь, Татьян, когда у женщины есть флирт… – махнула левой рукой и, перебивая сама себя, быстро выпалила: – …да и у мужика тоже, человек, как бы это тебе сказать, расцветает, молодеет. Вот ты, к примеру, сегодня какая-то другая.
Лариса окинула взглядом подругу и даже, отклонившись назад и в сторону, бросила взгляд ей на ноги.
– А я, ты заметила? – продолжала она. – Я сегодня обновила маникюр. Ну, не сегодня, конечно, вчера вечером специально забежала в салон. – Лариса вытянула красивые холёные пальцы левой руки.
«Вчера вечером, – успела подумать Татьяна, слушая Ларису, – значит, уже вчера Лара знала, что Степан есть. Получается, я одна ничего не знала», – хотелось обсудить это с Ларисой, но заявление подруги о том, что она сегодня какая-то другая, было важнее.
– Я другая? – с нотками протеста, боязливости и в то же время удивления спросила Татьяна подругу. – Ладно тебе выдумывать-то, Лариса. Я в салон не ходила.
– Ты внутренне другая, если, конечно, у тебя ничего не случилось другого, – заметила Лариса, жуя салат.
«Ничего себе, заявочка», – подумала Татьяна. – «Думаю, Лара блефует, пытается спровоцировать меня на откровенный разговор».
– Другого, кроме чего? Ты что имеешь в виду, Лариса?
– Тань, ты всё поняла. Я о нём. Он ведь тебе тоже понравился?
– Степан Иванович? Да, понравился. Ну при чём тут… – Татьяна оборвала свой вопрос, понимая, что, конкретизируя его, только усугубит ситуацию, потому слова, которыми должна была сформулировать вопрос, заменила словом «это». Вопрос прозвучал так: – Ну при чём тут это?
Несколько минут женщины сидели и ели молча. Отставляя пустую тарелку из-под салата, снова заговорила Лариса. И снова о нём.
– Сегодня утром он заходил к нам знакомиться. Ленка Ерёмина прямо со стула чуть не упала. Она как раз наверх убирала папки за первый квартал, влезла босиком на стул, тянется, а тут он. Сразу кинулся помочь ей. Галантный такой. А красив, как бог!
– Ты видела Бога? – попыталась шутить Татьяна, но в её голосе звучали нотки досады. Лариса то ли не заметила этого, то ли просто не подала виду, что заметила; пропустив вопрос Татьяны, она продолжила:
– Я и сама чуть с кресла не свалилась, когда он посмотрел на меня так… ну, понимаешь, так сексуально. Сразу захотелось ему отдаться.
Татьяна поняла, о чём говорит подруга, она помнила этот магический взгляд Степана; ей стало неприятно и тоскливо, но эти свои чувства она сумела скрыть игривой весёлостью голоса.
– Прямо уж сексуально? А это как?
– Ой, Тань, – ответила Лариса, жуя тефтели, – словами это не передать. Но я поняла, что он хочет меня. Даже Ленка это заметила.
– А на Лену он так не смотрел? – спросила Татьяна.
– Нет, так он смотрел только на меня.
На слове «так» Лариса сделала ударение. В голосе её звучало торжество. Опять несколько минут подруги ели молча, и опять заговорила Лариса:
– Знаешь, я хочу пригласить его в выходной на дачу. Севка уезжает на рыбалку, так что, думаю, он сумеет скрасить моё одиночество. Или рано, как ты думаешь?
– Ларис, у тебя замечательный Сева, зачем тебе он нужен? – краснея от волнения, спросила Татьяна.
– Ты сейчас о Севе спросила или о новеньком?
– Оставь его нам, незамужним девушкам.
– Ой, кому это вам! Пригожиной, что ли? Перебьётся! Тебе тоже он не нужен, тебе же принца подавай!
– А может, он и есть тот принц, о котором я мечтаю?
– Ты, Татьян, это серьёзно? – с нотками повышенного интереса спросила Лариса. На несколько мгновений она даже перестала жевать.
– А почему нет? Ты же сама говоришь о нём – красивый, галантный. А по-моему, и умён.
– Ты успела оценить его умственные способности? Когда? Ты что, кроссворды с ним разгадывала? – выпалила сразу три вопроса Лариса. При этом она даже отложила вилку.
Понимая, что разговор идёт не в том русле, в каком бы ей хотелось, Татьяна решила сменить тему.
– Вчера я немного пообщалась с ним.
Увидев, что Лариса удивлена и хочет задать ей вопрос, Татьяна поспешно добавила:
– Босс меня вчера вечером с ним познакомил. Знаешь, босс считает, что пришло время обновить коллектив. Что надо сделать зачистку.
– Ой, да брось! Это он и в прошлом году говорил.
– А вчера мне показалось, что он намечает какие-то серьёзные кадровые перестановки.
– Ну да, всё воображает себя стратегом! Так ты что, Татьян, запала на нашего новенького? – не давая Татьяне сменить тему разговора, спросила Лариса.
– Пока не разобралась, – почти обманывая себя и подругу, ответила Татьяна.
– Ой, да пока ты будешь разбираться, его приберёт к рукам Пригожина или ещё кто-нибудь. Если он, Татьян, тебе действительно приглянулся, действуй!
– Да? – в голосе Татьяны звучал интерес. – Это как?
– Ну…
* * *
Ответить Лариса не успела. К ним за стол неожиданно без спроса подсела Светлакова Ольга – секретарь Параченко. Подсела без подноса. Бросив обеим сослуживицам короткое «привет», сразу заговорила, обращаясь к Татьяне:
– Татьяна Владленовна, меня увольняют.
– Кто? – выпалила вопрос изумлённая Лариса.
– За что? – скрывая волнение, спросила Татьяна.
– Красавчик! – отвечая на вопрос Ларисы, сказала Ольга, нервно, пружинно покачав головой и скривив губы. – А за что, не знаю. Говорит, за профнепригодность. Говорит, не умею общаться с людьми, много курю.
То и другое было правдой. Ольга была вульгарна и хамовата и постоянно пропадала в курилке.
– Ничего себе, заявочки! – округлив глаза, воскликнула Лариса и умолкла, уставившись на Татьяну.
– Когда это он сказал тебе? – спросила Татьяна Ольгу.
– Вот перед обедом. Вызвал к себе и велел к завтрашнему дню освободить рабочее место.
– А босс что? – спросила Лариса, всё ещё взволнованная услышанным.
– «Все кадровые вопросы решает Степан Иванович»! – неумело передразнивая Параченко, сказала Ольга.
– Понятно, – испытывая отчего-то неловкость, отозвалась Татьяна.
– Да как же так?! – скорее выражая изумление, чем спрашивая кого-либо о чём-то, воскликнула Лариса. Она знала, что Ольга является для Параченко не просто секретарём, а приближённым, доверенным лицом, и ещё стукачом. «Неужели, – думала Лариса, – Параченко променял Ольгу на новенького? Это вряд ли. Новенький не сумеет так умело, как это делала Ольга, влезть в душу, заставить людей разговориться, а потом всё донести боссу. Да и зачем ему это?»
Татьяна, знавшая Ольгу как плохого секретаря, мысленно похвалила Степана, а вслух спросила:
– Так ты что, хочешь получить расчёт? Так тебе надо в бухгалтерию.
Как бы указывая Ольге, куда ей следует обратиться, Татьяна мотнула головой в сторону Ларисы и перевела на её взгляд. На лице Ларисы всё ещё читалось недоумение.
– Слушай, ты ничего не перепутала? Ты правильно его поняла? – с нотками недоверия в голосе спросила Лариса Ольгу.
– Да нет, не перепутала. Так что, может, скоро и ваш черёд настанет. Босс просто с катушек слетел. А Красавчик вообразил себя не пойми кем. Придурок чебоксарский!
– Почему чебоксарский? – спросила Лариса и тут же выпалила второй вопрос, – Он из Чебоксар? – и третий, – Ты видела его досье?
– Ой, да откуда я знаю, откуда он! Может, и из Чебоксар.
«Его родители живут в Чебоксарах», – подумала Татьяна. – «Значит, Ольга читала его дело, но почему-то не хочет об этом говорить».
– Ольга, ты не переживай, работу ты всегда найдёшь, – искренне веря в это, сказала Лариса.
– Да я не за работу переживаю, просто обидно как-то.
– Это да, – кивая головой, как божок, согласилась Лариса.
– Ольга, – деловым, совсем не вяжущимся с обстановкой тоном заговорила Татьяна, – тебя Степан Иванович просил к завтрашнему дню освободить рабочее место?
– Да.
– Но это же нарушение, он не мог так…
Татьяна, прерванная Ольгой, не договорила.
– Нет, он не настаивал, но, представляете, так ехидно заявил мне: «Лучше, если вы завтра же освободите место».
– А ты чего? – выкатила вопрос Лариса и тут же дополнила его вторым: – Собираешься завтра уже не выходить на работу?
– Не знаю. Наверное, не выйду. Что мне ещё две недели смотреть на эти тупые рожи?
«Это о ком она сейчас – тупые рожи?» – подумала Лариса.
– Ольга, – уже более мягким тоном заговорила Татьяна, – в тебе просто сейчас говорит обида. Успокойся. А вот относительно курения… – тут Татьяна немного поколебалась и продолжила, – да и относительно твоего общения с клиентами, Степан Иванович, думаю, прав.
Обе сослуживицы Татьяны оторопело уставились на неё. На лицах обеих было написано удивление, смешанное с любопытством.
– Да вы что! – отойдя от оторопелости, возмутилась Ольга. – А кто у нас не курит? Почти все курят, а меня гонят!
– Да, конечно, почти все курят, – мысленно оценивая время, проведённое сегодня ею самой в курилке, заявила Лариса. – Нет, тебе надо хорошенько поговорить с боссом. Ну почему ты? Ты же, – тут уже запнулась немного Лариса, – давно работаешь, справляешься со своими обязанностями. И вообще.
Под последними словами Лариса имела в виду как раз то, что она точно знала, – наушничество Ольги.
* * *
Было это года три назад. Холл ресторана, где отмечался корпоративный новогодний праздник, был уставлен светлыми кожаными диванами с высокими спинками, расположенными так, что они образовывали несколько ячеек. В одной такой ячейке Лариса, неожиданно почувствовавшая опьянение в самом начале вечера, решила отсидеться в надежде на то, что опьянение вскоре пройдёт. Пьяных людей она не любила, они всегда вызывали в ней смешанные чувства – жалость и отвращение, и ей было неприятно и досадно оттого, что сама она теперь была в этом безобразном состоянии. Причём состояние опьянения наступило как-то внезапно, после небольшого количества выпитого. Желая укрыться от насмешливых взглядов сослуживцев, Лариса полулёжа устроилась на одном из диванов так, чтоб её не было видно. Из зала, где было устроено застолье, доносились музыка и возбуждённые голоса. Несколько раз её звали криками, но она по-партизански отмалчивалась. Через холл ходили к бармену, в бильярдную комнату, в туалеты. Ходили по одному, группами, молча, с разговорами, даже с песнями. Иногда кто-то ненадолго устраивался на диванах, но, к радости Ларисы, до диванной ячейки, где хоронилась она, никто не доходил. Невзирая на потерю координации, вызванную опьянением, сознание Ларисы оставалось ясным; более того, как показалось ей, обострился её слух. Она слышала дальние разговоры сослуживцев, услышала даже нелестные слова в свой адрес, но самое интересное и запомнившееся она услышала от босса и Ольги, устроившихся в диванном ряду вблизи от неё. Лариса сразу узнала их голоса.
Босс и Ольга говорили о сотрудниках общества как о чужих, ничтожных людях. Ольга докладывала Параченко, кто сколько выпил, передавала кое-что из сказанного сотрудниками, что, по её мнению, могло вызвать интерес босса. Из их разговора Лариса поняла, что в вино всем что-то подмешано, что действует на людей возбуждающе, и ей стало понятно, чем вызвано её неожиданное опьянение. Говорили босс и Ольга минут семь, но успели пройтись почти по всем. О Ларисе Ольга сказала: «Лариска пьяная до усрачки. Сейчас, наверное, лижется с кем-нибудь». Ларисе в тот момент стало очень обидно, ей захотелось выйти из своего укрытия и крикнуть в лицо обидчице что-то злое; она даже сделала порыв приподняться, но поняла, что выйти не получится, получится только вытащиться в пьяном шатании. Да потом, какая разница, лижется она или нет, но пьяна-то она действительно «до усрачки», тут уж Ольга была права. Средство, подсыпанное в напитки, было сильным, но, похоже, действовало на всех по-разному. Многие из сотрудников были с виду совершенно трезвы. Одного такого сотрудника – менеджера по продажам Емельянова, слывшего тактичным человеком, – босс попросил Ольгу споить, а потом спровоцировать его на какие-нибудь неадекватные действия. Очень боссу хотелось «стащить с Емельянова маску», которую он на нём предполагал.
* * *
Ларисе же очень хотелось с кем-нибудь поделиться услышанным от босса и Ольги, хотя бы только с подругой Татьяной, но природная осторожность заставила её молчать. Вот уже четвёртый год Лариса знала, кем кроме секретаря боссу является Ольга, потому неожиданное известие о её увольнении изумило и зацепило её. Разговаривая с Ольгой, она искала ответ на дурацкий вопрос «как так?» и не находила его. Единственное, что она с большой натяжкой приняла, – это предположение о том, что босс в вопросах наушничества решил заменить Ольгу Красавчиком.
А Параченко действительно в этом вопросе решил заменить Ольгу внедрённой Степаном системой аудио и видеонаблюдения, системой сетевого компьютерного слежения. Но расставаться с Ольгой он не желал. По причине того, что Ольга была с ним в сговоре, наушничала, предавала сослуживцев, он считал её самым ценным кадром в своём обществе, а потому увольнение её было всего лишь игрой: Ольге предоставлялась роль первой жертвы Степана. Увольнение последующих лиц, наложенное на увольнение Ольги, уже не должно иметь такой яркой окраски. Параченко обещал Ольге, что через полгода нынешнее общество он реорганизует, создаст новое, куда возьмёт только лучших из своих сотрудников, и примет её уже на более интересную должность.
Сейчас же он подослал её к обедавшим Татьяне и Ларисе с заданием разговорить их как можно больше. Ему хотелось знать, что Татьяна с Ларисой говорят и думают о нём, о новом директоре по кадрам, о складывающейся в обществе обстановке. Но разговорить финансового директора с главным бухгалтером Ольге не удалось. Татьяна к удивлению обоих – и Ольги, и Ларисы —была согласна с решением Степана уволить Ольгу, а Лариса, знавшая истинное лицо Ольги, невзирая на то, что Ольгу увольняют, всё равно остерегалась быть откровенной с ней.
– Представляете, – делая попытку разговорить Татьяну и Ларису, со злобной вкрадчивостью в голосе заговорила Ольга, – у босса дом в Испании, вилла на Канарах, в Москве три или четыре квартиры…
Татьяна и Лариса, не сказав ни слова, смотрели на Ольгу с какими-то застывшими выражениями.
«Что это лохушки тормозят, как будто накурились?» – зло думала Ольга, недовольная реакцией сослуживиц.
– А мне, я думаю, даже отпускные не выплатят, – продолжила она.
– Да ладно, босс никогда не жмотничал, – заметила Лариса. При этом в сознании её всплыло воспоминание о том, как Параченко заказал в ресторане для неё дорогое вино. Это было в первый год её работы в его организации, когда она ради забавы и, как она надеялась, с целью повышения зарплаты решила соблазнить босса. Пораченко пошёл на контакт, но, как поняла Лариса, его интересовала она не как женщина, а как возможный стукач, или, как он выразился, «свой человек». Стукачеством Лариса не занялась, соответственно, та бутылка дорогого вина была единственным свидетельством его щедрости.
