Наталья Валенидовна Колесова
Драконий жемчуг

– Пока с ним моя бабушка, ничего не случится! – беспечно отозвалась Ха На. – Раз велено тебе показать всю округу, давай ногами шевели. Они же у тебя длинные, чего ж ты тогда плетешься так медленно?

Сон Ён скрипнул зубами и поклялся не говорить больше ни слова. Все его воспитание, все привычки повелевали отвесить дерзкой ноби оплеухи… а то и вовсе разложить и выпороть плетьми, чтобы научить почтительности и умению держать язык за зубами. А здравый смысл напоминал, что все вокруг изменилось, а значит, должен меняться и он сам. Чтобы понять, как именно, надо ждать, терпеть и наблюдать.

Они остановились, только добравшись до вершины.

– Смотри. Во-он Становище призраков… то есть твой дом.

Сощурившись, Сон Ён различил темный прямоугольник. Отсюда, с горы, все было в туманной дымке. Или они уже добрались до самых облаков? Ха На показала сверху уездный город, в котором ему предстояло теперь провести неизвестно сколько времени… неужели всю жизнь? Дома, кузницу, тюрьму, чиновничью усадьбу, склады, уступы возделанных полей на склонах, проведенные к ним ручьи-каналы. Чуть левее на горе стоял буддийский храм.

– Смотри, – снова сказала Ха На. – Видишь вон ту дорожку? С берега ее почти не заметно. Ориентир – старое высохшее дерево у самой горы. Запоминай, может, придется пробираться в темноте, без огня. Она ведет к пещере. В убежище всегда есть вода и еда на пару-тройку дней.

– Убежище?

– Мы прячемся там, когда приплывают пираты со страны Вэн.

– На ваш берег приплывают японцы?

– Проклятые ччокпари²⁰! Охотники на людей. Берут в рабство, грабят…

– А как же войска? Флот? Они что, не защищают остров?

Девушка смотрела на него во все глаза.

– Какие такие войска? Солдаты охраняют только склады и почтовую станцию с хозяйством – там, выше по реке. Мы-то им для какой надобности?

Солдаты – слуги короля и страны. Крестьяне и ноби тоже принадлежат королю и стране и, значит, являются ценным имуществом. Но Сон Ён прикусил язык. Так-то оно так. Но он никогда не бывал раньше в провинции… так глубоко в провинции… и представления не имеет, как тут обстоят дела с охраной морских рубежей от вечно недружественного соседа. Кажется, у него будет время и возможность узнать это на практике. Закрывая и открывая глаза, Сон Ён изучил и затвердил вехи, указывающие на тропу бегства. Как быстро они с отцом и немолодыми слугами сумеют добраться до убежища? Надо будет несколько раз пройти по ней, чтобы при необходимости суметь отыскать даже в темноте…

– Запомнил. Что еще?

Девчонка опять на что-то разозлилась. Направилась вниз теперь уже по полному бездорожью (трава и камни), кинув через плечо:

– Ума не приложу, что это бабушке в голову втемяшилось! Ты же наверняка из тех, кто саму ино поймает за-ради ее слез!

Сон Ён поддакнул ей в спину:

– Спасибо за подсказку! Лишний жемчуг как раз будет кстати!²¹

Девчонка выпалила что-то на местном варварском наречии. Он был уверен, что ругательство, но поостерегся спрашивать, иначе бы пришлось применять какие-то меры, а это сейчас некстати. Что еще велела показать старая хэнё? Тайную оружейную палату? Местную сокровищницу? Вскоре ему стало не до версий. Обувь скользила на мокрой от недавнего дождя и тумана траве; на каменной реке, неподвижно текущей вниз, встречались такие валуны, что приходилось их не преодолевать, а обходить, чтобы не полететь вниз и не свернуть себе шею. Зато привычная девчонка по-прежнему скакала горной козой. Еще и оглядывалась, посмеиваясь над запыхавшимся столичным жителем. Лишь из-за этих ее насмешек Сон Ён стискивал зубы и удерживался от вопроса, когда же они придут. И куда.

Наконец путеводная… коза остановилась. Жестом приказала хранить молчание, еще и по сторонам огляделась. Раздвинув ветки кустарника, поманила его за собой и скрылась под козырьком скалы.

Холод, запах влажной земли и сырого камня. Сквозь узкую расщелину сверху в неглубокую пещеру пробивался дневной свет, и Сон Ён разглядел, как девчонка обходит выложенный старой кладкой колодец. Это случайно не здешняя тюремная яма? Не собирается ли она столкнуть туда его самого?

– Что ты там топчешься? – нетерпеливо спросила Ха На. – Иди сюда!

Присматривая за ней одним глазом – с подобной особой осторожность лишней не будет! – молодой человек заглянул вниз. Яма была глубокой, но не темной: прямо над ней расщелина расширялась, и вода изнутри отсвечивала старым зеркалом.

– Решила показать мне заброшенный колодец?

– Да смотри же!

Ха На даже надавила на его затылок, когда он не послушался достаточно быстро. Сон Ён не успел возмутиться, потому что зеркало дрогнуло. Сначала он подумал: это движутся их отражения; но вода зарябила, и по дну скользнула темная узкая тень. Опершись руками о бортик колодца, Сон Ён склонился ниже, вглядываясь. Рыба? Нет, слишком большая и… длинная для рыбы. Разве что морская змея…

Змей?

Сон Ён медленно выпрямлялся, глядя, как прибывает вода в колодце и вместе с ней поднимается гибкая стремительная тень…

Нет, обман зрения! Вода по-прежнему оставалась далеко внизу, это поверхность ее струилась и дрожала, выпуская из глубины гигантскую черную змею. Гадина двигалась так споро и уверенно, будто забиралась вверх по дереву, а не по каменным стенам колодца. Сон Ён следил за ее приближением, словно зачарованный. Лишь когда змеиная голова, большая, размером с голову ребенка, достигла бортика, вздрогнул, отшатнулся. Попятился.

И увидел, что девушка непринужденно протягивает змее руку, как бы предлагая поздороваться. Да еще и воркует при этом:

– Что, соскучился, бедненький? Давненько тебя не навещали?

Змея уложила голову на ладонь хэнё. Может ли рептилия смотреть в глаза человеку? Эта – смотрела. Может ли змея ластиться? Эта – ластилась. Показалось ему или нет, что мелькнувший раздвоенный язык даже облобызал лицо девушки?

– Эй, – позвал Сон Ён севшим голосом. – Ты что… кто это?

Девушка повернула голову. Змея тоже.

Услышала его вопрос?

…И решила представиться.

***

Парень хоть и изрядно запыхался, но ни разу не пожаловался и не попросил передышки. Упрямец! И отец у него тоже упертый, сразу видно. Но старик куда мудрее и хитрее своего надменного сыночка. Как это старый янбан бабушку сразу очаровал-заболтал? О чем они сейчас беседуют с глазу на глаз? Что за секреты вообще могут быть у столичного министра и старой хэнё, никогда не бывавшей даже за пределами уезда? И почему бабушка велела показать заветное-секретное этому пришлому гордецу, который и говорить-то правильно, по-человечески не может, а понимает вообще через раз…

Вот и теперь, открыв рот, парень таращился на имуги²². Еще и спросил – кто это? Как же можно не узнать имуги?

Заметивший нового гостя змей перетек через борт колодца и, шелестя чешуей, направился к нему. Мокрое тело поблескивало; плавники и четыре крохотные недоразвитые лапки скорее мешали, чем помогали передвигаться по камням. Ничего, малыш, подумала Ха На с нежностью. Дай срок – найдешь ты свою мани поджу²³ и станешь настоящим драконом.

«Личинка дракона» закружила возле парня. Надо отдать должное – тот хоть и побледнел заметно, но не дрогнул, не побежал, когда любопытный имуги пополз по его ноге вверх. Помедлив, даже наклонился, протягивая руку – имуги скользнул ему на запястье, словно на ветку дерева. Сон Ён качнулся, напрягся под тяжестью змеиных колец, медленно и плотно наматывающихся на руку. Имуги дополз до плеча и остановился на уровне лица парня. Змеиная голова мерно покачивалась, выпуская и пряча язык. С любопытством наблюдавшая за ними Ха На забеспокоилась. Ведь обычно имуги был благодушен и ленив, милостиво принимал угощение, ласки и разговоры, а сейчас вел себя как настоящая змея, зачаровывающая добычу или запугивающая врага. А ну как он сейчас бросится на беднягу янбана? Вон как уставился!

Впрочем, и неподвижный Сон Ён не спускал с имуги глаз: и впрямь уже околдован или перепуган? Или решил поиграть в «гляделки»? Ох, упертый! Нельзя же так вести себя с драконьим родичем! Ха На осторожно двинулась вперед, прикидывая, что делать, если разозлившийся змей сейчас вопьется в лицо непочтительного гостя. Как они, даже вдвоем, смогут справиться с имуги, представлялось плохо.

Никто из застывших людей и змей не отреагировал на ее негромкий оклик. Зато, вглядевшись в лицо Сон Ёна, девушка замерла сама. Она точно помнила, что глаза его обычного карего цвета. Но сейчас глаза парня стали зелеными. От этого и лицо его изменилось: превратилось в лицо незнакомца, чужеземца из-за Западного моря, бледного, словно мертвец. Напряженное, застывшее, но вовсе не испуганное. Сосредоточенное, как будто Сон Ён пытался что-то вспомнить. Или беззвучно говорил что-то имуги – успокаивал?

И у него это получилось: змей опустил голову и свесился с его руки вниз. Янбан поспешно и предупредительно встал на одно колено, чтобы тому было удобнее сползти на пол. Имуги так стремительно и целенаправленно рванул к своему колодцу, что Ха На аж отпрыгнула – побоялась, собьет с ног. Стек вниз.

Даже не простился.

Ха На заглянула в колодец. Солнце ушло, и черный имуги растворился в темной воде: ни звука, ни плеска. Может, он решил пролежать без движения тысячу лет, как ему и полагается?

Но все-таки странно… Ино тогда испугалась Сон Ёна, имуги… нет, не бежал, но повел себя… необычно. Может, парень и впрямь какой-то шаман, но врет или просто не знает об этом? Попробовать отвести его к мудан²⁴? Вдруг та разглядит в нем какие-нибудь таланты?

Ха На порассматривала взмокшую спину сидевшего снаружи Сон Ёна. Хмыкнула, но великодушно решила притвориться, что ничего не замечает: не каждый же день встречаешь драконьего родича, тут не только по́том прошибет, а еще и обмочишься ненароком!

Парень услыхал ее шаги и поспешно обмахнул влажное лицо рукавом. Сказал с натужной веселостью:

– Осталось еще только призраков увидеть!

– А надо ли? – лениво отозвалась Ха На. – Вы и так уже живете в Становище призраков!

Янбан развернулся и упер кулак в бедро. Словно всей своей позой вопросил: что-о?

Ха На и объяснила – что. Рассказала про людей, некогда живших в этом самом Становище. Однажды ночью семья Ко исчезла, оставив нетронутым все свое имущество. С тех пор кто только не пробовал жить в заброшенном доме, но или сбегал после наполненных кошмарами ночей, или необъяснимо заболевал, а то и помирал вовсе. Уже и буддийских монахов приглашали, и слепого от рождения шамана пансу, беседующего с духами, и деревенская шаманка мом-кут²⁵ проводила – без толку. Так он и стоял пустым, пока…

– Пока в нем не поселили нас, – процедил Сон Ён.

Неспроста, ох, неспроста господин Ли отправил их в призрачный дом на отшибе, подумала Ха На. Даже вздорная тетка Ма Ро это поняла. Ведь имеются в деревне и в городе другие пустующие дома, да и ссыльные были бы там всегда под неусыпным контролем. Или уездный начальник хотел, чтобы те взмолились о пощаде, или вовсе собирался извести со свету белого: от своего ли недоброго нрава (слава Небесам, сын пошел не в него) или по чьему-то приказу…

Сон Ён поднялся, отряхнул одежду. Девушка углядела свежезаштопанную прореху. Скоро совсем поизносятся, придется переходить на одежду попроще, а янбаны ведь привычные лишь к шелкам да к рами²⁶.

Произнес, будто указ издал:

– Довольно на сегодня!

И пошагал вниз по склону, не разбирая дороги.

Глядя ему вслед, Ха На возмущенно пощелкала языком: ну надо же, будто она к нему в свиту набивалась! Если бы не бабушка, ни минутки бы лишней рядом не провела!

***

И впрямь на сегодня было достаточно.

Он с самого начала подозревал, что их разместили так далеко не без задней мысли, но вот какой… Усложнить жизнь опальному министру? Унизить? Оградить местных деревенщин от разглашающего влияния изменщика?

А их, оказывается, просто отправили в дом, где обитают злые духи! Если, конечно, девчонка не врет. Сон Ён машинально оглянулся на оставленную у пещеры хэнё и тут же оступился. Зашипев, потер щиколотку, мысленно отругал себя: осторожнее! Разве отцу станет легче, оттого что его единственный сын сломает ногу, а то и шею?

Навряд ли Ха На выдумала историю с домашними призраками. Зачем это ей?

Тогда уж можно сказать, что врала она и на ночном берегу, показывая ему ино. Или сегодня в пещере с имуги.

Или вообще околдовала, чтобы он увидел то, чего не существует. То, что мог вообразить только в детстве: драконы-хранители, ино, великаны, квисины…

Может, стоит поинтересоваться, не дружит ли Ха На заодно и с призраками? Вот пусть и договорится, чтобы те оставили Становище по-хорошему.

Старая хэнё уже уходила. Выдавала Мин Хва распоряжения о лечении хозяина голосом, слишком мощным для столь тщедушного тела. Слушая ее, Сон Ён понял, что находит островной диалект уже не раздражающим, а скорее забавным. И начинает понимать многое с первого раза. Надо и впрямь побольше общаться с местным людом.

Держась за спину, старуха поклонилась террасе, на которой – о чудо! – сидел отец.

– Будьте здоровы, господин!

Бывший министр наклонил голову. Весьма благосклонно.

– Вам тоже не болеть, бабушка Ха Ны.

Ныряльщица обернулась и увидела Сон Ёна.

– А, нагулялись? – заглянула ему за спину. – Ну и где же моя коза?

– Где и положено, – сдержанно отозвался он. – В горах скачет.

Старуха захихикала, прикрыв рукой почти беззубый рот. Игриво толкнула его палкой в живот так, что Сон Ён покачнулся.

– Тоже скажешь!

Молодой человек не сводил с нее внимательных глаз. Старушка-хохотушка, божий одуванчик, ни дать, ни взять! Но какие секреты ты хранишь еще, ныряльщица? Может, ты служишь на посылках у Священного Восточного Хранителя? Или регулярно ходишь по небесной лестнице на чаепитие к Нефритовому императору? Откуда у тебя взялось такое прозвище – Морская Ведьма?

Хэнё неожиданно посерьезнела, потянувшись, похлопала его по плечу.

– Вот бедняга! Ну-ну, паренек, не печалься! Все будет хорошо, уж я об этом позабочусь…

Подслушала его мысли? Или старуха имела в виду нечто совершенно иное? Пока молодой человек формулировал вопрос, хэнё повернулась к нему спиной и припустила по крутой тропинке с такой прытью, что оставалось только дивиться целительному воздействию таинственного напитка или общения с министром Кимом.

Сон Ён сгорал от любопытства – о чем же таком секретном и важном беседовал отец с этой шустрой древней ноби, – но изо всех сил удерживался от вопросов. Они посидели рядом молча.

– Как… тихо, – наконец произнес отец.

– Первые дни мне казалось, что я просто-напросто оглох, – согласился Сон Ён.

Министр Ким поднял глаза к горам. Помолчал и добавил:

– И красиво.

– Разве? – Сон Ён повел удивленным взглядом по окрестностям. Не было в природе острова ничего, что могло бы стать усладой для глаз: слишком суровы очертания и краски скал, гор и моря. Ни вдохновения, ни отдохновения внушить они никак не могли. Тем более не поэту, а такому прожженному политику и прагматику, как министр Ким Хён Чжи.

Отец неожиданно вздохнул.

– Молод ты еще… Не понимаешь.

Известно, что дальше скажет: мол, не доросли вы, молодые, до понимания и просветления. Не так ли он отвечал на сыновьи вопросы даже об обвинениях в измене? Отец тяжело поднялся, чтобы вновь уйти внутрь дома.

И Сон Ён все же не сдержался:

– А о чем вы беседовали с этой хэнё? Отчего ей вздумалось меня жалеть?

Казалось, отец не ответит, если вовсе не приструнит не в меру любопытного потомка – таким тяжелым был его взгляд. Но все же помедлил и обронил, прежде чем шагнуть внутрь:

– Она теперь знает, что ты был нам… ДОВЕРЕН.

Сон Ён даже привстал от неожиданности.

– Вы рассказали этой… старухе, что я ваш приемный сын? Но зачем?!

Ответ донесся уже из глубины дома:

– Так нужно.

Конечно, разве ему когда-то объясняли отцовские решения и поступки? Считал ли министр, что сын обязан просто слепо повиноваться или что должен самостоятельно проникать в тайну его мыслей?

Министру Киму пришлось принять в семью постороннего мальчика, потому что жена никак не могла родить ему сына, наложницы – тоже, а дочери, даже единственной, ничего завещать нельзя. Да и племянников мужского пола с обеих сторон не имелось. Сон Ён до сих пор не знал историю своего усыновления, откуда он родом, кто его настоящие родители. Слишком мал был, чтобы помнить. Временами он даже искренне забывал, что семья Кимов ему не родная по крови. Пусть и безоговорочно его приняла только сестрица, в свои неполные семь лет с удовольствием нянчившаяся с внезапно появившимся братишкой. Сон Ён вспоминал о ней с нежностью и тревогой. Зять, запретивший общение с опальным министром и его сыном, был совершенно прав – некогда заманчивое и выгодное родство сейчас больно ударит и по семье сестры…

Но почему министр Ким поведал об усыновлении какой-то неизвестной островной ноби? Что такого в ней разглядел отец, что решил довериться? Или…

Сон Ён пересек двор и уставился невидящим взглядом на море. Может, все случившееся сказалось не только на здоровье министра, но и на его всегда безупречном разуме? Насколько сейчас он отвечает за свои слова и поступки?

***

Ха На рассеянно посматривала на толпившихся у ворот чиновничьей усадьбы ныряльщиц. Взрослые женщины громко обсуждали уловы, погоду, сбежавших свиней да пьющих ленивых мужей. Девушки собирались стайками, хихикали и болтали. И хотелось к ним присоединиться, и лениво было: вчера по горам с янбаном набегались, ноги как деревянные, после работы прилечь бы хоть на полчасика, а тут всех хэнё созвали к управляющему. Наверное, опять бранить будут. Или вовсе размер податей поднимут, вон, тетки и об этом трещат, тоже догадки строят. Как ей тогда справляться – ведь бабушка, считай, и не ныряет уже? Уговаривать управляющего не взимать налога со старой хэнё без толку – брали не со двора, а с носа. Даже с только что народившегося носа.

Против ожидания к ныряльщицам вышел не только управляющий, но и сам чиновник. Сгибаясь вместе со всеми в низком поклоне, Ха На исподтишка заглядывала им за спины. Нет, то был не сын господина Ли, как она надеялась, а какой-то совершенный незнакомец. Пока чиновник говорил – а говорил он всегда длинно, округло и непонятно, управляющий Чхве потом растолковывал народу его речи, хотя наверняка знатно привирал при этом, – девушка во все глаза смотрела на приезжего.

Поглядеть было на что.

Незнакомец был одет так необычно, ярко и красочно, что поначалу даже подумалось: какой-то богатый китаец. Шелковый бордовый халат, расписанный диковинными узорами. Необычная заколка в черных волосах. Перстни на пальцах. Но, приглядевшись, Ха На поняла, что ошиблась. Все это яркое, нарядное, иноземное служило просто обрамлением черт необычного лица. Что-то в этом лице было странным, словно стронутым с привычной точки, мучительно неправильным – и оттого заставляющим возвращаться взглядом, рассматривать его вновь и вновь. Распахнутый веер с драконами, которым мужчина отмахивался от полдневного зноя, подсвечивал красным бледные щеки. И даже очень светлые, почти медовые глаза под длинными ресницами отливали этим огнем…

Ха На встряхнулась, поняв, что очень невежливо, с открытым ртом уставилась на незнакомца. Его взгляд из-под ленивых век казался насмешливым. Подумает: ах ты, деревенская курица!

И будет прав.

Ха На отвела глаза и наконец прислушалась и к господину Ли, и ко все более громко шушукавшимся товаркам. Оказывается, самое главное с этим разглядыванием она пропустила. Приехал из столицы важный гость – вот этот многоцветный. И господин Ли собирается оказать ему услугу, одолжив самых умелых хэнё, чтобы нашли и достали то, что ищет гость. Кто добьется успеха, того щедро вознаградят. Ха На задумчиво нахмурилась: лучшей хэнё на побережье была бабушка. Но вот сможет ли она нырять? Женщины возбужденно подталкивали друг друга локтями. Все собирались попытать счастья. Ну а что? Деньги (пусть даже бо́льшую часть заберут управляющий с деревенской старостой) лишними не будут…

Управляющий Чхве словно подслушал ее мысли, зычно крикнул:

– Ха На! Где ты, девчонка? Подойди сюда!

Оглядываясь, хэнё расступились, и девушка, лишившись надежного прикрытия их широких плеч и спин, вдруг почувствовала себя все равно что голой. Быстро подбежала, поклонилась и замерла в ожидании. Господин Ли скользнул по ней равнодушным взглядом – он запоминал только хорошеньких. Зато взгляд гостя Ха На чувствовала щекой: даже потереть захотелось. Или заслониться ладонью, чтобы не горела.

– Бабушка поправилась?

– Чуть-чуть, – осторожно сказала Ха На.

– Ее бабушка – наша лучшая ныряльщица, – пояснил управляющий то ли чиновнику, то ли его гостю. – Только старая она. Почти и не ныряет уже.

– Вот как… – Приезжий так умело пользовался богатыми тонами своего тягучего голоса, что слова не таяли в воздухе, а облекались в плоть, в бархат. Бордовый или алый бархат. Об такой – мягкий и теплый – так и хочется потереться щекой. – А ты, девочка? Пошла не в нее?

Ха На едва не дернула головой: это кого он девчонкой назвал?! Сам-то, как оказалось вблизи, недалеко ушел по возрасту от вреднючего молодого янбана Кима. Это всё роскошные одежды да уверенные манеры в заблуждение вводили. Однако в присутствии господ не поспоришь и не одернешь. Поэтому Ха На склонилась еще ниже и пробормотала сдавленно:

– Простите, господин.

– Ну-ну, – сказал управляющий на редкость снисходительно – видать, перед гостем. – Старайся давай. Да скажи, чтобы бабушка потом зашла ко мне.

– Зачем же, – неожиданно возразил гость, – если старая женщина нездорова? Лучше я сам ее навещу.

Пораженные чиновник с управляющим запротестовали. Но, видать, все приезжие янбаны упрямы и своевольны. Может, большая земля им не только долговязость, но и гонор отращивает… Отметая все возражения взмахом широкого шелкового рукава, но не забывая при этом вежливо раскланиваться, многоцветный приказал:

– Веди меня, девочка.

Ха На с сомнением глянула на его обувь – мягкие, расшитые золотыми нитями туфли вряд ли годятся для дальних прогулок по каменистым берегам. Но… пусть уж сразу обломает себе всякую охотку! Поэтому она опять поклонилась – ух, ее спина сегодня просто отвалится с непривычки! – и, повернувшись, потрусила через группу расступавшихся хэнё. Чуткий слух улавливал недовольное бурчание: женщины боялись, что вознаграждение перепадет старой ведьме и ведьмину же отродью; все знают, как старуха удачлива – видать, в прошлой жизни спасла страну! Заметила появившегося в воротах Ли Сын Хи – тот провожал их взглядом, чуть ли впервые на ее памяти без улыбки. И девушка даже немного порадовалась, что спешит по делу и не будет сегодня переминаться перед ним, как обычно смущенная и безъязыкая.

Ха На припустила вперед, не заботясь, как там очередной янбан (что-то много их развелось в последнее время в ее жизни!) за ней успевает. Обернулась уже при спуске с горы – и испуганно отшатнулась: многоцветный следовал за ней почти вплотную.

– Напугали!

Длинная ленивая улыбка. Пара взмахов веером. Будто обозначил: да, путь длинный, да, жарко. Но ведь не устал нисколько, не запыхался, на высоком лбу даже бисеринки пота не выступило…

– Идем дальше, девочка?

Экий он… жилистый!

…Этот поклонился бабушке сразу – без сомнений, что оскорбит свое достоинство учтивостью с какой-то ноби. Бабушка, скрестив на палке руки, глядела блестящими глазами на его склоненный затылок.

– Айгу-у, внучка-то моя что ни день, то янбанов домой водит! И ведь один другого краше!

– Ну что вы, бабушка Ха Ны (ох, ну надо же, оказывается, он ее имя запомнил, а то все девочка да девочка!), – возразил приезжий, – разве может быть кто-нибудь меня краше!

Бабушка засмеялась, закашлялась, и янбан поспешно подхватил ее под костлявый локоть.

– А давайте-ка присядем! Беседа будет долгой. Я надеюсь.

Бабушка покивала, открыто и пристально рассматривая его лицо – да, вежливостью, вернее, невежливостью Ха На пошла в нее.

– Внучка, принеси нам ячменного напитка!

Многоцветный гость чиновника Ли просидел у них добрый час. Расспрашивал у бабушки про местные течения да водовороты, про обломки кораблей, которые иногда прибивает после шторма к берегу, не находила ли она на дне того да сего… Больше всего его интересовали драгоценности. Похоже, из искателей затонувших сокровищ. Но что-то не слыхала Ха На, чтобы на побережье случались крушения богатых караванов. Разве что рыбацкие лодки иногда пропадают. Прощался гость, непрерывно кланяясь, улыбаясь и приговаривая, что, если бабушка поправится, будет рад нанять ее для поисков за очень щедрое вознаграждение. Но так и не сказал, поисков чего и где. Боялся, разболтают?

Бабушка долго глядела вслед рослой фигуре в цветастых одеждах. Глаза по-прежнему прищуренные – зрение-то слабеет, – но уже серьезные. Пробормотала:

– Что же не так с этим парнем? Вроде всем хорош: и красавец, и почтительный до зевоты. Что не так?

И бабушка тоже это почувствовала? Но Ха На привычно поперечила:

– А министерский сынок тебе, значит, сразу к душе пришелся?

– Что б ты понимала! – процедила старая хэнё. – Тот наш, местный, хоть и пришлый. А этот – чужак! – и неожиданно замахнулась на внучку. – Не вздумай с ним яшкаться! Как бы он ни улыбался и в глаза ласково ни заглядывал, поняла? И работать не соглашайся, а то я тебе все руки-ноги переломаю! Если придется, сама с ним разберусь. Поняла?

Ха На отступила от разбушевавшейся бабули подальше.

– Поняла-поняла, чего это с тобой сегодня?

Та присела на краешек террасы, отдышалась и утерла рукавом лоб.

– Ох, аж в жар бросило!

***

Это что еще за… явление?

Сон Ён глядел вслед незнакомцу в непривычно роскошных (для острова) одеждах. В таких только на центральных столичных улицах в паланкине прогуливаться. Приезжий с островной столицы? Или вовсе с материка? Уже открыл рот: окликнуть, познакомиться, услышать свежие новости и свежие сплетни. Но – закрыл и опустил поднятую руку. Помни, кто ты теперь есть! Не всякий благородный человек тебе сейчас ответит, да и вообще взглядом удостоит. Удел изгнанников – утрата не только родины, друзей, статуса, но и уверенности в самом себе. Сон Ён окинул взглядом свою одежду и печально хмыкнул: да и потеря внешнего вида – тоже. Интересно, что за обноски выделит им со временем уездный чиновник? С собственного плеча или лохмотья с последнего ноби снимет?

Конечно, он сам здесь окреп и закалился, пусть и потеряв взамен белизну кожи, холеность и столичную томную изнеженность, но незнакомец двигался по скалистому бездорожью настолько уверенно, быстро и легко – позавидуешь. Мужчина остановился на склоне. Ветер трепал его пламенную одежду: казалось, что на горе зажегся костер. Обернулся. Может, окинуть взглядом морские просторы, но Сон Ён отчего-то сразу решил: смотрит на дом ныряльщиц. А то и вовсе исключительно на Ха На. Снующая по двору девчонка отсюда сверху напоминала залетевшую в дом пчелу, бьющуюся в стены и окна в поисках выхода.

Человек двинулся по дороге в город. И не лень же было ноги бить с визитом к каким-то нищим хэнё… Кстати, а что за дело приезжему франту до этих самых ныряльщиц, старой да малой?

Сон Ён направился к хижине – исключительно из скуки и праздного любопытства. Глянул поверх ограды: нет, девчонка двигалась вовсе не хаотично, как виделось с горы. Просто пыталась делать все сразу: варить, гладить, раскладывать водоросли для просушки… И, разумеется, непрерывно болтать при этом. Ему сразу же захотелось приковать ее к месту – чтобы не мельтешила перед глазами. А также вставить кляп в рот, чтобы наконец замолчала. Впрочем, рассуждения мелкой, что же все-таки ищет этот приезжий, его заинтересовали. На самом деле – что? И почему господин Ли позволил постороннему заниматься поисками на вверенной ему территории? Или этот человек влиятелен, или же пообещал поделиться… чем-то.

Старая хэнё заметила его первой. Помахала рукой.

– А вот и наш Ён пришел! Заходи, чего ты там торчишь за оградой, жердь жердью?

Наш Ён! Молодой человек шагнул во двор, одновременно и раздосадованный, и странно согретый этим простодушным приветствием. Привыкает, что ли? И даже мелкая, тут же столкнувшаяся с ним в своем вихреобразном движении: «Вот вечно эти янбаны как встанут на дороге, не обойти их, не объехать! Здравствуйте, господин!» – тоже была привычной, как шум близкого моря за каменными стенами.

– Садись. – Старуха похлопала рядом с собой по отскобленному добела старому дереву террасы. – Ты сегодня ел? Ха На!

– Да ел он, ел! – буркнула пробегавшая мимо по близкой орбите мелкая. – Видишь, аж морда от жира лоснится!

– Ну ты, девчонка!..

Ха На зыркнула на бабушку и на самого Сон Ёна, но на следующем круге со стуком выставила перед гостем чашки с ячневой кашей, изрядно заквашенным кимчи и еще какими-то печеными кореньями. В иное время он бы скривился, а то и вскипел от негодования на такую непритязательную пищу, но… Теперь он знал, что ему отдают если не последнее, то предпоследнее. Да и вообще не в его нынешнем положении едой перебирать. Так что Сон Ён медленно жевал, глазел на девчонку – та носилась по двору, напевала, поглядывала косо. Не будь здесь бабушки, наверняка бы еще и рожи ему корчила. Слушал вполуха воркотню старой хэнё: про ноющие кости; про то, какое море нынешним летом холодное, а девчонки-ныряльщицы ленивые; что такому молодому рослому парню есть надо хорошо (против этого никаких возражений не имелось); про бесконечно растущие налоги… Встрепенулся, когда старуха заговорила о недавнем госте. Не поверил:

– Он что, хотел нанять для поисков мелкую?!

Девчонка подперла руки в боки, крикнула задиристо:

– А что? Я ведь получше многих аджум²⁷ буду!

Старая хэнё заградилась ладонью-дощечкой, шепнула ему:

– Я ей не говорю, но это истинная правда, – и грозно рыкнула на внучку: – Ну да, пустая телега всегда громче тарахтит! Что, уже весь горох перебрала?

Та скривилась, но отошла к столу с рассыпанными стручками. Впрочем, любопытное ухо все равно было нацелено в их сторону.

– Так что же он ищет?

Старуха помолчала, глядя пред собой слезящимися глазами.

– Слов было много сказано… но по делу считай ничего. Что-то на дне. Что-то необычное.

– Золото? Серебро?

Ха На бросила притворяться глухой.

– Он ищет камни. Драгоценные камни!

– Ну и шел бы себе в копи, – пробормотал Сон Ён. – Зачем в море искать?

– Всё думаю о том… – так же медленно продолжила старуха. – Что-то не по нраву он мне. Не хочу внучку к нему пускать. Уж лучше сама.

– А подать чем платить будем? Ты ж болеешь, бабушка! – прокричала девица от стола. – Он и кормить обещался, пока работать будем. Чего надо-то еще?

Старая хэнё придвинулась к Сон Ёну.

– Сынок…

Он моргнул, и догадливая старуха тут же поправилась:

– То есть молодой господин! Пригляделся бы ты к этому парню. Что-то с ним не так. Скользкий, как мокрая змея, – Сон Ёну тут же представился имуги, – и глаза опять же…