Наталья Шнейдер Хозяйка старой пасеки – 4

– Какая разница? – Я мягко высвободилась из ее объятий. – Когда два упрямых барана сходятся на узком мосту, неважно, кто кого первым боднул. Оба свалятся в реку.

– Да уж, упрямства вам обоим не занимать. Ну ничего. Лучшее средство от душевных мук – мозоли на руках.

И верно. Я мысленно перебрала список дел и, отринув все – подождут полдня, – направилась к дворнику.

– Герасим, научи меня ульи ладить.

Дворник на миг замер с поднятым молотком. Бывший староста Воробьева, работавший с ним рядом, перестал пилить, озадаченно глядя на меня. Герасим постучал указательным пальцем по лбу, тыкнул в меня, извлек из кармана церу, с которой теперь не расставался, но вместо того, чтобы писать, стал водить по ней пальцем, будто читая.

– Да я не о том, – отмахнулась я. – Я тебя научила теории. В смысле, какими должны быть ульи. Научи меня руками работать.

Вроде и невелика премудрость сколотить деревянный ящик с крышками. Однако и в этом хватало своих тонкостей. А главное – непривычная работа занимала не только руки, но и голову, не пуская в нее лишних и совсем ненужных мыслей. Там меня и нашел Нелидов с бумагами. Я была благодарна ему за это, как и за то, что он деликатно не замечал красных пятен на моем лице и опухших век.

Слава богу, у меня было слишком много дел и слишком мало времени для бесполезных страданий.

За обедом Варенька выглядела так, будто это была не скромная трапеза в деревне, а как минимум как прием у самой императрицы. Спина прямая, движения отточенные, вот только на лице застыло выражение странной решимости, а в глазах появился тот стальной блеск, что и у ее кузена.

Что эта девица опять надумала?

Марья Алексеевна тоже все замечала, но не торопилась расспрашивать, явно давая Вареньке самой начать разговор. Нелидов, чувствуя назревающее напряжение, так старательно смотрел в свою тарелку, словно впервые в жизни ел гречневую кашу. Я от души ему посочувствовала: мало ему хозяйственных забот, так еще и вокруг сплошная драма.

Когда подали десерт, графиня решилась.

– Марья Алексеевна, Глафира Андреевна, – начала она, и голос ее прозвучал на удивление твердо, почти официально. – Я хотела бы уведомить вас, что воспользовалась оказией и отправила письмо моему другу, Алексею Ивановичу. Я пригласила его посетить нас в Липках с дружеским визитом.

Она замолчала, обводя нас вызывающим взглядом. В наступившей тишине было слышно, как жужжит пчела, запутавшаяся в кисее занавески.

– Ты прекрасно знаешь, что твой кузен будет категорически против, – медленно произнесла Марья Алексеевна, не отрывая от нее взгляда.

– Именно поэтому я и пригласила Алексея Ивановича, – отчеканила Варенька. – Вы все – и Кир, и вы, и даже ты, Глаша, – судите о человеке, которого никогда не видели. Вы считаете меня глупым ребенком, неспособным отличить истинные чувства от фальшивых. Я хочу, чтобы вы увидели Алексея Ивановича своими глазами. Чтобы вы сами убедились, насколько он благороден, умен и как сильно вы все были несправедливы. К нему. И ко мне.

Значит, графиня разобиделась на вчерашнюю выволочку от Марьи Алексеевны и решила доказать, что нос у нее вполне дорос и она взрослая, умная дама, которая прекрасно разбирается в людях. И чувствах.

– Марья Алексеевна, а вы знакомы с Алексеем Ивановичем? – поинтересовалась я.

– Наслышана. Игрок и жуир.

Нелидов стиснул чайную ложечку так, что побелели пальцы.

– Вы несправедливы! – вспыхнула Варенька. – Вы тоже судите по мнению света, а свет никогда не способен оценить по-настоящему выдающуюся личность! Свет любит ординарных – покорных и посредственных, тех, кто не смеет ни выделяться, ни иметь собственного суждения!

– И к какой из этих категорий ты относишь своего кузена и князя Северского? – вкрадчиво спросила я. – Их обоих выбрало на должность дворянское собрание.

– Дворянское собрание – деревенские помещики! Они… – Она осеклась.

– Недостойны называться светом, – все так же вкрадчиво закончила за нее я.

– Я не то хотела сказать!

– Если спросишь моего мнения, Глаша, пусть приезжает, – добродушно улыбнулась Марья Алексеевна. – Нечасто в нашу глушь заглядывают столичные блестящие кавалеры. Один вон уехал… – Она подмигнула оторопевшей Вареньке.

Щеки зарделись.

– Пусть приезжает, – согласилась я.

Пусть Варенька посмотрит на него не посреди блеска столичного света, а в мирке, который стал ей привычен и понятен, среди людей, которых она все же любит и ценит, – иначе бы не старалась так доказать, что она права.

И мы посмотрим.

Лешенька не показался ни в ближайшие дни, ни на этой неделе. Мне было все равно. Потому что в назначенный день не явился и Медведев. Вместо него мальчишка, сын станционного смотрителя, привез письмо. Написанное корявым почерком с орфографическими ошибками. Но на ошибки мне было наплевать. А вот на содержание…

«Ваше благородие, Глафира Андреевна! Пишу Вам в великом смятении. Дорога на Липки, которая выглядела для меня путем радостным и прибыльным, нонеча стала непроезжей. Завелся на наших торговых путях не зверь лесной, а прямо Кот Баюн из старых сказок. Сидит высоко, речи сладкие ведет, да всякому, кто заслушается, сулит он погибель верную. Говорят, когти у него железные, и кто ему поперек дороги встанет, тому несдобровать. Я человек простой, сказкам тем не верю, да только и проверять на своей шкуре, правду ли бают, охоты нет. А потому сижу тихо и жду, пока найдется на того Кота удалец, что сможет его с высокого столба согнать.

Уповаю на Ваше благоразумие и прощаюсь в надежде на скорую встречу, когда дороги снова станут безопасны.

Нижайше вам кланяюсь, купец Медведев».

Я молча вручила письмо Нелидову. Внутри все клокотало от ярости. Этот… Кошкин, так его и разэтак, пытается перекрыть мне кислород. Чтобы у меня не осталось никакой возможности, кроме как пойти к нему на поклон. С его деньгами он может надавить на любого купца уезда.

Только ли купца?

Не может ли быть, что мое прошение «потерялось» в губернском суде не просто так? Помнится, Марья Алексеевна доходчиво объясняла мне механизм «подмазывания» правосудия. Не обязательно подкупать судью. Чиновники из низов, через которых проходит вся черновая работа с документами, получают жалование, недостаточное даже для нищенствования. А у них дети. И даже ничего особо незаконного делать не надо. Потерять прошение. Недоложить нужный документ. Перенести срок заседания суда.