Наталья Шевелева
Как обрести себя, сражаясь с монстрами в параллельной вселенной
Пыль. Розовато-пепельная, тонкодисперсная, нежная и шелковистая пыль пропитывала все тело, проникая под скафандр, оседая пленкой на волосах, на коже, даже на языке. На вкус она была чуть сладковатой, таяла во рту, растворяясь слюной, и питала тело, как роса питает по утрам листву и траву на Земле.
Была осень. Растения умирали, рассыпаясь в пепел, и этот дымчатый прах мотался по ветру, оседая на всем живом, давая пищу, стараясь напитать впрок, на недолгую зиму, на те несколько месяцев, когда растительность не могла существовать на этой планете. Зимой светило синее солнце, которое не давало жизни флоре, трава не могла дышать при его мертвенно-бледном свете. И местная фауна, включая занесенных сюда какой-то нелегкой людей, жадно впитывала эту водорастворимую сладкую пыль, готовясь к зимнему посту. Даже столовая воинской части не работала осенью, не было никакого смысла, все ходили и так сытые.
Натали несколько раз моргнула, чтобы убрать пыльную пленку с глаз, она мешала фокусироваться и разглядеть цель через прицел лазера. Насколько же проще было стрелять летом, когда воздух был чист и свеж, той кристальной прозрачной белизной, которая всегда напоминала ей раннее утро на своей родной планете.
Она вздохнула и опустила легкую винтовку на землю. «Ну, зачем нужно обязательно тренироваться в скафандре?» – мелькнула вялая мысль, и она раздраженно посмотрела на лежащий у ее ног шлем. Стекло было абсолютно непрозрачным из-за внушительного слоя пыли, которая была настолько невесомой, что взлетала облачком, стоило только чуть тронуть. Какой смысл в шлеме, если все равно ничего не видно?
Полигон был пуст. Натали беззвучно выругалась и опустилась на теплые пластиковые плиты, вытянув длинные стройные ноги. Она знала, что эти плиты на самом деле были белыми, немного молочного оттенка. Но сейчас все было перламутрово-серым, дымчатым и размытым.
Прислонившись спиной к панели, которая играла роль укрытия на тренировочном полигоне, она устало закрыла глаза. Уже через минуту ее лицо напоминало застывшую пыльную маску. Красивую маску со скорбно поджатыми губами. Опершись затылком, она подняла вверх лицо, словно пыталась разглядеть сквозь закрытые веки и миллиарды парсеков расстояния маленький голубой шарик в бесконечном космосе. Потом грустно усмехнулась, вызвав потрясение пыли, которая тут же окружила лицо легким облаком, нарушив четкость линий, и подумала: «А какая, собственно, разница? Даже если бы я смогла ее увидеть, это все равно не моя Земля. Это планета в параллельном мире, не в моем. Там нет тех, кого я люблю и кто мне дорог… Мне нужна совершенно другая Земля. Моя».
Растительная пыль потихоньку оседала, наполняя кожу сиянием, желудок сытостью, а легкие – кислородом. Голова же наполнялась воспоминаниями о том, как она попала сюда, какой непредсказуемый поворот колеса фортуны привел ее в этот мир, свел с Марком и превратил замученную жизнью и работой обычную земную женщину в легкого на подъем солдата космической гвардии…
ЧАСТЬ 1. Шаг в неизвестность.
1.
Тот день Натали запомнит навсегда. До мельчайшей детали, до малейшего оттенка сероватого снега под ногами, до тончайшего шороха заскорузлых, заиндевевших ветвей в старом парке. Народу было немного. Никому особо не хотелось вылезать на прогулку в такой ветреный морозный день. Ее же выгнало из дома чувство безысходности. Чтобы не вываливать его на сына, который тончайшим радаром моментально считывал ее состояние, она стала одеваться на пробежку. Хотя пробежкой это назвать было нельзя. Какая к черту пробежка, если тебе почти пятьдесят, и ты весишь под восемьдесят килограмм? Так, быстрая ходьба, чтобы совсем не зарасти жиром и не свихнуться в четырех стенах от тоски и одиночества. Видимо, свихнуться от того же самого на свежем воздухе было гораздо веселее.
Натягивая под теплые спортивные брюки старые рейтузы, она подумала, что их не хватит на всю зиму, такими потрепанными они уже стали от частого использования. Непонятного размера серая куртка, которая служила ей верой и правдой во все времена колебания ее веса, бежевого цвета шапка и шарф, которые делали ее невидимкой, настолько не бросались в глаза, варежки с милым цветочком, как будто нечаянно попавшие в этот гардероб. Куплены на распродаже в «Пятерочке», еще в прошлом году, как дань тоске по девичьим мечтам о красивых вещах.
Красивые вещи бывали в ее гардеробе очень редко. В непонятном детстве в большой семье, где все усилия сводились к тому, чтобы накормить, на «одеть» уже не оставалось так много средств. И три сестры донашивали друг за другом и за другими то, что еще можно было донашивать. В институтской юности наступило полное безденежье, начались подработки, доход от которых забирала мать опять же на нужды семьи, а заначка шла на сигареты, без которых почему-то не жилось. Работа тоже не принесла много радости, потому что в Советском Союзе получали все одинаково, а именно – очень мало. Кормились с огородов, на который она ездить категорически отказывалась, наломавшись на нем в детстве. Оттого была отлучена от семейной кормушки, а потому приходилось выбирать: или платье раз в год, или ужин каждый день. Часто платье перевешивало, и на ужин шел чай с сигаретой.
С мужем она познакомилась на работе. Он был маленького роста и какой-то безнадежный. Записанные на подкорке слова матери о том, что «Да кому ты вообще будешь нужна такая?» повели ее в ЗАГС. Душа первого ребенка была выкинута в космос мини-абортом на раннем сроке за ненадобностью мужу. Был запланирован переезд в Америку, нелегалами за заработком на свое жилье, которого не было ни у того, ни у другого, потому что родители были больше озабочены судьбами младших детей. Почему-то они полагали, что старшие выпутаются как-нибудь сами, и в той и в другой семье. Короче, они нашли тогда друг друга: два никому не нужных, неприкаянных, не знающих любви и потому не умеющих любить сами человека.
Два года в Америке принесли им малюсенькую однокомнатную в Москве, еще тринадцать лет совместной жизни в ненависти друг к другу и позднего ребенка. Натали растолстела, превратившись в тетку. Она уже не помнила себя ту, молоденькую и стройную, в берете и длинном осеннем пальто, которое превращалось в зимнее с помощью отпоротого от старого маминого пальто воротника из ламы. Именно тогда ее начали называть Натали, за экзотическую манеру одеваться и вести себя. Она стала много пить, курить же так и не начала после того, как узнала о беременности и бросила.
После очередного скандала с неврастеником-мужем, она сидела в квартире соседей, прижимая к себе сына, и разглядывала шрамы на своем теле, оставшиеся от прошлых стычек. Тяжко было слышать шепот соседей на кухне, она знала, что сейчас они предложат вызвать полицию, а она откажется. Потому что не хочет никого напрягать, и потому, что стыдно: видимо, с ней что-то не так, раз ее бьет муж.
Спустя еще два года, полтора из которых она провела по больницам с сыном, у которого на нервной почве началась астма, или в гостях у мамы, прячась от мужа, Натали решила, что с семейной жизнью пора заканчивать. Сыну на тот момент было восемь лет. Она очень сильно переживала, но опять же не за себя, потому что не считала себя достойной переживаний, а за ребенка, потому что лишала его отца. Расстраивалась она, однако, недолго. Ровно до того момента, когда сын сказал ей, с удовольствием обняв ее, засыпая:
– Мам, знаешь, какое у меня самое классное воспоминание? Когда мы ехали на машине из Москвы, а я лежал на заднем сиденье в одеяле и знал, что теперь у нас начнется новая жизнь.
Он заснул, а она еще долго плакала на кухне. От горя, что так ничего и не получилось в жизни, и от счастья, что нашла в себе силы хоть что-то изменить.
Шесть лет в родном городе пролетели незаметно. Она много поняла про себя, но по-прежнему жила по накатанной: для сына, для мамы и папы, которые старели, а потому требовали все больше и больше внимания и денег. Требовали в открытую, давя на все больные точки. В ход шли и «мы тебя вырастили», и «если я умру, ты пожалеешь», и конечно, бессмертное «ты нам по гроб жизни должна». Годы шли, Натали начала стареть, приближалась менопауза, кожа увядала, покрывалась папилломами и пигментными пятнами, пальцы на руках сковал ревматоидный артрит, суставы распухали и начали побаливать. От тяжелой работы, напряженных мыслей о будущем и неспособности расслабиться в настоящем, пришел первый инсульт. После него осталось ощущение тоски и вечного страха, что не успеет вырастить сына.
Пришлось бросить пить, но сердце и сосуды уже были обессилены многолетними возлияниями, отказываясь служить верно и исправно. Натали каждый день молила Бога, чтобы дал ей только дожить до совершеннолетия сына, потому что отдать его было совершенно некому.
В восьмом классе ребенок заявил, что ему здесь надоело, и он хочет в Москву. Заложив квартиру и взяв большой кредит на обустройство, Натали сняла двухкомнатную квартиру рядом со школой (потому что в однушке ее прЫнц жить отказывался), и устроилась туда же на работу, чтобы чадо взяли в эту престижную клоаку. Школа оказалась сущим адом по отношению к работникам, администрация и родители казались ей стервятниками, пирующими на душах учителей. И снова нелюбимая работа, старость и увядание, и полное, беспросветное одиночество…
Но самое плохое было не в этом. Самое плохое заключалось в том, что душа ее не старела. Душе хотелось петь и танцевать, пить росу и слушать, как шумит ветер перед восходом солнца. Душа стремилась к любви и свету, надеялась на счастье и ждала своего родного человека рядом. Душа не хотела видеть в зеркале стареющую, заплывшую жиром тетку в непонятной одежде, она тянулась взглядом к приличного вида мужчинам, которые, понятное дело, этих взглядов просто не замечали. Как не замечали и ее саму.
Именно тогда Натали и начала задумываться о том, а какая она на самом деле? Кто она? Что любит и чего хочет? Что ей не нравится и какой она хотела бы стать? Осознание того, что она прожила свою жизнь практически в анабиозе, стараясь угодить всем вокруг, кроме самой себя, практически сшибло ее с ног: две недели она провалялась в бредовом состоянии, до жути напугав ребенка.
По выздоровлению она стала понемногу приходить в себя, принимая заботу сына как должное. Стала приучать себя к мысли о том, что она имеет ценность сама по себе, а не как приложение к кому-то: как дочь, или жена, или мать. Пришло понимание того, что она в первую очередь женщина, но Натали пока еще не очень хорошо знала, что с этим делать. Как это – быть просто женщиной, она не знала. Стала учиться жить в мире с собой, знакомиться стала с собой заново, периодически обращаясь к себе маленькой, все еще живущей внутри нее с вопросом: «А чего тебе хочется?» Это было сложно, найти себя. Первое, что приходило в голову – поменять работу и квартиру, но было страшно решиться. Все еще грызла мысль, а вдруг не получится, и я подведу кого-нибудь?
Так сложно разрушить стереотипы, но она старалась. Пересмотрела свой гардероб, поняла, что стоит выбросить, а что купить. Но денег пока не было, а потому она стала просто ходить в парк, чтобы хоть что-то делать, хоть как-то идти вперед в выбранном направлении: сначала один круг, потом два, потом три…
Здесь это и произошло.
2.
Она уже заканчивала последний круг, ее лицо было красным от мороза и ветра, который особо свирепствовал здесь, на открытом участке рядом с замерзшим прудом. Неожиданно ей почудилось, что стало светлее, причем источник света был именно над гладкой поверхностью льда. С трудом разлепляя заиндевевшие ресницы, Натали повернулась и ахнула от изумления: в заснеженном воздухе парил шар, наполненный белым светом. Это было так красиво и так непередаваемо странно, что оторваться было невозможно.
Шар начал медленно приближаться к тому берегу, на котором стояла Натали. На минуту мелькнула мысль о том, что стоит отойти или спрятаться, но тут же исчезла. Видимо, ей так надоело всего бояться и жить в постоянном страхе, что верх взял здоровый авантюризм и тяга к неизвестному: а что будет, если? Кроме того, шар страха не внушал, хотя и становился по мере приближения все больше.
Вглядываясь в наполнявший его молочный туман, женщина начинала различать неясные, размытые картины. Они медленно сменяли одна другую, давая возможность внимательно разглядеть странную поверхность: то пустынную, то покрытую буйной растительностью непонятного, переливающегося цвета. Неизвестные ей существа, на вид довольно неприятные, если не сказать грозные, рыскали среди этих зарослей, неожиданно взлетая или совершая длинные прыжки. Вдруг живность насторожилась, а потом, как по команде ринулась в одном направлении. Проследив взглядом их путь, Натали вскрикнула и закрыла рот руками: живность охотилась на людей! Или наоборот. Пока было непонятно, но люди в скафандрах были явно вооружены. Они сбивали особо ретивых на лету и на скаку, а тех, кто осмелился приблизиться на расстояние огнемета, сжигали заживо.
Неожиданно все закончилось. Немое кино застыло в такую же немую картинку, приблизив лицо офицера в скафандре белого цвета, слегка заляпанного разводами зеленоватой то ли грязи, то ли крови жертв. Стекло его шлема было поднято, открыв взору сосредоточенное лицо бывалого воина, оглядывающего поле боя. Черные брови сдвинуты, темные глаза смотрят настороженно, готовые к любым неожиданностям, губы сурово сжаты. Легкая небритость придавала ему такое невыносимое мужское очарование, что Натали невольно вздохнула, с трудом сдерживая стон, настолько красив был незнакомец. Она с трудом перевела дыхание, холодные снежинки залетели в рот, заставляя опомниться. «Куда Вы, тетенька!» – с горькой иронией спросила себя пятидесятилетняя женщина, глядя на едва перевалившего тридцатилетний рубеж статного красавца.
Она хотела отвернуться, но не могла оторвать взгляд от картинки в шаре. Потом плюнула, и решила насладиться хотя бы тем, чем могла: красивым видом красивого мужчины. А он, зараза, исчез! Разочарованию Натали не было предела. Она пожала плечами и хотела двинуться прочь, но в этот момент в шаре появилось другое лицо: лицо старого, видавшего виды военного, покрытое морщинами и шрамами. Он пристально смотрел ей в глаза, губы его шевелились, но ни звука не проникало сквозь оболочку шара. Его слова проникали в мозг женщины каким-то другим, непостижимым образом. Это были даже не слова, а образы, ассоциации, понятия, о которых она прежде не имела ни малейшего представления. В результате этих хлынувших на нее видений, Натали поняла несколько вещей.
Во-первых, существовал параллельный мир, в котором люди жили гораздо дольше и достигли гораздо большего прогресса, чем на ее собственной Земле.
Во-вторых, этот прогресс увеличил продолжительность жизни людей и избавил их от болезней, вызвав перенаселение Земли и необходимость искать новый дом на других планетах.
В-третьих, это было успешно проделано много сотен лет назад и люди стали расселяться по многим удобным для их жизни планетам. Пока все было хорошо. Но было и в-четвертых.
Другие существа оказались менее проворными, но более кровожадными: высаживаясь на планетах, заселенных людьми, они спокойно уничтожали местное население, приспосабливали климат под свои нужды и методично размножались, заселяя все пространство, а потом летели дальше в поисках нового.
Была создана специальная армия из военных, но она перестала справляться с большим наплывом чужих. А гражданское население, привыкшее к спокойной жизни без болезней и потрясений, напрочь в большинстве своем отказывалось с кем-то там воевать. Добровольцев становилось найти все труднее и труднее. Тогда был создан этот так называемый шар с видео-роликом и запущен во многие параллельные миры, в попытках найти авантюристов и добровольцев там. И находилось довольно много людей, которые были недовольны своей жизнью, или просто хотели испытать что-то неизведанное. Дело пошло. Особенно, когда оказалось, что для многих людей огромным стимулом записаться в армию были деньги. Современные технологии и огромный запас богатств, созданных миллионами поколений, позволяли щедро оплачивать труд наемников.
Когда Натали увидела цифру, которая зачислялась на счет бойца за каждого убитого монстра, ее глаза расширились от удивления. Она была чуть больше ее месячной зарплаты. И это только за одного, причем не самого крупного!
Натали задумчиво покачала головой, отметая мысли о заманчивом путешествии за наградой в чужие пенаты: у нее был сын. Куда она от него? И тут же из белесого тумана материализовалась таблица с расчетами. Толком всего она не поняла, но ума хватило, чтобы сообразить: один год на той планете был равен минуте на ее собственной! Это здорово меняло дело, затея становилась не только заманчивой, но и довольно реальной. Она уже было шагнула по направлению к шару, как тут ее осенило: а если ее убьют? Тогда что? Ведь некому будет даже зайти к ней домой, чтобы сообщить ребенку о смерти матери – он просто будет ждать ее с прогулки до самого вечера, потом начнет беспокоиться и звонить отцу, от которого проку не было никакого, учитывая, что он был снова женат, а жена его отпрыска от первого брака терпеть не могла.
Натали застыла на месте, мысленно спрашивая шар и ожидая от него очередного быстрого ответа. Шар молчал. Он висел в полуметре над поверхностью снега, переливаясь беловатыми протуберанцами, и не издавал ни картинки, ни образа. Она поняла, что смерть – это вполне вероятное развитие событий и только ей решать, что с этим делать.
Все решила одна простая мысль: а насколько ее теперешняя жизнь лучше смерти? Вы, вероятно, уже понимаете, как она ответила на этот вопрос, учитывая начало этой книги.
Высокая, немолодая и полноватая, неброско одетая женщина входила в туманный белый шар в городском парке, и не было никого рядом в этот морозный, снежный и ветреный день, чтобы остановить ее или просто стать свидетелем такого странного явления. Как обычно, Натали была совершенно одна и приняла решение сама, тоже как обычно. В ее жизни не было никого, с кем она могла бы посоветоваться, никого, кто мог бы поддержать или помочь ей, никого, кто бы заботился или защищал ее. Чем такая жизнь лучше смерти? Она ответила на этот вопрос – шар мягко поглотил ее.
3.
Думая, что шагает в шар, Натали совершенно не ожидала, что очутится сразу же на той планете, которую видела на картинках. Она чуть не упала из-за разницы в уровнях зимнего парка и новой земли, но чьи-то руки подхватили ее, не давая приземлиться на пятую точку. Она повернула голову – рядом стоял совсем молодой солдатик, в коричневом комбинезоне с темно-синими нашивками на плечах и коротких рукавах. Его белесые брови удивленно полезли вверх, глядя на ее странный наряд и лицо, покрытое первыми заметными морщинами. Но он тут же спохватился и отдал честь: как позже узнала Натали, добровольцы здесь ценились, хотя с них и спускали семь шкур на тренировках и учениях.
– Белого Вам света! – Странно поприветствовал ее солдатик, стукнув пятками на манер бравых гусар восемнадцатого века, что совершенно не вязалось с футуристическим окружением.
Странность заключалась еще и в том, что голос звучал немного механически, словно говорил робот. «Неужели, андроид?» – мелькнула мысль. Присмотревшись, Натали поняла, что голос военного шел из маленького прибора, размером с небольшую блестящую монету, прикрепленного на кожу прямо на шее, чуть сбоку от щитовидной железы. Она растерянно кивнула, не зная как отвечать на местное приветствие. Потом попробовала общаться:
– Скажите, а куда мне надо…
Тот покачал головой, показывая, что не понимает ее, но потом указал рукой куда-то вперед, явно приглашая пройти в указанном направлении. И она пошла.
Ей становилось реально жарко, и она избавилась от шапки, выбеленные волосы выбились из под резинки короткого хвостика, темные корни были влажными от пота. Потом размотала влажный шарф, снег на котором давно уже растаял, пропитав водой ткань. Расстегнула куртку и хотела ее снять, но в последний момент остановилась, постеснявшись открыть миру вид на старенькую водолазку, бывшую когда-то черной, но от бесконечных стирок ставшую немного белесой.
Как во сне, шла Натали по белой дорожке, выложенной ровными пластиковыми плитами, рассматривая все, что попадалось ей на глаза. Куполообразные строения такого же матового белого цвета, как и тот шар, что перенес ее сюда, высокое заграждение где-то вдалеке, а перед ним – огромные ангары, мельтешащие повсюду люди и машины, которые напоминали земные джипы. Она поняла, что направлялись они к самому большому строению, над которым развивался снежно-белый флаг с каким-то рисунком, разглядеть который она не сумела. Солдатик прикоснулся рукой к небольшой панели на стене куполообразного здания, и часть стены бесшумно отъехала в сторону, открыв дверной проем.
Внутри было тихо. Это стало ощутимо особенно сильно, когда дверь за ее спиной так же беззвучно закрылась, отрезая ее от внешней суеты. Натали обернулась и поняла, что ее сопровождающий так же остался снаружи. Она немного постояла, не зная, что ей делать. Потом увидела, что на полу проявилась желтого цвета стрелка, указывающая направление. Женщина пожала плечами и медленно пошла по светлому коридору, догадываясь по наличию блестящих панелей через равные промежутки, что по обеим сторонам его были двери. Почти в самом конце она увидела проем, приглашающий ее войти внутрь. Колебаться уже не было никакого смысла, и она решительно вошла в небольшую белую комнату. И эта дверь закрылась за ней, отсекая прошлое, оставляя за бортом нудную и неудачную жизнь на Земле, спрятав ее от всего мира.
Здесь она, наконец, решилась раздеться, сняла и куртку, и водолазку, вытерла стекающий по шее пот, подула под мокрую футболку. Натали присела на кресло, которое вальяжно раскинулось прямо посередине комнаты и напоминало кресло в стоматологическом кабинете, и растерянно огляделась: что дальше? Неожиданно сверху раздался какой-то звук. Она подняла голову и увидела под потолком светящийся экран, на котором застыла картинка – лицо давешнего пожилого офицера, который соблазнил ее нырнуть в шар в поисках приключений и денег. Хотя нет, если быть честной с собой, то совершенно наоборот – сначала денег, а потом уже приключений.
Меж тем полковник (почему не генерал? Ей было все равно, она совершенно не разбиралась в званиях, нашивках и тому подобной военной чепухе) заговорил тем же механическим голосом, что и встретивший ее по прибытию солдатик. Теперь Натали могла разглядеть на его шее такой же блестящий диск.
– Белого вам света!
– И Вам того же, – успела она вставить в образовавшуюся паузу, пока не увидела в углу экрана быстро сменяющие друг друга цифры и не поняла, что видит запись. Еще бы, велика честь на каждого новобранца тратить свое время! Она снова прислушалась:
– …в нашей военной части! Мы рады каждому новому человеку, готовому встать в наши ряды и до последнего вздоха бороться за жизнь и процветание человеческой расы.
Натали поежилась. Фраза «до последнего вздоха» навевала очень черные мысли.
– Надеемся, что ваше путешествие было недолгим и приятным. Теперь же мы просим вас совершить омовение и надеть стерильную одежду. Просим учесть, что вода подается только в течение четырех с половиной минут, так как сезон муссонов давно миновал, а природные запасы воды на этой планете в нашем полушарии отсутствуют. Одежду оставьте на полу этой комнаты, пожалуйста. Снимите все украшения и отделяемые протезы, – эта фраза заставила задуматься, но ненадолго, так голос продолжал вещать.
– Мы продолжим наше общение ровно через шесть минут.
Картинка вновь застыла, а Натали решила поторопиться, понимая, что она только раздеваться будет дольше, чем полторы минуты, учитывая, что вся ее одежда от пота прилипла к телу. Быстро расшнуровав ботинки, она стянула с себя болоньевые брюки, потом носки, затем – старенькие рейтузы. Перед тем, как снять футболку, женщина замешкалась, прикидывая, стоят ли в помещении камеры. Потом решительно разделась до конца, решив, что ей уже все равно, она ввязалась в это дело и готова идти до конца. Украшений и отделяемых протезов на ней не было. Прикрыв одной рукой грудь, а другой низ живота, она проскочила в еще одну открывшуюся перед ней дверь.
Такое же округлое помещение, без полочек, вешалок, даже зеркала не было. Ей подумалось: «тоже мне, душ называется, ни зеркал, ни мочалок!» Но потом пришла в голову здравая мысль, что вряд ли ей захотелось бы очередной раз рассматривать в зеркале свое замученное лицо, толстые бока, складку жира на животе, которая нависала над безобразным горизонтальным швом от операции. Не хотелось ей видеть и многочисленные родинки, какие-то пятна, появляющиеся с каждым прожитым годом, заплывшие коленки и выпирающую косточку на ноге сбоку от большого пальца. Отросшие усики и две жесткие волосины на подбородке тоже особого желания разглядывать не было.
Пока она размышляла, сверху полилась вода. Это было так приятно, что Натали забыла обо всем и стояла, просто подставив лицо теплым струям, позволяя им смыть с себя накопившуюся усталость, грязь и тревогу. Мысль о том, что ей больше не нужно ничего решать, что теперь это будет делать за нее кто-то другой, а ей придется просто выполнять приказы, совершенно не думая и не отвечая за последствия своего выбора и своих поступков, была настолько освобождающей, что ей захотелось петь.
– Белые розы, белые розы, беззащитны шипы… – тихонько напевала она, поворачиваясь под тугими шипящими струями. Странно, но даже без мочалки и мыла кожа ее начинала скрипеть от чистоты и свежести омовения. Наверное, в воду что-то было добавлено, потому что пахла она тоже очень приятно.
Было немного жаль, когда все кончилось, и из отверстия в стене выехала вешалка с мягким огромным полотенцем и белым халатом. Натали закуталась в полотенце, схватила халат и выскочила в комнату. Как раз вовремя, потому что экран уже ожил и что-то вещал. Она поймала конец фразы:
– …ни о чем не беспокойтесь.
Она и не собиралась. Ей было настолько хорошо сейчас, душа наполнялась каким-то чувством освобождения. Казалось, груз забот смыло с нее ароматной водой. Она понимала, что сын ее дома, в безопасности, что здесь ей не надо притворяться, можно быть тем, кто ты есть на самом деле, вести себя естественно, не надо бояться начальства, больничного, администрации. На нее накатило чувство эйфории. Почему она не жила так раньше? Почему заставляла себя под всех подстраиваться, прислушиваться к чужому мнению, забивая обратно себе в глотку готовые вырваться слова правды? Почему глотала обиды и не давала отпор, а просто молча плакала по ночам в подушку от несправедливого к себе отношения? Почему прощала и позволяла обращаться с собой как с прислугой, как с домашним животным: подай, принеси, не мешай?
Сейчас она этого не понимала. Все казалось таким диким отсюда, издалека. Какое значение имеет чужое о тебе мнение, если жизнь одна и она – твоя! Никто не проживет ее за тебя. Как бы тебя ни критиковали, не они живут твою жизнь, так почему ты разрешала им лезть в нее и руководить, и командовать, и манипулировать тобой? Почему? Она спрашивала себя снова и снова и не находила ответа. То, что стало вдруг таким ясным и понятным здесь, напрочь ускользало от ее сознания там, на Земле, в ежедневной суете и погоне за чем-то, в вечной борьбе за существование.
Она прослушала почти половину из того, что говорил военный, но резко насторожилась, услышав:
– …лечь на стол и расслабиться. Мы погрузим вас в анабиоз, который продлится от трех до тридцати четырех дней в зависимости от вашего возраста и текущего состояния вашего организма. Самый большой срок занимает восстановление отсутствующих у вас органов, особенно конечностей. Вся остальная отладка работы человеческого тела занимает обычно меньше времени.
Вот блин, как тут можно расслабиться? Больше месяца в коме и они могут делать с ней, что хотят? А если ее просто пустят на органы, для этого и заманила сюда? Натали резко задрожала, обняв себя руками, чтобы не трястись от страха. Потом вспомнила упражнения и начала глубоко и ровно дышать, вдыхая воздух через нос, и выдыхая его через рот. Это немного ее успокоило и позволило включиться человеческому разуму, потеснив животный инстинкт самосохранения. Она никогда не умела доверять людям. Видимо, причиной было отсутствие умения слышать и доверять самой себе. В последнее время она очень много читала и слушала лекций по психологии, познанию себя, изменению отношений с миром. Она училась открывать свое сердце, понимая, что только так она сможет впустить в него что-то хорошее. Закрытое сердце было защищено не только от предательства. Любви в него тоже не было доступа. И она решила применить все прослушанное и прочитанное на практике. Не откладывая в долгий ящик, на потом, на «когда-нибудь», она решила начать доверять людям прямо сейчас, в этот самый момент. Было особенно страшно, под угрозой была сама ее жизнь, а потому ей казалось особенно важным сделать это именно теперь, в самой трудной для нее ситуации. И она нашла в себе силы решиться.
Прочитав короткую молитву, она прислушалась к себе и от всего сердца произнесла негромким хрипловатым от волнения голосом:
– Я доверяю вам, люди. Я хочу вам помочь, поэтому вверяю себя вам и отдаю свое тело в ваши руки. С любовью, – почему-то добавила она, и неожиданно почувствовала, как ее сердце наполнилось огромной теплой благодарностью. К кому? Она не знала, не понимала пока. Но мы-то знаем, что это ее бессмертная душа, находящаяся в заточении нелюбви долгие годы, вдруг ожила и ответила ей. Это была благодарность самой себе за попытку изменить свое отношение к жизни, за попытку вернуться к себе такой, какой она была создана изначально.
Она отбросила полотенце, надела халат и улеглась на стоматологическое кресло, которое дяденька в телевизоре назвал столом.
4.
Вновь раздавшийся с экрана голос заставил ее подскочить.
– Еще раз напоминаю, что на вас не должно быть ничего, что можно снять или отделить. Температура стола совпадает с температурой вашего тела, поэтому вы будете ощущать себя комфортно. Мы с вами увидимся после завершения процедуры. Белого вам света!
Пришлось снять халат и бросить его на пол. Поверхность стола действительно была очень теплой и Натали немного расслабилась. Но только до того момента, когда над ее головой открылся люк, из которого к ее телу потянулись блестящие змеящиеся шланги разной толщины и структуры. Огромным усилием воли она заставила себя остаться лежать на столе и не дергаться от каждого прикосновения. Хорошо, что это продолжалось недолго, потому что очередной шланг прыснул ей в лицо чем-то невыносимо сладким. И она моментально отключилась.
