Наталья Ручей
Плюс 15 ради успеха
Глава 13
Нет, кое-что мне все-таки удалось предвидеть. Например, то, что моделей на кастинг сегодня приглашали не стилист, фотограф или, как в нашем случае – служба охраны, а незнакомая ассистентка. А вот то, что она окажется упрямой и непреклонной…
– Вы не подходите, девушка, – едва мазнув по мне взглядом, сообщила она и удивленно всплеснула худыми руками, выдающими явное истощение. – Неужели вы сами не видите?!
Она кивнула вправо, где в паре метров от нас стояли пять пышных девушек и куда только что велели отойти и Ларисе.
– Посмотрите! – понизив голос, доверительно сообщила мне ассистентка и прервала мою просьбу на полуслове. – Неужели вы сами не понимаете, что вам с ними в разные стороны?!
– Не со всеми, – я попыталась перевести ее колкое замечание в шутку. – На знакомство с другими девушками не претендую, но среди них моя лучшая подруга.
– Ну да, конечно, не родись красивой… – пренебрежительно хмыкнула ассистентка и со значением покивала.
Я видела, как нахмурилась Лариса, услышав эти слова. Я видела, что девушки перестали разговаривать и теперь прислушивались к нашему разговору, бросая на Ларису косые взгляды. Вроде бы и сочувственные, а вроде бы и радостные, что сейчас говорят не о них.
Я стояла от барышень в нескольких метрах, но даже я ощущала неприкрытое ликование некоторых из них. И не хотела думать, что чувствует в данный момент Лариса. Да, она взрослая и уверенная в себе девушка, но иногда, вот так, ненароком, обидные слова задевают, и сильно.
Я знала. И ощущала почти ту же обиду, что и Лариса, потому что наша дружба была проверенной и настоящей. И потому, что этот укор она получила из-за меня. И терпит, молчит сейчас тоже из-за меня…
– Не родись красивой? – изумленно хлопнув ресницами, повторила я последнюю фразу за ассистенткой.
– Ну да, конечно, – покивала она, и вдруг ее глаза загорелись азартом, выдавая в худосочном теле, прикрытом дизайнерскими вещами, хоть какие-то признаки жизни. – Вы что же, не знаете эту пословицу? Жизненная пословица, да и совет очень дельный – «Не родись красивой, а имей страшненькую подругу».
– Хм, неплохо… – я сделала вид, что задумалась. – А вы сами данному совету следуете?
– Естественно! – женщина важно кивнула. – И сама следую, и вам советую, тем более что у вас уже есть…
– О, нет, нет! – я театрально всплеснула руками и прикрыла распахнутый в изумлении рот ладошкой. – Нет, у нас с подругой все не так, как у вас… У нас все более… натурально!
– Как это?! – поразилась женщина.
– Ну так… – сделав вид, что пришла в себя после сильного потрясения, пояснила я. – Мы с подругой предпочитаем дружить друг с другом. А не иметь.
– Эм-м… я…
– Вы не подумайте, – перебила я заикание ассистентки, – я вас нисколечко не осуждаю. Как говорится, у каждого свои вкусы и предпочтения. Но я все-таки за натуральные и естественные отношения, а не так… с подругой… да еще страшненькой… бр-р…
– Эм-м… я… – повторилась женщина и машинально потянулась ко мне рукой, когда я сделала вид, что поражена ее признанием и хочу уйти.
– Ой, нет! – отскочила я в сторону. – Простите, но я не по этой части! Я очень люблю мужчин. Очень!
Сделав опасливый шаг назад, я поняла, что во что-то уперлась. И прежде чем осознала, что это было, над моей головой прозвучал ядовитый вопрос:
– Всех мужчин?
И вот такой язвительностью были пропитаны эти слова, что мне даже голоса слышать было не надо. Увидь я эту короткую фразу на обычном листке, да даже на экране планшета, – я бы все равно догадалась, кто ее автор.
Ну да, вот так, видимо, расписали звезды и моя невезучесть… Но именно Матеуш Ковальских, а не кто-либо иной решил изобразить колонну, и не где-нибудь, а у меня за спиной.
– Не всех, иногда встречаются исключения, – обернувшись, я смогла не только выдержать его пристальный взгляд, но и спокойно продолжить. – Иногда они встречаются даже несколько раз за день.
По глазам Матеуша было видно – он прекрасно понял, что я имела в виду его. А еще было видно, что ему это не понравилось. Очень. И я уже морально подготавливалась к очередному его ядовитому нападению, но он ограничился ухмылкой и всего одним словом:
– Забавно.
А после устремил внимательный взгляд на побледневшую ассистентку.
– Матеуш Леслав-в-в… – заикаясь, выдавила она.
Мужчина перевел взгляд на пышных барышень и снова вернул внимание ассистентке.
– Передайте Владу, что когда кастинг закончится, я хочу с ним поговорить.
– Но… я… Матеуш Леславович, он не знает… он… Я не так хотела сказать… Он не знает, что я так сказала, он…
– Он ваш руководитель, – прервал Ковальских стенания женщины. – Он должен быть в курсе всего.
Более не глядя ни на кого, он достал из кармана брюк зазвонивший черный смартфон и, прижав его к уху, направился к выходу.
Второй раз за день я смотрела, как в дверях здания исчезает Матеуш. И очень сильно надеялась, что хотя бы сегодня мы больше с ним не пересечемся. И без того впечатлений хватало – и потом, он уже вышел на улицу, а холодом все еще веяло…
– Так… – проследив за его уходом, ассистентка встрепенулась и куда дружелюбней посмотрела на моделей. – Пойдемте, девушки. Пойдемте, мои красивые!
Девушки сильно хотели работать моделями, а потому легко притворились, что ничего не слышали и не видели. И не поняли – нет, не поняли, что ее фразы имели отношение не только и не столько к Ларисе, а ко всем, кто чуть-чуть больше весом. Они заулыбались – так же притворно, как ассистентка, и поспешно направились в указанном направлении. А Лариса, переглянувшись со мной, осталась.
– А вы что же? – елейным голоском поинтересовалась у нее женщина.
– А я не пойду, – вздернув подбородок, Лариса перебросила косу с одного плеча на другое и уверенно направилась в мою сторону.
– Но почему? – раздалось ей вслед удивление ассистентки. – Мне сказали: привести всех, и особенно…
– А потому, что я страшненькая, – со смешком перебила ее Лариса. – И я точно не ваша!
– Но карьера модели!.. – попыталась вразумить ее женщина.
На этот раз Лариса соизволила обернуться и вкрадчиво, копируя тех, кто любит раздавать никому не нужные советы, выдала совет личного производства.
– Бухгалтерия! – произнесла она практически по слогам. – Вот где стоит делать карьеру. А ломать себе ноги на каблуках, доводить себя до степени легко уносимых ветром… Это не для меня, простите. Это я оставляю красивым.
С гордо поднятыми головами под довольно жидкие, но все-таки аплодисменты охранников, мы неторопливо вышли из бизнес-центра. Важно спустились по лестнице, поймали попутку и сели в нее, не оглядываясь на здание, где работают странные люди, для которых значение имеет лишь внешний вид человека. И только тогда Лариса сняла с лица маску равнодушия и, взглянув на меня, поникшим голосом протянула:
– Прости, Ев, я тебя подвела…
– Не выдумывай, – отмахнулась я от ее покаяния. – Да, это полный провал. Но из всех моих провалов, он, пожалуй, самый веселый и быстрый.
– Значит, это повод для радости? – уточнила воспрянувшая духом подруга.
– Конечно! – заверила я.
И действительно пыталась хоть как-то повысить свое поникшее настроение, но, увы…
В результате моих стараний к вечеру наша квартира раздражала стерильным порядком, все листочки моего цветника были тщательно отполированы и, почти как зеркала, отражали свет. Лук на подоконнике, испугавшись, что с ним тоже проведут какие-то манипуляции, начнут приставать и тереть, а он и без того практически голый, – наконец-то выпустил зеленые стрелы. Но я чувствовала себя, как хлорофитум, пытающийся вернуться к привычной жизни, но пока увы и ах… ах и увы… увы и эх… фух и…
– Так, – устав от моих вздохов, Лариса отвлеклась от сериала, отобрала у меня хлорофитум, поставила его обратно на подоконник, попыталась им даже полюбоваться, но… не вышло. Тогда она перевела взгляд на меня и поставила перед суровым выбором: – Или присоединяйся ко мне и молча смотри сериал, или иди в спортзал: там твои громкие вдохи и выдохи будут уместны. Насколько я помню, это даже поощряется.
– Ну да, – согласилась я, – если дышать в определенном порядке…
– Вот и отлично! – обрадовалась Лариса и, считая, что выбор сделан, выдворила меня из своей комнаты.
Честно говоря, идти в спортклуб не очень хотелось: накатила апатия, все было лень, а там работают бессердечные тренеры, которые не дадут отдохнуть и поностальгировать. Там иногда такие мощные и изнурительные тренировки, что даже некогда думать, и вообще, последние две недели я прогуливала и знала, что расплата будет жестокой, и…
– А там на подоконнике лук появился! – приоткрыв дверь к Ларисе, закинула я тему для разговора и для моего шанса остаться дома.
– Ага, – откликнулась подруга, делая звук погромче, – почти неделю назад. Я в курсе. Я сама его посадила.
– Нет, я имела в виду, что там зеленый лук появился! – перекрикивая телевизор, внесла уточнение.
– Ага, – делая звук еще громче, отозвалась Лариса. – Когда вернешься из клуба, пожарим яичницу с зеленью!
И все.
И ноль внимания на меня.
Я так расстроилась, что машинально собрала в рюкзак спортивные вещи, переоделась, обула кроссовки и с мыслью, что никто меня не любит, никто не понимает и никто даже не замечает, что я ухожу, направилась к двери. Медленно, старательно шаркая по полу…
Неожиданно послышался быстрый топот, и в коридор выбежала Лариса. Считав настроение по моему лицу, она вместо того, чтобы уговорить меня остаться и отдохнуть, усмехнулась и выдала радостное напутствие:
– Иди-иди, Ев, соверши свой маленький подвиг!
– Никакого сочувствия, – притворно обиженно буркнула я.
– Ну, – развела подруга руками, – ты же знаешь мой принцип: киснуть надо не по жизни, а исключительно в ванне.
– А может… – обнадежилась я, но договорить не успела.
– Неа, – Лариса категорически покачала головой, – у меня сейчас будет перерыв в сериале, и я как раз планировала полежать, отдохнуть, побаловать свои многострадальные пятки. Так что ванна уже занята, прости. А спортзал тебе всегда помогает.
– Ты просто не представляешь, на что меня обрекаешь! – пыхнула я возмущением.
– Возможно. Зато я прекрасно представляю, как тебе это понравится после, – выкрутилась Лариса и мягко, но настойчиво выпроводила меня за дверь.
И дважды провернула ключ. И оставила его в замочной скважине. И ушла из коридора в ванную, как и собиралась. А оттуда наш тихий звонок даже не слышно…
В общем, после того, как мне не оставили ни единого шанса вернуться, я все-таки отправилась в спортзал. Он был организован при Доме Юношества и Молодежи, небольшим и не сказать, чтобы модным, но в нем были все необходимые тренажеры и работали хорошие тренеры. К тому же, наш институт покрывал половину оплаты – только ходи и получай удовольствие.
Правда, удовольствие почему-то приходило после тренировки, а не до. И самым сложным, несмотря на мое позитивное отношение к спорту, было привести себя в клуб. Из нашего института записаны были многие, более-менее регулярно появлялись не более трети, а постоянными считались около десяти человек.
Я полагала, что я в их числе. Тренеры полагали иначе…
И пока я бегала по залу со скакалкой и перепрыгивала через степы с бодибаром на шее, я была уверена, что они мне мстят за… ну, за разность представлений в таком элементарном вопросе. А вот потом, будучи доведенной до состояния расплавленного желе и поглощая на обычной лавочке специальный коктейль со вкусом пломбира, я испытывала и к ним, и к Ларисе огромную благодарность. Пусть даже за месть, потому что она была мне на пользу.
На душе лениво разливалось тепло, все ненужные мысли за час были распуганы звуком скакалки и моим тяжелым дыханием. Благодать… Умиротворение… Почти счастье…
– О, Ева! – женский голос, раздавшийся рядом со мной, заставил вынырнуть из нирваны и взглянуть на девушку, присевшую на скамейку. – Хорошо, что ты здесь. Большинство из наших я уже обзвонила, но по телефону – оно не так…
– Привет, – ответила я нашей старосте Марине Нефедовой и уточнила, устав от паузы. – Что не так?
– Да понимаешь… – она замялась, посмотрела в сторону и снова взглянула на меня. – В общем, Ев. Позавчера Тумачев… Костик Тумачев попал в аварию. У них, конечно, семья не из бедных, но мы все равно скидываемся, кто сколько может. Ты как?
– С вами, конечно! – не раздумывая, дала я согласие. – Скажи номер карточки – я перечислю деньги.
Мы с Тумачевым никогда особо не были близки, да и родители его «не из бедных» – это еще слабо сказано. Но в таких ситуациях отношения не выясняют, а деньги лишними не бывают.
Идя домой, я не раз мысленно думала о листочке, на котором Марина написала мне номер карточки. Хоть бы не потерять, хоть бы случайно не выбросить… Надо же… Веселый, беззаботный, безалаберный Тумачев, и авария…
Жуть какая.
Мои стенания на неудачу в сравнении с этой бедой – ерунда и кощунство.
Несмотря на вялость от тренировки, я ускорила шаг – не терпелось вернуться домой и помочь.
А вдруг на счету каждая минута, а я тут плетусь…
Глава 14
Лариса, заметив, с какой скоростью (и это после изнурительной тренировки) я пролетела мимо ее комнаты и уселась за ноутбук, проявила любопытство. А утолив его, настояла на том, чтобы я отправила часть денег и с ее личной карточки тоже. Костика Тумачева она не знала, но какое это имело значение, если человеку плохо, а она могла хоть чем-нибудь да помочь.
В итоге сумма получилась гораздо больше, чем я планировала, и вроде бы на этом можно было успокоиться, но…
Почему-то я успокоиться не могла.
Бродила по квартире, рассматривала с балкона затихающий к вечеру город, слушала жалобные стенания Мурзика, которого бабушки нашего двора, покормив и потискав, оставили под лавочкой ночевать одного. Я даже попыталась увлечься пятнадцатой серией Ларисиного сериала, но безуспешно. И снова вернулась к балкону, рассматривая, как медленно крадутся по двору железные «светлячки» – опели, мерседесы, обычные жигули, в темноте они все были одинаковы.
– Так, – следом за мной на балкон вышла Лариса, воинственно перекинула косу с одного плеча на другое и, требовательно посмотрев мне в глаза, спросила: – И что у нас происходит?
– У меня душа не на месте, – честно призналась я.
– А где она? – Лариса с усмешкой прищурилась. – Если с Костиком Тумачевым, сходи за ней и верни!
– Хорошая идея! – спохватилась я и поспешила уйти с балкона.
– Что, на ночь глядя? – растерянно идя за мной следом, пробормотала подруга. – А до утра никак нельзя… без души? Одну тебя не пущу, а переодеваться мне лень…
Ну да, конечно, пока я пребывала в терзаниях, Лариса успела облачиться в голубую пижаму. И понятно, что если бы я планировала уйти, а она не собиралась отпускать меня одну, ей бы пришлось одежду сменить. Но сейчас у нас была очень короткая прогулка – исключительно от балкона до кухни.
– Эй, ты ошиблась, – стоило мне открыть холодильник, встрепенулась подруга. – Там моя душа потерялась, а не твоя!
– Без паники, – успокоила я ее, – на копченую колбасу я не претендую.
За моей спиной послышался облегченный выдох. Ну да, конечно, вечер длинный, сериал в самом разгаре, рекламных пауз целое море, а за продуктами сегодня из нас никто не ходил.
Впрочем, мне удалось найти среди наших запасов куриное филе, кефир и пучок зелени. То, что надо! У меня даже настроение появилось.
– И что это было? – поинтересовалась Лариса, когда я закрыла холодильник, не взяв из него ничего. – И ради чего мы сюда пришли?
– Ради того, чтобы ты немного размялась, а я успокоилась. Хочу завтра проведать Костика.
– Завтра – это хорошо, – оценила подруга. – Завтра я тебя одну отпускаю.
Мы разошлись по комнатам, какое-то время я слышала шум телевизора, а потом уснула. Как в пропасть провалилась: ничего не помню из сновидения, только чей-то стон, протяжный и безнадежный какой-то…
Утром я встала рано. Лариса еще отдыхала после просмотра сериала, а я быстро приготовила филе в кефире и поспешила в больницу к Тумачеву. Староста немного удивилась, когда я сообщила о своем желании его проведать, но номер больницы и палаты выдала. А вот Тумачев при виде меня не просто удивился, а был явно шокирован.
– Соколова?! – выдавил он спустя минут пять.
За это время я успела вполне освоиться в одноместной палате – выложила прихваченные по пути бананы и яблоки в холодильник. Открыла жалюзи, чтобы в помещении стало светлее. Взяв пульт с кровати, переключила с бокса на канал о животных: Тумачев и без того выглядел помятым и побывавшим в неравной схватке с противником, а бинты на голове превратили его из шатена в блондина. Так что лучше посмотреть что-то миролюбивое.
– Соколова, – повторил пострадавший, когда я присела на край его кровати.
– Я это, я, – подтвердила с улыбкой. – Ты как?
– Ну… – он задумчиво потрогал бинты. – А ты зачем пришла? Пожалеть или позлорадствовать?
– Балбес, – беззлобно выдала ему свой вердикт. – Проведать тебя пришла. К тебе что, не приходит никто?
– Только мама и папа.
– Только! – хмыкнула я. – Теперь вот и я пришла. Так что давай, рассказывай, как докатился до жизни такой…
Преодолев удивление, Тумачев принялся рассказывать, что ехал на машине, было темно, он врезался в столб, и вот… А еще вскользь пожаловался, что в нашей группе много завистников, потому что кроме меня никто к нему не пришел. От меня он тоже, конечно, такого поступка не ожидал, но похвалил. Он так же сказал, что здесь скучно и ему не терпится скорее выйти из больницы и вернуться за руль. Конечно, машина пока в ремонте, но папа обещал, что это недолго, и вообще, может выдать другую. Он говорил, говорил, говорил…
А я слушала его и с каждой секундой от него отдалялась. И не понимала, что заставило меня сорваться с утра пораньше и прийти? Что терзало вчера весь вечер? Наше общение с Костиком ограничивалось приветствием и прощанием, и обе стороны это устраивало.
Я знала, что он не в ужасном состоянии, что о нем позаботятся родители, и… тем не менее, я пришла.
Ради чего? Обновить в холодильнике Костика фрукты? Продемонстрировать свои кулинарные навыки? Показать свое благородство? Кому и зачем? Тумачеву это неинтересно, мне также.
Странно как-то. Находиться здесь стало невыносимо, и я поднялась.
– Прости, мне пора, – попыталась улыбкой смягчить свой уход, но парень расстроился.
Его реакция стала неожиданностью для нас двоих. И слова, которые сорвались у него, думаю, удивили нас одинаково.
– Еще придешь?
– Да, – пообещала у выхода.
Выскользнула из палаты. Но оказавшись в коридоре, ощутила не облегчение, а пустоту.
Как будто я не сделала то, что должна была. Как будто я упустила кое-что важное. Но вот что?
Я уже подходила к лестнице, когда услышала чей-то окрик и непонятный шум. Обернувшись, увидела, как в палату, запыхавшись, несется молоденькая медсестра. Почти сразу за ней в ту же палату поспешно вошел мужчина в халате. Врач, скорее всего. Были слышны их разговоры между собой, волнение… И казалось бы, какое мне дело?
Но я притаилась. Стояла под стеной и ждала, когда кто-нибудь выйдет.
Ждала.
Сначала вышел мужчина. Отдав какие-то распоряжения, он затерялся в дали коридора. Потом из палаты вышла медсестра. Какое-то время она постояла на пороге и уже, видимо, собиралась идти на свой пост, но заметила меня. А я заметила в ее глазах печаль, а потом быструю вспышку – то ли радости, то ли надежды.
– Вы к мальчику? – спросила она.
– Нет, я приходила к Тумачеву, в восьмую палату. Он после аварии…
– Простите, – резким тоном, ничуть не напоминающим извинения, произнесла девушка и ушла на свой пост.
А я вдруг почувствовала тот же странный порыв, что и вчера, и направилась следом за ней.
Она заняла свое место, не обращая на меня внимания, принялась рассматривать какие-то карточки.
– Простите, – обратилась я к ней, а она даже головы поднимать не стала.
– Вы что-то хотели?
– Да. Я хотела бы узнать, о каком мальчике вы говорили.
Она подняла на меня глаза, качнула головой, словно поражаясь, что я вообще здесь делаю и какое право имею задавать ей вопросы. И, я видела, – уже хотела ответить какую-то колкость, но передумала.
– Я говорила о том мальчике, – сдержанно сказала она, – которого сбил ваш знакомый. Или он вам жених?
– Тумачев? – догадалась я, хотя в рассказе об аварии, который я недавно выслушала, не было даже упоминания о каком-либо мальчике.
– Значит, жених…
– А что с мальчиком? Как он? – не стала я углубляться в историю своих отношений с Костиком. – Я видела, что в палату заходил врач и… Может, нужна какая-то помощь?
И вот стоило произнести эти слова, как я поняла, что подтолкнуло меня прийти сюда. Не знаю, почему, но причина была именно в мальчике.
– Помощь? – удивилась медсестра. – Ваш жених отказался от какой-либо помощи, а мальчику не помешала бы любая. Хоть какая-нибудь. Ваш жених вообще заявил и выкрутил так, что он ни при чем. Не пил, не сбивал. А так, мальчишка сам кинулся под колеса. Да и что с него взять? Детдомовский. Родители умерли всего год назад, и он никак не может смириться. Почему бы не покончить с собой, в самом деле?! Все правильно! Все логично!
Девушку явно заносило на поворотах, но я молчала. И слушала. И позволяла ей говорить. И с ужасом узнавала историю десятилетнего Прохора. Еще год назад он был обычным мальчишкой, жил в обычной семье, в обычной квартире в обычном спальном районе нашего города. У него было все, как у всех: родители, друзья, родственники, приходящие в праздники. Но когда родители Прохора разбились на машине, оказалось, что теперь у него нет ни друзей, ни квартиры. И родственников, которые бы могли взять к себе и помочь в беде, тоже не было. Нет, его по-родственному устроили в приличный детдом, дядя сказал, что хорошо заплатил, чтобы все это сделать. Но это было последнее и единственное, что он сделал для мальчика.
Квартиру, где Прохор жил раньше с родителями, как-то быстро продали. Да, незаконно, но кого это волновало? Соседи повозмущались да и привыкли к новым соседям, а мальчик…
Он иногда сбегал из детдома, приходил на детскую площадку, садился на лавку и смотрел на окна бывшей квартиры. Допоздна. До боли в глазах. Так долго смотрел, что иногда казалось – могут и слезы навернуться, но…
Мальчики никогда не плачут. И он не плакал. Даже когда его привезли едва живого в больницу, и он случайно услышал, что нужна дорогая операция, иначе он не сможет ходить. Не плакал. Наоборот, утешал медсестру, которая переживала, что не в силах помочь: у больницы нет таких денег, а сама она зарабатывает копейки.
Он. Десятилетний мальчик, которого предали, утешал. А медсестра плакала. Она знала этого мальчика раньше, знала и его родителей, потому что жила этажом выше. И даже подумать никогда не могла, наблюдая изредка за семейным счастьем соседей, что однажды все обернется вот так…
А Тумачевы помогать отказались. Они ото всего отказались. И мальчика даже увидеть не захотели. Какой такой мальчик? А не было никакого мальчика.
А, между тем, мальчик был…
Рыжий, веснушчатый, симпатичный, с большими зелеными глазами, как у кота.
После того, как медсестра выговорилась, я попросила у нее разрешения познакомиться с Прохором. Она сказала: «Только если он сам захочет». И вот я уже с минуту стояла на пороге, смотрела на неподвижно лежащего мальчика – одного среди десятка других больных и такого солнечного, что щипало в глазах. Стояла и не решалась войти.
Что я ему скажу? Что спрошу? Как начну разговор…
Почему-то я жутко волновалась. А он вдруг повернул голову и разбитыми в кровь губами с улыбкой спросил:
– Привет. Ты ко мне?
– Привет, – ответила я и наконец сделала этот шаг, переступила через порог и приблизилась к мальчику. – К тебе.
