Наталья Пугачёва
Алтайская Дзевана
6. Первый поцелуй.
А Саша смотрит на меня снизу-вверх и медленно опускает меня, не отрывая моего тела от своего. И когда наши лица находятся на одном уровне, он целует меня быстро и нежно, боясь напугать и аккуратно ставит мои босые ноги на свои ботинки. Теперь я смотрю на него снизу-вверх.
Мы так и стоим, и смотрим, не отрывая взгляда друг от друга, пока на другом конце поляны, не возникает суета, потом раздаётся шорох и детский плач.
– Это медвежата. – улыбаюсь я, убирая ноги с его ботинок. Я присаживаюсь на траву и снова натягиваю носки, а затем одеваю ботинки.
Трава высокая, поэтому я их не вижу, но вижу, как начинает приминаться трава по направлению в нашу сторону. Саша тоже это замечает и напрягается. Я беру его за руку и начинаю гортанно клокотать. Шорох стихает, и всё замирает в поисках постороннего, нового звука. Тут раздаётся рык и движение возобновляется уже в сторону от нас.
Я поднимаюсь, а Саша притягивает меня к себе:
– Танька, ты очень красивая.
– Это тайга на тебя так действует, она сегодня тоже романтичная.
– Какая? – спрашивает Саша.
– Романтичная. То в лицо бросит порыв тёплого ветра, то аккуратно опустит лист береза незаметно на волосы, – и я убираю лист с его волос, – То ужонка разбудит, чтобы проверить доброту помыслов. – Но нам нужно идти, нам до темноты нужно добраться до лабаза на дереве. – говорю я так же тихо.
И мы идём, взявшись за руки. Осознание счастья медленно отпускает и на его смену приходит насторожённость.
– Ты стала нервничать, почему? Что тебя напрягает?
– Предчувствие.
– Сегодня?
– Мне кажется вообще. Хотя сложно пока сориентироваться. Судя по солнцу, мы идёт уже часов пять. И судя по всему Верный уже дома должен быть. Если они возьмут в деревне коней, их задачу это ускорит. Но если бабушка даст им Орлика, он их и коней приведёт в другую сторону. Но это в идеале. Но ведь все может пойти совсем по другому сценарию.
– Но ведь в деревне есть ещё и машины.
– Это бы нам помогло. Потому что не везде где идём мы, может проехать машина, но и хорошему поисковику нужно идти рядом с машиной, а в этом случае они сильно могут отстать.
– Значит будем рассчитывать на идеальный для них вариант. – говорит Саша, чуть громче положенного.
– Тише. Природа не любит посторонних эмоций. А тем более тайга. А мы тут по её правилам.
– Ты действительно веришь во все эти бредни?
– Если ты хочешь, чтобы у нас все получилось, оставь своё мнение при себе и у себя в Москве, можешь даже травить байки по этому поводу. Но на Алтае, будь добр, следовать нашим традициям и правилам. Тогда и Алтай тебя примет ещё не один раз, и даже защитит от зла, которое тебя преследует. – говорю я, выдергивая свою руку.
– Ты злишься?
– Нет. Мне многое не нравится. Но злость разрушает, поэтому, я от неё дистанцируюсь.
– А от меня?
– А к тебе меня почему-то притягивает. Хотя мы с тобой, абсолютно разные.
– Разное притягивается.
– Это в физике притягивается, а в жизни бывает по-разному.
– Мне очень сложно с тобой.
– Это временное, все закончится и все пройдёт. Но ты много болтаешь, а это отвлекает и не даёт сосредоточиться.
Когда мы подходим к месту, я прошу Сашу найти наше укрытие и так как я уже озвучивала ранее, что оно на дереве, он вглядывается в кроны деревьев. А я только стою и улыбаюсь.
Это укрытие нашёл отец, когда убегал от семьи кабанов. В лесу это самый страшный зверь летом. Он не бывает сытым как медведь в это время года, когда много ягод, грибов, ореха и сочных свежих корешков. Так же в лесу много мёда. А вот к кабану это не относится, он всегда опасен, потому, что в человеке видит прежде всего угрозу для себя и своей семьи.
Я показываю Саше каким образом забраться наверх, и мы комфортно располагаемся в кроне деревьев, которое так удачно организовала сама природа.
Я достаю наши припасы и раскладываю все на головном платке, который сейчас служит для нас скатертью.
Ужинаем мы молча, и я разливаю ароматный травяной чай из термоса.
Мы укладываемся на ночь, и Саша обустраивает комфорт для меня.
– Спасибо, – говорю я, – Но это лишнее. В этом месте спиться как сытому младенцу.
Саша не отвечает, но кладёт мою голову себе на руку и прижимается крепче, обнимая сзади.
Я улыбаюсь, мне приятна его забота, от него исходит уже родное тепло, а руки защищают от внешних проблем. Я моментально засыпаю, а просыпаюсь от его близкого дыхания. Видно во сне, я повернулась к нему лицом, и он тоже смотрит на меня.
– Ты почему не спишь? – еле слышно спрашивает он.
– Не знаю, просто проснулась.
– А я не могу спать рядом с тобой, ощущать тебя и не иметь возможности прикасаться и целовать. Не в моих это силах. Ты потрясающе пахнёт, травой и хвоей и это опьяняет. Ты очень красивая и тобой хочется любоваться, особенно во сне, когда ты искренне и чисто улыбаешься.
Я смотрю на него и мне хочется, все, ровно того же. Целовать и прикасаться, ощущать и вдыхать.
– Можно я тебя поцелую? Я ничего не сделаю, что не должен делать. Но не могу запретить себе целовать тебя.
А я сама уже тянусь к нему, за этой сладкой порцией его дыхания и губ.
– Ты потрясающая. Какая же ты потрясающая – шепчет он, целуя моё лицо, шею и снова впивается уже более страстно в мои губы.
Я вся горю от желания и удовольствия его поцелуями. Низ живота тянет, и я пытаюсь вытянуться, чтобы хоть как-то унять физическую потребность обладать этим молодым и красивым мужчиной. Мне хочется ощущать его руки на себе, хочется, что бы он целовал каждый сантиметр моего уже такого отзывчивого тела. И я чувствую, как он сдерживается в своих желаниях. Но я знаю, что это правильно. Что я ещё морально не готова отдаться такой взрослой, но уже такой соблазнительной жизни.
– Как же тяжело от тебя отрываться, – говорит Сашка разворачивая меня к себе спиной. Целует в шею и снова обнимает с большой заботой.
Я улыбаюсь счастливой улыбкой и снова засыпаю.
7. Погоня.
Просыпаюсь я от приближающихся мужских голосов. Поворачиваю голову на Сашу и вижу, что он не спит. Я не могу сейчас поворачиваться или делать минимальные движения, этого не заметят, но услышат звук сухих веток. А это непозволительно. Я прислушиваюсь и понимаю, что это охотники. Преследователи вели бы себя по-другому. Но местные охотники так далеко не заходят. Им достаточно отойти от реки, в глубь леса максимум на километр и вот он, весь зверь на любой вкус и цвет. Река ещё и хороший ориентир, для того что бы не заблудиться. А тайга, она очень коварная. Ты сегодня добыл себе пищу, а завтра тебя накрыл азарт. Ты забыл о нем, а тайга помнит. И вот тут уже Велес идёт по твоим следам. Он может не завтра тебя настигнуть, но своего не упустит, чтобы отомстить, за твою жадность.
Как правило охотники, так и не ходят, громко разговаривая, обсуждая бабский сплетни. Поэтому, скорее всего это люди местные, но засланные на разведку. А так как отца все знают, а бабушку уважают, охотники просто отрабатывают свой гонорар. Делаю я вывод. Если бы видеть их лица, я бы точно знала кто это и зачем тут. Но как я уже сказала. Я лежу почти на спине и не могу даже подумать о том, чтобы развернуться и посмотреть вниз.
Я смотрю на Сашу, а он внимательно разглядывает меня. Я прижимаю палец к губам, давая понять, что нужна полная тишина и он, моргая, показывает мне что он понял.
Когда голоса становятся еле слышными, Саша спрашивает:
– Нам нужно спускаться?
– Нет, мы дождёмся, когда они уйдут назад.
– А они уйдут?
– Конечно, они дали нам понять, что идут по нашему следу. И им нужно доложить, что они никого не обнаружили и следов не нашли. Как только они пойдут обратно, мы спускаемся и идём дальше. У меня только один вопрос, что дальше? Нужна цель, конечная точка к которой идти. Если просто плутать по тайге и запутывать их следы, этим можно заниматься очень долго. Но интересно бы понимать и их мотивацию твоего поиска. На сколько быстро они будут удовлетворены, что ты растворился или же они не успокоятся, пока не найдут тебя живым или мертвым. Мне не нужна твоя история, расскажи к чему мы должны прийти.
– И все-таки тебе не шестнадцать.
– Ты сейчас не о том думаешь.
– Мне нужно попасть в село Майма, там мои документы и путь отхода.
– Есть сроки?
– Нет.
– Тогда это сделать проще простого. Нам нужно много идти и мало отдыхать, по возможности. Мы выйдем к Майме сегодня к вечеру
– А ты хочешь поехать со мной?
– Куда? – спрашиваю я.
– В Москву.
– В качестве кого? Восемнадцатилетней любовницы? А что дальше, когда я тебе надоем, вернёшь обратно? Или там пристроишь?
– Зачем ты так? – спрашивает Саша.
– У тебя азарт приключений, необходимость выжить, в совокупности с романтическими обстоятельствами.
– А тебе не шестнадцать лет. – утверждает он понимая, что на этот раз, я сказала правду.
– Мне тридцать, и я Джеймс Бонд в юбке. – говорю я
– Так сколько тебе лет?
– Так зачем ты сюда заплыл?
И мы затихаем, слыша, как голоса приближаются и становятся громче.
– Как ты думаешь, может он пошёл в село Чоя – спрашивает громко первый мужчина
– Да конечно в Чою, туда дорога получше. «Нужно идти в том направлении», – говорит второй.
А я жалею, что не воспользовалась возможностью повернуться на живот в их долгое отсутствия и сейчас рассмотреть кто такие, а проговорила с Сашей. Но время упущено. А ним нужно выдвигаться дальше.
– К сожалению чай остыл, но он ещё вкусный. И есть немного бутербродов. – говорю я.
– Тогда давай позавтракаем и в путь, – предлагает Саша – А что за мужики были, ты их знаешь?
– Если бы я смогла увидеть их лица, то, наверное, узнала. Но у нас есть шанс, что они поведут наших преследователей по ложному следу.
– С чего ты взяла?
– Они знали, что мы где-то тут, поэтому сказали про Чою, вслух и громко, это село, достаточно большое, но в другой стороне.
– А откуда они взяли, что мы тут?
– Они не нашли дальше наши следы, поэтому достаточно быстро вернулись туда, где они обрываются. И я не подумала об этом. Можно было увезти их дальше и в другую сторону. Но тогда бы они не сообщили нам о своём планируемом направлении. Да и мы не знаем, смогут они убедить тех, кто их нанял. Но выдвигаться нам уже действительно пора.
– В Чою они не пойдут. – говорит Саша.
– Почему?
– Потому, что я оттуда и сбежал.
– Это меняет дело, значит всё-таки пойдут по нашему следу.
8. Первая взрослая любовь.
К обеду мы прошли достаточно большое расстояние и вышли на берег горной речки.
– Что за речка? – спрашивает Саша.
– Честно скажу, не знаю, тут их очень много, они горные, но почти все стекают в Бию. Тут они холодные, но чем ближе к Бии, тем теплее. Но и тут есть запруды на солнце, где можно искупаться в относительно тёплой воде.
– И у нас будет такая возможность?
– Если мы не устроим себе пляжный уикенд. То почему нет?
– У тебя есть с собой купальник? – загадочно смотрит на меня Саша.
– Конечно и даже шезлонги и зонтики от солнца.
Саша улыбается, своей очаровательной улыбкой.
– Пойдём, тут рядом есть запруда, там искупаемся и перейдём на другую сторону речки. – говорю я Саше, и он подхватывает рюкзак идёт в другом направлении.
– Сашка, нам в другую сторону.
Он подходит очень близко, ставит рюкзак на землю, берет меня за руки:
– Скажи ещё раз.
– Сашка, нам в другую сторону, – повторяю я, а моё дыхание тяжелеет как от слов, так и от мужской близости.
Мы набрасываемся друг на друга как изголодавшиеся влюблённые.
Мы целуемся и начинаем снимать друг на друге одежды в порыве одержимой страсти. В какой-то момент Сашка просит:
– Танька, останови меня.
Я уже прочувствовала вкус его губ, его поцелуев и глубокого, тяжёлого дыхания, которое возбуждает порой ещё сильнее, чем прикосновение. Но все-таки нахожу в себе силы:
– Сашка, остановись. – на одном выдохе шепчу я в надежде, что он никогда не остановится.
И он останавливается. Он долго смотрит мне в глаза, молча берет рюкзак и идёт в нужном направлении.
Когда мы доходим до запруды, Сашка раздевается, полностью не глядя в мою сторону, берет вещи и переносит их на другую сторону речки.
А я стою как заворожённая и смотрю на его полностью обнаженную фигуру сзади и еле сглатываю слюну. Он поворачивается и смотрит на меня находясь по пояс в воде. А я проделываю тоже самое. Раздеваюсь полностью и уже ступая в воду, вижу, как его зрачки темнеют, грудь поднимается от тяжёлого дыхания и судя по всему, холодная вода никак не влияет на его желание. Он подходит, забирает вещи и кидает их на другой берег. Потом оборачивается ко мне и прижимает к себе так сильно, что начинает хрустеть позвоночник. Он отстраняется, смотрит мне в глаза и произносит:
– Не могу больше.
И мы сливаемся в единое целое, не смотря на холодную воду и мелкую гальку под ногами.
И в этот момент вся природа замирает, прислушиваясь к стонам удовольствия двух влюблённых друг в друга молодых людей. Вода и фейерверк удовольствия скрашивают неприятные ощущения и все снова и снова взрывается от новых фееричных вспышек эмоций. Сашка подхватывает меня на руки, выносит на противоположный берег, ставит на ноги и не отрывая взгляда говорит:
– Никому, никогда тебя больше не отдам. Теперь ты только моя, слышишь? Навсегда и только моя.
– Навсегда, – повторяю я следом. Закрываю глаза и с сожалением продолжаю – Сашка, нам нужно идти.
Сашка тоже закрывает глаза и произносит так искренне:
– Не хочу, никуда не хочу. Хочу, как сейчас, мы вдвоём и больше никого в этом мире. – и он снова прижимает меня к себе.
– Впереди деревня, но там очень мало жилых домов, а жителей так вообще почти нет. Мы можем дойти до туда и передохнуть. В Майме мы можем быть сегодня поздно вечером или завтра. Все зависит от того насколько мы торопимся. – говорю я Саше.
– Можно я сегодня проведу эту ночь с тобой? – спрашивает Саша.
– Тогда нам нужно идти. – повторяю я.
Мы одеваемся и идём в направлении уже заброшенной деревни.
9. Помощь Умай.
Любовь притупляет чувство опасности и тревоги, потому что твоё сознание принадлежит ему, тому, кого ты выбрала, кем не можешь надышаться и даже просто оторваться от него.
Мы не торопимся, каждый из нас в тех недавних воспоминаниях близости и ощущении счастья. Поэтому в деревню мы заходим на закате. Каждому из нас хочется новых прикосновений друг к другу, страстных поцелуев и этих взрывных ощущений полного блаженства, поэтому мы заходим в ближайший дом и быстро располагаемся, чтобы вновь оказаться в объятиях друг друга. Мы успеваем расположиться, я на скорую руку накрываю на стол, а Сашка пытается организовать спальное место. И в этот момент заходят три взрослых мужчины в камуфляжах. Сашка хватает ружьё, но выстрелить не успевает, звучит опережающий выстрел, и Саша хватается за руку из которой оно и падает. Я рывком выбрасываю в стреляющего охотничий нож, который был у меня в руках, и мужик хватается за своё горло из которого уже хлещет кровь, но тут раздаётся новый выстрел, который мгновенно обжигает мне грудь, и я падаю. Сашка что-то кричит, но моё сознание начинает уплывать и последнее. Что я слышу.
– Подожгите тут все, что бы этих двоих никто не нашёл.
Я вижу старую, женщину. У неё седые волосы, длинные и собраны в какие-то косы, которые обрамлены серебряными украшениями с красными, желтыми и зелёными камнями внутри. Она красивая какой-то своей красотой. Как тот воск догоревшей свечи, который сам по себе прекрасен, но в нем ещё проступает и та красота, которая сияла и разгоняла мрак. Так и эта старая женщина, в ней чувствуется сила, былая красота и знания Алтайской земли.
Она наклоняется ко мне, что-то шепчет и вдыхает в мои лёгкие какой-то еле уловимый поток воздуха. Моё тело откликается на это, разрядом тока. И боль пронзает моё тело. Она повторяет это ещё два раза. И когда поднимает голову, я вижу вместо неё, свою бабушку, которая смотрит на меня и улыбается, а потом еле слышно произносит.
– Спасибо Умай, что вернула тебя.
Моё сознание начинает возвращать мне слух, и я слышу какую-то суету возле себя.
Я прикладываю огромные усилия, чтобы открыть глаза и когда мне это удаётся. Я вижу старенькую бабушку, сгорбленную, но в красивом платке и в халате до самого пола, подпоясанного фартуком.
– Пришла в себя, дочка? – спрашивает она.
А я не могу ей ответить, мою кожу чем-то стягивает и от этого мышцам лица становится больно. И такое же ощущение я чувствую по всему телу. Молниеносная боль, пронзает все тело, и я снова отключаюсь.
Когда я прихожу в себя в следующий раз, то чувствую на себе родные руки. Они втирают в мою кожу по всему тела какую-то мазь и от этого мне становится намного лучше. Уже нет этой резкой боли, которая разливалась по всем органам как молния и громом отзывалась в висках.
Я открываю глаза и вижу любимую бабушку Таню, которая мажет меня и шепчет, шепчет, шепчет с закрытыми глазами. Когда она открывает глаза, мы встречаемся взглядами. Она начинает улыбаться. И мне от этого становится на много легче.
Мне хочется задать ей много вопросов, но она прикладывает свой палец к моим губам и говорит:
– Тебе нельзя ещё разговаривать, это забирает много сил, а ты сейчас их должна копить и наращивать, что бы они помогали мне тебя лечить. Ты же знаешь, что слабого духом, лечить труднее, чем сильного. Все хорошо, Танечка. Вы живы, а это главное. – она дотрагивается до моего живота и снова повторяет – Все будет хорошо.
Она поит меня какой-то жидкостью и моё сознание начинает затуманиваться.
10. Анисья.
Я лежу в том доме и рядом со мной бросают мужчину, у которого горлом ещё стекает кровь. Сашу вытаскивают на улицу, а он пытается снова и снова заскочить ещё пока в открытую дверь. Он получает сильный удар прикладом и падает возле ног одного из мужчин. Второй обливает дом по периметру бензином и поджигает. Дом вспыхивает моментально, как спичка. И тут я слышу громкий крик – Таня!
Его снова бьют, и он заваливается уже на долго. Его подхватывают под руки и тащат в сторону леса, туда откуда мы пришли.
Я вижу, как дом одномоментно перестаёт гореть, когда к нему подходит старая, сгорбленная женщина. Она заходит в дом и тут же появляется, волоча меня. Она укладывает меня на траву и уходит, но тут же появляется с большим покрывалом, перекатывает меня на него. Подхватывает два конца и спокойно тащит по траве. В этот момент дом снова вспыхивает, а бабушка, повернувшись, плюётся в сторону огня и тихо говорит:
– Собаке, собачья смерть. – и продолжает тащить меня в сторону своего дома.
Я снова открываю глаза и вижу, как бабушка собирается снова мазать меня мазью. Она все ещё не разрешает мне говорить, показывая знаком и я снова пью какую-то жидкость. Но сейчас я не отключаюсь, а наблюдаю за её движениями. Вижу, как дверь открывается и входит эта сгорбленная старушка. Я улыбаюсь ей.
– Пришла в себя, внучка? – спрашивает она серьёзно.
– Пришла. – отвечает моя бабушка за меня.
– Ну и слава богу – и повернувшись к образам, креститься.
– Анисья, пойдём чай попьём, пусть Танька отдыхает. – говорит моя бабушка, обращаясь к сгорбленной старушке.
– Пойдём, пошваркаем – отвечает Анисья и смотрит на меня внимательно.
Они уходят в другую комнату, а меня начинает клонить в сон.
Когда бабушка разрешила мне вставать, я оглядела себя и ужаснулась. Моё тело было все в шрамах от ожогов. Я боялась смотреться в зеркало, хотя в доме ничего похожего не было. Когда я увидала своё отражение в воде, первая мысль которая пришла: – Зачем я ему такая. – и так мне стало больно от этого, что теперь плавилась моя душа, покрываясь такими же шрамами.
Когда я зашла в дом, бабушка все поняла.
– Ничего внученька, вас теперь двое, а красота ещё придёт. Будешь красивее прежнего.
– Бабушка, но в доме же небыло пожара. Полыхало только снаружи.
– Я просто не показала тебе, как облили тебя и этого ирода бензином и, так и лили, выходя из дома. А когда дом охватило пламя, огонь пошёл по пути, который ему указали. Хорошо, Анисья видела все, и как только эти душегубы скрылись, пошла огонь заговаривать, но ты уже успела обгореть. Ну а остальное ты все видела сама.
– А Саша где? Что с ним?
– Жив твой Саша. Где, где, в Москве своей, где ему быть. Они же его в зад и притащили, ну а я их усыпила, да и спрятала его. Бандиты конечно деревню перевернули с ног до головы, но не нашли его. Убивался он по тебе, страсть как убивался. Но я ничего ему не сказала, что ты жива. Сами потом разберётесь. Он хотел было назад кинуться, к тому сгоревшему дому, но я запретила. Он через неделю и уехал, кто-то за ним приехал и увёз его.
– Это даже хорошо, что он думает так, что меня больше нет. Не нужно ему смотреть на это уродство.
– Вроде ты в меня, Татьяна Владимировна даже, а дура ещё, дурой. – говорит бабушка. – С лица то воды не пить.
А я машу рукой с мыслью, – много ты знаешь про них.
– Да куда уж мне то старой, жизнь то ты прожила, а не я. – говорит она обиженно.
А я подхожу и целую её в щеку, – Прости Ба. Я как всегда не права.
– Жизнь, Танька, она штука сложная. Соломы стелить не хватит. Но поверь мне, старой. Все будет хорошо. Ребёночка мы и сами поднимем.
– Поднималки не хватит – вставляет, ворча Анисья – Не лезь, со своим сами, вот они-то пусть сами и разбираются. А то ишь, сами.
И моя бабушка замолкает. Я даже удивляюсь тому, что она слушается Анисью и не перечит.
Через неделю бабушки засобирались в Каначак. Бабушка Таня, позвала бабушку Анисью к себе жить. И та согласилась.
– Бабуль, а ты сама как сюда попала? – спрашиваю я.
– Так Анисья позвала.
– Пешком что ли пришла?
– Да ты чего, я сроду не пройду столько. Меня Орлик и привёз.
– А Орлик где? – спрашиваю я.
– Так тут пасётся и табун привёл. Все здесь. Даже Верный тут где-то был.
Я снова выхожу на улицу и вижу, Верный сидит и лапой морду прикрывает.
– Верный, ты чего, а?
А он смотрит на меня и начинает ползти. Подползая, кладёт свою морду мне на ногу, как будто прощение просит, что не уберёг.
Орлика я звать не стала, а вернувшись в дом, с порога бабушке заявила:
– Бабуль, я домой на Орлике поеду.
– Вот ещё, чего удумала. С нами поедешь, на машине, через Балыксу. Хоть и круг, но мне спокойней.
– Пусть едет, – говорит Анисья и подходит ко мне близко – Оставь все воспоминания там, где были. – и тихонечко ладонью отталкивает мой лоб. А следом целует его.
Бабушка молчит, а я опять удивляюсь тому, что она Анисье не перечит.