Поздно вечером позвонила соседка Татьяна. Часто всхлипывая, скорбным голосом сообщила:
– Женя умер! Соседи нашли. Смотрят, давно не выходит. А на двери замка нет, значит дома (у Жени дверь запиралась по-старинке – на навесной замок). Зашли к нему, а он лежит, – и зашлась в рыданиях.
Конечно, я сильно расстроилась. Женька, ему было около пятидесяти лет, жил недалеко – через два дома. Родители и старший брат умерли, вёл хозяйство один, был не женат по причине аутизма и пристрастия к выпивке. Всем помогал в период огородной страды и по ремонту домашней техники. Денег брал немного – по-соседски.
– Татьяна, не плачьте, – стала её успокаивать, – давайте завтра встретимся и решим насчёт похорон.
На следующий день всем посёлком поняли, что из родных хоронить Женю некому. А когда такие обстоятельства – нет близких и некому позаботиться о данной процедуре, обычно не церемонятся: закапывают в общей могиле под безымянным столбиком с длинным номером. Представив это, стало не по себе, затем и вовсе жутко, поэтому начала разговаривать с соседями, что Женю надо похоронить «по-людски». Татьяна меня поддерживала и помогала всем, чем могла. Мужчины наши отправились в его дом и, как потом не раз рассказывали, паспорт хозяина будто прыгнул им в руки. Если бы не нашли документ, пришлось смириться и со столбиком, и безымянной могилой. Отложив дела, оформили нужные документы, на что потратили несколько дней. На поселковом собрании долго решали, что делать с Жениным прахом. Одни предлагали развеять где-нибудь на сопке или в море, другие – оставить в крематории, а на собранные посёлком деньги хорошо помянуть покойника. Подумав, я сказала:
– Когда каждый из нас умрёт, наш прах тоже развеют, не похоронив, а на могильные деньги устроят веселье.
Все в замешательстве замолчали, долго глядели друг на друга, принимая единственно верное решение – хоронить Женю только рядом с родными.
Утром мы с Татьяной направились искать могилы Жениных родственников. Три раза вдоль и поперёк обошли поселковое кладбище. Даже наткнулись на брошенные и забытые всеми братские могилы воинов, с облезлыми, накренившимися памятниками, упавшими на них ветками деревьев и яркими в прошлом красными звёздами. Вот она, бесславная слава! Когда-то сражались за Родину, геройски погибли, а теперь – в общей могиле с покосившимися регалиями…
Захоронений родителей и Жениного брата мы так и не нашли. В учётной книге смотрителей было пусто. Тут же увидели среди старых могил снесённый ржавый памятник, он валялся невдалеке, одинокий, никому не нужный, и на том месте проходили свежие похороны. Стало понятно, почему наши поиски не увенчались успехом: здесь, похоже, не брезговали «вторым этажом». Тем более, для праха глубокой ямы не требуется. Женька вряд ли тщательно следил за могилами родных, потому заросшие высокой травой холмики применяли вторично – рачительно и по-хозяйски. А ведь не прошло и десяти лет. Не найдя законного места, мы сообщили об этом соседям. Опять долго думали, строили разные предположения, что делать с Женей, лежавшим в виде небольшой кучки пепла в керамической, тёмно-коричневого цвета урне с узким горлышком. И снова начались разговоры, что прах надо развеять, а на оставшиеся собранные деньги крепко помянуть. Мы с Татьяной были непреклонны в своём первоначальном решении. Мужчины глядели недовольно, медленно почесывая затылки. Затем, отбросив сомнения, направились договариваться о предоставлении бесплатного места как для местного жителя. Смотрители сначала отбрехивались, как могли, но им напомнили, что почему-то сравнительно свежие могилы Жениных родственников бесследно исчезли, и… тут же для нашей процессии нашли свободный уголок. Мы сами выкопали ямку, забили столбики, закрепили памятник с табличкой… Я не могла и слова вымолвить – не было сил от душивших меня слёз. В голове крутилось как пластинка: «Вот и вся жизнь. Жил человек, теперь его нет. Осталась маленькая кучка пепла»… Помянули Женю вкусными бутербродами, салатами и виной с водкой – собранных по-соседски денег хватило на всё. Вспомнили, как Женя в посёлке был самой популярной личностью – ни одна огородная суета не проходила без его участия. В таких ситуациях я не умею складно говорить, но вихрь моих мыслей в тот момент был только о добрых Женькиных делах и сколько с его помощью сделано на нашем участке. Я и сейчас, проходя по саду, как будто заново вижу низко согнувшегося соседа, тщательно подбирающего каждый камушек для аккуратно строящейся им дорожки… Когда у нас цвели лилии, каждую любил тягуче понюхать, осторожно дотрагиваясь до восковых лепестков. Возле него постоянно крутились собаки всей округи, радостно виляя хвостами-колечками и падая ниц на передние лапы. Он требушил их загривки, вычёсывал старую шерсть, приговаривая при этом: «Ах, вы хитрые!»; озорно щурился и одну за одной курил самые дешёвые сигареты…
Иногда заезжаю на кладбище. Навожу порядок, кладу цветы и становится понятно – могила не брошена. Недавно кто-то привёз мелкого щебня. Не стала спрашивать, кто из соседей это сделал, ни к чему. Стало приятно, что помнят этого одинокого и светлого человека.
Утро сразу не задалось: проснулась с ноющей головной болью, перед глазами всё кружилось, и периодически скакали тёмные мушки. Видно менялась погода. А мне надо в банк. Благодаря свободному рабочему графику в случае необходимости я могла поездку и отложить. Напилась таблеток и легла отдыхать. У мужа тот день наметился выходным. Почти заснув, услышала крик. Не понимая из-за чего шум, попросила супруга выйти на лестничную площадку и послушать, откуда он доносится. Через несколько минут муж примчался в возбуждённом состоянии, при этом отрывисто, одними подлежащими, выкрикивал: «Жгут! Бинт! Зелёнка!» и, не разуваясь, стал нервно перебирать аптечную коробку. Поняв, что произошло нечто чрезвычайное, я молниеносно собралась и начала помогать в поисках. Прерывающимся от волнения голосом муж произнёс: «Машу, дворничиху, порезали. Лежит у нас в подъезде, кровь во все стороны, надо срочно остановить!» Не найдя медицинского жгута, схватили пояса от халатов, водку и побежали вниз по лестнице. Оба понимали, что счёт идёт на секунды. Маша лежала на спине, из её руки кровь резкой струёй хлестала по потолку и стенам. Такого я раньше никогда не видела. Приблизившись к женщине, супруг закрыл своей рукой рану, смоченную горячительной жидкостью, на второй, на животе, не значительной в сравнении с первой, лежала её ладонь. «Я же говорил тебе, лучше руку зажимай, а не живот!» – с досадой произнёс муж. Перевязав и крепко перетянув Машину руку выше локтя, подложила ей под голову книги, которые в суматохе захватила с собой – первое, что попалось на глаза. Почему-то запомнилось название одной из них – «Энеида». Муж всё это время плотно держал рану. Примчалась дочь Маши, ей было около семнадцати лет, – маленькая, худенькая девчушка. От вида крови она чуть не упала в обморок, затем стала пронзительно плакать и кричать, из-за чего раненая пришла в себя и начала биться в истерике. Мы успокаивали уже обеих, говорили, что всё будет хорошо, и они успеют погулять на свадьбах своих многочисленных детей и внуков. Если будут голосить, сил не останется, а силы в той ситуации были жизненно необходимы. Убеждала Машу, как умела: «Помнишь, как рожала? Помнишь, надо было молчать, чтобы малыша не напугать? Вот так и сейчас – терпи. Скоро приедет доктор и поможет тебе!» Её чёрные восточные глаза были громадными и мутными от страха и слёз. Кто это сделал с ней, мы не спрашивали, но в один из моментов Маша схватила меня окровавленной рукой и стала быстро-быстро шептать: «Это он, муж мой. Шёл за мной, я успела в подъезд забежать, хотела к вам, думала, успею, но нет, был с ножом, приготовил заранее…» Сказав всё это, впала в полузабытьё… Дочь, не переставая, продолжала плакать, временами переходя на скулящий вой, и дрожа всем телом. В такой ситуации человека необходимо переключить. Оказав первую помощь, мы с мужем стали торопить девушку с сообщением в скорую и родственникам. В больницу она боялась звонить, ещё и по-русски плохо говорила. А вот родные пообещали подъехать быстро. Вытерев об одежду руки от крови, я набрала номер скорой, но все машины были на выезде, ближайшая могла прибыть не ранее, чем через час. Спросила у дежурной, что делать в нашем случае, правильно ли, что с силой зажали раны и крепко перетянули руку. «Да, верно, но туго перевязывать можно не больше часа. Кровь обязательно должна поступать к конечностям», – ответили мне. И на этом спасибо, как говорится. Несколько раз бегала домой за новыми бинтами и тряпками – вокруг было залито алой с оранжевым отливом кровью. Вскоре приехал брат Маши. Вместе аккуратно отнесли и положили женщину в его машину, сами поехали следом.