Наталья Михайловна Куртова
Кулёма
Кулёма
Часть первая
Кулёма не говорит
Тайна Кулёмы
Её папа был художником. Он носил на лице бороду, на затылке – хвостик, на шее ─ чёрный платок с белыми слониками, на ногах – красные ботинки с подошвой, как гусеницы танка. Поэтому, когда у него родилась дочка, он назвал её Акулиной. Потому что у его дочки должно быть самое необыкновенное, самое редкое имя! Мама переживала, как же девочку называть дома – не Кулей же, в самом деле. Вот мама говорит дочке: «Скажи «МА-МА»!», а дочка пузыри пускает и смеётся в ответ. Мама смотрит на неё и говорит ласково: «Ну, ты и Кулёма!» Или поставит перед дочкой чашку с молоком, а дочка чашку перевернёт, хлебушек туда покрошит и дует на крошки – в кораблики играет. Мама увидит это безобразие и воскликнет с умилением: «Ну, ты и Кулёма!». Так и прилепилось к ней – Кулёма. Ну что делать – Кулёма, она и есть Кулёма!
Кулёма росла, и вместе с ней росла одна большая проблема. Кулёма не говорила. Ни «мама», ни «папа», даже «агу» не хотела говорить. «Подождём ещё немного, заговорит, как миленькая!» – утешал папа себя и маму. Ждали-ждали, дождались, что уже и в школу девочке пора, а она не разговаривает. Пошли к доктору. Кулёма показала доктору язык, на просьбу «что-нибудь порисовать» – нарисовала строение дождевого червя и схему круговорота воды в природе. У доктора запотели очки, он их протирал, протирал пояском от белого халата, а потом и говорит: «Думаю, у вашей девочки есть свои причины не разговаривать. Наверное, тут кроется какая-то тайна». Кулёма внимательно на него посмотрела – он оказался подозрительно догадливым для доктора. У неё, действительно, была своя тайна. Она понимала язык предметов. И у неё было так много работы – ведь она всем нужна, просто нарасхват! Тут не до разговоров!
Взять хотя бы эти капризные цветные карандаши. Как тут уснешь, когда они полночи пищат из коробки: «Нам холодно!». А другие ворчат: «Нам жарко!». Пришлось Кулёме разбираться. Холодные цвета – это синие и голубые. А тёплые – красные, желтые и оранжевые. В коробке карандаши лежали по цветам – синие рядышком с голубыми, красные – с оранжевыми. Тогда Кулёма переложила карандаши так, чтобы холодные и теплые лежали вперемешку. Пусть холодные под бочком у тёплых погреются, заодно и тем, кому жарко – поостынут.
А фломастеры! Ну, забыла как-то Кулёма надеть на фломастер колпачок. В принципе, колпачок сам виноват – оказался слишком любопытным и закатился под кровать пообщаться с потерянным тапком. А фломастер без колпачка просто заболел, стонет: «Я выдыхаюсь, я выдыхаюсь!». Пришлось Кулёме поискать беглеца. После этого случая Кулёма каждый вечер выстраивала фломастеры в ряд и делала перекличку – все ли фломастеры ложатся спать со своими колпачками? Понимаете, как много у Кулёмы забот?
Самой хитрой была одежда. Она всё время мялась! Вернее, это только сначала Кулёме казалась, что она хитрая. А оказалось, что одежда мялась хоть и нарочно, но не из вредности. Просто она хотела, чтобы её погладили. Ну не хватало ей тепла и ласки! Кулёме было так жалко одежду, что она потихоньку от мамы залезала в её шкаф и тщательно мяла её платья и кофточки. «У нас что, домовой завёлся?» – удивлялась мама и начинала гладить платья и кофточки на радость Кулёме.
Вещи время от времени ломались. Иногда случайно, иногда от плохого обращения, иногда от старости. Но Кулёме казалось, что чаще всего они прикидываются, – ну, чтобы на них обратили внимание. Например, старый деревянный стул с гнутой спинкой. Кулёма любила на нём раскачиваться. А папа ругал её: «Перестань, это тебе не кресло-качалка! Сломаешь или упадёшь!» И стул скрипел ещё сильней, чувствуя папину моральную поддержку. И нарочно поскорей ломался. Тогда папа брался его ремонтировать, и стул довольно ухмылялся, корча Кулёме рожи из-за папиной спины. Но однажды мама сказала, что этот стул – уже не стул, а рухлядь, и что его пора выбросить и купить новый. Видели бы вы, как стул перепугался! Стоял себе, тише воды и ниже травы. И сколько бы Кулёма на нём ни раскачивалась – исправно работал как кресло-качалка и даже ни разу не скрипнул.
А подушки?! Кулёма пришла к выводу, – что все подушки немножко сумасшедшие. Ещё бы! Они всё время подсматривают у людей их сны. Как тут не сойти с ума! Вот и приходилось Кулёме сидеть и слушать рассказы подушек. Тогда они успокаивались и больше не грозились порвать себя в пух и прах. Им и надо всего-то – чтоб их выслушали. Так немного! Но кто, кроме Кулёмы, мог бы это сделать?
Самая морока была с часами. Они висели на стене в детской. Большие, ярко-оранжевые с белыми стрелками. Вот эти стрелки и не давали Кулёме покоя. Их было три. Коротенькая и толстенькая – часы показывает. Эта часовая стрелка самая ленивая – еле-еле передвигается. Самая тощая и шустрая секунды отсчитывает и бегает по циферблату, как угорелая. Как только у неё голова не кружится?! У Кулёмы вот кружится, когда она на секундную стрелку долго смотрит. А минутная стрелка, длинная и стройная, – самая нервная. Её все раздражают. Секундную стрелку она обзывает холериком или холерой – когда как. И всё время учит её жизни. «Поспешишь, – говорит, – людей насмешишь!» А на часовую стрелку шипит: «Как же ты меня бесишь, флегма недоразвитая!». Кулеме не все эти слова понятны, и иногда она так устаёт слушать их бесконечные ссоры! Тогда она встаёт на стул, дотягивается до часов и вынимает из них батарейки. Папе приходится новые батарейки вставлять и соглашаться с мамой – может, и вправду, в доме завёлся домовой, который питается батарейками? «Ну конечно, батарейки ведь очень питательные, раз на них всё работает!» – совсем не удивляется мама. А папа удивляется: «Железная женская логика!». Как жалко, что у них и на самом деле не завёлся домовой! Кулёма могла бы с ним подружиться.
Попили чайку…
Кулёма частенько оставалась дома одна. У её няни Вероники Альбертовны всё время что-то случалось. То трубы дома прорвутся, и она весь день ждёт сантехника. Куда прорываются её трубы – Кулёма могла только догадываться. Ей представлялось открытое космическое пространство, а сантехник рисовался Кулёме героем в космонавтском шлеме, который каким-то чудесным образом предотвращает вселенскую угрозу прорыва труб Вероники Альбертовны. То её прихватит Радикулит. Тут фантазии Кулёмы развивались в жанре фильма ужасов. Радикулит имел семь противных пупырчатых щупальцев с присосками на конце. Эти щупальца сжимали несчастное тело Вероники Альбертовны и не пускали её к Кулеме. В этот день Вероника Альбертовна не смогла прийти, потому что ждала мастера стиральных машинок, и Кулёма была более-менее спокойна за судьбу Вселенной и за здоровье Вероники Альбертовны.
Мама Кулёмы работала в Офисе. Кулёме так и не удалось понять, чем она там занимается. Но Офис представлялся ей огромным роботом в сером костюме, с белой тростью и светящимся голубым огоньком во лбу. Вместо сердца у него был Блок Питания, который питался энергией офисных работников, делая из неё свежевыжатый сок, – ну, а как иначе объяснить, что мама приходила с работы «выжатая как лимон»?
В этот день Кулёма решила сделать маме приятный сюрприз. Она заварит чай и напечёт оладушек. А когда мама придёт с работы уставшая, как выжатый лимон, – вот она обрадуется, что можно посидеть, попить чайку с оладушками!
Кулема достала из шкафа новую пачку чая и высыпала её всю в заварочный чайник. Заварка почему-то не умещалась в чайнике, как только Кулёма ни утрамбовывала её пальцами и локтями. Кулёма задумалась о причинах такого явления, но тут же догадалась – чаинки были слишком крупные! Она достала блендер, чтобы их измельчить прямо в чайнике. Блендер оказался каким-то бешеным, и чайник внезапно раскололся на две части. Чаинки и чайная пыль от работы блендера оказались на столе. Кулёма аккуратно стряхнула их на пол. Деревянный стол недовольно заворчал, что пыль въелась в его поры и ему трудно дышать. Кулёма не очень поверила ему на слово, потому что деревянный стол был большой привереда, и сбегала за лупой. Под лупой Кулёма, и впрямь, увидела чайную пыль. Она вздохнула и пошла в туалет за чистящим средством. По телевизору она видела рекламу, что оно само всё чистит, нужно только открутить крышечку и налить побольше на стол. Но что значит вредный характер! Как только Кулёма полила деревянный стол чистящим средством, он завопил, запищал и завизжал как резаный, – что ему больно, что ему щиплет. И, главное, краска со стола стала на глазах лопаться и облезать. Кулёма знала, что лучшее средство от всех болячек – это йод. Она достала из аптечки бутылочку с йодом и вылила его на деревянный стол. Кстати, стол был коричневый, поэтому йод прекрасно подходил ему и по цвету. Стол, конечно, покряхтел, покапризничал, но довольно быстро успокоился и, обессиленный, затих. Теперь можно было браться за пол. Кулёма пошла за пылесосом. Тут, наверное, нужно сказать пару слов о самом пылесосе. Кулёма с ним дружила. Он был сорванцом с большим чувством юмора. С ним было весело! А мама была к нему слишком строга. Только пылесос протянет свой любознательный хобот куда не надо – она тут же на кнопочку нажимает, и пылесос мгновенно засыпает, как убитый.
Вот начала Кулёма пол на кухне пылесосить. А пылесосу скучно чайную пыль собирать, стал он к занавескам тянуться. Занавески на кухне были весёленькие – с цветочками, листиками и шишечками. Протянул пылесос свой хобот к занавеске – начал с краешка, потом вошёл во вкус, и вдруг – занавеска сорвалась с карниза и мгновенно исчезла в животе у пылесоса, даже не успев ойкнуть. А что вы хотели? Сколько раз мама просила папу как следует повесить занавеску. «Она же на волоске висит!», – говорила мама. А что такое волосок для пылесоса? Но Кулёма всё равно расстроилась. И кухня без занавески выглядела расстроенной. Пришлось делать вскрытие пылесоса и разрезать бумажный мешок, где хранится пылесосова пыль. Кулёма без труда достала занавеску, но за компанию наружу и вся пылесосова пыль вылезла. Ровно в эту минуту пришла с работы мама. «Эх, жаль, не успела оладушки испечь!», – подумала Кулёма.