Наталья Михайловна Аристова
Дом для моей Марты
Счастливый день в жизни Гения
Гений не спеша оделся и, покуривая сигару десятилетней выдержки, неторопливо спустился по лестнице. Утомленная собственной старостью, лестница лишь еле всхлипнула под каблуками его туфель, бесстыдно увенчанных пряжками из чистого фальшивого золота.
На улице все было спокойно: водитель троллейбуса привычными движениями соскребал с шины буроватую слякоть свежей еще плоти, которая в ответ нагло шипела и бессильно пыталась кусаться; два сонных ГАИшника загоняли раскаленных морских ежей под ногти проехавшему под сиреневый свет (тот энергично торговался из-за каждого градуса); компания мальчишек весело палила друг в друга из двенадцатиствольных винтовок – судя по грохоту, с усилителями. Скука.
Насвистывая модную мелодию, Гений вошел в затемненный лабиринт метро. Свернув, как обычно, в один из узких поворотов налево, пройдя еще шестнадцать развилок и собираясь по привычке свернуть на семнадцатой, чтобы выйти к платформе и сесть на поезд в двадцать девять-девяносто утра, он вдруг вскрикнул от острой боли в районе левого уха. Ощупав это место, он с досадой обнаружил, что уха на месте нет: пальцы бессильно скользнули по гладкой и липковатой поверхности. Гений грязно выругался и сел на корточки, чтобы на ощупь найти пропажу и пришить ее тут же на место; иголку с ниткой он на такой случай всегда имел при себе.
Однако рука его в темноте наткнулась на что-то гораздо мягче, чем ухо, и главное, существенно большего размера.
– Ой! – услышал он женский шепот. – Осторожнее, здесь сталактит.
– Сталактит? – удивленно переспросил Гений.
– Ну да, – ответила женщина, – и очень острый. Не знаю, чем их тут натачивают. Он порезал мне шляпу. Не могу теперь найти от нее ленточку и брошь.
– А, понятно, – догадался Гений, – это он снес мне ухо. Оно вам, кстати, нигде тут не попадалось?
– Ах, так это было ваше, – разочарованно констатировала женщина. – А можно я оставлю его себе?
Гений не нашелся, что ответить.
– Понимаете, моя племянница была бы просто в восторге! Я как раз ехала к ней на день рождения и не знала, что подарить. А тут вдруг… так удачно, вы понимаете? Я ведь могла и не говорить вам, что нашла его, правда? Давайте так и считать, что не сказала, хорошо?
Гений колебался, что ей ответить, и уже почти решил согласиться (его отличала исключительно глубокая внутренняя доброта), как вдруг прямо на него безмолвно свалился какой-то тучный, судя по весу, господин. Придя в себя через пару секунд и поправив строгий малиновый галстук в форме полужабо, которым он втайне очень гордился, Гений ощупал тело падшего господина, которое не подавало признаков жизни по причине аккуратного прореза верхней части черепа. Быстрым и точным движением Гений отгрыз теперь уже не нужное господину ухо и, схватив под локоток свою незнакомку, с криком Бежим! поволок ее в сторону платформы, поскольку врожденное чувство времени подсказало ему, что до двадцати девяти-девяноста оставалось никак не более восьми с половиной секунд.
Уже в поезде, при достаточном освещении от небольшой ручной гранаты он разглядел свою спутницу. Ее однотонный черный костюм из фуфайки и юбки мог бы показаться слишком кричащим, если бы не торчащие из-под него зеленые резинки от бледно-голубых чулок, под цвет глаз. И хотя на ее растрепанных, туго скрученных волосах вопиющим образом отсутствовала шляпа, в целом он остался доволен увиденным.
– Гений Александрович Раздолбай, профессор изящной мегафизики, – галантно представился он.
– Эльза Шлюшко, – ответила девушка и робко протянула руку для пожатия. Только тут Гений разглядел, что ей не было еще тридцати у нее большая грудь. Утро начиналось приятно.
– Если я смею просить Вас о такой мелочи, Вы не могли бы вернуть мне мое ухо? – поинтересовался он как бы невзначай, протягивая ей взамен ухо тучного господина, – Я бы, конечно, мог оставить себе этот экземпляр, но мне кажется, именно он больше понравится Вашей племяннице.
При виде сокровища, застенчиво жмущегося к краю ладони Гения, в глазах Эльзы мелькнул жадный огонек: еще бы, ведь в ухе профессора были всего четыре серьги из обычной фальшивой платины, а в ухе, доставшемся от тучного господина, никак не меньше шестнадцати, и три из них очень крупные. Почувствовав к себе такой интерес, ухо очаровательно улыбнулось и отвесило почтительный поклон. Обмен состоялся.
Пристроившись в углу вагона на ящике с боеприпасами, Гений достал из кармана зеркало в раме из заморенного дуба и занялся пришиванием. Эльза помогала ему, обеспечивая непрерывность освещения. У нее был портативный гранатомет.
Они вышли вместе на площади Поражения и нерешительно остановились. Гений судорожно искал предлог, чтобы задержать девушку или хотя бы узнать ее адрес; Эльза же вычисляла, как быстрее добраться до лаборатории и отдать на анализ собранную ею тайком кровь из гениева уха. Все предыдущие анализы ее знакомых показали несовместимость с ее параметрами, но почему-то сейчас она была убеждена в успехе и заметно нервничала. Наконец, после короткого обоюдоприятного разговора и двух-трех нежных ударов по вконец распустившимся почкам они разошлись, договорившись встретиться в кафе Дистрофик в половине семнадцатого.
На работе, в Совместном российско-американском мегафизическом университете (СРАМФУ) Гений Александрович быстро поднялся к себе в лабораторию и, вдохновленный многообещающим знакомством, насвистывая приблизился к установке. Материала к ней давно уже не было из-за недостатка доноров, но сегодня стать донором мог и он сам. Подышав несколько минут в специальную трубку, он экстрагировал почти миллиграмм субстанции счастья и сунул ее под микроскоп. Как всегда, субстанция напоминала сперму и излучала синеватое свечение. Гений Александрович с досады плюнул себе в карман: ничего нового, лучше бы он оставил свое счастье внутри и наслаждался им, как все нормальные люди. К тому же, зачесалось пришитое ухо.
Гений подошел к телефону и набрал по местной связи номер отдела снабжения. Как обычно, ответили ему на чистом американском диалекте, который он совершенно не знал:
– Hello!
– Здравствуйте, я Раздолбай из лаборатории счастья. Мне нужно полведра спермы.
– What? Pool, water, spearmint? (Что? Бассейн, вода, перечная мята?)
– Полведра спермы. Или хотя бы канистра.
– Can, Easter? (Жестянка, Пасха?)
– Ну или тогда пришлите сюда порножурнал и пару студентов.
– What? Well, man, I dunno whatte hell you're talkn' `bout. Maybe couple'v girls `nstead? (Чего? Слыш, мужик, я ни хрена не секу о чем ты. Может, лучше пару девок, а?)
– Да пошел ты к черту, америкос проклятый! – и Гений повесил трубку. В лаборатории сгущались тучи, и самая черная из них уже начинала биться в окно. Гений снова плюнул в карман, где уже проклевывались чахлые ростки, и заторопился в соседний корпус, где он читал лекцию.
Студенты уже успели собраться, и Гений Александрович исподлобья оглядел толпу. Россиян от американцев отличить по одежде становилось с каждым годом все труднее: у всех одни и те же вызывающие темные костюмы и некрасивые гладкие прически. Все-таки вкуса молодежи не достает, – подумал Гений, с удовольствием поглядывая на собственные розовые шорты и зеленый пиджак с оранжевыми концентрическими ромбами, – зря они отвергают классику.
Гений достал небольшой ершик и прочистил горло.
– Тема нашей сегодняшней лекции Особенности социогуманитарной счастьепередачи в этнокультурном гносеогенезе неоцивилизированной сообщности ассимилированных индивидуумов, – начал он. – Проблема счастьепередачи является одним из ключевых столпов открывающейся нам двери в созвездие нарастающих общецивилизационных ценностей с упором на гносеогенез, социополонез и этномайонез диверсификационных конвекций, воспринимаемых как изнутри, так и извне изучаемых концепций излучаемых перцепций. Перцепции при этом выступают как основные субъекты и субпродукты качественно новых в количественном отношении турбулентностей первопричины вторичного оборота третичного периода четвертичного распада пятиступенчатой очистки шестизначного разряда. При перивичной счастьепередаче происходит частичное отслоение и выброс энергетической матрицы в область информационной дистрибуции радикалов, подверженных эрготизации, эррозии и эритромицинизации отдельными техникалиями.
В аудитории нарастал мерный гул. Американские студенты, не понимавшие в лекции ни слова, болтали по мобильным телефонам, смотрели легкое классическое порно по своим порнотативным телевизорам, несколько пар и троек занимались сексом. Гений Александрович вытянул шею, чтобы посмотреть, пользуются ли они презервативами: если да, то как бы эти резинки потом заполучить для экспериментов со спермой.
Студенты из России старательно записывали слова профессора, лишь время от времени отвлекаясь для кратких, но эффективных перестрелок, на что Гений Александрович смотрел сквозь пальцы. Пальцы, которым доставалась львиная доля зрелища, презрительно морщились. Лев, в свою очередь, был рад от своей доли отделаться – он на лекции вообще не ходил.
Российским студентам профессор сочувствовал: они все-таки слушали и записывали, пока американцы балдели. При этом шансы на успешную сдачу были у них не выше, поскольку экзамены в СРАМФУ принимал профессор из Америки, он спрашивал все по-английски. Поэтому Гений Александрович старался делать лекции как можно короче, чтобы россияне не напрягались напрасно.
Через пятнадцать минут Гений уже собрался свою речь закруглить, однако в последний момент передумал и завершил ее эффектным острым углом, возле которого пришлось поставить загородку, чтобы при выходе никто не поцарапался.
Украдкой подобрав с пола презервативы с ценным донорским наполнителем, Гений вернулся в лабораторию. Несмотря на то, что тучи тем временем успели вылететь в окно, оставив в нем прореху, которая еще не успела зарубцеваться и в которую задувал несносный ветер, Гений тут же сел за изготовление субстанции.
Он ссыпал все сперматозоиды в одну большую колбу (некоторые из упрямства пытались сопротивляться, но на резине без когтей долго не удержишься). Затем в ту же колбу стал аккуратно добавлять свет от синей лампы, постоянно сверяя оттенок с образцом под микроскопом, пока не добился нужной интенсивности свечения. Опытный образец был готов к испытаниям.
– Ну что, ребята, кого из вас осчастливить? – улыбаясь, Гений подошел к клеткам. Первый шприц он всадил морской свинке и посмотрел на часы. Через двадцать секунд морская свинка сдохла. Гений нахмурился и плюнул в карман. Это совпадение, – решил он и перешел к клетке с другой свинкой, на этот раз сухопутной. Сухопутная окочурилась через полминуты, но это тоже ничего не значило – ничего кроме того, что животных больше не было. Следовало перейти к опытам на человеке.
Гений закатал рукав, но делать внутривенные уколы самому себе он не умел. Пришлось закапать субстанцию в нос, а заодно и в глаза и уши. Это оказалось ошибкой, поскольку несносные сперматозоиды тут же начали строить у него в глазах рожицы и другие неприятные сооружения, а также шептать на ухо всякий словесный мусор. К тому же оказалось, что от синего света они слегка опьянели.
Гений прилег на колченогий диван и начал равнодушно ждать счастья или смерти, но поскольку на пару часов он нечаянно задремал, установить, испытал ли он то либо другое, впоследствии никто не смог. Впрочем, если бы он умер, об этом сообщили бы газеты.
Проснулся он отдохнувшим и как раз вовремя, чтобы встретиться в Дистрофике с Эльзой Шлюшко.
В кафе было немного тесновато, поэтому официант усадил их на плиту между конфорками, что, впрочем, придало встрече дополнительную теплоту. Эльза торжествовала: анализы крови показали их полную совместимость, и ей не терпелось ему об этом сообщить. На Эльзе была новая шляпка из прелестного листка вареной капусты с орнаментом из бисера и верблюжьей колючки, и Гений невольно залюбовался. Он страшно гордился тем, что в свои неполные восемь лет от роду сидит в кафе с такой красивой женщиной.
– Хотите, я куплю Вам пирожное? – все еще немного смущаясь, спросила Эльза.
– Пожалуйста, если оно не возражает, – так же робко ответил Гений.
– А какое именно?
– Ох, какое само захочет, я не против. – Потрясенная его добротой, Эльза еще раз удостоверилась в правильности своего решения.
– Послушайте… – неуверенно начала она, постепенно набирая уверенность из чашки в рот и глотая ее, – я тут провела некоторые тесты… Вы знаете, Вы вполне могли бы стать моим сыном.
– Н-да… но… – Гений удивился. Он как-то не думал о ней в этом смысле, – но как Вы это узнали?
– По анализу Вашей крови. Вы уж простите меня, пожалуйста, но я поимела наглость и сцедила немножко из Вашего уха… Вот она, эта наглость, она мне вообще-то больше не нужна, – сказала Эльза, выкладывая из кармана маленькую, некрасивую, сморщенную наглость, которой уже явно пользовались не один раз. Оказавшись на свободе, наглость неожиданно перепрыгнула в стакан к одному пьянчуге, который выпил ее и тут же стал требовать ящик водки за счет заведения, за что официант пригвоздил его взглядом к стене вместо мишени для дартс. К нему тут же выстроилась очередь из людей с дротиками, ножами и другими острыми предметами, причем все мечтали попасть в адамово яблочко. Эльза и Гений немного поучаствовали в общем веселье, но когда бедолага перестал при попаданиях издавать всякие смешные звуки, им быстро надоело и они вернулись на плиту.
– Так вот, анализ крови показал нашу с Вами идеальную совместимость… Это в первый раз из тысячи! – Гений знал, что она немного преувеличивает, но даже воткнув в нее несколько вилок и выпытав коэффициент пересчета, он был удивлен. Как человек науки, он не мог не считаться с лабораторными данными. К тому же, Эльза ему все больше нравилась.
– Я согласен, – сказал он после краткого трехчасового раздумья, в течение которого Эльза любовалась его галстуком, – но при определенных условиях. Во-первых, Вы покупаете мне танк, чтобы я больше не ездил на метро и не таскал на себе эти противные мешки с гранатами. Во-вторых, Вы ходите со мной в лабораторию, ведь Вы выносливее морской свинки и даже сухопутной. В-третьих, как женщина Вы берете от меня фамилию и отчество и получаете паспорт как Эльза Гениевна Раздолбай. И в четвертых, находите для меня богатого и знатного отца, желательно мертвого или близкого к тому. Как видите, мне нужно совсем не много.
Эльза слушала, и в глазах ее стояли слезы – как долго она мечтала об этом моменте, как давно и почти безнадежно ей хотелось, чтобы именно так нежно заботился о ней новый сын! Когда он кончил говорить, стоявшие в ее глазах слезы с облегчением вздохнули и снова сели.
– Я согласна, – прошептала счастливая Эльза, и Гений просиял. Ростки в его кармане расцвели пышным цветом и принесли три килограмма вкусных горьковатых плодов, косточки от которых он поспешил отдать официанту для селекции. Это был один из самых счастливых дней его жизни.
