Наталья Михайловна Аристова
Дом для моей Марты
– Ну, мальчик – тоже ничего страшного, – улыбаясь, я зачарованно гладил ее восхитительно круглый животик. Я понял, что шесть месяцев – в этом смысле мой самый любимый срок, – Если что, девочку мы в следующий раз тоже обязательно сделаем.
Марта грустно покачала головой:
– Ты же знаешь, я могу родить только двоих. Потому что, рожая третьего, я скорей всего умерла бы.
Я вспомнил, что когда-то она мне такое уже говорила, но я не принял всерьез и вскоре забыл. Но сейчас я знал, это не шутка. Я взял ее за руки и требовательно окунулся глазами в глаза:
– Так, ну-ка рассказывай.
– Нечего больше рассказывать… – спокойно произнесла она, – Я же немножко ведьма. Нужно, чтобы у меня была дочь, которой бы перешло от меня мое… свойство.
– А если дочери не будет?
– Тогда… я даже не знаю… Наверное, тогда оно перейдет к кому-то лишь после моей смерти. Может быть, к сыну, а может, просто к чужому человеку, который окажется подходящим… Или, не знаю, может быть, ни к кому.
Я ошарашенно молчал. Раньше мне не приходило в голову относиться к таким вещам серьезно.
– Ну ладно, это, в общем, все ерунда, – отгоняя грусть, встряхнула каштановой гривой Марта, – пусть даже мальчик, пусть больше не будет новой ведьмы, невелика потеря!
– Ну, погоди еще, – бессмысленно утешал я ее, – может, будет и дочка, все хорошо.
– Понимаешь, в этом-то и дело, – спокойно поделилась Марта, – с этим ребенком я почему-то не могу нормально общаться. Иногда я вроде бы действительно чувствую, что это девочка, и немножко даже поговорю с ней, и все нормально. А потом в другой раз у меня ощущение, что это не девочка, а снова сын… Что-то не так.
И только в этот момент я действительно понял, чего тут нужно бояться. Понял, но Марте лишь нежно и легкомысленно сказал:
– Малыш, сделай тогда УЗИ и не мучайся.
Ее огромные карие глаза, быстро и плавно меняясь, стали сначала болотными, затем изумрудными, потом, через фиалково-синий и черный снова вернулись к первоначальному цвету. Я почти обиделся: она могла и не прибегать к таким показушным фокусам, я и сам понимал прекрасно, что в ее магическом мире всякие технические штуки ничего не меняли и мало что значили.
Мы разняли руки, и каждый принялся за свои дела.
Во второй раз я вез повивальную шаманку с тем же страхом и трепетом, что и в первый. Лиловый саквояж, серые тряпки, медлительный светофор, трясущиеся руки – ничто за это время не изменилось. И все же – другим было настроение. Я что-то уже чувствовал, не мог точно сказать, что.
Шаманка чуть ли не зевая переступила наш порог – и сразу же обалдело уставилась на Марту:
– Ты что, дура, с ума сошла?! Хосспади! – Она перевела взгляд на меня, а потом снова на Марту, – А он что, знает?
С трудом приподнявшись, опираясь локтем о подушку, Марта виновато покосилась на меня:
– Знает почти все. О главном, может, догадывается, – ею снова овладела судорога схватки.
– Но ты-то, ты-то… Пришла бы ко мне пораньше, придумали б что-нибудь!!!
– Ох, все равно уже было поздно, – неожиданно успокоившись, сказала моя Марта, – Да я и сама только недавно поняла наверняка.
Тут я не выдержал, подскочил к ней, схватил, кажется, за руку…
– Марта!!! Марта… Скажи мне правду… – по-моему, у меня потекли слезы, но в тот момент я этого не замечал, – Скажи… у нас там что… ДВОЙНЯ?
Она нежно провела рукой по моим волосам:
– Да, малыш. У нас будет трое детей, и растить их, похоже, придется тебе одному. Прости меня.
Я все еще отказывался верить своим ушам:
– И что, это значит, что ты… что ты, может быть, сегодня… – сказать последнее слово я так и не решился.
Шаманка бесцеремонно вытолкала меня за дверь; последним, что я запомнил, были струящиеся по подушке волосы Марты и ее глаза, спокойно и нежно просящие у меня прощения.
Роды продолжались почти двое суток, и за это время мне ни разу не разрешили не то что зайти на минутку в домик, но даже и хоть одним глазом заглянуть в окно. В тревожном ожидании мы с Ильей коротали время на стройке, больше напоминавшей развалины. Домина был отвратительно недостроенным, хотя уже очень большим.
Внезапно я понял, что нужно сделать: плюнуть с чистой совестью на этот идиотский четвертый этаж, и побыстрее достроить крышу и всякие окна-двери, чтобы можно было, наконец, вселиться.
На сэкономленные от четвертого этажа деньги я за какие-то полчаса нашел и нанял компанию довольно разумных мужиков, которые сделали постройку чем-то, похожим на настоящее жилье, и даже помогли мне подключить коммуникации. Со всем этим мы уложились все в те же двое суток, пока трое моих близких сражались за жизнь. Илья изо всех сил помогал нам, а в остальное время спал на первом этаже, устроившись на штабеле обоев и всякого отделочного барахла, которое Марта с любовью и вкусом заготовила заранее. Я же не спал вовсе, заразив своим вынужденным трудоголизмом всю бригаду.
Наконец раздался долгожданный детский крик, а через час после этого голосов стало два. Вскоре из домика, шатаясь, вышла еще более серая, чем обычно, шаманка и, не говоря ни слова и не позволив мне ее подвезти, понуро побрела к трамвайной остановке. Очень осторожно я открыл дверь и вошел к своей семье.
Голая Марта лежала, прижимая к себе два крошечных пунцовых сгустка. То есть это потом уже я понял, что женщина на кровати – именно Марта, а не копия той же шаманки, как мне показалось сначала из-за ее абсолютно седых волос и запавших глаз. На цыпочках я подошел ближе.
– Это Андреас, – одними губами сказала Марта, предлагая мне взять в руки один из человеческих комочков. Он был еще немного влажным и каким-то сразу очень родным. Мой осторожный поцелуй вызвал у него тяжелый вздох, какой эмоции – непонятно.
– А это Василина, – представила Марта нашу дочь. Имя, конечно, странное, но я тут же, кажется, к нему привык. Девочка дышала спокойнее и была удивительно похожа одновременно на Марту и на Илью.
Я почти не мог поверить в то, что все трое остались живы – хотя выглядела Марта с седыми волосами, надо сказать, чудовищно, и вскоре забылась и проспала трое суток подряд. Лишь изредка она просыпалась, чтобы покормить наших новых детей, и еще однажды мне пришлось разбудить ее, когда я перетаскивал кровать в новый дом. Увидев, как я распорядился строительством, Марта слабенько улыбнулась и сказала:
– Правильно. Я знала, что ты хороший отец.
И только тогда я поверил, что все действительно обошлось, и наконец, позволил себе расслабиться. Мы с Мартой, Илья, Андреас и Василина все вместе взгромоздились на единственную кровать в нашей новой спальне и блаженно, долго-долго дрыхли.
Проснулся я от запаха кофе и оладий, который шел с нашей новой кухни. Марта сидела за столом (импровизация из старых ящиков) и с аппетитом завтракала. Волосы ее приобрели свой прежний каштановый оттенок – хотя я откуда-то знал, что красками никакими она не пользовалась. Глаза ее стали зелеными.
Илья сидел тут же, с мамой, и был, по-моему, самым счастливым из всех. Чемодан с младшими детьми стоял рядом.
– Доброе утро! – мы с Мартой нежно поцеловались.
– Любимый, – сказала она, делая последний глоток, – У меня план такой: ты сейчас с остатками денег едешь покупать плиту и стиральную машину, а я пригляжу за детьми и начну белить потолок. Что скажешь?
– Отлично! – я все еще не мог привыкнуть к оптимизму, но он уже начинал мне нравиться.
– А еще нам нужна хоть какая-нибудь мебель.
– Денег на нее, по-моему, больше нет?
– Точно! – весело сказала Марта, – Но я думаю, ты что-нибудь придумаешь.
– Ага… конечно-конечно! – в тон ей ответил я.
– Только, пожалуйста, постарайся на этот раз без грабежа и разбоя! – и вспомнив, как нам досталась кровать, мы рассмеялись. Я обнял ее. Она была по-настоящему живая. Только почему-то теперь с зелеными глазами, к которым я, правда, привык тоже довольно быстро.
За следующий год мы полностью отделали дом изнутри, а также более-менее обставили его мебелью. Детишки наши росли, и мы с Мартой были снова счастливы. Я на удивление легко устроился на работу по своей прежней специальности, и если бы мы в семье вели финансовые счеты, то скоро уже я мог бы вернуть Марте все деньги, которые она вложила в стройку.
Однажды, сидя в офисе и занимаясь каким-то квартальным отчетом, я вдруг почувствовал необходимость перевернуть назад две страницы и увидеть число 9,45 в определенном столбце таблицы. Слегка удивившись, страницы я перевернул, но число в этом месте стояло другое – 9,38. Я перепроверил расчеты. В них была ошибка, правильным значением оказалось то, которое мне приглючилось – 9,45. Надо было бы, наверное, удивиться, но мне было все равно. Я просто исправил ошибку и стал работать дальше.
Звякнул телефон. Я почему-то знал, что это наш поставщик с сообщением, что отгрузка задерживается на две недели – хотя на самом деле мы ее, конечно, и тогда тоже не увидим. Разговаривать мне не хотелось. «Заткнись», – мысленно произнес я, и на втором звонке телефон осекся и замолчал. Внезапно я понял, что мне перешли способности Марты.
А Марта?
И вдруг меня полоснуло страшное знание.
Я опрометью кинулся к телефону, набрал домашний номер. Марта еще могла говорить.
– Милый… – еле слышно произносила она, – Я не хотела тебе рассказывать заранее… У нас был целый год… Прости!
– Марта… Марта… Я думал, что тогда тебя удалось спасти… что двойняшки – это не то же самое, что просто третий ребенок… Я думал, что мы… – во мне вдруг все оборвалось: мысли, слова, эмоции – осталось одно лишь тупое и приторное ощущение боли, беды.
– Знаю, я тебя обманула. Это была всего лишь отсрочка. Отсрочка на год – все, что Азалия сумела тогда сделать для нас, – Марта закашлялась, голос ее все больше слабел.
– И что, это значит, что теперь ты…
– Да, милый, меня сегодня не станет.
– Я еду.
– Малыш, ты все равно не успеешь. Постой, давай лучше поговорим.
– Давай, – я судорожно соображал, о чем, – Да, ты знаешь, ко мне, по-моему, перешли твои способности.
Марта, кажется, улыбнулась.
– Я рада, что именно к тебе. Хотя это странно.
– Странно, что не к Василине?
– Да нет, это я знала. Она никогда не станет ведьмой, было одним из условий.
– А другие условия?
– Чтобы ни один человек об этом не знал. Если бы я сказала тебе заранее, умерла бы тогда же.
– Прости! – по-моему, я плакал.
– Ты не виноват. Ты вырастишь наших детей.
– Малыш, я люблю тебя!
– Я люблю вас всех…
Трубка замолчала. Я звал, кричал, тряс аппарат – но Марта мне больше не отвечала. Я знал, что это означает, но все-таки продолжал, как безумный, в отчаяньи колотить и дергать телефон.
Потом я надел пиджак, спустился и поехал домой.
Дома было тихо. Малыши спали в своих кроватках, Илья был в детском саду.
В спальне лежала моя Марта, невидящими темно-коричневыми глазами уставившись на меня. Я закрыл эти глаза, слегка удивившись тому, как быстро она остыла. Она была очень красивая, полностью одетая и снова абсолютно седая.
Я вынул из ее руки телефонную трубку и аккуратно опустил на рычаг.
***
Теперь я могу делать многое, чего не умел раньше. Знаю заранее, какая будет погода – хотя и не в любой день. Чувствую, когда грядет беда – но предотвратить ее удается редко. Мне попадаются под руку нужные предметы в нужное время – но это не делает меня счастливым. Безошибочно чувствую, когда кто-нибудь врет – но это не приносит счастья тем более. Пару раз, обнаружив в волосах седину, я без труда закрашивал ее силой мысли; потом перестал, и седею теперь спокойно. Примерно раз в год в память о Марте (и вообще чтобы не заржаветь) безобидно разыгрываю официанта, швейцара или еще кого-нибудь. Конечно, все это и еще многое другое я бы, не задумываясь, променял на возможность побыть с Мартой. Нам повезло, наверное мы любили друг друга.
И у нас осталось трое детей.
Андреас меня слегка сторонится. Он стал военным летчиком, и это странно само по себе. У него светлые волосы, зеленые глаза и сейчас уже третья по счету жена, которой он тоже изменяет. Он весел и не злопамятен, красив и силен. По-своему любит меня, хоть нам иногда и не о чем общаться. Из троих наших детей он меньше всего похож на Марту, но зато похож на меня – каким я мог бы стать, если бы ее не встретил.
Василина, наоборот, вылитая Марта внешне. И даже ее глаза, обычно зеленые, иногда вдруг становятся голубыми или ореховыми. Она, правда, не умеет никак этим управлять. Вообще, кроме этих глаз в ней от ведьмы нет ничего. Она всегда была умницей, хорошо окончила школу и университет, стала логопедом. Замуж пока не вышла, хотя живет вместе с другом. Добрая, любящая дочь.
И только Илья остался со мной в нашем доме. Практически лишенный детства, кажется, он на меня не в обиде. Можно сказать, он мой самый близкий друг – хотя бизнес у него целиком свой собственный, и от моих дел он держится подальше. Может быть, оно и мудро. Подруги или жены у него до сих пор так и нет – по-моему, он ищет вторую Марту. И хотя ему уже хорошо за тридцать, я на него не давлю.
Сам я после смерти Марты еще десять лет проработал в той же фирме, а потом, скопив немного денег, открыл собственное дело. Я стал заниматься тем, что основательно изучил и как-то незаметно, но крепко полюбил – строительством частных домов. Мы строим добротные крепкие дома очень дешево и в кредит. Фирма пока процветает, появились филиалы в шести городах.
Кстати, вашей семье ничего не нужно построить?
