Наталья Жуковская
Счастье из копилки
Ветка чуть качается,
Дождик не кончается,
С нами старый скворушка
До весны прощается.
Маруся закончила петь, и в классе воцарилась тишина.
Учитель музыки, вытирая платком слёзы, сказал:
– Ну, слушайте, это просто пять с плюсом. Это просто чудесно. Как твоя фамилия, девочка?
Не успела Маруся даже открыть рот, как Федька выпалил:
– У неё нет фамилии в журнале. И она совсем не ученица. Она здесь просто так.
– Я не просто так. Я не просто так! Я ученица и буду учиться!
– А вот совсем и нет. Я сам слышал, как директор сказал нашей Наталье Николаевне, что ты – просто так.
От большой обиды Маруся с покрасневшим лицом выбежала из класса.
Не заходя в свою «темницу», она, громко топая, побежала по коридору. Обиженная девочка хотела поскорее убежать оттуда, где взрослые так беззастенчиво её обманули. И кто обманул и предал – сам директор школы! И ей было всё равно, что она ведёт себя неправильно. Она больше сюда не придёт. Никогда.
Всю дорогу до дома она повторяла:
– Ах, я просто так? Просто так… Просто так учитесь сами. А я буду учиться только взаправду!
Придя домой, она скинула свои резиновые сапожки с такой силой, что те полетели в разные стороны. Прошла в свою комнату, не раздеваясь легла на кровать и сразу же уснула.
Марусю никто не стал будить, и она проспала до самого вечера. Во сне она видела себя то учительницей, которая раздаёт детям тетради, то маленьким скворушкой.
Проснулась она, когда на улице было совсем темно. Родители сидели на кухне и ждали, когда дочка выйдет к ним.
– Девочке всего пять лет. До школы целых два года. Пусть сидит дома. Нечего ей делать в школе. Ещё надоест учиться, – говорила мама.
– Правильно. Нечего ей делать в школе, только позорит меня, – сказала сестра Лена.
Папа, увидев, как сонная Маруся выходит в кухню, спросил у неё:
– Дочушка, пойдёшь завтра в школу?
– Нет. Я буду сидеть одна дома. Я не хочу никому мешать, не хочу сидеть в «темнице», не хочу никого позорить, и никогда я не буду учиться просто так.
– Маруся, а давай я тебе сделаю школу прямо у нас дома? – спросил папа.
– Как это? – захлопала Маруся ресницами.
– Вот увидишь.
Директор школы Владимир Львович назавтра спросил у Марусиной мамы:
– Где же наша ученица? Раздумала учиться?
– Нет, не раздумала, Владимир Львович. Она наотрез отказалась ходить в школу, узнав, что это всё – просто так. Характер у девочки.
– Вы знаете, Анна Александровна, – подтвердил директор, – у вашей дочери действительно есть характер. Замечательный характер. Ведь, понимаете, не каждый ребёнок бросится спасать совершенно незнакомого щенка, увязшего в грязи посередине дороги, по которой ездят огромные машины.
– Вот такая у нас дочка, – развела руками мама.
– Хорошая у вас дочка, Анна Александровна. Я хотел бы загладить свою вину перед ней. Вот, возьмите для Маруси прописи. Ей же сейчас пять лет? Пусть занимается и готовится к школе. Мы даже, в виде исключения, можем взять её в первый класс на будущий год, когда ей исполнится шесть лет.
Маруся снова стала сидеть одна дома. Теперь ей даже некогда было куда-то ходить. Она вставала, умывалась, завтракала и, подложив на кухонный стол газеты, садилась за прописи. Их было две. В одной Маруся рисовала карандашом разные кружочки и палочки. А другая была с картинками, которые она старательно раскрашивала карандашами – ими щедро поделилась с ней Лена от радости, узнав, что Маруся больше не придёт в её класс.
Примерно недели через три к их дому подъехала машина, и папа вместе с каким-то незнакомым мужчиной что-то выгрузили. Оказалось, что это и была обещанная папой Марусина школа.
Для того чтобы её сделать, папа вместе со столяром дядей Толей две недели каждый день задерживались после работы на два-три часа. Им даже пришлось сходить в настоящую школу, чтобы замерить парты. Сделав парту, они покрыли изделие лаком. Пока лак высыхал, мужчины смастерили ещё и маленькую классную доску, покрасив её коричневой краской. Доска была на подставке, и её легко можно было переставлять куда угодно. В придачу ко всему дядя Толя из дерева изготовил маленькую указку и украсил её резными узорами. А папа где-то достал целую коробку белого мела.
– Принимай, хозяйка, свою школу, – громко сказал дядя Толя. – Куда прикажешь заносить?
Маруся ещё не умела приказывать и не понимала, как это делать, но показала рукой в сторону зала: туда.
От радости она не знала, что делать. Маруся то гладила крышку парты, то подбегала к доске, вытаскивая из коробки мел и начиная им чертить что-нибудь на блестящей коричневой поверхности. То брала в руку указку и размахивала ею.
– Ну-ка, дочушка, садись-ка за парту. Должна быть в самый раз тебе.
Маруся присела на краешек.
– Да ты не так, садись как надо, не стесняйся. Это мы сделали для тебя.
– Для меня? – удивилась Маруся.
– Конечно. Вот это теперь и будет твоей школой. Хочешь – будь ученицей, а хочешь – учительницей.
Папа с дядей Толей торопились на работу, поэтому быстро уехали, оставив Марусю один на один с её счастьем. Она села за парту.
«Неужели для меня одной можно сделать так много? – счастливо думала она. – Получается, и я теперь должна стараться сделать для кого-то тоже очень много хорошего».
Утоли мои печали
Зима в этом году пришла рано и, как всегда, принесла свои щедрые подарки. Она не забыла ни о чём: уже замёрзшей земле подарила белоснежную перину, а всем деревьям и даже самому маленькому кустику – по большой пушистой снежной шапке. Зима навела порядок и чистоту в природе, приглашая хозяек таёжного посёлка последовать её примеру и навести чистоту в своих домах. Следующий день у мамы был выходным, и она решила устроить дома побелку и уборку. Но вечером к ним прибежала соседка Ольга.
– Аннушка, посиди завтра с моим Алёшкой, – попросила она. – Мне в город надо срочно съездить.
– Я бы посидела, но на завтра уже приготовила всё к побелке дома. Может быть, попросишь кого-нибудь другого?
– Да уже просила, все отказываются. Слушай, а пусть твоя Маруся поводится? Алёшка мой спокойный.
– Так ей всего лишь пять лет, ей самой нянька нужна!
– Маруся, пожалуйста, посиди с моим Алёшкой, – попросила тётя Оля.
– Посижу, – сразу согласилась Маруся.
– Тогда мне придётся присматривать и за Алёшкой, и за его нянькой. Ну ладно, – вздохнула мама. – Ольга, только кашку-то не забудь приготовить, а то у меня не будет времени. – Немного подумала и добавила: – Пусть тогда, что ли, Маруся ночевать у тебя останется, а то после побелки дома будет сыро.
– Конечно. Пусть остаётся, – тётя Оля была согласна на всё, только бы посидели с её сыном.
Рано утром мама разбудила Марусю и сказала:
– Дочка, вставай, не забыла, что сегодня ты обещала тёте Оле поводиться с Алёшкой? Я сейчас пойду присмотрю за ним, а ты приходи быстро мне на замену. А то мне побелку надо начинать. Если опоздаешь, я за день не управлюсь.
Маруся собиралась недолго. Хотела надеть валенки, но не нашла, поэтому надела ботиночки. Уже на ходу накинула пальто и шапку. Ей не хотелось подводить маму.
Закрыла дом, калитку и пошла по направлению к дому тёти Оли. Она бы побежала, но снег был глубокий, и ей приходилось идти по следам, оставленным мамой.
Где-то посередине пути её окружили поселковые собаки. Маруся всегда старалась обходить их стороной. Но в этот раз она так торопилась! И вот теперь пять больших лохматых собак стояли рядом. Они не лаяли и совсем не собирались кусать её, а только приветливо махали пушистыми хвостами и заискивающе заглядывали девочке в глаза. Но Марусю не пускали дальше.
«Что же будет? Из-за меня теперь мама не успеет побелить дом», – думала Маруся. Она закрыла глаза и стояла, боясь пошевелиться.
Вдруг откуда-то сверху послышался голос:
– А ну, пошли отсюда! Бедную девчонку совсем запугали!
Мягкая рука опустилась Марусе на голову, с которой съехала шаль. Маруся открыла один глаз и увидела бабушку. Та была совсем старенькой. Её спина сильно сгибалась к земле, и казалось, что только палка, которую она держала в руке, не дает ей упасть. Бабушка была в ночной сорочке и в домашних тапках. На её плечах лежала тёплая шаль. Было видно, что бабушка так спешила на помощь к Марусе, что даже не успела как следует одеться и обуться! Маруся открыла второй глаз. Собак рядом уже не было.
– Здрав-ствуй-те, – сказала Маруся слабым дрожащим голоском, и её глаза наполнились слезами, готовыми пролиться ручьём.
Но Маруся не стала плакать. Бабушка пригласила девочку зайти к ней домой, и та не раздумывая согласилась, видимо, забыв в этот момент, куда шла и зачем. Дом бабушки находился совсем близко от дома, где жила Маруся. Однако девочка видела её так близко в первый раз. В посёлке говорили, что бабушка эта очень странная. Живёт одна, никто к ней не ходит в гости, да и сама она постоянно сидит дома. Лишь иногда выходит в магазин за продуктами.
Бабушка открыла калитку перед Марусей, и девочка попала на широкий двор, тоже полностью засыпанный снегом. Перед входом в дом она увидела высокое крыльцо, ступеньки которого едва различались из-за снега. Маруся шла, точно попадая в следы от домашних тапочек, которые оставляла в снегу старушка, шедшая впереди неё.
Маруся уже умела считать до десяти, и ей хотелось, чтобы её спасительница тоже знала об этом.
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Всё, – сказала она и остановилась.
– Ну что, забыла?
– Да, – ответила Маруся и покраснела. Ей стало стыдно за своё неудавшееся хвастовство.
– А дальше идет восемь. Ступеньки закончились.
Маруся увидела возле двери веник и смела с ботиночек снег. Вместе с бабушкой они прошли в сени и, открыв большую дверь, оказались в доме. Маруся без всяких напоминаний сняла ботиночки, поставила их ровно к стенке. Подумав немного, ещё заправила шнурочки внутрь.
– Ты проходи и подожди меня минуточку, – сказала бабушка Марусе.
Внутри дом был наполнен каким-то необычайным теплом и светом. На окнах висели белоснежные шторочки с выбитым на них рисунком, а на подоконниках красовались в горшочках герани. Больше половины дома занимала чисто выбеленная русская печь. Весь пол был устлан домоткаными половиками с разноцветными яркими полосками.
Маруся стояла посередине избы. Медленно поворачивалась и рассматривала всё вокруг. На одной стене висело очень много портретов, с которых на девочку смотрели молодые женщины и мужчины.
Бабушка вышла из-за шторки. Теперь на ней была надета чёрная юбка и белоснежная кофточка. Заметив взгляд Маруси, бабушка сказала:
– Это мои сыновья и дочки. Их у меня пятеро было. А это вот – мой муж, – показала она на портрет, который висел отдельно, и на нём был изображён дяденька с большими усами.
– Где же они все сейчас? – спросила Маруся.
– Никто из них не вернулся с войны…
– А когда они вернутся?
– Они никогда не вернутся. Всех их у меня забрала война. Осталась я совсем одна.
– А это кто? – спросила Маруся, указывая на угол, где на подставке стояла икона, перед которой горела свечка.
– Это, Маруся, икона, и на ней изображена Богородица со своим ребёночком Иисусом. У этой иконы даже есть название: «Утоли мои печали».
Маруся ничего не поняла из того, о чём рассказывала бабушка, но переспрашивать не стала.
– У-то-ли мо-и пе-ча-ли, – сказала нараспев Маруся. – Красиво.
– Маруся, снимай пальтишко, шалюшку. Давай-ка мы с тобой попьём чайку, – и бабушка открыла шторку, отделяющую маленькую кухоньку от остальной комнаты. Здесь стояли буфет, стол и три табуретки. На одной из них возвышалось ведро с водой, накрытое крышкой. Рядом лежал перевёрнутый ярко-красный ковшик.
– Маруся, проходи, садись, – пригласила старушка. – Ты знаешь, как меня зовут?
– Нет, не знаю.
– А ведь меня тоже зовут Марусей, как и тебя. Я, значит, Маруся-бабушка, а ты – Маруся-маленькая.
Маленькая Маруся широко открыла глаза и сначала недоверчиво посмотрела на бабушку, а потом ей стало так весело и хорошо! Маруся-бабушка открыла буфет и достала оттуда белоснежные фарфоровые чашки.
– Разве можно пить чай из таких кружек? – спросила Маруся-маленькая.
– Конечно, ты же моя гостья. А гостей принято угощать только из лучшей посуды и только самым вкусным.
В семье, где жила Маруся, тоже была фарфоровая посуда, но никто и никогда из неё не ел и не пил. Она просто служила украшением буфета. Даже если кто-то приходил в гости, эту посуду всё равно не доставали.
– Вот эта ложечка очень старинная. Серебряная. Нравится ли она тебе, Маруся?
Маруся ещё не знала, что такое серебро, но ложка ей нравилась, и она в знак согласия кивнула головой.
Маруся-бабушка стала разливать чай по чашкам, и Маруся-маленькая вдруг вспомнила, что ей наказывала мама. Она подскочила.
– Ты чего, Маруся? – испуганно спросила бабушка.
– Так мне же надо с Алёшкой водиться! Тётя Оля-то уехала, а мама ждёт. Ей надо белить дом! И я её замена.
– Ну ладно, вижу, тебе действительно совсем некогда со мной чаи распивать.
Пока Маруся одевалась, бабушка подошла к большой иконе и из-за неё достала точно такую же, только совсем маленькую, и передала девочке.
– Маруся, если тебе теперь встретятся собаки, ты их не бойся. На вот, возьми.
– Зачем это мне?
– Это иконка. Она точно такая же, как и большая, которая стоит у меня на полочке, только размером поменьше. У неё великая сила. Она будет тебя охранять и защищать.
– И даже от собак?
– И даже от собак. Только надо очень сильно верить.
– Как это – верить?
– А вот ты же веришь, что, например, солнышко утром взойдёт. И оно восходит.
– Спасибо, бабушка Маруся. Ну, я побежала.
– Ты, Марусенька, заходи ко мне иногда в гости. Тогда уж мы с тобой обязательно попьём чайку.
Маруся бежала к дому тёти Оли так быстро, как могла, и уже не боялась ничего. И собаки не подступили к ней и не окружили, а как будто даже сделали вид, что совсем не замечают её. Запыхавшись, она вбежала в дом к тёте Оле.
Мама укоризненно посмотрела на Марусю:
– Алёшку я уже накормила. В обед приду и покормлю его ещё раз. Вот в бутылочке вода. Давай ему пить. Вот чистые ползунки, – и больше не говоря ни слова, мама быстро собралась и вышла.
Маленькая няня осталась наедине с Алёшкой, которому совсем недавно исполнился один годик.
– Ну что, братец, мы будем делать с тобой? – спросила Маруся малыша, пока снимала пальто, шаль и ботиночки. Алёшка же, который сидел в манеже, как только увидел её, радостно залепетал и захлопал в ладоши.
Маруся любила малышей, и они, видимо, чувствуя это, отвечали ей взаимностью. Она знала, что нужно делать с маленькими детьми. Если они начинали плакать, помогала водичка, которая обычно стояла в бутылочке на столе рядом с кроваткой. Кроме этого, Маруся могла поменять ползунки, а иногда просто дать пустышку.
Маленькая няня расстелила на пол одеяло, достала Алёшку из манежа и усадила его туда. Потом поочерёдно брала с полок шкафа разные игрушки, погремушки и играла с малышом. Им было вместе весело. В обед пришла мама Аня, подогрела кашку и, накормив мальчика, положила его в кроватку.
– Давай, Маруся, и ты пообедай, вот тебе я тут принесла хлеб и котлеты. Иди на кухню и попей чаю.
– Ну как, нянька, справляешься с работой? – спросила её мама, когда Маруся вернулась.
– Справляюсь.
– Устала?
– Совсем немножечко.
Мама положила Алёшку в кроватку и ушла.
Спустя несколько минут малыш стал потирать кулачками глаза и начал хныкать. Маруся поняла, что теперь ему пора спать. Маленькая няня заботливо укутала Алёшку в одеяло, погладила его по голове и стала петь. Колыбельных песен она не знала, поэтому просто пела-рассказывала ему о том, что с ней произошло. Малыш внимательно слушал и вскоре начал подпевать: «Агу-агу». Маруся ещё долго сидела возле кроватки и пела малышу истории из своей жизни. О встрече с Марусей-бабушкой, о чудесном спасении от поселковых собак. Пела она и про белоснежные фарфоровые чашечки и серебряную ложечку, и о том, какая плохая эта война, которая забирает у бабушек их детей. Алёшка давно заснул. И только теперь Маруся вспомнила об иконке. «А где же она? Неужели я её потеряла?» – подумала она.
Нет, не потеряла. Иконка нашлась в кармашке пальто.
Теперь Маруся могла спокойно её рассмотреть. На картонке была нарисована тётенька, у которой на коленях сидит маленький ребёнок. Она так внимательно смотрит на Марусю, как будто тоже хочет послушать её рассказы.
«Неужели она меня теперь будет защищать и меня никто никогда больше не обидит?» – думала Маруся.
Как же называется эта иконка? Вспомнив, Маруся нараспев стала произносить:
– У-то-ли мо-и пе-ча-ли.
Надо будет сегодня у мамы обязательно спросить, какими бывают эти самые «печали».
От всего пережитого ею в этот день, от усталости Маруся незаметно заснула прямо на стуле, облокотившись на кроватку малыша.
Вечером приехала тётя Оля. Зашла домой и, испугавшись тишины, метнулась в детскую. Увидев, что её Алёшка, живой и здоровый, спит в кроватке, а маленькая няня спит рядом, она на цыпочках вышла из детской и прикрыла дверь. Стала заниматься по хозяйству.
Маруся почти всегда спала чутко и проснулась сразу же. Вышла из детской и засобиралась домой.
– Ты куда, Маруся? Оставайся ночевать у меня. Мама же тебя отпустила.
– Нет, я пойду домой. Мне надо.
– Спасибо, Маруся. Ты меня очень выручила. На вот, возьми кулёк, здесь для тебя печенье и конфеты, – тётя Оля не знала, как и благодарить маленькую няню. – Спасибо тебе, Маруся. Устала, наверное?
– Пожалуйста. Я совсем не устала. Тётя Оля, вы зовите меня ещё, Алёшка ваш хороший.
– Давай я тебя тогда хоть до дома провожу. А то там собаки, испугают ещё.
– Нет, тётя Оля, я собак теперь не боюсь. И вообще никого и ничего не боюсь.
– Почему это?
– Да так.
Маруся быстро оделась и, взяв кулёчек со сладостями, вышла на улицу. Было уже темно. Вокруг маячили высокие сугробы, и ни одной тропинки не было видно. Все их замело снегом. Маруся, посмотрев на свои ботиночки, ещё раз пожалела, что утром не надела валенки.
«Луны совсем не видно, – думала Маруся, – может, вернуться к тёте Оле? А может быть, надо верить, что сейчас появится луна? Так ведь говорила бабушка Маруся».
И луна действительно выглянула из-за тучи и осветила дорогу. Маруся заметила протоптанную кем-то тропинку и весело побежала по ней домой.
Мама успела к этому времени не только выбелить дом, но ещё и перемыть всё в нём. Папа топил печку и заодно выхлопывал на улице все матрасы, одеяла, подушки, провисевшие до этого на заборе весь день, и заносил их обратно.
– А, маленькая няня вернулась с работы! А мы-то думали, останешься у тёти Оли ночевать, – встретил Марусю папа. – Ну, проходи. Это что у тебя?
– Тётя Оля дала мне конфеты и печенье.
– Смотри, мать, наша дочка первую зарплату домой принесла!
Дома было чисто и очень сыро. Пахло извёсткой.
Маруся поужинала, а ложась спать, спросила у мамы:
– А какие бывают печали?
– Маруся, печаль для нашей семьи – это твоя сестрёнка Лена. Сейчас она в больнице. Врачи сказали, что у неё начались какие-то осложнения, и до Нового года вряд ли её отпустят домой. А чего ты спросила-то?
– Да так.
– Ну, спи. А то у меня ещё много дел. – И мама быстро ушла.
Маруся из-под подушки достала иконку. Долго смотрела на неё.
– Как же сестрёнка моя там одна в больнице?.. Наверное, каждый день ей ставят болючие уколы, и она плачет.
Марусе казалось, что она могла бы не только разделить эту боль с родной сестрёнкой, но и всю её взять на себя. Ведь у неё теперь есть такая защита, с которой ничего не страшно. Маруся поцеловала иконку, вздохнула и сказала:
– Утоли мои печали.
У Маруси есть талант
Каждый четверг по вечерам в поселковом клубе для молодёжи проводились танцы. Парни выносили ряды кресел из зрительного зала в фойе и расставляли их по периметру. Получалась танцплощадка. Девчата из библиотеки, которая находилась тут же, в клубе, приносили проигрыватель и большую коробку с пластинками. Их было очень много, потому что молодёжь, особенно те, кто учились в городе и приезжали в посёлок на выходные или на каникулы, постоянно приносили с собой новые и затем оставляли. А чтобы потом не потерять и не перепутать с другими, на них делали надписи со своими инициалами.
В один из зимних дней родители поехали в город навестить Лену в больнице. Завтра ей должны сделать операцию. Маруся со старшей сестрой Любой, приехавшей из города на каникулы, остались дома. Люба, как обычно, присматривала за хозяйством, доила корову, давала корм всем домашним животным, топила печку и готовила еду. В её обязанности входило также присматривать за Марусей. Был четверг. Как всегда, вечером к Любе забежали подружки и стали её звать на танцы. Маруся не хотела оставаться дома одна. И, доев пряник, который принесли ей подружки сестры, стала просить их взять её с собой.
– Ну уж нет, маленьких туда не пускают!
Подружки предложили отвести на всякий случай Марусю к соседям. Пусть там погостит. Но Маруся не соглашалась, и поэтому Люба взяла с неё слово, что та будет сидеть дома тихо, как мышка. Люба подвела Марусю к часам и показала ей на цифру десять:
– Вот когда эта маленькая стрелочка будет на этой цифре, то я приду. Поняла?
Маруся согласно кивнула.
В доме тепло и тихо. Лишь слышно, как потрескивают поленья в печке и громко тикают часы. Маруся села напротив них и смотрела на стрелочки. Их было три. Одна из них, самая торопливая, бежала. Другая медленно вышагивала, а самая маленькая стрелочка совсем не хотела двигаться и стояла на месте. Когда Марусе надоело смотреть на часы, она передвинула табуретку к окну и села, облокотившись на подоконник. На улице темно и не видно ни одного человека. Дома укутались огромными сугробами. С неба глядела необычайно большая круглая жёлтая луна, и Маруся даже подумала, что она чем-то напоминает огромный светильник, который освещает целый посёлок. «Интересно, как тихо сидят мышки?» – размышляла Маруся. И вдруг ей показалось, что эти самые мышки скребутся где-то под полом.
«А вдруг мышки сейчас начнут здесь бегать? Что я буду делать тогда? А вдруг дома погаснет свет?» В посёлке по вечерам часто отключали свет.
Марусе стало страшно. Вспомнив про иконку, свою защитницу, она сбегала в комнату, достала её из-под подушки, поставила на подоконник и сразу же успокоилась.
– Что если я прямо сейчас пойду в клуб? Я же не обещала не приходить на танцы. Пойду и сяду там, в уголке, подожду Любу, – говорила Маруся, глядя на иконку. – И никто меня и не заметит. А когда танцы закончатся и все станут собираться домой, я незаметно выйду из клуба и вперёд них окажусь дома, они и не узнают, что я там была!
Спрыгнув с табуретки, Маруся первым делом подошла к большому зеркалу, закреплённому на дверце шифоньера. Внимательно оглядела себя со всех сторон и решила, что для того, чтобы быть незаметной, ей нужно одеться так, как обычно одеваются на танцы подружки сестры Любы. Она побежала в свою комнатку, достала из-под кровати свой маленький чемоданчик и с сожалением заметила, что, кроме носочков, трусиков, маечек и капроновой косынки, там ничего подходящего для этих целей нет. Тогда она подошла к шифоньеру, открыла его и увидела Любино платье, которое висело на плечиках. Оно было очень красивым, из блестящей тёмно-синей ткани.
«Вот и хорошо! – подумала Маруся. – В таком платье меня точно никто не заметит».
Маруся, подставив табуретку, сняла платье с плечиков. Примерила. Оно оказалось очень даже велико. Немного подумав, Маруся взяла большие ножницы, которые лежали у швейной машинки, и, как умела, разрезала платье посередине.
«Теперь у меня будет платье, – любовалась на себя Маруся перед зеркалом, примеряя верхнюю половину бывшего платья сестры. – А Любе достанется юбка. Вот она обрадуется!»
Неожиданно в Марусе проснулся непередаваемый азарт модницы. И она, передвинув табуретку от окна к комоду, на котором стоял трельяж, первым делом достала из маминой шкатулки бусы с разноцветными камушками. Маруся надела украшение поверх платья. Хотела надеть еще и клипсы, но они постоянно спадали с ушей, так что пришлось с сожалением вернуть их на место. Потом Маруся вспомнила, что девушки как-то закрепляли на волосах шиньоны. У неё шиньона не было, но, бросив взгляд на свои новые валеночки, модница неожиданно поняла, что это именно то, что нужно.
Она примерила один валеночек к голове, а чтобы он не упал, привязала его, как сумела, косынкой.
«Хорошо получилось», – подумала Маруся, оглядевшись в зеркале со всех сторон. Накинула поверх платья шубку, на ноги надела свои старенькие валенки, которые взяла с припечка. Уже хотела идти, как вдруг вспомнила, что забыла накрасить губы. Она не раз видела, как прихорашивалась перед зеркалом старшая сестра. Теперь ей самой в первый раз в жизни требовалось навести красоту. Не раздеваясь, девочка кое-как забралась на табуретку возле комода, на котором стоял трельяж. Нашла губную помаду, вытянула губки в трубочку, как это делала сестра Люба, и нарисовала себе красный ротик. Он получился, конечно, неровный. Затем она припудрила лицо, сделав его неестественно белым, добавила немного румян и, подумав, нарисовала черным карандашом еще и брови. Получилось совсем неровно, но очень ярко. Маруся не стала стирать макияж. Пусть будет так.
Вспомнила Маруся и о том, что на танцы надо приносить какую-нибудь пластинку. Проигрывателя у них дома не было, но пластинки всегда лежали на этажерке. Она взяла самую верхнюю и вместо надписи просто прикоснулась к ней губами, оставив отпечаток.
«Ну ладно, вроде бы всё. А то пока я буду собираться, и танцы закончатся», – подумала она.
Накинула на голову шаль. Выключила свет и захлопнула за собой дверь. Немного постояла, убедившись, что та не откроется, а потом почти бегом направилась самой короткой дорогой до клуба.
Взбираться по высоким ступенькам ей постоянно что-то мешало: то пластинка, которую она держала под шубой, то валенок, выползающий из-под косынки, то платье. Оно было очень длинным постоянно цеплялось за валенки, так что приходилось придерживать подол. Уже поднявшись, Маруся вдруг поняла, что внутрь зайти сама не сможет. Дверь была слишком большая и тяжёлая. Она всегда кого-то просила открыть её. Но теперь эту дверь предстояло отворить без помощи взрослых.
Тут на крыльцо вышли покурить поселковые парни. Они остолбенели, увидев маленькую «красавицу». Маруся догадалась, что теперь незамеченной ей на танцы не проскочить, и уже хотела повернуть обратно. Но один из парней взял её на руки, занёс в клуб и поставил в самый центр танцплощадки.
Включили свет. Всё ещё играла музыка, но никто уже не танцевал. Общее внимание было обращено на чудо, которое стояло посреди фойе. Никто не знал, кто это и зачем оно здесь. Через минуту танцплощадка наполнилась смехом. Казалось, что смеются даже стены клуба. Маруся понимала, что смеются именно над ней, только не понимала – почему. Ведь она всё сделала вроде бы правильно.
Ей захотелось скорее уйти отсюда, но мешали окружившие её парни и девчата. Спасла Люба, которая быстро оделась и, растолкав толпу, подхватила сестрёнку и понесла к выходу. У Маруси из-под шубы выскользнула пластинка с отпечатком ее губ. Это вызвало ещё одну волну смеха.
Любе было стыдно, щёки её полыхали. Не говоря ни слова, она очень быстро донесла до дома барахтающуюся Марусю. Вошли в дом. Сначала Люба сняла с Маруси шаль и убрала её «причёску» – валенок, изображающий шиньон. Потом заставила Марусю, не снимая шубы, смыть с себя весь макияж. И только когда Маруся стала снимать шубу, Люба от неожиданности даже присела.
– Что это? – тихо спросила она сестру, указывая на платье. – Что это?! – теперь уже закричала Люба и побежала к шифоньеру.
– Маруся, что ты натворила! – кричала Люба. – Что я теперь маме скажу?
Она сдёрнула с вешалки остаток своего платья.
– Маруся, это же было моё самое лучшее платье. А теперь что? Вот спасибо, сестрёнка. Вот прямо большое спасибочко!
– Люба, ты же его всё равно не носила, а теперь у меня будет платье, а у тебя – юбка. И ты её будешь носить.
– Что? Юбка? Ну уж нет, носи теперь сама такую юбку! – и Люба бросила испорченную вещь прямо Марусе в лицо, а сама разрыдалась, закрыв лицо руками. – Знаешь ты кто? – продолжала через всхлипывания ругаться Люба. – Ты чучело! Ты просто огородное чучело. Теперь все ребята будут смеяться надо мной. А тебе хоть бы что. Стоишь тут, улыбаешься.
Марусе стало обидно, но она не заплакала. Она пошла сняла шубку и платье. Ей теперь стало понятно: всё, что она сделала, совсем неправильно. И девочка искала способ загладить свою вину.
Сначала Маруся подошла к сестре и стала гладить её по голове. Она молчала, потому что ещё не знала тех слов, которые надо было сказать в такой момент. Затем подошла к швейной машинке, достала из коробочки, которая стояла рядом, иголку и прошла на кухню. Села на скамеечку, вдела в иголку нитку и принялась сшивать две половины платья. Но так как Маруся не умела шить, у неё ничего не получалось, и она молча, беззвучно заплакала. Слёзы сами катились и падали на испорченное платье сестры. Маруся так и заснула здесь.
Люба, наплакавшись, пошла на кухню и увидела, что её маленькая сестрёнка спит, сидя на скамеечке возле печки. На коленях у неё – две части её бывшего платья, а в руке – иголка с ниткой. На лице Маруси сестра увидела следы от слёз.
«Надо же, – подумала Люба, – оказывается, Маруся плакала, а я думала, ей всё равно. Ведь при мне она только улыбалась».
Люба взяла сестрёнку на руки, унесла в комнату и уложила спать. Укрывая её одеялом, сказала:
– Прости меня, Маруся, за чучело огородное.
Маруся не могла ответить, потому что уже крепко спала.
Поправляя на ней одеяло, Люба продолжала:
– Почему от тебя, Маруся, постоянно одни только неприятности? Но я всё равно тебя люблю, – она поцеловала девчушку и прижала её к себе. – Спокойной ночи, сестрёнка.
Через два дня вернулись родители. Лене сделали операцию, но ей предстояло провести в больнице ещё целый месяц.
Все были заняты своими обычными, каждодневными делами, никто не вспоминал о произошедшем, и Маруся успокоилась. Сестре Любе не хотелось получать выговор за то, что она плохо смотрела за младшей сестрёнкой, поэтому она ничего не рассказала родителям. Платье она незаметно унесла поселковой портнихе, маминой подруге тёте Наде. Та очень долго расспрашивала Любу, почему это случилось с платьем. Люба по большому секрету, чтобы тётя Надя ни в коем случае не передала никому, рассказала ей о происшествии в танцевальный четверг, когда родители отсутствовали дома. На следующий же день тётя Надя пересказала всю историю новой продавщице Зое, когда заходила в магазин за хлебом. И уже через день историю знал весь посёлок.
Узнали и родители Маруси. Попросили Любу повторить с самого начала рассказ о походе Маруси на танцы. Потом долго сидели на кухне и думали, как поступить. Им было не смешно.