Наталья Филатова
Там, где летают Драконы
Ожидание праздника
Свет фонаря разбегается по снегу золотистыми змейками. Легкий морозец щиплет за щеки, нос, подгоняет. Я иду вприпрыжку, несмотря на два тяжелых пакета. В такт шагам весело хрустит снежок, подбадривает меня. Скоро праздник! Сергей обещал приехать. Радость согревает, улыбаясь, я свечусь от счастья.
После рейда по продуктовому рынку в поисках деликатесов, я забежала в магазин "1000 мелочей" и купила большую кружку. Вся посуда в моем доме – женская, маломерная. Сергей всегда недоумевал, как можно пить чай из таких крохотулей. В его мужской руке мои кружки смотрелись нелепо. Сегодня я купила для него большую кружку. И декор на ней был соответствующий – море и солнце. Все, о чем мы мечтали.
"Я знаю – это любовь, я верю – это любовь", – мурлычу про себя. Мороз усиливается. Легкое облачко пара моего дыхания взлетает вверх, украшает инеем мои ресницы. А я плыву на облаке воспоминаний о нашей последней встрече. Правду говорят, счастье – окрыляет.
Месяц назад Сергей сломал руку, но все равно примчался ко мне за сотни километров. Несколько счастливых дней. Наваждение или любовь? Хотя, какая разница, если я чувствую себя рядом с ним восемнадцатилетней девчонкой. Стоит подумать о Сергее, как сердце уже стучит так, будто хочет вырваться, унестись к желанному мужчине. Все, все мне нравится в нем. Запах, прикосновения – нежные, порой грубоватые в порыве страсти. Нравится, как искренне Сергей восхищается мною. Верю, для него я – самая прекрасная женщина на свете.
Зазвонил телефон, я с трудом выковыряла его из сумочки.
– Бездна скопившихся артефактов, – шепчу, но предвкушение услышать любимый голос погасило раздражение.
– Я не приеду, не смогу. С детьми еду к брату, – Сергей замялся, а потом извергнул тысячу оправданий. Я замерла, не понимая ни одного слова. Тягучая тьма обвила коконом. Чудная ночь, радость исчезли, слизанная парой слов: "я не приеду". Мир завертелся вместе с падающими звездами, не исполнившими желания. Я так надеялась встретить Новый год вместе с ним, чтобы… жить долго и счастливо.
– Ты обещал! – от крика растрескались губы, заливая мир кровью. Соленое горе кляпом заткнуло рот, не давая дышать.
Скинула вызов, не в силах пошевельнуться. Сердце медленно выстукивало – "не может быть". Боль съела счастье. Я сгорбилась, как старушка, и побрела домой.
Дома разобрала пакеты с продуктами и долго с грустью рассматривала рисунок на новой кружке. Вздохнув, спрятала в дальний угол кухонного шкафчика.
"Может, зря я накричала? Это жизнь. Хорошо влюбляться в восемнадцать лет, когда не связан обязательствами перед детьми, родителями, бывшими. Хотя, что это я? Разве любовь можно измерять обязательствами? И потом, он же не сказал, что мы расстаемся", – страдания бессонной ночи утопили меня в бездне отчаяния.
Закрываю глаза, и призраки счастья и страсти накрывают штормовой волной. Что может быть хуже, чем одной лежать в кровати? В той кровати, где милый ласкал и целовал меня. Где желание соединяло нас в единое целое, и наслаждение взрывалось внутри, наполняя негой. Мир принадлежал только нам двоим. А теперь от этого ложа страсти веет могильным холодом. Горе – ледяным саваном укутывает меня.
Утром домашние дела примирили с реальностью. "Как бы то ни было, несколько счастливых дней у меня никто не отнимет. Теперь знаю – ради чего стоит жить", – до блеска я натирала хрустальные фужеры, прячась от тоски за монотонностью движений. Генеральная уборка навела порядок не только в доме, но и в сознании. А за окном солнце разбросало лучи по белоснежному покрывалу, завораживая брильянтовыми переливами в сосульках на карнизах. Прыгали солнечные зайчики по засыпанным снегом веткам деревьев, дарили надежду.
Но к вечеру, вместе с кровавыми лучами заката, к сердцу подкралась тоска. Скрутила путами безнадежности, погасила последние огоньки радости. Я уставилась в темноту окна, а видела заснеженный двор и призраков. Как мы стояли вдвоем у машины, как сжимал милый в объятиях. Сливались наши сердцебиения, пьянил звук любимого голоса. Стояла бы я так вечность, слушая его обещания о скорой встрече.
Встряхнула головой, прогоняя наваждение. "Глупая! Старая и наивная", – слезы спрятали реальность. Поняла, почему люди спиваются при расставании: бояться сгореть в круговороте воспоминаний. А я выпила снотворное, помедлив, добавила еще одну таблетку. Покрутила в руках блистер. "А что если?" – кольнуло под сердцем. Искушение.
Провалилась в тяжесть сна. Привиделось море, дом на песчаном берегу, я поднимаюсь на крыльцо, захожу внутрь. И не могу выбраться из лабиринта комнат. Проснулась резко, будто и спала. Погуглила. Интересно к чему такое снится? Интернет обнадежил – к переменам.
"Я сильная, смогу пережить это", – заставила выползти себя из кровати, чтобы опять не провалится в неисполненные желания. Предпраздничная суета помогла забыться. Монотонная нарезка салатов похожа на медитацию. Создавая с помощью ножа кулинарное чудо, есть повод поплакать, шинкуя лук. Растворить боль в жгучих слезах забвения.
В ожидании гостей неторопливо сервировала стол. Потом спохватилась, заметалась, приводя себя в порядок. У женщины есть одно преимущество перед мужчиной, она может спрятать за ярким макияжем свои проблемы и страдания. "Заново придумать себя, не утопая в меланхолии", – я старательно нарисовала стрелки на веках, придавая томную небрежность заплаканным глазам. Помада оттенка пьяной вишни соблазнила губы изогнуться в самодовольной улыбке.
– Я не дам испортить себе праздник! – подмигнула своему отражению в зеркале.
Долгожданные гости принесли настроение радости. Под звон бокалов прощались со старым годом, с прошлыми обидами, беззаботно смеялись, предвкушая новое счастье. Дарили друг другу милые безделушки, надеясь, что они станут амулетами удачи на целый год.
Даже не помню – загадывала ли желание. Старалась не думать о Сергее, чтобы не попасть в ловушку воспоминаний и обиды. Хотела забыть, хоть ненадолго.
В новогоднюю ночь перезвоны хрустальных бокалов и радостный смех превращаются в мелодию ожидания счастья. Теплые слова пожеланий, дружеские объятия позволяют забыть об одиночестве. Провожая друзей, я разложила оставшиеся салаты по контейнерам и раздала. Ведь мне некого кормить.
"Ну и ладно", – я меланхолично помешиваю шампанское, взрывающиеся пузырьки гипнотизируют, растворяют мою тревогу. Бессонница не спрашивает, когда приходить. Тишина пугает, напоминая об одиночестве и несбывшихся планах. Включила телевизор, чтобы посмотреть давно скаченный фильм. Нашумевшую мелодраму в стиле фэнтези, мистики и страстных романов. Все, о чем любят мечтать одинокие сердца, наполняя себя дофамином чужих радостей.
"Неужели все? Сказка закончилась?" – я то ли дремала, то ли погружалась в сюжет фильма, зовущего в мир грез.
Пролетая над мечтой
Боль сторожила, ждала. Вытянула из беспамятства, захватила. Мелкими жгучими осколками расползлась по телу. Резанула и оглушила липкая вонь, проникающая в легкие. Ника, преодолевая сопротивление собственного тела, прячущегося от боли в небытие, открыла глаза. Постепенно привыкая к темноте, разглядела, что ее клетка находится в огромной пещере. В середине пещеры в потолке была огромная трещина в скале, через которую виднелся кусочек неба. Солнечные лучи пытались разогнать тьму, но гибли в середине пути, истощенные магией, опадали блеклой пылью. Ника рассмотрела и свою ужасную клетку: грязную и в ржавых потеках. Воздух душил сводящим с ума железистым запахом крови.
Память возвращалась кусками. Мозг, выталкивая, рождал воспоминания. Последнее – стремительное падение в неизвестность.
С Грегори Ника познакомилась на ежегодном осеннем балу. Она с трудом достала приглашение, прибегая к лести и даже обману. Ведь ей уже восемнадцать! Почти старуха, а еще ни разу не была на настоящем балу. А ведь всем известно, что именно на осеннее торжество прибывают заморские гости. И ей надо обязательно познакомиться с одним из них, таинственным и могущественным. Она не могла отказаться от задуманного.
Мама назвала ее Вероникой, в честь какой-то любимой героини. Но Ника терпеть не могла это имя, оно вызывало у нее приступ меланхолии. Имя могло принадлежать только жеманной красавице в напудренном парике, с искусственной мушкой над напомаженными губами. Ника выбрала сокращенный вариант своего имени. "Победа" – больше подходило к ее характеру. Быстрая, резковатая в движениях, с небрежной копной рыжеватых волос, закрученных в узел. Она предпочитала одежду в мужском стиле, естественно насколько позволяли приличия.
Ника очень любила своих родителей и не хотела их расстраивать. Добрые и славные, они очень дорожили своим положением в обществе, и каждый раз огорчались при малейшем намеке на ее непослушание. Мысль о том, что про единственную дочь могут ходить сплетни, повергала их в отчаяние. Если бы они узнали правду об истинной ее цели на балу, то… об этом Ника даже боялась думать. Хотя она так устала притворяться, прятать себя настоящую. Надеясь, что это будет лучший вечер в ее жизни, Ника одела белоснежную блузку, расшитую бисером и серебром, сиреневую шифоновую юбку, которая выгодно подчеркивала талию и бронзу загорелых лодыжек. Только в одном не изменила своим привычкам – удобные туфли всегда лучше хрустальных.
Грегори взглядом обшарил бальный зал. Он знал, дебютантки на балу – лакомый кусочек для таких, как он. Их наивность и желание понравиться восхищали его, разжигая древние инстинкты. Необычную девушку он приметил сразу. Она скрывала блеск любопытства в глазах, прикрывая веки, изображая томную невинность, но ее выдавали губы. Непрестанно покусывая губы, Ника скрывала лукавую улыбку.
"А девица знает, что хочет!" – предвкушение увлекательной игры возбудила Грегори. Он решительно направился в сторону незнакомки. Приветственные любезности и поток комплиментов растопили скрытое недоверие, и девушка поведала ему необычную историю.
Изумленный Грегори ненавязчиво, словно случайно приобнял новую знакомую, вышел с ней на балкон. "Может, стоит отказаться от намеченного плана?– предчувствие дрожью завоевало тело и разум, – девица слишком странная, одержимая своей мечтой". Но в тоже время необычность, темперамент Ники привлекал его. Она могла бы стать жемчужиной в его коллекции. Нет! Скорее брильянтом. Грегори слишком был самоуверен и любил себя. Да и ветер сегодня был попутный, так что глупо было отступать. И лишать себя такого удовольствия.
Он пригласил ее на прогулку, обещая показать самое романтичное место в городе.
– Офигеть, как романтично! – Ника надеялась, что звук собственного голоса развеет наваждение. И она опять окажется на крыше, где любовалась закатом и переливами багряных лучей светила на серебристой чешуе нового поклонника.
Кто из девушек не мечтает покорить дракона? Чувствовать зависть подруг, летать в облаках – во всех смыслах. Какая ирония! Мечтая возвыситься, Ника рухнула… даже не в бездну, а просто свалилась в какое-то дерьмо.
В метре от места заточения Ники стояла такая же клетка, в которой томилась белокурая принцесса. Ее бальное платье заполонило все пространство внутри клетки. Отсутствующий взгляд и потеки макияжа на лице от высохших слез говорили о том, что она здесь давно.
С другой стороны от Ники на прутьях своей клетки повисла черноволосая девица с густо обведенными сурьмой карими глазами. Черная краска подчеркивала ярость в глазах пленницы. Исцарапанные руки в переплетении браслетов, грязь, впившаяся в ногти, изодранное красное платье с золотой вышивкой – отчаянно кричали о бесплотных попытках вырваться из плена.
Посреди пещеры возвышался огромный котел на гигантской треноге, казавшейся ногами чудовища. Под котлом кто-то набросал громадную кучу дров. Справа в стене пещеры виднелась обычная резная деревянная дверь. Пол в пещере был выложен плиткой. "Это имитация приличного дома или остатки былой роскоши?" – удивилась Ника.
Неожиданно в другом конце пещеры зажглась свеча, выхватив из темноты толстую руку, искореженную ямами целлюлита. Выползла, кряхтя, мерзкая ведьма, с трудом передвигая столбы ног. Мутным взглядом чудовище обвело свое владение, потом внезапно резким рывком протянула руку к черноволосой девице. Рука словно трансформер удлинилась, протиснулась между прутьев, раздался жуткий крик, что-то с треском костей стукнулось о железо. Последний вздох пленницы мелодичным звоном уплыл ввысь.
Нахлынувшая тишина оглушила. Вика провалилась в беспамятство, страшась даже предположить, что произошло. Очнулась от громкого звука сытой отрыжки. Под котлом громко потрескивали дрова, кипело варево. Сытая и довольная ведьма в благодушном настроении начала поучить оставшихся пленниц уму-разуму.
– Тьфу, ты, – ведьма поковыряла в зубах косточкой лягушки, с трудом вытянув кусочек застрявшего мяса, – и что за принцессы пошли? Тощие, жилистые. Попы они, видишь ли, качают, а мне тут давись, зубы ломай.
– А ты не ешь, и не подавишься, – буркнула Ника, встряхнула волосами, прячась за ними от происходящего кошмара. Ведьме дела не было до страданий пленниц. Непонятно, зачем она разговаривала с ними? Чтобы довести их до отчаяния? А может просто от скуки.
– Ты бы умничала раньше, прежде, чем верить бредням. Теперь сиди и помалкивай! Я тут решаю, кому и что делать, – ведьма захохотала. Эхо прокатилось по темным закоулкам пещеры, отразилось от гранитных выступов, сотрясло округу.
