Наталья Андреева
Вид на жительство в раю
– Заткнись!
– Понял.
– Давай по сути. Значит, твоя сожительница отказала тебе под предлогом, что ты бандит, и велела прийти с повинной.
– Ну уж ты скажешь! Велела! Я сам так решил. Отсижу – и женюсь на своей Натахе.
– Ты соображаешь, Пенкин, сколько тебе придется сидеть? Учитывая твое криминальное прошлое?
– Так когда это было-то? Э-э-э, начальник! Шалишь! Судимость-то давно сняли! И как же явка с повинной? Ведь я сам пришел! Сколько бы вы меня ловили?
– Думаешь, суд это учтет?
– Натаха свидетельницей выступит, – уверенно говорит Пенкин. – Расскажет про нашу с ней любовь. Много не дадут. Путаешь ты меня, начальник.
– А я думаю, лет пять. А то и больше.
– Да ты что, начальник! Пять лет! А пусть бы и пять, – неожиданно говорит Пенкин. – Зато потом – с Натахой на всю жизнь.
– Думаешь, она тебя будет ждать?
– Будет, – с уверенностью говорит Пенкин.
– Ох, какого мы о себе высокого мнения!
– Проблемы с потенцией, эрекцией, эякуляцией? – прищуривается Пенкин.
– Заткнись!
«Либо он идиот, либо… великолепный психолог! А здесь просто ваньку валяет. Нет, показалось. Так не бывает. Человек ворует мобилы. Сто процентов: его опознают. Бред какой-то!»
– Прочитай протокол, – Хлынов разворачивает составленный документ на сто восемьдесят градусов и пододвигает его к Пенкину. Несколько секунд Анатолий смотрит в бумагу, потом говорит:
– Все верно. – И берет ручку.
– Да ты прочитай сначала.
– Я вам верю, – все с той же непонятной усмешечкой говорит Пенкин и медленно, словно только-только научился писать, выводит: «С моих слов записано верно».
– Ты писать вчера только научился? – возвращает ему должок Хлынов. За потенцию.
– Руку недавно сломал, – охотно поясняет Пенкин. – Пальцы не так срослись. Как заново писать учусь.
Хлынов внимательно смотрит на его правую руку. Большой и указательный пальцы и в самом деле кривые. Татуировка «ТОЛЯН». О которой упоминали потерпевшие. На каждом пальце по букве. Первые две уехали куда-то в сторону. Ручку Пенкин держит очень неуверенно.
– Где ж ты сломал руку? – подозрительно спрашивает оперуполномоченный. – На стройке?
– Зачем на стройке? Подрался!
– Слушай, Пенкин! Ты мне это брось! Сразу говори: что за тобой числится?
– Меня отметелили, с меня же и спрашивают! – Пенкин обиженно захлопал ресницами. – Какая-то сука каблуком кованого ботинка на пальцы наступила! А рука-то уже была сломана! У меня от боли в глазах помутилось! Месяц в койке валялся! Думаете, у меня медицинская страховка есть? Как срослось, так и срослось! Пришлось, между прочим, опять мобилу красть! На лекарства не хватало!
Все правильно: последнее заявление от потерпевшей датировано концом апреля.
– А что же ты у Натахи денег не попросил? – ехидно спрашивает Хлынов. – Проблемы с потенцией?
– А при чем тут рука? – невинно спрашивает Анатолий.
– Я тебя про деньги спрашиваю, а не про руку! Вот ты говоришь, что, познакомившись с Натахой, два месяца из койки не вылезал. Любовью, мол, с ней занимался. А теперь получается, что один месяц из этих двух лежал с переломами, полученными в результате драки. И что выходит?
– Выходит, за месяц управился.
Взгляд Пенкина чист, как у младенца. Терпение Хлынова на исходе. В камеру его. Теперь никуда не денется. В рамках уголовного дела они докопаются до правды. Времени у Хлынова – вагон! Главное, есть печка, от которой можно плясать. Чистосердечное признание. Чье? В чем? А это мы еще посмотрим!
В раю
…Полчаса в ожидании, до того как умереть. До того, как оказаться в аду. Полчаса в чистилище, чтобы все как следует вспомнить и осмыслить. Где была сделана ошибка? И когда? Ведь до того был рай. Все так считали: я живу в раю. Как у Христа за пазухой. Христос, разумеется, это мой муж. Михаил Конанов. Кормилец и поилец. Многим захочется узнать, где я такого отхватила восемнадцать лет назад. А я вам сейчас расскажу. Как выйти замуж за миллионера – рецепт от Галины Конановой, в девичестве Зайкиной.
Если вы захотели получить миллионера готовеньким, все гораздо проще и… гораздо сложнее. Проще, поскольку не придется с ним нянчиться, убеждать его в том, что у него все получится, успокаивать, когда случаются провалы, гладить по голове, когда он сопит носом, словно обиженный ребенок. Лучше прийти на готовое. Тогда вместе со свидетельством о браке вы получите в единоличное пользование сложившуюся личность, сильного, волевого человека, который смотрит на мир с высоты своих миллионов. Но эта сильная личность знает себе цену, порою ее завышает, и вам придется принять правила игры. Приспособиться. Стать тем, кем он хочет вас видеть, и получить то, чего хотите вы. Деньги и все, что на них можно купить. За исключением того, чего на них купить нельзя, это и будет счастье.
Если же вы решили «слепить» миллионера своими руками – вы пойдете моим путем и в итоге рискуете остаться ни с чем. У разбитого корыта. И не потому, что были ненасытной, как старуха из сказки Пушкина. Скорее были и остались рыбаком. Который выловил золотую рыбку, но в итоге остался с носом. Его использовали и выкинули, как ненужную тряпку. Потому что он так и не обзавелся бабочкой и фраком. Не вырос в… Ну, в кого-нибудь. И перестал соответствовать.
…Двадцать лет назад я вот так же, как сегодня, ехала на вокзал. Ведь все возвращается на круги своя. Тогда в моих руках тоже был огромный чемодан. Только не красный, а бурый, как старый медведь, завалившийся в зимнюю спячку. Студентка второго курса гуманитарного института Галя Зайкина досрочно сдала сессию и поехала на маленькую родину. Десять часов на поезде – и я дома. На втором курсе я все еще была невинной девочкой с круглыми карими глазами, темными волосами, заплетенными в тугую косу, и на вид никто не давал мне больше шестнадцати. Даже на фильмы для взрослых пускали с трудом, когда подруги замолвят словечко. А ведь мне уже девятнадцать, думала тогда я! Старуха!
И вот эта «старуха» тащила чемодан по подземному переходу на Павелецкий вокзал, обливаясь слезами. Потому что опаздывала на поезд. Непредвиденные обстоятельства: авария на дороге и огромная пробка. Где-то на середине длиннющего перехода я поняла, что опоздала. Мой поезд уже ушел. Теперь надо сдавать билет, ругаться с кассиром, добывать новый. С билетами в каникулы проблемы. Я села на чемодан и зарыдала. Мне теперь придется тащиться с этой неподъемной махиной обратно в общежитие, потом идти на переговорный пункт, успокаивать маму. Ведь телеграмма уже улетела: она меня ждет. А потом сидеть без дела и без денег в студенческой общаге, а две разгульные девицы в соседней комнате устроят очередную пьянку, и ко мне будут ломиться всю ночь подозрительные типы. Сессия для соседок только-только началась, и если они будут обмывать каждый сданный зачет и экзамен, да еще пяток завалят… Ничего себе перспектива! Я, невинная девочка, отличница, даже на студенческие дискотеки не хожу, стесняюсь. Жить неделю в квартире, которую соседки превратят в притон! Кошмар!
Я сидела и ревела, оплакивая загубленные каникулы, и тут над моей головой раздался голос:
– Девушка, что случилось?
Я подняла голову и увидела его. Двадцать лет назад мой муж еще не был таким грузным, хотя сложение у него плотное, а аппетит отменный. Тогда ему было двадцать девять, живот только намечался, мешки под глазами отсутствовали, и он еще не был таким занудой. А в данном случае оказался моим спасителем.
– Что случилось? – повторил он. – Вас кто-то обидел?
– На поезд опоздала, – всхлипнула я. – А меня утром мама ждет. Я уже отправила ей телеграмму.
– Давайте мы сделаем вот что… – Он на минуту задумался. – Сейчас пойдем ко мне, я живу в двух шагах, позвоним по межгороду вашей маме, попьем чаю и решим, что нам делать дальше.
– А билет? – всхлипнула я.
– Это я беру на себя, – улыбнулся он.
Еще во времена строительства развитого социализма мой муж проявлял чудеса расторопности. Поэтому в бизнесе потом оказался как рыба в воде. Я была такая наивная девочка, что сразу же согласилась на его предложение. Мне и в голову не пришло, что это может быть маньяк, вор, насильник. Что я рискую. Да и времена тогда были другие. Встречались, конечно, и маньяки, но в принципе людям верить было можно. Я поднялась, мужчина подхватил чемодан (тогда еще у него не было одышки) и легко понес его в сторону, противоположную выходу к вокзалу. Я засеменила за ним.
– А как вас зовут? – спросила я его широкую спину.
Он обернулся и с улыбкой сказал:
– А я разве не представился? Михаил. Конанов Михаил Евгеньевич. Паспорт показать?
Он точно был не маньяк. Я робко спросила:
– А разве у вас с собой паспорт?
– А зачем я, по-вашему, очутился на вокзале? Брал билет.
– Вы куда-то уезжаете?
– Да. В командировку.
Мы шли по длинному переходу. Он нес чемодан и отделывался короткими репликами.
– Ой, а я вас не отвлекаю?
– Поезд завтра. Утром.
– Утром… – повторила я. Отныне мне предстояло стать его эхом. Если бы я знала тогда, чем все это закончится!
Он и в самом деле жил неподалеку. Не в двух шагах, но в районе Павелецкого вокзала. Квартирка была однокомнатная, кухня маленькая, но зато ремонт хороший, обои дорогие, полы паркетные, а такую мебель в те времена доставали по большому блату.
– Я не женат, – сказал он, поставив чемодан посреди прихожей. – Так что действуйте.
– Что? – слегка растерялась я.
– Готовить умеешь?
– Да. Конечно!
Я не была избалованной девочкой, кое-чему меня мама научила, а студенческая общага завершила образование. Я умела из одного куска мяса изготовить и первое и второе, соорудить из бульонных кубиков и томатной пасты вкуснейшую подливку к макаронам, без молока сделать воздушное картофельное пюре. Не говоря уже о том, что привыкла сама себя обслуживать, стирать, гладить, драить сантехнику, и т. д., и т. п. На кухне я нашла набор продуктов, необходимый для того, чтобы соорудить роскошный по тем временам обед. Первое, второе и третье. Пока варился суп, позвонила маме. Хорошая хозяйка, послушная дочь.
Михаил все это оценил. Вкупе с моей наивностью. Когда мы пообедали, за окном уже было темно. Время к вечеру. Мы и не заметили, как разговорились. Я пожаловалась на соседок, и он неожиданно сказал:
– Оставайся ночевать.
Вот тут я испугалась. Я, конечно, была наивна, но не настолько. В соседней комнате жили девицы, промышляющие проституцией, и слышать и видеть мне приходилось всякое. Выражение лица у меня было такое, что он тут же сказал:
– Не бойся, не трону. Я буду спать на кухне, на раскладушке.
Не знаю, что на меня нашло, но я согласилась. Все было как в плохом фильме. То есть он и в самом деле спал на кухне, на раскладушке. В хорошем фильме девушка полночи ворочается в постели, мужчина за стенкой тоже, потом он в одних трусах появляется на пороге спальни – и дальше уже есть что показать. И на что смотреть. В нашем случае оставалось только выключить телевизор. Они легли в постель, каждый в своей комнате, и кино закончилось. А кому оно надо, такое кино?
Я проснулась рано и долго не могла сообразить, где нахожусь. За стенкой было какое-то движение. Я вспомнила события вчерашнего вечера, вспыхнула, вскочила и лихорадочно принялась одеваться. В комнату он так и не зашел, и пока я, румяная от смущения (непонятно с чего), не появилась на кухне, мы так и не встретились.
– Доброе утро, – сказал он. Я тоже поздоровалась. Вежливо.
Приготовила завтрак. Какое-то время мы молча пили кофе. Потом Михаил сказал:
– Мне пора ехать. Ты вот что… Оставайся здесь.
– Не поняла, – растерялась я.
– Меня не будет неделю. Я инженер, еду в провинцию испытывать новую установку. Твой билет я сдам, деньги тебе верну все. И на хозяйство кое-что оставлю. Присмотришь за квартирой. Я вижу, ты девушка хорошая. И билеты к тому времени появятся. На твое направление. Каникулы-то у школьников закончатся. Я вернусь, и ты поедешь к маме. И тебе хорошо, и мне спокойно. Не люблю оставлять квартиру без присмотра. Цветы опять же надо поливать.
Я еще больше растерялась. Во всем этом романтики не было ни грамма. Впервые познакомилась с мужчиной, а он просит поливать его цветы! Милые девушки, охотницы за миллионерами. Ожидающие принца на белом коне. Жизнь – это проза. Даже если при нем розы, он все равно думает о засыхающих цветах, оставшихся в его квартире.
– Вы же меня совсем не знаете! – горячо заговорила я. – Вдруг я воровка?
– Ты? – Он усмехнулся. – Да я все про тебя уже знаю. Вплоть до домашнего телефона твоих родителей. Ведь счет придет на мой адрес. Кстати, можешь позвонить маме еще раз. Сказать, что с билетами проблема, приедешь через неделю. Ну как? Идет?
Я была такая дура, что согласилась. В этом мой муж прав. Недалекая женщина. Умная задумалась бы: разве это любовь? Кто ты для него? А я… Неделю прожила в его квартире. Поливала цветы и делала уборку. Когда он вернулся, все сияло. Пол, кухонная плита, полированная мебель и мое лицо. Как вы думаете, что было после этого? Мы легли спать. Я в комнате, он на кухне. И опять-таки ничего не было. Утром я, в свою очередь, села на поезд. Сердце мое тревожно билось. О том, что со мной случилось за эту неделю, я не рассказала никому, даже маме. Как будто случилось все.
В то время как все случилось гораздо позже. Мне даже не хочется описывать, как это было. Честно признаться, от физической близости с мужем я никогда не получала удовольствия. Моя любовь к нему простирается ровно до того момента, как его рука ложится на мою грудь. Странно, да? В момент, когда он настойчиво теребит мою грудь, я начинаю его тихо ненавидеть. В частности, за тот первый раз, когда мне было невыносимо больно. Я лет пятнадцать пыталась побороть свою застенчивость, а когда у него появилась любовница, начала «просвещаться». Но все это было потом и, увы, слишком поздно. Открытия для него делала она, а не я. Жена в таких случаях не просто вторая женщина в его жизни, а еще и рискует нарваться на скандал.
– Где ты этого нахваталась? Раньше ты так не делала!! У тебя любовник!!!
Даже если он тебя больше не любит, рога на голове его оскорбляют по-прежнему.
В общем, через год после нашего знакомства я стала женщиной и страшно этим гордилась. Причина, по которой мы порою отдаемся без страсти. Без желания. Стремление обрести другой статус. Переход из одного качества в другое. От девушки к женщине. Кроме того, что я была его любовницей, я два года вела его хозяйство. Делала то же, что замужняя женщина, но постоянно жила по-прежнему в студенческом общежитии.
Так длилось два года. До того момента, как Галина Ивановна Зайкина получила свой красный диплом. Что я сделала после этого? Направление у меня было целевое, поэтому я засунула диплом в сумочку и стала собирать все тот же чемодан. Собираясь возвратиться на свою маленькую родину, чтобы жить там и работать. Но без возможности вести московское хозяйство своего любовника.
К этому времени он купил машину. Он всегда хорошо зарабатывал и умел «крутиться». Я об этом уже упоминала. Получилось так, что мы с чемоданом и паспортом, в котором истек срок временной прописки в городе Москве, вышли из подъезда и направились к автобусу. И в этот момент у обочины затормозила новенькая машина. Я скосила глаза. Из бежевых «Жигулей» вышел Михаил и удивленно спросил:
– Куда это ты собралась?
– Домой, – ответила я.
– Каникулы, что ли?
– Я институт окончила.
– То есть?
– Получила диплом. Вот, собственно, и все. Я уезжаю. Домой.
– А почему ты мне об этом ничего не сказала?
Тут в свою очередь удивилась я. Я неоднократно упоминала о своем целевом направлении, временной прописке и дипломе, который защищаю. Но все это мой будущий муж пропустил мимо ушей. Теперь смотрит на меня, как баран на новые ворота, и спрашивает: «Куда это ты собралась?» А потом резко:
– Садись в машину.
Он отобрал у меня чемодан, положил его в багажник, я уселась на переднее сиденье, и мы поехали. Я была уверена, что на вокзал. Мы ехали к Павелецкому. Но свернули не к вокзалу, а в переулок, где находился его дом.
– На поезд опоздаем, – вздохнула я, взглянув на знакомые окна.
– Никуда ты не поедешь, – резко сказал Михаил.
– Но что же я буду делать?
– Выходи за меня замуж.
Вот так все это и было. В будни, во дворе. Нас было трое: я, он и чемодан. Вру. Нас было уже четверо. Поэтому после его слов я разревелась и сказала:
– Кажется, я беременна.
– Ну и куда ты собралась?
Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Мой муж любил меня по большим праздникам, и это был один из них. В тот вечер Галя Зайкина была счастлива. И даже его рука, лежащая на груди, не вызывала раздражения. Вот так я и заполучила своего будущего миллионера. Продолжение следует. Как сделать так, чтобы он заработал свои миллионы.
В аду
Через неделю капитан Хлынов решил узнать, как там его подопечный. Со следователем Семеновым, которому дали дело Анатолия Пенкина, они были приятели. Работали в паре, вместе «обмывали» удачи, обсуждали причины провалов, на праздники перезванивались, хотя семьями и не дружили. Семенов был закоренелым холостяком, а у Хлынова отношения с женой не ладились. Та требовала его постоянного присутствия в доме вечерами и особенно в выходные, Хлынов же предпочитал проводить свободное от работы время в гараже или на рыбалке. Несколько раз холостяка-следователя приглашали в гости на семейные торжества. Посидев у Хлыновых часок-другой, тот в ужасе сбегал. Супруги крепились полчаса, стараясь при госте не выяснять отношений. Но слово за слово – и начиналась перепалка. Голос у Верки Хлыновой был высокий, визгливый. Семенов, родившийся и выросший в деревне, частенько просыпался в детстве под звуки пилы-двурушки, при помощи которой мать с отцом пилили дрова. Вжик-вжик. Вжик-вжик. Когда говорила Верка Хлынова, ощущение было такое же. Олег Хлынов был крепок, как мореный дуб, и Верке приходилось прилагать максимум усилий, чтобы чего-то от него добиться. Дерево не поддавалось, и она визжала, призывая в свидетели Семенова:
– Вась, ты слышишь? Нет, ты слышишь? Ну скажи, в чем я не права?
– Я не знаю, – мямлил Семенов. – Вроде бы права.
В душе он был на стороне Олега. Мужская солидарность. Но как отказать женщине? Ясное дело: дура баба и в дурь прет. То ей на рынок, то на дачу, то мама заболела, то просто скучно. А Олег устал, ему бы на диване полежать перед телевизором.
– Вот и мама говорит, – тянула Верка, заведя глаза, густо подведенные синим карандашом. Глаза у нее были красивые и фигурка стройная, ноги длинные, грудь высокая. Видная женщина, но требует к себе постоянного внимания.
– Пойдем покурим, – мрачно говорил Хлынов после этих слов жены. А на кухне, достав пачку сигарет и воровато оглянувшись на дверь: – Как в известном анекдоте. Мужик по телефону радостно сообщает другу: приходи, теща уехала! Тот переспрашивает: кто? Говорю по буквам: тигр, ехидна, щука, акула.
– Тише ты!
– Да пошла она!
– Жена или теща?
– Обе!
– Как же ты с ней живешь, Олег? Я имею в виду Веру.
– Двое детей, – разводил руками Хлынов. – В общем-то она права. Надо больше времени проводить с семьей. Но зачем же так орать? И по каждому поводу звонить маме? Чуть что – теща уже здесь. Сидит на кухне, чай пьет. Благо живет в двух шагах. И зыркает на меня, будто я враг народа. Украл у ее единственной дочери лучшие годы жизни! Нет мне дома покоя, факт.
Вот по этой причине они и встречались вне дома. На работе у Хлынова, в кабинете у Семенова или попросту в гараже. Когда Хлынов вспомнил об Анатолии Пенкине и пяти украденных им мобильных телефонах, он тут же позвонил Семенову. И спросил:
– Как там клиент поживает? Который с повинной пришел?
На что Семенов тут же ответил:
– Есть разговор.
И Хлынов сразу понял, что разговор не телефонный. Так и знал! Что с Пенкиным будут проблемы! Они договорились встретиться вечером в гараже. Семенов пришел с сумкой пива в темных бутылках и большим пакетом сушеных кальмаров. Забежал в ближайший ларек, где милая девушка выгребла для него полхолодильника. Жара. В гараже у Хлынова тоже имелась кое-какая закуска. Они расположились на верстаке и открыли по бутылке пива.
– Ну, рассказывай, – вздохнул Хлынов.
– Ты мне веришь, нет? – Василий посмотрел на него в упор.
– Я знаю, что ты не первый день в прокуратуре работаешь, – осторожно сказал Олег.
– Да уж лет пятнадцать как, – усмехнулся Семенов. – Стажером начинал. Всякого навидался. Так вот о Пенкине… – Он сделал паузу. – Этот человек ставит меня в тупик. С самого начала. Вроде бы все просто. Как говорится, проще пареной репы. Приезжий, сидел за драку, дорожка на зону протоптана, сколько бы лет ни прошло, не зарастет. Не было работы – пошел воровать. Встретил женщину, которую полюбил, и та заставила прийти с повинной.
– Все так, – кивнул Хлынов. – И что смущает?
– Не деревенский он, – мрачно сказал Василий. – Врет.
– А чем докажешь?
– Я сам из деревни. У нас, деревенских, к земле страсть. Если о родине заговорим, так взгляд меняется. Тоскуем мы по земле. Ну нет в нем этого! В городе родился, точно! Мало того – в столице! Хоть и косит под деревенского. Чутье мне подсказывает, что врет он.
– Твое чутье к делу не пришьешь. Что по факту?
– По факту? Изволь. Я положил перед ним протокол подписать. Пенкин смотрел в него несколько секунд. Но я уверен на сто процентов: он его прочитал! Я с этим сталкивался. Есть люди, обладающие способностью к быстрому чтению и уникальной памятью.
– Откуда знаешь, что прочитал?
– Он тут же указал мне на маленькую неточность. Мол, я этого не говорил. И все смехом: шалишь, начальник! Лишнего на себя не возьму! А ведь он говорит, что не имеет образования! Семь классов и коридор! Даже ПТУ не закончил!
– Самородок? – предположил Хлынов. – Есть люди одаренные от природы.
– Ладно, проехали. – Семенов открыл еще одну бутылку пива. – Пусть у него от природы уникальные способности. Ну, не сложилось у парня. Пьяная драка, загремел на зону, дальше пошел по накатанной. Знаешь, что было в следственном изоляторе?
– Что? – спросил Хлынов, вновь с удовольствием присасываясь к холодному пиву.
– Драка.
– Обычное дело. Этот Пенкин – драчун известный. За драку и сел. И мне говорил: пальцы, мол, сломаны. Я сам видел.
– А знаешь, что сказал мужик, которого он отметелил? В камере на Пенкина трое навалились. Он, конечно, мужик здоровый, но и те не промах. И потом: их было трое! Одного госпитализировали со сломанной челюстью. Другой перепуган насмерть. А третий… Тот, у которого уже две ходки… Он сказал со стопроцентной уверенностью, что Пенкин не сидел.
– Я ж сам видел у него наколки! Та, что на левом плече, – на зоне сработана. Что я, мальчик? Не разбираюсь?
– Это в наше время проблема? Сделать наколку, как на зоне? И еще… Приемам, которыми он владеет, обучают в специальных войсках. Пенкин прекрасно знает, куда бить и как. Этих троих он расшвырял в минуту. Когда его захотели на место поставить. Коротко и точно бил. Как профессионал. А на допросе начал тянуть: «А чего, начальник? Так, этак. Маленько припугнул. Размялся. А что челюсть мужику сломал, бывает. Сегодня мне повезло, завтра ему». Ничего себе везение! Удар ногой на высоту подбородка здоровенного амбала! Я не удивлюсь, если Пенкин при мне сядет на шпагат. Мужик полон сюрпризов.
– Думаешь, спецназ? Или ВДВ?
– Я не знаю, где он этому учился, – развел руками Семенов. – Ведь он говорит, что не был в армии! Тогда откуда?
– Послушай, Василий. Нам-то что? Мы какое дело ведем? О краже мобильных телефонов. Здесь все сходится. Или не сходится?
– Вроде бы сходится, – мрачно сказал Семенов. – Я намерен провести опознание. Собрать всех этих куриц… Имею в виду – потерпевших. И послушать, что они скажут. Опознают его или не опознают.
– А если опознают?
– Тогда я, как говорится, пас. Ума не приложу, зачем он воровал эти телефоны. И кто он такой вообще.
– Пенкин Анатолий. Деревня Сосенки.
– Ты сам-то этому веришь?
– Я верю, что если мы с тобой сунемся в это дело, нам мало не покажется. Хочет он сесть за кражу мобильных телефонов – пусть сядет.
– Олег, опомнись! Нам такой кекс в руки попал! Неужели не докопаемся до правды?
– Ну и что ты на него имеешь? – сердито спросил Хлынов. – Драка? Приемы карате, которыми он якобы владеет? Сверхспособности? Якобы он за пять секунд прочитывает текст, на который другому надо затратить полминуты? И что это доказывает?
– Что он не тот, за кого себя выдает.
– Скажи еще, что Пенкин – американский шпион! Вася, это уже не актуально. Холодная война-то кончилась.
– Кстати… Надо проверить, владеет ли он иностранными языками, – задумчиво сказал Семенов.
– У тебя паранойя. Кому это нужно?
– Не знаю. Этот Пенкин – загадка.
– Но телефоны-то он воровал?
– Воровал.
– И чего тебе еще надо?
– Я…
В этот момент зазвонил мобильник, лежащий тут же, на верстаке. Звонок был характерный: сирена, с которой едет по городу «скорая» или милицейская машина. Лицо у Хлынова сразу стало кислое. «Жена», – догадался Василий. Все, что говорила мужу Верка, было ему тоже слышно. Вжик-вжик.
– Где тебя черти носят?
– Я в гараже, – терпеливо пояснил Олег.
– Опять пьянствуешь?!
– Мы с Василием по работе.
– С каким Василием?
– С Семеновым. Ты же знаешь, что он только пиво пьет.
– И Семенова приплел!
– Я могу ему трубку дать.
– Знаю я твои милицейские штучки! Небось на магнитофон записал! Быстро домой!
– Вера, я…
– Ты что – глухой? Почему я одна должна отдуваться? В пятницу на родительское собрание пойдешь ты!
– Хорошо.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что пойду. И домой сейчас приду.
– Ну знаешь!
После этого труба замолчала. Олег осторожно, будто бомбу, которая при любом движении может взорваться, положил телефон обратно на верстак.
– Что это с ней? – спросил Семенов.
– Небось мама рядом сидит. Я так думаю, у нее кризис среднего возраста.
– У мамы?
– У жены, – сердито сказал Хлынов. – Все думает, что чего-то упустила. Жизнь мимо прошла. Вот и бесится. Красивая. – И он тяжело вздохнул. – Все говорила, что я от нее кавалеров отпугиваю. Ну кто, мол, захочет связываться с ментом?
– А как у вас с любовью? В смысле секса, как сейчас говорят.
– Ты еще! – в сердцах сказал Хлынов.
– Что значит «еще»?
– Да Пенкин этот. Сразу попал. В больное место. Какой к черту секс при такой жизни? Как мужик мужику: я ее хочу, пока она рот не откроет. Веришь, нет? У меня нормальная потенция только на работе. Когда жены рядом нет. Как позвонила – сразу все опускается. От этого она орет еще больше. Я говорю: давай разведемся. – «С ума сошел, а как же дети? Кому я такая нужна, разведенка тридцати пяти лет, и как квартиру делить?» – В общем, проблема. А Пенкин… Либо я идиот, либо он отличный психолог.
– Вот! В самую точку! Когда я с ним беседую, у меня такое ощущение, что иду по минному полю. А рядом сидит сапер и надо мной смеется. Он-то отлично знает, где эти мины заложены. Это меня раздражает до крайности. Особенно то, что я о нем ничего не знаю. Правды не знаю. Я предъявил Пенкину обвинение и получил постановление суда на содержание его под стражей вплоть до… Пока не выясню, кто он! Нельзя его отпускать. Кстати, он и не возражает. Мне показалось даже, что он обрадовался, когда я объявил, что до суда собираюсь продержать его в следственном изоляторе.
– Давай вот что сделаем, Василий, – Хлынов тяжело вздохнул и поднялся. – Проведем опознание. Я тоже хочу присутствовать. Если эти пять женщин…
– Четверо.
– Если четыре женщины в один голос опознают в Пенкине грабителя и если из деревни Сосенки придет подтверждение в том, что человек, изображенный на фотографиях, – Пенкин Анатолий… Надеюсь, ты связался с местным уголовным розыском?
– Конечно! Выслал факс, его фото. Они сказали, что съездят в Сосенки, опросят одноклассников Пенкина, тех, кто его хорошо знал. А еще я сделал запрос в Московский Информационный Центр, где данные об уголовной ответственности хранятся десятки лет. Мне нужно дело Анатолия Ивановича Пенкина, шестьдесят шестого года рождения.
– А родители?
– Мать, – коротко сказал Семенов. – Отца он не знает. Мать умерла год назад. Дояркой она работала на ферме. Пила сильно. Цирроз печени. Пенкин на родине не был лет десять.
– Но одноклассники-то остались?
– Люди, которые лично знали Пенкина? Да. Завтра получу подтверждение. Либо опровержение. Насчет фото. Но тогда нам придется искать настоящего Пенкина. И выяснять, кто тот человек, который пришел к нам с повинной.
– Но если все сойдется…
– Тогда я пас. Пишем обвинительное заключение и направляем дело в суд.
– И ты успокоишься?
– Да. Хотя… Ну откуда он знает приемы каратэ?
– Да остынь ты! Пошли, мне надо гараж закрыть, – сердито сказал Хлынов. – Буду я еще из-за какого-то Пенкина заморачиваться!
– Он не какой-то Пенкин. Ладно, пошли. – Семенов нехотя поднялся.
– Ты почему не на машине?
– В ремонте.
– Здесь мужиков много, которые разбираются. Пригнал бы – глянут.
– Я лучше за деньги. Не люблю одалживаться.
– Ну как знаешь.
Из гаража Семенов вышел первым и какое-то время смотрел, как Олег запирает ворота. Потом тот поднял голову и посмотрел на небо.
– Весна! – сказал с чувством. – Чуешь, Вася? Елки, весна! А погода какая, а?
– Да, хорошо.
– Хорошо. Здорово! В выходные поеду на рыбалку, – возбужденно сказал Олег. – Ну ее к черту, эту дачу! Водки можно и на бережку выпить, у костра. Да под уху. Хочешь со мной? Хорошая компания будет. Обещаю.
– Нет. Не хочу. Не любитель. И водки, и… рыбалки. – Семенов невольно поморщился. Холодно у воды, не лето. Да и клюет ли?
– Ну как знаешь. Эх, Вася! Все образуется. Образуется, утрясется. Выкинь ты это из головы. Ну, пошли.
Олег Хлынов хлопнул следователя прокуратуры по плечу и первым шагнул на тропинку.
В раю
Продолжу свой рассказ… Я получила красный диплом и переехала в квартиру Михаила Конанова. На следующий день мы подали заявление в ЗАГС. Нас расписали через два месяца. Свадьба была скромной. Маленькое кафе, человек тридцать гостей, на второй день столы не накрывали. Муж сказал, что потратился на машину, влез в долги, мои родители сделали все, что могли, но их возможности всегда были скромными. Сейчас мама на пенсии, а отец уже два года как умер. Братьев и сестер у меня нет.
Коротко о родственниках мужа, которые сыграют немаловажную роль в дальнейшем повествовании. Его родители тоже умерли. Свекровь лет десять назад, у нее было больное сердце, а отец, Евгений Михайлович Конанов, дожил до семидесяти семи лет и скончался почти в один день с моим, Иваном Сергеевичем Зайкиным. Квартира отца Михаилу не досталась. Он на нее и не претендовал. Случаются странности. Мой скупой супруг, к примеру, обожает свою сводную сестру Лиану. Такое вот редкое имя. Его отец был женат дважды, от первого брака родился сын, от второго дочь. Разница в возрасте у Михаила и его сестры Лианы – пятнадцать лет! Поздний ребенок, последняя любовь доктора технических наук, завкафедрой, который влюбился в студентку. Студентке, как потом оказалось, нужен был не столько доктор наук Конанов, сколько московская прописка и диплом без проблем. И то и другое она получила. А потом бросила мужа, который был старше почти на тридцать лет, и ушла к молодому любовнику.
