Наталья Андреева
Пока цветет лотос
Дальше я еще не придумала, но уверена: моя жизнь изменится. Я узнаю если не правду, то часть правды. Аминь!
Поза воина 2
Узнав, что я раздобыла пистолет, Вадим заметно воодушевляется.
– Это вы правильно сделали, Стефания Алексеевна! Хотя не надо бы об этом по телефону…
– У мужа есть разрешение на оружие. Так Андрей, во всяком случае, говорил.
– А-а-а… Тогда ладно. Вы ведь не собираетесь его применять, это оружие?
– Нет, просто попугать. Если у меня не будет пистолета, Андрей вряд ли станет меня слушать.
– Это точно, – вздыхает Вадим. – Жаль, что у вас машины нет, придется ехать на моей. Она не очень, но, надеюсь, по пути не заглохнет.
– А ехать далеко?
– Километров двадцать от МКАДа. Коттеджный поселок.
– Наша дача в сорока километрах. Понятно теперь, почему они решили ехать к ней.
– У нее не дача, – терпеливо поясняет Вадим. – Она там живет, за городом.
– Когда мы выезжаем?
– Я думаю, часиков в пять вечера. Ведь ваш супруг обещал вернуться сегодня домой?
– Да. Он сказал: приеду очень поздно.
– Значит, у любовницы не заночует. Вы точно готовы, Стефания Алексеевна? – с сомнением спрашивает Вадим.
– Да. Я хочу отомстить ему за Бориса.
– За какого Бориса?
– Это мой тренер. Андрей ему руку вчера сломал.
– Вы меня пугаете!
– Вадим, вы сами в это полезли! Давайте уж пойдем до конца!
– Мне бы вашу решимость. Ладно, ждите. Я подъеду.
Насчет решимости он погорячился. Меня весь день трясет, как в лихорадке. Выслеживать неверного мужа занятие неблагодарное. Это я поняла, оказавшись в машине Вадима. Со стороны все кажется просто. Узнать, где назначено свидание, дождаться подходящего момента и войти. Потом поднять обличающий перст и вынести приговор:
– Развод! И дележ имущества в мою пользу, коварный изменщик!
Классическая сцена. Но на деле… Ведь я его все еще люблю, мужа-то. Что я почувствую, увидев его в постели с другой женщиной? Знать это – одно, а видеть – совсем другое. Главное, его взгляд, как у побитой собаки. Я вовсе не хочу видеть мужа слабым. Униженным. Я никогда его таким не видела и боюсь своей реакции. Вдруг в моем сердце появится жалость? Оно опять остановится, и я Андрея прощу. А он хоть на пару секунд, да потеряет лицо. Эффект неожиданности и позора. Да еще и отсутствие одежды. Голый человек особенно уязвим. А рядом ко всему прочему лежит голая женщина. Потом Андрей, конечно, придет в себя, но эти секунды… Вот что мне не давало покоя!
– О чем задумались, Стефания Алексеевна? – спросил Вадим, заметив мое сосредоточенное лицо.
– О том, как я это сделаю? Смогу ли?
– Может, повернем назад?
– Нет-нет! Я не о том, Вадим. У меня сердце разрывается, простите за банальность. Если бы кто-то все это сделал за меня…
– Вы предлагаете мне войти к ним в спальню?
– Хотя бы постойте у дверей и послушайте. Я не хочу войти именно в тот момент, вы понимаете?
– А в какой?
– Я не знаю.
– Ладно, что-нибудь придумаем. Не переживайте, я вас подстрахую.
– Да-да, не бросайте меня.
Мы едем долго, пробки, и почти все время молчим. Я собираюсь с силами, а Вадим… Я не знаю, о чем он думает, но рада, что в этот момент рядом со мной именно он. Я начинаю относиться к нему с симпатией. Кстати, его фамилия Муркин. Мечтала же я завести кота?
В сентябре темнеет рано. Часов в шесть начинают сгущаться сумерки, а в семь уже совсем темно. Мы подъезжаем к коттеджному поселку еще в сумерках. Охранник на въезде нас почему-то пропускает. Или он просто спит? Вадим без проблем поднимает шлагбаум и проезжает. Вот вам охрана в элитных коттеджных поселках! Вот вам и закрытая зона!
– Лучше оставить машину здесь, – говорит Вадим, и мы тормозим у крайнего дома. – Дальше пойдем пешком. Не стоит привлекать их внимание, да и ворота наверняка закрыты.
Я понимаю, что это он о моем муже и его любовнице, и согласно киваю. Вадим закрывает машину, а я прижимаю к себе сумочку, в которой лежит пистолет. Потом мы идем по улице, вдоль глухих заборов. В поселке тихо. Сегодня будний день, погода хорошая, здесь просто не принято гулять по улицам вечерами, у каждого большой участок и огромный дом. Можно посидеть в качелях, наслаждаясь последними теплыми днями, или разжечь мангал и пожарить шашлыки. Я бы так и сделала, будь у меня все хорошо. Кстати, мы с Андреем планировали поехать в эти выходные на дачу. А теперь не поедем. Мне вдруг становится грустно. Я сейчас похожа на луну в облаках. Повсюду небо ясное, а мое сознание погрузилось в черную тучу.
– Постойте здесь, Стефания Алексеевна, – говорит Вадим, оборачиваясь. – Вон ее дом, – он кивает на двухэтажный кирпичный особняк довольно скромных размеров. Наш с Андреем загородный дом гораздо больше. – Я пойду посмотрю, там ли ваш муж? А вдруг они передумали и, поужинав, разбежались? Если он там, то я вам позвоню.
Я согласно киваю. Чего понапрасну вламываться в чужой дом? Одно дело, если там мой муж, тогда я имею на это право, я пришла за своей собственностью. Другое дело, когда его там нет. Тогда я банальный грабитель и нарушитель покоя. Поэтому я покорно стою под фонарем, ожидая звонка Вадима. Проходит минут пять. Время тянется бесконечно долго.
В начале улицы появляется женщина с собакой. Огромный дог без поводка. Я невольно ежусь. Хоть я и люблю собак, но вовсе не хочу стать объектом их нападения.
– Не бойтесь, он не укусит, – издалека говорит женщина, видя мою напряженную позу. – Он уже старый.
– Да? – Я пытаюсь расслабиться.
– А вы к кому? – Она с интересом принимается меня разглядывать. – Я вас не знаю.
– Я к Людмиле.
– Так вон ее дом, – женщина кивает на особняк, с которого я вот уже минут пять не свожу глаз. – Чего вы здесь-то стоите?
– Я уже иду.
Прижимая к груди сумочку, я начинаю двигаться по направлению к указанному дому. Сердце бьется где-то в горле. Мне не по себе, и отчего-то тошнит. Наконец звонит мой телефон. Голос у Вадима взволнованный.
– Стефания Алексеевна? Он здесь, так что приходите.
– Я уже тут, – при этих словах я неуверенно толкаю калитку.
Первое, что я вижу, это машина мужа. Огромный черный джип. Рядом стоит явно дамская машинка, безумно дорогая, но такая же безумно маленькая. Мой супруг презрительно называет их «косметичка на колесах». Тем не менее к обладательнице такой вот «косметички» он презрения не испытывает, он ее сейчас…
От этой мысли мне становится дурно. Нет, я не смогу!
– Эй, где вы? Стефания Алексеевна?
Вадим берет меня за руку:
– В порядке?
Я молчу. Совсем не в порядке. Сумерки все сгущаются. Еще немного, и будет совсем темно.
– Ну что, идемте в дом? – Вадим слегка подталкивает меня в спину. – Вы же сами этого хотели.
Входная дверь не заперта. В прихожей мужские и женские вещи, вперемешку.
– Откуда столько мужских ботинок? – невольно удивляюсь я.
– Людмила замужем.
– Замужем?!
– Ну да. А что вас удивляет? Ее муж уехал по делам.
– Мой тоже… Уехал по делам.
– Банальный деловой роман.
– Деловой?!
– Говорите тише, – Вадим прикладывает палец к губам. И, понизив голос, говорит: – Поверьте, я в этом специалист. Львиная доля заказов – неверные супруги. Бывают служебные романы, бывают курортные. А бывают деловые, как у вашего мужа. Так ему проще добиться ее подписи в договоре, а ей приятный бонус к полученному откату.
У меня на губах горечь. Так вот как мой супруг использует мужскую харизму! Делает дамочек сговорчивыми, ублажая их в постели. Еще один способ решить проблему.
Вадим берет меня за руку и тащит к лестнице на второй этаж.
– Вы слышите?
Да, я слышу. Сверху доносятся стоны. Сомнений нет: мужчина и женщина занимаются любовью. Ноги у меня становятся ватными. Стонет почему-то только она. Когда муж занимается любовью со мной, то кричит. Все правильно: это деловой роман. А со мной… Семейный? А есть такие? Надо спросить у Вадима.
– Знаете что, – говорю я ему, – вы идите пока один. Гляньте – что там?
– А так непонятно? – усмехается он. Но кивает: – Хорошо. Я сейчас поднимусь.
И на цыпочках крадется на второй этаж. Я зажмуриваюсь и приваливаюсь к стенке. Теперь я точно уверена: мне не хочется на это смотреть. Надо подождать, пока все закончится.
И тут я слышу женский голос:
– Ты в душ?
– Угу.
Не очень-то он разговорчив! Не понравилось, что ли? Впрочем, и со мной Андрей после секса немногословен. Приняв душ, отворачивается к стенке и тут же засыпает. Господи, пронеси! Хотя, куда пронеси, непонятно.
Я стою у первой ступеньки и вся дрожу. И тут вдруг Вадим скатывается с лестницы и шипит:
– Вы идете, наконец?
И я иду. Дверь в спальню открыта. На кровати лежит голая женщина. Увидев меня, она вскрикивает:
– Вы кто?
Вадим остался за дверью. Все правильно: это дело семейное. Он меня страхует, но я должна сделать все сама. Я достаю из сумочки пистолет. А вдруг Андрей сейчас войдет? В душе он обычно моется долго, но кто знает? Надо быть во всеоружии, а то он легко решит очередную проблему. Скрутит меня в один момент и вышвырнет из этого дома.
Увидев оружие, женщина принимается визжать:
– Помогите! Убивают!
Кричит она громко, но, видимо, мой муж ничего не слышит из-за шума льющейся воды. На отчаянный женский крик Андрей не реагирует.
– Я его жена, – говорю я, чувствуя, как голос сел от волнения.
– Жена? Господи! Я что-то такое подозревала! Погодите, я оденусь.
Она торопливо начинает одеваться. Натягивает трусы и лифчик, потом джинсы и футболку. Руки у нее слегка дрожат. Но, видимо, муж прав: я действительно дура. Я дала ей время собраться с мыслями. Потому что, одевшись, она кидается к окну, и принимается орать на всю улицу:
– Помогите! Меня убивают! Эдик!
Я кидаюсь к ней:
– Замолчите!
Она хватается за мою руку, ту, в которой пистолет. Я вдруг вспоминаю уроки самообороны. Ну уж нет! Ей со мной не справиться, как бы она ни старалась! Она отчаянно визжит и даже пытается меня укусить. Я, конечно, йог и знаю, куда бить, но я мелкая. Вот так и понимаешь преимущества роста и массы в ближнем бою! Мы пыхтим, сопим, это не драка, а какая-то возня.
Выстрел раздается неожиданно. Я совсем забыла, что у меня в руке пистолет! Кажется, в пылу борьбы я нажала на курок! Людмила оседает на пол с удивленным лицом, а мои пальцы невольно разжимаются. Пистолет с грохотом падает на пол. Я в ужасе. Освободившимися от оружия руками пытаюсь удержать Людмилу, но она валится на пол. На руках у меня кровь.
– Ты меня убила, – удивленно говорит Людмила и вдруг хрипит. На губах кровавая пена. Все. Я тупо стою у тела мертвой женщины, опустив руки. Мне кажется, что прошла вечность, а не какие-то секунды с того момента, как я нажала на курок.
– Что случилось?! – В комнату вбегает Вадим.
– Где мой муж?
– Не знаю. Был в душе. Стеша, что ты наделала!
От волнения он зовет меня Стешей и без всякого отчества. Какое уж тут отчество! Вадим бросается к Людмиле, а я все также тупо смотрю, как он пытается реанимировать труп. Потом невольно отворачиваюсь к двери. Где же Андрей? В минуту опасности я невольно взываю к мужу:
– Андрей!
И кидаюсь в ванную комнату. Там никого нет. Я бегу на первый этаж, но там тоже никого. Распахиваю дверь на улицу. Машины мужа во дворе нет. Уехал?! Бросил меня?!
Я возвращаюсь в дом и неверными шагами поднимаюсь на второй этаж. У меня еще есть тайная надежда: а вдруг? В спальне живая Людмила, черт с ней, пусть она спала с моим мужем, лишь бы была жива! Я ей все прощу, лишь бы она дышала!
Но в спальне все то же: пол залит кровью, а на полу, в темной луже лежит женский труп.
– Умерла, – севшим от волнения голосом говорит Вадим. – Стеша, подними пистолет, надо его куда-то деть.
Я послушно поднимаю с пола оружие. Из дула пахнет порохом, мне кажется, пистолет еще теплый. Господи, что я наделала?! Трясущимися руками я поднимаю с пола и сумочку, которую в разгар драки с Людмилой выронила из рук.
– Вадим, я не хотела!
– Понятно, не хотела, – он поднимается с колен.
– Представляешь: Андрей уехал!
– Ему не хочется встречаться сейчас с полицией, – хмуро говорит Вадим.
– Почему?
– Есть причина. Я тебе потом скажу. С темным прошлым Воронцова в убийстве вполне могут обвинить его. Он прекрасно это знает. Вот и сбежал.
– С каким еще прошлым?
– Стеша, давай не сейчас. Надо сматываться.
Я запихиваю пистолет обратно в сумочку. Черт меня дернул стянуть его из сейфа!
– Все, уходим, – Вадим за руку тянет меня к двери.
– А как же она? – Я киваю на лежащую в темной луже женщину.
– Чем ты ей поможешь? – сердится он.
– Она точно умерла? – Я все еще пытаюсь цепляться за соломинку.
– Да.
– Откуда ты знаешь?
– Я раньше в милиции работал.
Понятно: насмотрелся.
– Тогда надо стереть отпечатки!
– Отпечатки?
– Ну да.
– Что ж… – он протягивает мне носовой платок: – Стирай.
Я усиленно принимаюсь тереть дверную ручку. Вадим смотрит на меня с грустью:
– Стеша, а ты до нее дотрагивалась?
– Нет.
– Идем отсюда. И не смотри плохие детективы.
Он тянет меня к двери.
– Тебя кто-нибудь видел? – спрашивает Вадим, когда мы выходим на крыльцо.
– Да. Женщина с собакой. Я с ней даже разговаривала. Не с собакой, с ее хозяйкой.
– Плохо. А вот для убийцы ты держишься неплохо, – неожиданно усмехается он.
– Я еще просто не поняла, что сделала.
– Ты ее убила, Стешенька. Любовницу Воронцова. Это плохо. Да что там! Хуже некуда! Преднамеренное убийство, ведь ты пришла в дом с оружием. Десятка, даже учитывая смягчающие обстоятельства. Это я тебе как бывший мент говорю. Нам надо бы отсюда выйти незаметно, – озабоченно говорит Вадим. – Не на главную улицу… Черт? Ты слышишь?
Он хватает меня за руку и притягивает к себе. Я слышу, как гулко бьется его сердце. Нет, это в калитку кто-то барабанит и женским голосом кричит:
– Людмила! Что там у вас случилось?! Где Эдик?
– Кто такой Эдик? – еле слышно спрашиваю я у Вадима. – Она его тоже звала.
– Охранник. Нам повезло, что его не было.
– А где он?
– У подружки. Хозяева баиньки легли, и цепной пес решил, что может наведаться к своей сучке, – неожиданно грубо говорит Вадим.
– Людмила! – продолжает надрываться женщина за забором.
– Да все у них в порядке, – говорит ей грубый мужской голос.
– Нет, она кричала!
– Трахалась, вот и кричала.
– Сережа, она кричала «Убивают!» – Голос у Людмилиной соседки взволнованный. – Давай все-таки посмотрим?
– А давай Эдику позвоним.
Пока они вызванивают охранника, Вадим тащит меня к забору.
– Надо влезть, – говорит он и толкает меня в спину.
– Я не могу, – ноги у меня ватные. До меня начинает доходить весь ужас содеянного мною.
– Стеша, надо. Ты же сильная. Ну! Давай!
С помощью Вадима я кое-как влезаю на забор. Потом шлепаюсь в траву по ту сторону. Вадим приземляется рядом. Слава богу, за забором трава, а не строительный мусор или какой-нибудь садовый инвентарь. Не хватало еще на грабли наступить!
– Где мы? – шепчу я.
– На соседнем участке.
– И что теперь?
– Соседи барабанят в калитку Людмилы. Поэтому мы можем выйти на улицу через их собственную калитку. За деревьями нас не будет видно. К тому же уже темно.
Что бы я делала, если бы рядом не было Вадима! Вот уж не знаешь, где найдешь, а где потеряешь! Крутой Воронцов оказался трусом! Это тебе не кости людям ломать! Тут отвечать надо по всей строгости закона! А Вадим сказал, что за Воронцовым грехов – полно. Правильно я думала, что мой супруг – сам дьявол. Зато Вадим оказался героем.
С его помощью я незаметно выбираюсь на улицу. Мы торопливо идем, почти бежим к машине. Небольшая заминка у шлагбаума. Вадиму приходится вылезти, чтобы поднять его. В будке охранника, похоже, опять никого нет. Не это ли пост Эдика, который сейчас у своей подружки? Хотя нет. Эдик отсутствует, потому что его вызвонили соседи Людмилы. Они сейчас разбираются с ее трупом. Хоть бы с полицией не столкнуться! Наверняка они уже едут!
Когда Вадим садится в машину, меня начинает трясти.
– Что дальше? – спрашиваю я, клацнув зубами.
– Надо избавиться от пистолета.
– Как?
– По классической схеме надо выбросить его в реку.
– Здесь нет реки, – жалобно говорю я.
– Есть пруд. Он достаточно большой и глубокий.
– Да-да, – как болванчик киваю я. – Останови у пруда.
Мы тормозим на берегу. Слава богу, осень сухая, и даже лысая резина на машине Вадима справляется с небольшим подъемом. Мы идем к воде, и я дрожащими руками достаю пистолет из сумочки.
– Бросай, – говорит Вадим, и я, размахнувшись, швыряю оружие в воду. Пистолет мне кажется неимоверно тяжелым, словно бы он набрал вес, когда выстрелил в женщину и убил ее. Всплеск недалеко от берега. Я пугаюсь, но Вадим говорит:
– Сойдет.
– Как я завтра объясню мужу отсутствие в сейфе одного из пистолетов?
– Только это? – Он издает что-то похожее на смешок. – Тебе много чего придется ему объяснить, и, поверь, пистолет – это пустяк.
Я понимаю, что он прав. Как мы с Андреем завтра посмотрим в глаза друг другу? После всего того, что случилось?
– Я даже не знаю, как тебя отпустить домой в таком состоянии, – вздыхает Вадим.
– Я не хочу домой!
– Стеша, когда-нибудь вам придется объясниться.
Мы едем в Москву. На Кольце я жалобно говорю:
– Муж сказал, что вернется поздно. Можно я у тебя пару часиков посижу? Или твоя жена меня прогонит?
– Я не женат.
– А как же ипотека?
– Потому и ипотека. Мою квартиру жена отобрала при разводе.
– И как ты, бывший мент, такое допустил?
– Потому и допустил, что бывший. А она до сих пор там работает. В полиции.
– В полиции? Кем?
– В пресс-службе, не нервничай так.
– Значит, ты сможешь узнать, как идет расследование? Господи, да меня же посадят! – вдруг доходит до меня. – Я убила человека!
– Мы постараемся сделать все, чтобы этого не случилось, – вздыхает Вадим. – Но шансы, честно скажу, невелики. Пистолет мы утопили, но есть свидетель. Тебя видели, Стеша. Ума не приложу, что теперь делать?
– А я тем более.
Поза черепахи
Вадим живет в спальном районе, в новом доме, достаточно далеко от МКАДа. Это однушка, кредит на двушку Вадиму, видимо не одобрили. Дом похож на муравейник, квартирки маленькие. Если мне придется здесь ночевать, то не иначе как на раскладушке, в кухне. Я невольно вздрагиваю. Ночевать!
– Чаю хочешь? – предлагает Вадим, усадив меня на диван. В квартире очень мало мебели. Хозяин еще не обставился, будучи ограничен в средствах, догадываюсь я. Вадим остро нуждается в деньгах, он мне сам дал это понять. – Или ты хочешь чего-нибудь покрепче? Тебя трясет.
– Я не пью. Я же йог.
– И мясо не ешь?
– Мясо ем. Иногда.
– Ты же йог!
– Знаешь, когда Воронцов расправляется с отбивной или терзает зубами кусок шашлыка, поневоле расстанешься с вегетарианством. Муж так смачно это делает, что слюнки текут. Я сколько раз просила Андрея не есть мясо в моем присутствии, но ему любые мои слова – по барабану. А как он пахнет, этот проклятый шашлык! Еду всегда готовлю я, Воронцов даже готовое не может разогреть, так что… – я тяжело вздыхаю. – Но спиртное: ни-ни. Ну, очень редко. И, разумеется, я не курю.
– Понятно. Я тоже не буду пить, ведь мне тебя еще домой везти. А может, заночуешь?
Он смотрит на меня вопросительно. О, как мне знаком этот взгляд! Я прекрасно знаю, что следует потом. Воронцов, у которого не только слова, но взгляд не расходится с делом, за пару секунд срывает с меня одежду, в этом он мастер. «Захочу и трахну!» Вадим этого делать не будет без моего разрешения, он не такой.
– Вообще-то герою положена награда, – говорит он, не сводя с меня глаз. Я невольно краснею. Заниматься любовью с кем-то, кроме мужа, мне еще не приходилось. Я смутно представляю, как это? Да и не хочу представлять, если честно.
Видимо, мой вид достаточно красноречив, потому что Вадим с обидой говорит:
– Понятно. Я ему в подметки не гожусь, да? Еще бы! Такой экстерьер!
– Он мой муж.
– Он – предатель. И изменял тебе направо налево. А ты даже не хочешь ему отомстить.
– Хочу, но не так.
– Стеша, ты мне очень нравишься, – он кладет руку на мое колено. – Ты даже не представляешь себе, какая ты красивая.
Мне становится неловко. Человек меня спасает, а я ему отказываю. Но я ничего не могу с собой поделать. Как мужчина Вадим мне абсолютно не нравится. Ну, ничуточки. Хотя он, безусловно, милый.
– Может быть, потом, – мямлю я, отодвигаясь. – Когда мы с Андреем разведемся…
– Что, у йогов нравственные принципы? А как же мясо? Откуда ты знаешь, может, тебе понравится? Муж ведь был с тобой груб. А я буду нежен, – вкрадчиво говорит Вадим.
Перспектива, конечно, заманчивая, но не так уж плохо мне было с мужем, даже когда он меня насиловал. Это был скорее вопрос принципа: я не сказала да. И он перед этим орал: «Убью!» И чуть не сломал дверь в спальню. Именно так и выглядит насилие, когда его описывают или показывают по ящику. Но если об этом забыть и принять во внимание концовку, вид у меня не случайно был на следующий день такой цветущий. Любовник мне не требуется.
– Вадик, прости, – умоляюще говорю я. – Но у нас с тобой чисто деловые отношения. И дружеские, – поспешно добавляю я.
Этот взгляд тоже ни с каким другим не спутаешь, хотя Вадим быстро гасит вспыхнувший в глубине зрачков огонек. «Я тебе это припомню», – называется взгляд. Но у меня есть весомый аргумент для сохранения наших отношений дружескими и деловыми: деньги.
– Я заплачу тебе, сколько скажешь, – поспешно говорю я.
– Какими деньгами? – усмехается он. – Твоей зарплаты не хватит.
– У меня есть драгоценности, подаренные Андреем. Шубы. В конце концов, есть кредитка, куда муж набросал денег.
– А как же принципы?
– Глупо из-за принципов садиться в тюрьму.
– У тебя странная логика, Стеша. Помесь женской и детской. По сути, ты – взрослый ребенок. И в то же время красивая женщина, – Вадим вздыхает. – Я постараюсь с этим справиться. Нет так нет.
Я, заметно приободрившись, спрашиваю:
– Как мы будем меня спасать?
– Я попробую поговорить с твоим мужем.
– Поговорить с Андреем?!
– А у нас есть другой выход? Если он захочет тебе помочь – это уже полдела.
– С какой стати Воронцову мне помогать? Я же убила его любовницу.
– Поверь, я найду аргументы, достаточно весомые. Лучше, наверное, сделать это прямо сейчас. Дай мне номер его телефона.
– У тебя нет номера его телефона?! Ты же за ним следил!
– Дай мне тот телефон, по которому с ним говоришь ты! – злится Вадим.
– Ах да…
Я покорно диктую номер.
– А теперь выйди на кухню.
– Почему?
– Тебе не надо этого слышать. Мы будем говорить по-мужски.
Я сразу пугаюсь, потому что прекрасно знаю, что такое мужской разговор. Во всяком случае, мужской разговор по Воронцову. Результат – гипс. Хотя по телефону-то руку не сломаешь. Но мат мне тоже не хочется слушать. А матерится Воронцов мастерски. Сколько уж раз я зажимала уши! Поскольку Вадим – бывший мент, не сомневаюсь, что и у него богатый арсенал. Мне лучше этот разговор пропустить, Вадим прав.
Я иду на кухню и закрываю дверь. Пару раз все же порываюсь подслушать, но Вадим говорит тихо. «Она теперь моя клиентка». «Да, есть свидетель». «Подробности при встрече». Дальше совсем тихо, а потом отборный мат, так что я шарахаюсь от двери. Вадим заходит на кухню минуты через три.
– И что? – жалко улыбнувшись, спрашиваю я.
Словно в ответ на мой вопрос приходит эсэмэска от мужа: «Заночую на даче».
– Вот, – я показываю Вадиму мобильник.
– Может, позвонишь ему? – Тяжелый взгляд, исподлобья.
– Я боюсь!
– Но хотя бы ответь.
– Да, конечно, – я торопливо набиваю: «Ага». И тут же начинаю себя ругать. Что это за «ага»? Будто я на него и не злюсь вовсе! Но больше я ничего не могу вымучить, мой богатый словарный запас словно бы иссяк после убийства Людмилы.
– Я отвезу тебя домой, – вздыхает Вадим.
– Домой?
– У меня нет раскладушки. А делить постель со мной ты не хочешь. Выбирай: либо мы любовники, либо…
– Либо, – поспешно говорю я. – Вези домой.
– Как скажешь, – он как-то странно улыбается.
Эту улыбку я поняла потом, потому что я овца тупая. Мне еще долго разбираться с мужскими улыбками. Я понимаю, когда они злятся, мужчины. Понимаю, когда орут. Когда одежду срывают, тоже понимаю. Но эти их улыбки! Это нечто! Как-нибудь потом я их обязательно классифицирую, чтобы остальным моим соплеменницам не попадать впросак. Женщина должна понимать: когда мужчина улыбается, ей надо не расслабляться, а, напротив, напрячь мозги и занять боевую стойку. А то получится, как со мной. Поняла бы я раньше улыбку мужа – не оказалась бы в спальне у Людмилы.
Вот и Вадим… Он улыбается, хотя я отказалась делить с ним постель. А должен рыдать? Черт, я совсем запуталась!
Едем мы недолго, хотя едем в центр. Пробки почти уже рассосались. У нас-то с Андреем квартира шикарная. В «сталинке», почти в самом центре. Воронцов расселил коммуналку, чтобы заполучить эту квартиру. На кой черт нам столько комнат, лично я не знаю, мне только лишняя морока везде прибираться. Отношения с прислугой у меня особые, муж презрительно говорит:
– Непонятно, кто у кого в услужении, ты у домработницы, или домработница у тебя.
Действительно, к приходу Марины я стараюсь успеть сделать как можно больше. Потому что она умеет вздыхать. Между прочим, тоже наука.
– Ой, Стефания Алексеевна, диван какой грязный! Что это вы с ним делали? – Глубокий вздох, начинающийся с буквы «о».
Или:
– Ух, мамочки, посуды-то грязной сколько! – на этот раз на букву «у». Гласных в русском языке много, на каждую комнату хватит, даже на кухню. Так что к приходу Марины я стараюсь помыть посуду и пропылесосить диван. А также постирать и погладить постельное белье, отдать в химчистку костюм супруга, надраить ему ботинки и, разумеется, наготовить еды. Только бы Марина поменьше вздыхала.
Когда Воронцов, отдавая ей деньги, спрашивает:
– Что сделала?
Марина начинает тараторить:
– Вы ж сами видите, Андрей Ильич: посуда чистая, в комнатах не пылинки, борщ на плите, а вон висит ваш костюмчик, без единого пятнышка…
Что касается меня, то я в этот момент молчу и смотрю в пол.
– Степанида? – поворачивается ко мне Андрей.
Я киваю. Молча. Я девушка из бедной семьи, к тому же неполной, мне не привыкать много работать. Я вообще считаю: если вечером не падаю замертво и тут же не засыпаю, значит, день прошел зря. Марине достается, только когда мы в отпуске. И то: собаки ведь у нас нет. Даже кошки. Значит, нет шерсти и некого выгуливать.
Но это все в прошлом, и Марина тоже. Ее, видимо, придется уволить. Мне домработница не нужна, а Воронцов не уволил до сих пор Марину только потому, что за нее заступалась я, и словами, и делами.
Вадиму наш дом чем-то не нравится.
– Буржуи, – цедит он сквозь зубы и со вздохом говорит мне: – Стеша, это не «Мерседес». Сильнее надави на ручку. И вообще не в ту сторону, куда ты сейчас давишь. Беда с вами, с буржуями!
Я кое-как выбираюсь из его старенькой машины. Вообще-то я на метро езжу, когда Величество не соизволит меня подвезти. И за ручку мне от Воронцова достается регулярно, я их всегда кручу не в ту сторону, что в «Мерседесе», что в «Жигулях».
– Куда опять надавила, овца! Ты мне чуть палец не оттяпала! Я на нее табличку закажу, на эту кнопку! С подробной инструкцией! Пусть надо мной в автосервисе ржут! Ну, в каком месте у тебя мозги, Степанида? В жопе?
Я все это пропускаю мимо ушей. Если реагировать на то, как Воронцов меня ругает, можно повеситься. А не ругал он меня, только когда за мной ухаживал с целью жениться. А потом я уже успела в него влюбиться насмерть.
Насмерть! Я невольно вздрагиваю! Неудивительно, что я сегодня в пылу борьбы с Людмилой нажала на курок! С моими-то способностями! Сколько полезных вещей я уже сломала! А теперь вот человек…
Я так раскаиваюсь, что готова немедленно пойти в полицию.
– Не вздумай, – говорит Вадим.
Я вздрагиваю:
– Ты что, мысли читаешь?
– Просто я знал, что, когда ты придешь в себя, именно эта мысль и придет в твою голову. Полуженщины-полуребенка. Пойти в полицию с повинной. Подумай о своей семье.
– Именно этот аргумент ты собираешься выдвинуть Андрею?
– Сообразительная.
С тяжелым вздохом я говорю:
– Да, наверное, ты прав… А когда ты поговоришь с Воронцовым?
– Завтра.
– Интересно, когда он приедет домой?
– Уж этого я не знаю.
К подъезду я иду одна, Вадим меня не провожает. Все правильно: отношения у нас чисто деловые. Провожают любовниц и в щечку их целуют на прощание. А мы ограничиваемся коротким «созвонимся». Я здороваюсь с консьержкой и поднимаюсь к себе на третий этаж. В квартире тишина. Муж ночует на даче. Если даже мне удастся выкарабкаться, мы, скорее всего, разведемся. И где, интересно, я буду жить? После того, как Юля меня предупредила, я с Воронцовым все-таки поговорила. Набралась мужества и спросила:
– Андрей, а почему ты до сих пор не записал на меня какую-нибудь недвижимость?
– Недвижимость?! – заорал на это Воронцов. – Да ты мне «винды» пять раз сносила! Ты сломала три электромясорубки! Угробила пять пылесосов! До сих пор не пойму, как ты это сделала? Да что там пылесосы, – он махнул рукой. – Победитовое сверло! Я удивляюсь, откуда у тебя столько силы? Ты ломаешь вещи, которые кажутся неубиваемыми!
– Я картину хотела повесить!
– У тебя что, мужика в доме нет?!
– Да ты только и делаешь, что орешь!
– Мамочки, – Воронцов взялся за сердце. – Она со мной еще и спорит!
– И при чем тут недвижимость? Какая связь с пылесосами?
– Да притом, что ты ни одной инструкции прочитать до конца не можешь! А тут целый договор купли-продажи! Да ты эту недвижимость через три дня подаришь собачьему приюту! Тебя, дуру, любой обведет вокруг пальца с твоими-то куриными мозгами! Все, что ты умеешь, это варить борщ и жарить котлеты!
– Неправда! Я йог!
– Если ты освоила позу овцы, это еще не значит, что ты йог, – съехидничал супруг.
– Нет такой позы!
– Есть, милая, – он рывком развернул меня к зеркалу: – На, смотри!
– А ты бегемот, Воронцов! И животное!
– Озвереешь с тобой. В общем, так. Семейный устав: муж всегда прав, пункт первый. Пункт второй: если муж не прав, смотри пункт первый.
– Ты всегда так говоришь! На любую мою просьбу!
– Надо же! Запомнила! Вот и живи с этим. Все. Отправляйся в постель. С этим ты тоже неплохо справляешься, потому я до сих пор тебя и терплю.
Вот и весь разговор. А я теперь останусь без квартиры. Я невольно втягиваю голову в плечи и становлюсь похожа на черепаху, которая спряталась в свой панцирь. Так и живи теперь, Степанида Алексисовна! Может быть, позвонить Воронцову? Нет, не стоит. Он на меня зол. Даже ночевать домой не приехал. Интересно, что он сказал Вадиму, если опустить все матерные слова? Потому что костерил он меня нещадно, я в этом уверена.
Я ложусь в постель и пытаюсь уснуть, но даже пранаяма не помогает. Вообще ничего. Промучившись два часа, я все же набираю номер Андрея. Сначала гудки, потом он сбрасывает мой звонок. Теперь я понимаю, насколько близка к разводу. И к тюрьме.
Мне удается уснуть только под утро. Утром я звоню в клуб и отменяю все свои занятия. Поскольку я никогда еще этого не делала, меня прощают. Александр Иванович заботливо спрашивает:
