Наталья Андреева
Оtцы и деtи
V
На следующий день, к обеду, начали собираться в гости. То есть Женька с Аркадием собрались в пять минут, но Николай Петрович все суетился, собирал и разбирал посылку, зависая над ней, словно бы речь шла о жизни и смерти.
– Папа, хватит уже! – не выдержал Аркадий. – Давай сюда коробку! Что, у Матвея Ильича соленых грибов с помидорами нет?
– Так это же Фенины грибы! И Фенины помидоры! – завопил Николай Петрович. – Ты не представляешь себе, какие они вкусные! А вот это… – он оторвал прижатый к груди сверток и бережно передал его сыну. – Моя последняя книга. С автографом. Смотри, не залей ее чем-нибудь, пока везешь!
– Постараюсь, – коротко сказал Аркадий и полез в машину. Павел Петрович их провожать не вышел.
Положив сверток на колени Базарову, Аркадий вставил ключ в замок зажигания. Николай Петрович стоял в воротах и махал им рукой, пока они не завернули за угол.
– Что это? – Базаров взял в руки сверток.
– Папина книга. С автографом.
– Да ну? Тоже мне, ценность! – Женька небрежно швырнул сверток на заднее сиденье.
Аркаша молча пожал плечами. К творчеству отца он тоже относился скептически, но старался в разговорах эту тему не затрагивать. Все ж таки он тоже кое-что имел с этого творчества.
– А в коробке что? – спросил Базаров.
– Банки с соленьями, пирожки… Фенина кулинария, в общем.
– Мой тебе совет: забеги в лучший в городе магазин и купи бутылку хорошего коньяка. Или вискарь. Чтобы не пришлось краснеть. Мне, конечно, наплевать, это ты у нас – олицетворение московского гламура. И вдруг – с домашними пирожками!
– Сам знаю, – поморщился Аркадий. – Что поделать? Папа безвылазно живет в деревне. Он совсем отстал от жизни.
– Зато его фамилия всегда останется при нем. Он – Кирсанов! Прожуют и Фенины пирожки, не парься. Ты хотя бы помнишь, как выглядит эта Леночка?
– Не-а, – честно сказал Аркадий.
Когда въехали в город, Женька завертел головой по сторонам.
– Давно здесь не был… Узнаю знакомые места! – сказал он. – Вижу, что лучше здесь не стало. Да, магазины новые отгрохали, домишки строятся, но все равно – провинция. Люди какие-то… Некрасивые. Шика им не хватает. Столичного снисходительного безразличия. Глянь, как они на нас пялятся!
– Ну откуда здесь столичный шик? – лениво спросил Аркадий. – Не придирайся.
– «Винный бутик», – прочитал Женька вывеску одного из магазинов в центре. – Ого! Такого здесь раньше не было! Давай тормози. Продегустируем здешние сливки. Это ведь место, где пасутся сливки общества? Или я ошибаюсь?
– Я не был здесь столько же, сколько и ты, – пожал плечами Аркадий. – Но за коньяком заехать надо. Надеюсь, здесь знают, что такое «Хеннесси»? Хотя лично я предпочитаю «Meukow». Он как-то помягче будет.
– «Хеннесси» – это раскрученный бренд, – пожал плечами Женька. – Не хочешь же ты опозориться перед родственниками?
Они припарковались у винного магазина. Снаружи он остался таким же, как и полтора века назад – приземистый купеческий особняк с толстыми стенами и маленькими окнами, заново отреставрированный и оштукатуренный. Зато внутри веяло живительной прохладой кондиционера и сверкали витрины в стиле модерн. Видимо, особняк облюбовали под винный бутик из-за его погребов. Хорошее вино требует особых условий хранения. Войдя, друзья стали присматриваться к стеклянным шкафам, в которых были заперты элитные напитки.
– Базар! Вот так встреча! – раздался вдруг жизнерадостный вопль.
Аркадий невольно вздрогнул и обернулся. Сзади стоял невысокий парень с каким-то прилизанным лицом. Глазки у парня были маленькие и бегающие, словно он только что засунул в карман какую-нибудь мелочовку с магазинной полки и теперь боялся, что его поймают с поличным. Одет он был в спортивные штаны с символикой «Адидаса», белые кроссовки, тоже «адидасовские», и почему-то в гламурную рубашку, далекую от спортивного стиля. От парня разило одеколоном. Аркадий невольно поморщился. Из-за одного только этого запаха парня развернул бы фейсконтроль любимого Аркашиного клуба. И не только его.
– Здравствуй, Сито, – скривился Базаров.
– Ты здесь откуда?! Давно приехал?! А это кто?! – Парень по кличке Сито бесцеремонно уставился на Кирсанова.
– Аркадий Кирсанов, мой друг. Это Ситников, мой бывший одноклассник, – сказал Аркадию Женька с напором на слово «бывший».
– Кирсанов?! – Лицо у Ситникова вытянулось. – А…
– Тот, – коротко сказал Базаров, который уже начал разбираться в местной иерархии. – Павел Петрович – его дядя.
– Здо`рово! – с уважением сказал Ситников. – А сюда что, по делам?
– Да, надо бы родственничка навестить, – небрежно сказал Аркадий, сразу уловив Женькин тон. – Калязина.
– Калязина?! – Ситников только что во фрунт не вытянулся. Все знали о шансах Матвея Ильича стать новым мэром.
– Ну а ты здесь по папиным делам? – усмехнулся Женька. – Еще один кабак открываете? Приехал дать мастер-класс, как правильно пиво водой разбавлять?
– Не, – угодливо хихикнул Ситников. – Я к бабе приехал. Есть тут одна… Кукшина. Вообще-то ее Дуськой зовут, но она хочет, чтобы звали Евой. Продвинутая герла. Мы с ней по Инету познакомились. У ее родителей на озере дача. Предки Кукшины сейчас за бугор укатили, Дуська дома одна. Вот я и забежал за шампусиком. Слушайте, мужики, а поехали со мной, а? Дуська обрадуется, чес слово! Бухнем, за жизнь поговорим.
– У нас времени нет, – отмахнулся было Аркадий.
– Если только на часок, – неожиданно сказал Женька.
– На часок, на часок! – обрадовался Ситников, который горел желанием свести дружбу с племянником Павла Петровича Кирсанова и родственником будущего мэра. Такими связями не бросаются. Ситников прекрасно знал особенности папиного бизнеса, с которого и сам кормился. – Я сейчас шампусика побольше возьму! – с энтузиазмом сказал он. – А нам, мужикам, чего покрепче.
– Ну, возьми, – снисходительно сказал Базаров. – Да не жадись, Сито. Говно-то не бери.
Аркадий со вздохом расплатился за литровую бутылку «Хеннесси». Еще какая-то Дуся Кукшина. Мало им одной Леночки? Эдак скоро они с Женькой перезнакомятся со всеми скучающими девицами из семей местной элиты. Неужели Базаров не шутил, когда сказал, что хочет жениться по расчету? Но спорить с другом Аркадий не стал. Женька, как никто другой, умеет позабавиться. Базаров – это сплошное развлечение. А Ситникову, похоже, уготована роль коверного.
«Это жестоко, – думал Аркадий, косясь на парня с маленькими бегающими глазками. – Но остановить Базарова – это все равно что попытаться остановить каток. Он хоть и едет по бездорожью, но за ним остается только ровный асфальт, таких, как Сито, Женька укатает, даже не напрягаясь».
– Моя тачка, – с гордостью сказал Ситников, с показной небрежностью поигрывая брелоком с висящими на нем ключами. Их он не убирал в карман все то время, пока был в магазине. Аркадий невольно улыбнулся. Чем меньше человечек, тем больше у него понтов. Только дураки и плебеи выставляют напоказ достаток, в котором живут. И все время глазеют по сторонам: ну, как я вам? – Хороша ласточка, да? – Ситников пикнул сигнализацией и приоткрыл дверцу новенькой «Хонды Цивик».
– Ничего. Женька, что ты стоишь? Садись. – И Аркадий полез за руль своего «Инфинити».
У Ситникова вытянулось лицо. Он сразу засуетился и на всю улицу заорал:
– Я вам дорогу буду показывать! Здесь недалеко!
– Зачем ты решил с ним поехать? – спросил Аркадий, глядя на маячивший впереди «Цивик».
– А тебе никогда не хотелось узнать, как живут твои бывшие одноклассники? Работает ли еще занудливая химичка, за кого вышла замуж первая школьная красавица? Считай, что из любопытства.
– Все это и в «Одноклассниках» можно узнать, – пожал плечами Аркадий.
– Ты хочешь сказать, что торчишь в «Одноклассниках»? – вскинул брови Женька. – Фу, Кирсанов! Оттуда давно уже все свалили. Все, кто хотел трахнуть свою первую любовь, либо трахнули ее, либо убедились в том, что она дура набитая и послали ее на… А другой причины тусоваться на «Одноклассниках» я не вижу. Если только ты не баба.
– Свою первую любовь я трахнул еще в школе, – спокойно сказал Аркадий.
– Я тоже, – закрыл тему Женька.
– А этот, похоже, нет, – сказал Кирсанов, когда ехавший впереди «Цивик» замигал стопарями. Они свернули на одну из улочек типичного дачного поселка.
– Да кто ж ему даст?
– Это мы сейчас увидим, – хмыкнул Женька. – Что за бабу Сито склеил? Да еще по Инету!
Дома стояли почти вплотную друг к другу. Тот, у которого они остановились, ничем таким особенным не отличался. Ворота открыла девица в шортах и кислотного цвета майке, ярко-розовой. На голове у девицы торчали перья выбеленных волос, ноги были тощие и кривые. Базаров сморщился.
– Я, конечно, не ожидал увидеть фотомодель, но это что-то с чем-то, – сказал он Аркадию. – Одно слово: страшненькая.
Тот кивнул, разглядывая маленькую невзрачную фигурку поджидающей своего Адама Евы. Та удивленно таращилась на «Инфинити».
– Это мои друзья, – с гордостью сказал Ситников, указывая на вылезающих из машины Базарова и Кирсанова. – С Женькой я учился в одном классе, а Аркадий – племянник Павла Петровича Кирсанова. И родственник Калязина. Того самого, – многозначительно добавил он.
– Круто, – мяукнула девица и одернула кислотную майку. Голос у Дуси-Евы был на редкость противный. Поэтому Базаров сразу сказал:
– Шампанского! – и шепнул на ухо Аркадию: – Хотя я столько не выпью.
– Сфоткай нас! – Дуся протянула Ситникову айфон, с которым, похоже, не расставалась даже во сне, и встала рядом с «Инфинити». – Круто! – повторила она, пока Ситников нервно давил на панель и хихикал.
Пока они шли в дом, Дуся не отклеивалась от дисплея своего айфона.
– Уже сто лайков! – удовлетворенно сказала она, ступив на веранду. И в третий раз повторила: – Круто!
Потом она велела Ситникову сфоткать их сначала втроем, а потом вдвоем с Кирсановым на веранде, за столом в обнимку, у лестницы, ведущей на второй этаж, на лестнице…
– Может, хватит? – не выдержал Базаров. – Мадемуазель, а не хотите ли вы дать нам пожрать? По-моему, за такую фотосессию мы достойны кормежки.
– Виктóр, че ты встал? – лениво сказала Дуся. – Тащи из холодильника жрачку.
И снова уткнулась в айфон. Аркадий уже понял, что оторвать девицу от окна в ее мир равносильно быть убитым на поле боя. Такой тип женщин был Кирсанову хорошо знаком. Без вай-фая они впадали в кому. Им постоянно надо было ощущать себя в гуще событий, они могли часами обсуждать по мобильнику какую-нибудь ерунду типа цвета туфель, которые собирались купить, или прыща на носу. Поскольку прыщей у Дуси было много, как и подруг, она не могла прервать общение с ними ни на секунду. Видимо, с точки зрения Ситникова, это и называлось «продвинутая герла».
Аркадий пил мало, поскольку был за рулем. Базаров же хоть и не сдерживал себя, но почти не пьянел. Зато Ситников так накидался на радостях от встречи, что полез обниматься. Базаров брезгливо отстранился. Аркадий заметил, что Витька Ситников обиделся.
– Вот скажи, Базар, за что ты меня презираешь? – со слезой в голосе допытывался он у Женьки. – Нет, я знаю! Ты меня презираешь! – Он стукнул кулаком по столу так, что звякнули стаканы, из которых они пили вискарь.
– Да, – спокойно сказал Женька. – Я тебя презираю.
– За то, что меня от армии отмазали? Или потому что мой отец пивом в розлив торгует? Нет, ты скажи! Скажи!
– Я тебя презираю, потому что ты гомо примитивус. Ты стоишь на самой низшей ступени человеческого развития. И вообще развития. Ниже тебя только амебы.
– И за то, что ты носишь на людях спортивные штаны, – встрял в разговор Аркадий, которого слегка повело от шампанского. Виски он решил не пить, поскольку собирался в гости к Калязиным.
– Не понял? – уставился на него Ситников.
– Это одежда для спортзала, – пояснил Кирсанов. – Ну, в крайнем случае для дома. Когда никто тебя не видит и ты не ждешь гостей.
– Не, не согласен, – замотал головой Ситников. – У нас все так ходят.
– Базаров, ты прав, – презрительно сказал Аркадий. – Это амеба.
– Признаю: вы крутые. Но в родном городе меня, между прочим, уважают! – Ситников хватил еще полстакана виски. После чего ударился в воспоминания: – Крутые мужики говорят: за базар отвечаю. А у нас в школе говорили: Базар за все отвечает. Сказал он классу: валим с литературы, все встали и свалили. И чего бы думал, у него было по литре? – подмигнул он Аркадию. – Пять! Это ж уметь надо!
– Я в кабинете литературы окна покрасил, – лениво сказал Женька. – И подоконники. А пока красил, мы с училкой нашли общий язык.
– Верю! – рассмеялся Аркадий.
– Теперь мне все обзавидуются! – взвизгнула Дуся, тыча в них айфоном. – Тут такое началось!
– Предложи ты ей трахнуться, она и то не будет в таком диком восторге, – сказал Аркадию Женька. – Разве что ты разрешишь ей выложить ролик на ютубе.
– Я не трахаюсь для ютуба, – пожал плечами Аркадий. – Такая минута славы – дешевка.
– Хоть чему-то я тебя научил, московский мальчик из хорошей семьи! – обрадовался Женька. – Ты научился отличать дешевку от Форт Нокса, где лежит золотой запас Америки. Твой Форт Нокс – это твоя семья. А дядя не пережил бы, увидев тебя на ютубе без трусов. Даже учитывая размеры твоего мужского достоинства. Кстати, а как там у ПП? Это у вас фамильное?
– У ПП с этим – полный порядок… А тебе не кажется, что нам пора? Твой приятель так накидался, что начнет сейчас орать частушки.
– Ах да! У нас же еще Леночка в программе! Неужели все богатые невесты такие дуры? – Женька кивнул на Дусю. – Тогда, пожалуй, и мне такая минута славы не нужна. Один черт через месяц побежишь разводиться.
В этот момент, как и предсказывал Аркадий, Ситников во всю дурь заорал:
Как на Киевском вокзале Два бомжа маячили. Маячили, маячили, Сберкассу о…ли!
– Все, валим! – Женька встал. – Политика пошла. Пророческая вещь оказалась. Где у нас нынче проблемы? Разумеется, на киевском направлении! А ведь эту частушку еще наши прадеды пели. Только в контексте не бомжы, а попы.
– Ты-то откуда знаешь? – подозрительно посмотрел на него Аркадий.
– Нешто мы не деревенские? – дурашливо сказал Женька. – Меня в детстве к бабке возили, на парное молоко и свежий воздух. Я весь деревенский фольклор выучил раньше, чем азбуку. Мать потом в садике за меня краснела. Когда я выдал Деду Морозу:
Хорошо в деревне летом, Пристает г… к штиблетам. Выйдешь в поле, сядешь ср…ь, Далеко тебя видать.
– А мое детство было совсем другим, – задумчиво сказал Аркадий.
– Ты Дедушке Морозу небось Пушкина читал? Ну, извини.
– Ты как? В порядке? – спросил Аркадий, когда они вышли на улицу.
– Хочешь узнать, не пьян ли я? Пять секунд…
Женька подошел к висящему у сарая рукомойнику и принялся поливать голову водой, с силой давя на штырек. Казалось, рукомойник сейчас рухнет на землю. Когда в нем не осталось ни капли воды, Женька схватил висящее тут же серое от пыли полотенце и вытер им лицо.
– Причешись, – тихо сказал Аркадий, протягивая ему расческу.
– Только ради Леночки.
Базаров неторопливо привел себя в порядок и сказал:
– Все, поехали.
– Приезжайте еще! – шатаясь, сказал вышедший на крыльцо Ситников. Вниз он не спустился, боясь, что упадет со ступенек.
Стоящая за его плечом Дуся торопливо давила обкусанным ногтем на панель айфона.
VI
Едва они отъехали от дома, у Аркадия зазвонил телефон.
– Да, папа, – коротко вздохнул он, ответив на вызов. – Что значит, где мы шатаемся? Мы едем! Тут про… – он хотел, было выдать типичную московскую отмазку «тут пробки», но Женька толкнул его в бок и покрутил пальцем у виска: ты что, идиот? – Продуктовый магазин хороший, – выкрутился Аркадий. – Вот мы и зависли. Да, подъезжаем. Ну, почти.
Он положил телефон в карман рубашки и взамен достал оттуда пачку жевательной резинки. Закинув в рот две подушечки, протянул ее Женьке. Тот молча засунул жвачку в рот.
– Достал, – пожаловался Аркадий. – Пять пропущенных вызовов! Словно я маленький!
– Переживает паноптикум, – усмехнулся Женька. – Небось невеста уже заждалась? – Он подмигнул Аркадию.
– Я тебя прошу, Базаров: веди себя прилично, – сказал тот.
– То есть посуду не бить, девок за титьки не щипать?
– Я знаю: ты можешь, когда хочешь.
– А что мне за это будет?
– По возвращении домой я исполню любое твое желание.
– Домой – это домой? В смысле, в Москву? Долго ждать, – зевнул Женька.
– Домой – это на дачу.
– Тогда ладно. Уговорил.
– Кажись, приехали. Если память мне не изменяет, это и есть загородный дом Матвея Ильича Калязина. – Аркадий притормозил.
– Даже если бы память тебе изменила, мы бы все равно не ошиблись адресом. Мимо этого дома проехать сложно.
Женька скептически оглядел здоровенный кирпичный особняк, крыша которого возвышалась над глухим, почти в два человеческих роста забором.
– Любит народ наша власть, сразу видно, – вздохнул Базаров. – Переживает: как бы простые смертные не увидели трудовую бедность народных слуг.
– Хватит острить, – нахмурился Аркадий. – Или я подумаю, что ты не умеешь пить.
– Кто? Я? Это мы еще посмотрим, кто не умеет!
Аркадий вылез из машины и направился к узкой калитке, возле которой висел домофон.
– Аркадий Кирсанов, – сказал он в динамик, и створки глухих железных ворот тут же поехали в стороны.
Аркадий уселся обратно за руль, и «Инфинити» торжественно въехал на участок. Он оказался довольно большим, к дому вела аллея из аккуратно подстриженных туй. Лето выдалось жарким, поэтому некоторые засыхали. Будто по аллее прошелся хулиганистый пацан с коробкой спичек, зажигая их и тыкая наугад в густую зелень.
Матвей Ильич встречал их лично. Выкатился на крыльцо и расплылся в широкой улыбке. Ни дать ни взять, владелец пивнушки, к которому пришли любимые клиенты. Вид у Калязина был, прямо скажем, непрезентабельный.
– Сразу видно, что родственники вы дальние, – пробормотал в спину Аркадию Базаров. – Надеюсь, Леночка не в папку пошла.
– Заткнись, – сказал Аркадий еле слышно, не оборачиваясь.
– Ну, вот и гости дорогие! Ай, Аркаша, как вырос! Да возмужал! Дай-ка я тебе обниму! – пропел Матвей Ильич и раскрыл Кирсанову-младшему свои объятия. – А друг твой чем занимается? – спросил он, отстранившись. Взгляд у будущего мэра стал суровым. Белесые брови сошлись домиком: нуте-с, нуте-с? И кто к нам пришел?
– Евгений Базаров будущий нейрохирург, – представил Аркадий. – Его взял к себе в интернатуру известный профессор, светило медицинской науки. Евгений очень талантлив, Матвей Ильич.
– Это дело, – одобрительно сказал Калязин. – Милости прошу в дом. Жена с дочкой заждались. И стол уже накрыт.
– Я только коробку из машины возьму. Папины подарки, – задержался было на крыльце Аркадий.
– Не суетись, – величественно придержал его за плечо Калязин. И крикнул: – Вася! Коробку из машины прими!
Откуда-то появился Вася, судя по комплекции, то ли телохранитель, то ли вышибала.
– Там еще сверток на заднем сиденье. С папиной книгой, – сказал Аркадий. Коньяк он предварительно положил в посылку.
– И книжку захвати, – велел Васе Матвей Ильич. – Ну, к столу, – он слегка подтолкнул Аркадия в спину.
– «Нейро»-то зачем? – еле слышно спросил у того Женька.
– Не лезь. Я знаю, что делаю.
Женщины Калязины сидели на диванчике, на просторной и светлой веранде. При виде гостей мать и дочь дружно вскочили. Младшая засмущалась. Если Дуся Кукшина была страшненькая, то Леночка Калязина просто никакая. Не худая и не толстая, лицо без косметики, блеклое и простенькое, светлые волосы собраны в хвост, руки очень белые, с аккуратным, неброским маникюром. Сразу было видно, что Леночка не стоит у плиты и посуду не моет. Еще по ее виду смело можно было сказать, что она круглая отличница. Хорошая, послушная девочка, которая честно отрабатывает фамилию Калязина. Отрабатывает в институте и в разных кружках, все остальное за нее делает прислуга. Леночке можно было дать лет семнадцать, хотя на самом деле на днях исполнялся двадцать один год.
– Вот, Леночка, узнаешь? – Матвей Ильич по-родственному хлопнул Аркадия по плечу. – А ведь когда-то играли вместе!
Леночка во все глаза смотрела на Кирсанова. У себя в провинции она привыкла совсем к другим мужчинам. Аркадий был не то что на голову выше, он словно сошел со страниц глянцевого журнала, который Леночка тайком держала у себя под подушкой. И то сказать, почти все свои вещи Аркадий покупал за границей, сам он давно уже перестал замечать, что одет не так, как другие, но другие-то сразу это замечали!
– Боже! Как похож на дядю! – с чувством сказала жена Калязина.
– Вот что значит порода! – подхватил тот. – Павел Петрович известный сердцеед! Мечта всех наших барышень, ну и дам, само собой.
– Он тоже мечта, – с улыбкой сказал Базаров, тронув Аркадия за плечо.
– Ах да! Это мой друг, Евгений Базаров, – спохватился тот. – Будущий нейрохирург.
– Ну, за стол! – Матвей Ильич плотоядно потер руки. – Что будем пить, молодые люди?
– Я за рулем, – с улыбкой сказал Аркадий, присаживаясь за стол. Базаров сел рядом.
– Ты к кому в гости приехал? – слегка обиделся Калязин. – Нешто ты думаешь, что в моем районе тебя кто-нибудь остановит, чтобы документы проверить? Номера твоей машины давно уже разосланы по всем постам. Нет, ты меру, конечно, знай, не бузи, но езжай повсюду спокойно. Главное, чтобы ровно.
– Тогда я бы выпил коньячку. Чуть-чуть. Там, в посылке была бутылка «Хеннесси»…
– Что мы, «Хеннесси» не видали? У нас так сказать, весь ассортимент.
– Это подарок от папы. Он вам очень благодарен, Матвей Ильич. Там еще Фенины пирожки и соленья.
– А книги? – жадно спросила Леночка. – Дядя Коля ведь у нас писатель!
– Как он мог не прислать вам свою новинку? – Аркадий взял в руки нож и принялся делать себе бутерброд с икрой.
Леночка смотрела во все глаза, хотя ничего такого особенного Аркадий не делал. Но надо было видеть, как он держал в руках нож и кусок хлеба! С таким изяществом ел только один из знакомых семейства Калязиных: ПП, он же Павел Петрович Кирсанов. Хотя тот и не баловал их своими визитами, но зато каждый из них настолько запоминался, что его обсуждали еще с год. Теперь за столом сидела двадцатитрехлетняя копия ПП. Те же белокурые волосы, породистый нос и высокий лоб, такие же большие красивые глаза, взгляд глубокий и загадочный. У ПП он был таким из-за перенесенных страданий, глаза же Аркадия просто были темными, и глубину его взгляду придавал необычный цвет радужной оболочки, карий, со сгустками черного. Словно в куске темного янтаря запеклась кровь.
Евгений Базаров с улыбкой наблюдал за Леночкой. На него она почти не обращала внимания.
– А позвольте я вам, Елена Матвеевна, рыбки положу? – неожиданно сказал он и потянулся к блюду с рыбным ассорти. – Вам семужки или осетринки?
– Пожалуйста, белой рыбы. – Леночка встретилась с ним взглядом и засмущалась. Базаров же не собирался отпускать ее глаза, в которые смотрел, не отрываясь. – Вы учитесь? Или уже работаете?
– Я… – Леночка нервно сглотнула. – Учусь. Перешла на пятый курс.
– И на кого учитесь, позвольте спросить?
– Леночка учится в инязе, – бодро ответила за нее мать. Такая же блеклая женщина, но уже довольно располневшая.
– Замечательно! – с чувством сказал Базаров и положил себе в тарелку три куска осетрины. Аркадий так и не понял, к кому это относится, к Леночке или к осетрине? Она, то есть осетрина, право слово, была хороша, нежная, бело-розовая, с желтым кружком посередине, вокруг хряща.
– А как там Пугачева с Галкиным? – спросила Калязина, наваливая себе в тарелку оливье.
Аркадий чуть не поперхнулся бутербродом с икрой. «Женька, держись!» – взглядом сказал он.
– Нормально, – спокойно ответил Базаров. Должно быть, ради осетрины.
– А говорят, они разводятся!
– Это всегда говорят, – с достоинством ответил Женька. – Верьте мне, дамы, они недавно помирились после того, как серьезно поссорились.
– Я так и думала, – удовлетворенно сказала Калязина.
Аркадий еле сдерживал смех. Он знал, как далек Женька от шоу-бизнеса. А тут, того и гляди, прослывет экспертом.
– Вы куда этим летом поедете отдыхать? – перехватила инициативу Леночка. Видно было, что к столичным сплетням она относится с легким презрением. Это же все в Инете можно прочитать!
– В Крым, – сказал Женька, наступив под столом на ногу Аркадию. «Про Ибицу забудь, – взглядом сказал Базаров. – Вспомни, к кому приехал».
– И мы в Крым! – сразу оживился Калязин. – Приятно наблюдать в молодых людях такой патриотизм!
– Так, может, мы вместе поедем? – спросила его жена.
– Аркадий очень соскучился по родственникам, он мне сам в этом признался, – насмешливо сказал Женька. – Так что: а почему бы нет?
«Базаров – ты гад! – бросил в него ненавидящий взгляд Аркадий. – Ну, погоди! Я тебе отомщу!»
– А о чем новая книга вашего папы? – наконец решилась обратиться к нему с вопросом Леночка.
«Что, попал?» – насмешливо посмотрел на Аркадия Женька.
– Ну… это детектив… – промямлил Кирсанов. – О… о сложностях семейных взаимоотношений, – он умоляюще посмотрел на Базарова: «Женька, выручай!»
– О да! – глубокомысленно изрек тот. – Николай Петрович такой же известный душевед, как его брат сердцеед. – Каким-то чудом Базарову удалось удержаться от иронии, хотя в его зеленоватых глазах черти плясали. – В тонкостях человеческой психологии отец моего лучшего друга разбирается прекрасно. Эта книга о… – «Я больше не могу», – взглядом сказал он Аркадию.
– …о том, как трудно одинокому сердцу в этом большом холодном мире, – подхватил тот. – Всю жизнь человек ищет свою вторую половинку. Ищет, ищет…
– …и не находит, – закончил мысль Базаров.
– Неужели там все кончилось так плохо? – испугалась Калязина.
– О нет! – Аркадий воткнул нож в кусок куриного рулета. – Мой папа масскульт, а у него свои законы. Концы не могут быть плохими!
«Чего несешь? – уставился на него Женька. – Какие концы? Это у тебя конец, а у романа финал!»
– Мы просто не хотим раскрывать всех тайн, – поспешил на выручку он. – А то читать будет неинтересно.
– Как приятно встретить молодых людей, которые так замечательно разбираются в литературе! – с энтузиазмом сказала Калязина. – А то говорят: молодежь ничего не читает.
– А мы продвинутая молодежь, – невозмутимо сказал Женька, окидывая плотоядным взглядом щедро накрытый стол: а все ли я попробовал?
– Мила, неси студень! – закричала Калязина, словно призывая дождик в иссушенные солнцем поля.
На веранде тут же появилась дородная рябая женщина с судком. Видимо, стояла наготове.
– Мама! – вскинулась Леночка. – Может, москвичи студень не едят?
– Мы все едим, – торжественно сказал Женька. – Хотя фуа-гра с устрицами, конечно, более привычная для нас еда.
– Устрицы! Фу! – сморщила Леночка носик. – Они же живые, когда их ешь! Я только один раз попробовала, и… Фу! – повторила она.
– Это, Елена Матвеевна, сила привычки, – притворно вздохнул Базаров, который в жизни не ел устриц. – Вот поживешь в Москве лет эдак пять и научишься глотать все живое. Телятинку парную, кабанятинку, лосятинку…
– Фу! – замахала на него руками Леночка.
– Это называется карпаччо, – с улыбкой сказал Аркадий. – Не путать с гаспаччо.
– И человечинку, – не удержался-таки Женька. – Люди – это и есть любимая еда москвичей. Эх, сколько же их надо слопать, чтобы отвоевать себе местечко под солнцем! Это я пошутил, – пояснил он. – А гаспаччо – холодный суп из свежих томатов.
– Я знаю, что такое гаспаччо, – с обидой сказала Леночка. – Что я, темная?
– Я бы и от окрошки не отказался, – пожал плечами Аркадий. – Неважно, что ты ешь, важно как ты ешь.
Светский разговор уже начал его утомлять. «Как бы нам свинтить?» – взглядом спросил он у Женьки.
– Еще ж горячее, – вздохнул тот. – Это я в смысле, что надо бы оставить местечко и для него. Замечательно вы готовите! – Он осекся, сообразив, что вряд ли у плиты стоял кто-нибудь из дам Калязиных.
– Главное – это не уметь готовить, а уметь подбирать кадры. – Матвей Ильич оторвался наконец от своей тарелки. – Уф… – выдохнул он. По животу Калязина сразу было видно любителя покушать. – Это еще что! В субботу у Леночки день рождения. Будут только свои: родственники и ее подружки. Дата некруглая. Вот в прошлом году погуляли так погуляли! Павла Петровича я уже с год зазываю, да он все не едет. Понятно: дела. Человек уважаемый, занятой. Ну а вы, молодые люди, меня сильно обидите, коли не уважите. И Елена обидится. Ей тут и поговорить-то не с кем. Одна шелупонь, – презрительно сказал он. – Не то что в литературе, а ни в чем не разбираются. Вот вы говорите устрицы… А что устрицы? Нет, ежели вы хотите, выпишем и устриц. Но шашлычок-то, а? Да под ледяную водочку… Само собой: останетесь ночевать.
– Хорошо, – обреченно сказал Аркадий. – Но сегодня, Матвей Ильич, извините, нам уже пора.
– Пора? Как пора? – ахнули мать и дочь в один голос. – А десерт?
– Мужчины сладкого не едят, – улыбнулся Аркадий и, отложив салфетку, поднялся.
– Мы ж вам еще участок не показали!
– А вот это вы сделаете, когда мы приедем на шашлыки.
– И то, – одобрительно сказал Матвей Ильич. – Не все сразу. Так в субботу часикам к трем я вас жду. Да, где там книжка-то? Мила!
На веранду влетела Мила со свертком в руке.
– Вот, – с придыханием сказала она, протягивая его Калязину. Тот взял книгу и тут же передал жене: – Разверни.
– С автографом! – восторженно сказала Леночка, прижимая книгу к груди.
Аркадий подумал, что отец был бы счастлив.
– Да-а… – сказал он, когда за машиной закрылись тяжелые ворота. – Паноптикум…
– Чуешь? На пятый курс перешла! Еще год – и с дипломом. Девушка созрела. Замуж пора. Скажи, что я не прав? Не для того тебя сюда зазывали?
– На этой точно не женюсь. Если тебе она понравилась – уступаю. Под ногами путаться не буду, клянусь.
– Испугал, – насмешливо сказал Женька. – Знаешь, Аркаша, я давно уже мечтаю, чтобы мы с тобой врезались в одну и ту же бабу. Чтобы маленько сбить с тебя спесь.
– Думаешь, она предпочтет мне тебя? – усмехнулся Аркадий. – Да, женщины любят силу, но еще больше они любят деньги. И мне бы очень не хотелось, чтобы мы с тобой влюбились в одну и ту же женщину. Ты не умеешь проигрывать, Базаров. Это тебе не наперегонки плыть. Так что хорошенько подумай, прежде чем заключать со мной пари на женщину.
– Думаешь? Что ж, я вовсе не считаю себя пупом земли.
Они надолго замолчали. Этот июньский день, казалось, и не собирался заканчиваться. Лето цвело, как подсолнуховое поле. Ночь была перед ним бессильна. И она уступила, сгорела дотла, так что в ее положенные часы над землей витал один лишь серый пепел.
